Онлайн чтение книги Инспектор Кадавр
7. Старая дева с почты

Мегрэ сейчас находился в таком состоянии, когда все чувства особенно обострены. Он только что вышел из дома Гру-Котеля и теперь вместе с Луи побрел в темноте сквозь туман, который прилипал к коже, как ледяной компресс. Сделав несколько шагов, он неожиданно остановился. – Что с вами, господин комиссар? У Мегрэ промелькнула одна мысль, и он теперь пытался вновь поймать ее нить, продолжая в то же время внимательно прислушиваться к тому, что происходит в доме Гру-Котеля. Оттуда доносились приглушенные голоса, срывающиеся на крик. Почему Мегрэ вдруг остановился посреди улицы? Это, видимо, напугало Луи, и Мегрэ понял почему: он походил на сердечного больного, которого приковала к месту внезапная боль. Но это не был сердечный приступ. Сейчас не до сердца! И все же Мегрэ отметил про себя:

"Испугался, принял меня за сердечника…" Позднее он узнал, что здешний врач умер от грудной жабы и местные жители за многие годы не раз видели, как он внезапно останавливался посреди улицы, прижав руку к сердцу. А в доме Гру-Котеля разыгрался скандал. Так, во всяком случае, можно было заключить по возгласам, которые доносились оттуда. Но Мегрэ уже не слушал, а Луи, считая, что теперь-то он понял, почему комиссар неожиданно остановился, весь превратился в слух. Но чем громче звучали голоса, тем неразборчивее были слова. Такую какофонию можно услышать, если завести патефонную пластинку, в которой дырка просверлена не в центре. Но Мегрэ застыл на середине улицы отнюдь не из-за того, что услышал бурную сцену, которая разыгралась в доме между Кавром и Альбаном Гру-Котелем. Когда он выходил из дома Гру-Котеля, у него промелькнула одна мысль. Даже, пожалуй, ее и мыслью не назовешь. Что-то туманное, до того туманное, что он сейчас с трудом пытался вновь вызвать в себе это ощущение. Порою какой-нибудь пустяк, а еще чаще едва уловимый запах возвращает нас на секунду в одно из мгновений нашей жизни. Все представляется настолько зримо, что у нас захватывает дух, мы хотим продлить это воспоминание, но напрасно, оно мелькнуло и исчезло, и мы уже не можем даже сказать, о чем только что думали. Мы тщетно ворошим память, не в состоянии объяснить, что же с нами произошло, и нам начинает казаться, что это отголосок смутного сна. Мегрэ помнил только одно: это произошло с ним как раз в тот момент, когда захлопнулась дверь дома Гру-Котеля. Мегрэ знал, что и Кавр, и Гру-Котель сейчас оба растеряны и взбешены. Между этими двумя людьми, которых случайно свела судьба, есть нечто схожее. Трудно сказать, что именно, но есть. Кавр, правда, не похож на старого холостяка, но сразу бросается в глаза, что это оплеванный, униженный, исстрадавшийся муж. Он очень завистлив, а зависть зачастую развивает в человеке весьма неприятные черты. В глубине души Мегрэ не питал к Кавру никакой злобы. Он боролся с ним, твердо решил одолеть его и в то же время жалел этого неудачника. Но что же общего между Кавром и Альбаном Гру-Котелем? Да, есть нечто такое, что объединяет этих совершенно разных по характеру, но одинаково антипатичных Мегрэ людей. Это, пожалуй, сказывается даже на их внешности. Оба они какие-то серые, словно покрыты пылью и изнутри, и снаружи. Кавр весь пропитан ненавистью к людям. Альбан Гру-Котель просто трус и подлец. Вся его жизнь зиждется на подлости. От него ушла жена и увезла с собой детей. Он даже не пытался поехать за ними, вернуть их.

Наверно, он и не страдает вовсе. Он живет только для себя. Денег у него нет, и он пригрелся в чужом гнезде, как кукушка. А когда с его друзьями стряслась беда, поспешил от них отречься. И вдруг Мегрэ вспомнил, что промелькнуло в его памяти в то мгновение, когда он так неожиданно остановился, – пустяк, небольшая книжечка, которую он увидел в руках Кавра, одна из тех гнусных порнографических книжонок, что из-под полы продают в некоторых лавочках парижского квартала Сен-Мартен. Один хранил книжонку-и, верно, еще не одну подобную-в своей домашней библиотеке, другой сразу же, едва войдя в дом, как бы невзначай схватил ее. Но не только книжонка, было что-то еще, и вот это "что-то" Мегрэ и старался восстановить в своей памяти. На десятую долю секунды его озарила какая-то бесспорная истина, но не успел он сосредоточить на ней внимание, как нить оборвалась – вот почему он так внезапно застыл на месте, словно сердечный больной, который пытается перехитрить свое сердце. Он же хитрил с собственной памятью. Он надеялся…

– Что там за свет? – спросил он Луи.

Невдалеке Мегрэ увидел расплывчатое светлое пятно.

Он ухватился за это вполне конкретное явление, чтобы на некоторое время отвлечься от своих мыслей. Мегрэ уже как будто изучил городок. Что же там светится напротив дома Гру-Котеля?

– Это почта?

– Нет, окно рядом с нею, – ответил Луи. – Там живет телефонистка. Она страдает бессонницей и допоздна читает романы У нее всегда свет горит позже, чем у всех..

Из дома Гру-Котеля по-прежнему доносились голоса. Особенно надрывался Альбан: так ведет себя человек, который не желает слушать никаких доводов. Голос Кавра звучал ниже, но в нем проскальзывали властные нотки. Почему у Мегрэ вдруг появилось желание перейти улицу и прильнуть к окну телефонистки? Что это? Интуиция? Но через минуту он уже думал о другом. Он знал, что Луи с тревогой, нетерпеливо наблюдает за ним, пытаясь угадать его мысли. Ведь для Луи он уже стал кумиром. Но что же все-таки это было? Минуточку… Что-то связанное с Парижем… Книжонка напомнила ему лавочки в предместье Сен-Мартен, где продают подобного рода литературу… Гру-Котель ездил в Париж И примерно в то же время там находилась Жеяевьева… Перед его глазами всплыло ее лицо: как она смотрела на Альбана, когда тот так подленько доказывал свое алиби! И ведь оно выражало не только презрение. В тот момент Мегрэ увидел в Женевьеве не молоденькую девушку, а искушенную женщину… Любовница, внезапно осознавшая всю тнусность своего избранника… Вот что молнией сверкнуло в голове Мегрэ и тут же угасло, оставив лишь смутное ощущение чего-то мерзкого. А не обстоит ли дело совсем иначе, чем он до сих пор представлял себе? Драма, считал он, вызвана тем. что в богатой буржуазной семье произошеа скандал. В постели у дочери застали бедного юношу. который не занимает в обществе достойного положения. Мог ли Этьен Но в припадке гнева убить Альбеоа? Не исключено. И вдруг Мегрэ почувствовал чуть ли не жалость к Этьену и особенно к мадам Но Бедная женщина все знала и заставляла себя молчать, аодазлть в себе страх.

Какой пыткой была для нее каждая мшн-та, проведенная наедине с комиссаром! Но сейчас Мегрэ интересовали не Этьен Но и его жена, они отошли на второй план… Надо постараться связать все в единую цепь… У этого замшелого, лысеющего Альбана нашлось алиби. Что это? Случайность?

Да так ли уж случайно он вдруг обнаружил этот самый счет из гостиницы "Европа"?! Пожалуй, он действительно ночевал там. Конечно, надо еще проверить, но Мегрэ не сомневался, что это правда. А вот почему Альбан Гру-Котель именно в тот вечер отправился в Ла-Рош-сюр-Йон? И верно ли, что его там ждал начальник канцелярии префекта?

– Надо проверить! – пробормотал Мегрэ.

Он по-прежнему смотрел на тусклый свет окна рядом с почтой, держа в одной руке кисет, а в другой-трубку, которую так и не набил. Дальше… Альбер Ретайо в тот вечер был в ярости… От кого же это он слышал? Ах да, от Луи, от того самого Луи, что стоит сейчас рядом с ним, от верного дружка Альбера.

– Он в самом деле был в ярости? – неожиданно спросил комиссар.

– Кто?

– Твой друг Альбер… Ты мне сказал, что в тот вечер…

– Он был очень зол. Даже выпил несколько рюмок перед свиданием…

– Он ничего не говорил?

– Погодите-ка… Он сказал: "Я недолго пробуду в этом поганом городишке…"

– И давно он стал любовником мадемуазель Но?

– Не знаю… Хотя… В день святого Иоанна между ними еще ничего не было. Все началось позже, примерно в октябре…

– Но влюблен он был еще до этого?

– Да кто его знает… Во всяком случае, до этого он о ней не говорил…

– Тсс…

Вдруг Мегрэ застыл, весь превратившись в слух: голоса в домике смолкли, но оттуда послышался какой-то странный звук, на который и обратил внимание комиссар.

– Телефон! – пробормотал он.

Он узнал этот характерный звук-крутили ручку аппарата, чтобы вызвать телефонистку. Такие аппараты еще встречаются в провинции.

– Беги к почте и загляни в окно, посмотри, что там происходит… Ты проворнее меня…

Мегрэ не ошибся. Теперь рядом с первым зажегся свет и во втором окне. Телефонистка прошла в служебное помещение, от которого ее отделяла приоткрытая дверь. Мегрэ не торопился. Что он, мальчишка, чтобы бегать?

Странно, конечно, но присутствие Луи его почему-то смущало. При этом пареньке ему хотелось держать себя с достоинством. Набив наконец трубку, он раскурил ее и только после этого не спеша подошел к почте.

– Ну что?

– Я так и знал, что она будет подслушивать, – тихо сказал Луи. – Старая карга всегда подслушивает. Доктор даже как-то пожаловался на нее в Ла-Рош-сюр-Йон, а она все равно опять за свое…

Мегрэ заглянул в окно: маленькая, неопределенного возраста черноволосая женщина в черном платье сидела перед коммутатором, держа в одной руке опросный штепсель, а в другой – наушники. Абонент уже, видимо, закончил разговор, так как телефонистка, переставив штепсели в гнездах, выключила свет.

– Как ты думаешь, она нам откроет?

– Надо постучать в заднюю дверь. Идите за мной. Мы пройдем со двора.

Во дворе была кромешная тьма. Мегрэ и Луи лавировали между какими-то лоханями с бельем. Из мусорного ящика выпрыгнула кошка.

– Мадемуазель Ренке! – крикнул Луи.

– Откройте, пожалуйста, на минутку…

– Что случилось?

– Это я, Луи. Будьте добры, откройте…

Старая дева, отодвинув задвижку, приоткрыла дверь, и Мегрэ торопливо шагнул через порог, боясь, как бы дверь сразу же не захлопнулась.

– Не бойтесь, мадемуазель…

Большой, толстый Мегрэ с трудом помещался в крошечной, под стать своей миниатюрной хозяйке, кухоньке, уставленной фарфоровыми и стеклянными безделушками, купленными на ярмарках, украшенной бесконечным множеством вышитых салфеточек.

– Сейчас по телефону звонил месье Гру-Котель.

– Откуда вы знаете?

– Он звонил своему другу месье Но… Вы подслушивали их разговор.

Она поняла, что ее уличили, и неловко попробовала защищаться:

– Дело в том, месье, что почта уже закрыта. После девяти часов я не обязана соединять… Я просто оказала месье Гру-Котелю любезность, потому что живу рядом…

– Что он сказал?

– Кто?

– Имейте в виду, если вы не ответите мне по доброй воле, я вынужден буду прийти к вам завтра, уже официально, составить протокол и передать его по инстанциям. Так что же он сказал?

– Они оба говорили.

– Одновременно?

– Почти, а иногда и сразу оба. Они так старались перекричать один другого, что я уже ничего не понимала… Наверно, каждый схватил по одному наушнику, и они отпихивали друг друга от аппарата.

– Что они говорили?

– Сперва говорил месье Гру-Котель: "Послушайте, Этьен, дальше так продолжаться не может… От меня только что ушел комиссар. Он столкнулся здесь с вашим агентом. Я уверен, что он все знает, и если вы будете вести себя так же, как…"

– И дальше? – спросил Мегрэ.

– Подождите… В это время вмешался другой голос: "Алло!.. Месье Но? Говорит Кавр… Жаль, конечно, что вам не удалось задержать его подольше, чтобы он не застал меня здесь, но..." А тут опять месье Гру-Котель вмешался: "Это же компрометирует меня, – кричит, – я больше не могу, слышите, Этьен? Надо сделать так, как вы решили! Позвоните же наконец вашему болвану шурину (да, да, он так и сказал!), который только глупости делает. Ведь он в некотором роде начальник этого проклятого комиссара. Раз он прислал его сюда, пусть теперь придумает, как отозвать его в Париж… Я вас предупреждаю, если вы снова меня столкнете с ним, я…" А месье Этьен в ужасе вопил: "Алло! Алло! Месье Кавр, вы меня слышите? Месье Альбан меня пугает… Разве в самом деле…" – "Алло! Говорит Кавр… Да замолчите вы, месье Гру… Дайте мне сказать два слова… И не отталкивайте меня… Месье Но, вы меня слышите? Так… Ну вот, ничего угрожающего нет, и если бы не паникерство вашего друга месье Гру-Котеля, нас не… Что? Звонить ли вашему шурину?.. Как вам сказать? Час назад я бы, пожалуй, не посоветовал вам… Нет, лично мне комиссара бояться нечего…"

Старая дева, со смаком передав этот разговор, ткнула пальцем в Мегрэ и спросила:

– Это он о вас говорил, да? Так вот, он сказал, что он вас не боится, но из-за месье Гру-Котеля, который способен наделать глупости… Тсс…

На почте послышался звонок. Телефонистка бросилась туда и включила свет.

– Алло!.. Что?.. Гальвани 17-98?.. Не знаю… Нет, в это время ждать не придется… Я вас вызову…

Мегрэ вспомнил, что Гальвани 17-98-домашний телефон следователя Брежона. Он взглянул на часы. Без десяти одиннадцать. Если Брежон не пошел с женой в кино или в театр, он уже спит. Все сослуживцы знали, что он встает в шесть часов и именно рано утром любит изучать очередное досье. Телефонистка принялась манипулировать своими штепселями.

– Ниор?.. Будьте любезны, дайте Париж, Гальвани 17-98… Третья линия свободна? Соедините по третьей, ладно? По второй только что было плохо слышно… Как ваши дела? Сегодня всю ночь дежурите? Что?.. Нет, вы же знаете, я никогда не ложусь раньше часа… Да, у нас тоже… В двух метрах ничего не видно… Завтра будет гололед, это ясно… Алло! Париж?.. Париж? Алло, Париж? Гальвани 17-98… Да ответьте же, милочка… Говорите разборчивее… Дайте мне Гальвани 17-98. Что? Звонили?.. Ничего не слышу. Позвоните еще… Срочно нужно… Там должен кто-нибудь быть…

Телефонистка испуганно обернулась, потому что Мегрэ всем своим грузным телом придвинулся к ней и протянул руку, готовый в нужный момент схватить наушники.

– Месье Но?.. Алло… Месье Но?.. Да, даю вам Париж… Секундочку, туда звонят… Не вешайте трубку… Гальвани 17-98?.. Вас вызывает Сент-Обен… Да, я соединяю… Сент-Обен, говорите…

Телефонистка не посмела возразить, когда Мегрэ, властным движением вырвав у нее наушники, надел их. Она решительно воткнула штепсель в нужное гнездо.

– Алло! Виктор?.. Что?

В наушниках послышалось какое-то шипение, и Мегрэ подумал, что Брежон, должно быть, разговаривает, лежа в постели. После того как Но назвал себя, Брежон сказал кому-то:

– Это Этьен… Наверно, своей жене, которая лежала рядом. – Что?.. У тебя есть новости?.. Нет?.. Да?.. Не кричи так… от вибрации в трубке треск…

Этьен Но относился к той категории людей, которые, разговаривая по телефону, орут во весь голос, боясь, что их не услышат.

– Алло! Слушай, Виктор… Пока нового ничего нет… Но постарайся понять, что я тебе скажу… Я тебе напишу… А денька через два, возможно, приеду в Париж повидаться с тобой…

– Говори медленнее… Марта, отодвинься немножко…

– Что ты сказал? – Я сказал Марте, чтобы она отодвинулась… Ну так как?.. Что там у вас происходит? Комиссар приехал?.. Как он тебе понравился?

– Что? Сейчас не о том речь… Но как раз по поводу него я тебе и звоню…

– Он отказался заняться твоим делом?

– Нет… Он занимается им слишком рьяно… Послушай, Виктор, крайне необходимо, чтобы ты нашел повод отозвать его в Париж… Нет, сейчас я не могу тебе ничего объяснить… Я знаю нашу телефонистку…

Мегрэ с улыбкой посмотрел на мадемуазель Ренке. Видно было, что она сгорает от любопытства.

– Ты придумаешь что-нибудь?.. Что? Говоришь, трудно?.. Но все-таки можно что-нибудь придумать… Поверь мне, это необходимо…

Можно было представить себе, что в этот момент следователь нахмурился и в душу его впервые закралось сомнение: а так ли уж невиновен его зять?

– Только ради бога, не воображай ничего дурного… Просто он всюду ходит, всех расспрашивает, и от него больше вреда, чем пользы… Понимаешь? Если так пойдет дальше, он взбудоражит весь городок, и я попаду в весьма затруднительное положение…

– Не знаю, как быть…

– У тебя хорошие отношения с его непосредственным начальником?

– Да… Я бы мог, конечно, попросить шефа. Но как-то неудобно… Рано или поздно дойдет до комиссара… Ведь он согласился поехать к вам только из любезности… Понимаешь?

– Скажи, ты хочешь, чтобы у твоей племянницы-а она, напоминаю тебе, твоя крестница! – были нешуточные неприятности?

– Ты думаешь, дело настолько серьезно?

– Ну, раз я тебе говорю… Чувствовалось, что Этьен Но дрожит от нетерпения.

Панический страх Гру-Котеля передался и ему, а то, что Кавр все-таки посоветовал просить следователя, чтобы тот отозвал Мегрэ, посеяло в его душе еще большее смятение.

– Ты можешь передать трубку сестре?

– Она спит… Я один внизу…

– А как Женевьева? Следователь Брежон был явно обескуражен и попробовал перевести разговор на другую тему. – У вас тоже дождь?

– Понятия не имею! – заорал Но. – Плевать мне на дождь! Слышишь? Ты должен во что бы то ни стало заставить уехать своего сыщика…

– Что с тобой?

– Что со мной? А то, что если так пойдет дальше, мы просто не выдержим. Он сует нос повсюду. И не говорит ни слова… Он… Он..

– Успокойся. Я попытаюсь.

– Когда?

– Завтра утром. Как только начнется рабочий день, я пойду к шефу и поговорю с ним… Но не скрою от тебя, мне этот демарш не по душе. Впервые за свою службу я…

– Так ты сделаешь это?

– Я же тебе сказал…

– Телеграмма придет часам к двенадцати… Он сможет уехать трехчасовым поездом. Проследи только, чтобы телеграмму отправили вовремя…

– Луиза здорова?

– Да, здорова… Спокойной ночи. Так не забудь… Потом я все объясню тебе… И не думай ничего дурного… Привет Марте…

Телефонистка поняла по лицу Мегрэ, что разговор закончился, взяла у него наушники, переставила в гнездах штепсели.

– Алло… Кончили?.. Алло, Париж?.. Сколько минут?.. Шесть?.. Спасибо… Спокойной ночи, милочка…

Комиссар надел шляпу, раскурил свою трубку.

– Этого достаточно, чтобы меня уволили, – сказала телефонистка. – А как вы думаете, это правда?

– Что?

– А то, что говорят… Неужели такой человек, как месье Этьен, мог…

– Доброй ночи, мадемуазель. Не беспокойтесь. Я не разболтаю…

– О чем они говорили? 

Ничего интересного. Семейные дела…

– Вы вернетесь в Париж?

– Возможно… Боже мой, конечно… Скорее всего завтра после обеда…

Теперь Мегрэ был спокоен. Он снова почувствовал себя комиссаром Мегрэ.

Он даже немного удивился, увидев Луи, который ждал его на кухне. Луи, в свою очередь, тоже был поражен переменой, происшедшей с Мегрэ. Ему даже показалось-он подумал об этом с обидой! – будто комиссар вдруг посмотрел на него как-то свысока, чуть ли не с презрением Они снова вышли в ночь, в туман. Кое-где светились редкие огни этого нелепого маленького мирка.

– Это он, правда?

– Кто?.. Что?..

– Месье Но… Это он убил Альбера…

– Ничего не знаю, мальчик… Какое…

Мегрэ вовремя остановился. Он чуть не сказал: "Какое это имеет значение!.." Так он думал, вернее, чувствовал. Но он понимал, какую бурю в душе Луи вызовет это признание.

– Что он говорил?

– Ничего интересного… О месье Гру-Котеле…

Они пошли по направлению к гостиницам. Там еще горел свет. За окном одной из них виднелись темные фигуры посетителей.

– А что именно?

– Месье Гру-Котель всегда был дружен с Но?

– Подождите… Нет, не всегда… Я был еще мальчишкой, понимаете… Этот дом издавна принадлежал его семье, но он почему-то пустовал тогда, и мы часто играли возле него… Это я помню хорошо, ведь мы не раз спускались в подвал через люк, он не был заперт… А сам месье Гру-Котель жил у родственников, где-то в Бретани. Кажется, там у них замок… Вернулся он уже женатым… Вам надо бы поговорить с кем-нибудь постарше меня… Мне-то тогда было лет шесть или семь… Помню только, у его жены была маленькая желтая машина, очень красивая, и она сама ее водила. И часто ездила одна…

– Супруги встречались с семьей Но?

– Нет… Точно нет… Я хорошо помню, что месье Гру-Котель вечно торчал у старого доктора… Тот был вдовцом… Так они и остались у меня в памяти: сидят у окна и играют в шахматы… Если не ошибаюсь, это, кажется, из-за жены месье Гру-Котель перестал встречаться с Но… Что-то там произошло между ними… А раньше они дружили, ведь они учились в одном классе… А потом что-то разладилось. На улице они, правда, раскланивались… Даже разговаривали иногда, я сам видел, но и только…

– Значит, лишь после отъезда мадам Гру-Котель…

– Да… Года три назад… Мадемуазель Но тогда было лет шестнадцать или семнадцать… Она вернулась из Ниора, где долгое время находилась в пансионе. Домой она приезжала раз в месяц… Это я тоже хорошо помню, потому что здесь у нас все знали: если мадемуазель Но приехала-кроме каникул, конечно,значит, можно не сомневаться: сегодня третье воскресенье месяца… Так вот, тогда они и подружились… Месье Гру-Котель стал чуть ли не дневать и ночевать у Но…

– Отдыхать они тоже ездят вместе?

– Да, в Сабль д'Олонн… У месье Но там вилла. Вы уже домой? А разве вы не хотите узнать, ушел ли тот?..

Юноша повернулся в сторону дома Гру-Котеля, где сквозь ставни все еще просачивался слабый свет. Наверно, в представлении Луи следствие должно было вестись совсем иначе. Он был слегка разочарован поведением Мегрэ, но не решался показать это.

– Что он сказал, когда увидел вас?

– Кто? Кадавр? Ничего… Нет, он ничего не сказал… Впрочем, все это не имеет никакого значения.

По правде сказать, мысли Мегрэ витали где-то далеко. Он машинально отвечал своему юному собеседнику, не вникая в смысл его вопросов. С Мегрэ случалось, что он впадал в такое состояние. Сколько раз его товарищи по работе подтрунивали над ним из-за этого, судачили за его спиной! В такие минуты Мегрэ казался надменным, важным, непроницаемым… Можно было подумать, что он ничего не видит и не слышит вокруг, всех презирает. Человек, не знающий Мегрэ, мог решить, что он самодовольный дурак или просто недотепа. Как-то один знакомый Мегрэ, вообразивший себя психологом, спросил его:

– Вы подводите итог своим мыслям?

И Мегрэ насмешливо ответил ему:

– Я вообще никогда не думаю.

И это было почти правдой. Вот и сейчас, холодной, промозглой ночью, он стоял на улице и ни о чем не думал. В его голове не было не единой мысли. Может, и верно, он похож на губку? Это сравнение придумал бригадир Люкас, с которым Мегрэ часто работал. Люкас знал своего начальника лучше, чем кто-либо другой. "Когда патрон расследует какое-нибудь дело, – сказал он однажды, – наступает момент, и он вдруг как бы разбухает, словно губка. Можно подумать, что он заправляется особым составом". Чем же он заправляется? В данную минуту, например, туманом и ночью. Город, который окружал его, уже не был для него чужим. И он не был в нем чужим, случайно заброшенным сюда судьбой человеком. Теперь он чувствовал себя здесь всевидящим богом. Он уже так хорошо знал этот городок, будто всегда жил в нем, более того, будто он сам его создал. Он знал, что происходит сейчас в каждом из этих притаившихся в ночи домишек, он ясно представлял себе, как женщины и мужчины ворочаются в своих пропотевших постелях, какие им снятся сны; по свету ночника он догадывался, что вон за тем окном полусонная мать сует ребенку соску с теплым молоком, а там, в угловом доме, мучается больная; он мог заранее сказать, когда лунатичка-бакалейщица вдруг вскочит с постели. Он незримо присутствовал в кафе, сидел за гладким коричневым столиком вместе с завсегдатаями этого заведения, а они шлепали по столу грязными картами и подсчитывали желтые и красные жетоны. Он был и в комнате Женевьевы, рядом с нею. Он разделял ее страдания оскорбленной любовницы. Ведь она действительно страдала. Сегодня она пережила, наверно, самый тяжелый день в своей жизни и, кто знает, не подкарауливает ли она сейчас Мегрэ, чтобы снова проскользнуть в его комнату, когда все уснут? И мадам Но не спит. Она уже легла, но не спит и в темноте своей спальни прислушивается к шорохам в доме, беспокоясь, почему до сих пор не вернулся Мегрэ, представляя себе, как в ожидании его томится в гостиной муж. После разговора с шурином в его душе вновь затеплилась надежда, но долгое отсутствие комиссара его тревожит. Мегрэ чувствовал тепло хлева, слышал, как бьет копытом лошадь в стойле, видел старую кухарку в ночной кофте… А что же происходит у Гру-Котеля?..

Ага, вот распахнулась дверь. Альбан прощается со своим гостем, которого он уже ненавидит. О чем они еще говорили после звонка к Этьену Но там, в этой пыльной, затхлой гостиной? Вот дверь захлопнулась. Кавр идет быстрым шагом, держа под мышкой свой портфель. Он доволен, и в то же время что-то гложет его. В общем-то можно сказать, что он выиграл. Он одержал верх над Мегрэ. Завтра комиссара отзовут в Париж, хотя жаль, конечно, что это не его, Кавра, заслуга. А вот угроза комиссара по поводу исчезнувшей кепки… Помощник Кавра, потягивая рюмку за рюмкой, ждет его за столиком в "Золотом льве".

– Вы уже идете домой? – услышал Мегрэ голос Луи.

– Да, милый мой… А что мне еще остается?

– Но вы не бросите?..

– Что ты сказал?..

О, как хорошо знал их всех Мегрэ! Сколько таких Яук встречал он за свою жизнь – столь же горячих, наивных и в то же время отважных юношей, которых не страшат никакие препятствия, и они любой ценой хотят добиться правды!.. "Это у тебя пройдет, мальчик,думал он. – Через несколько лет ты будешь низко кланяться такому вот месье Но или месье Гру-Котелю, так как поймешь, что, раз ты сын Фийу, ничего другого тебе не остается…" Ну, а мадам Ретайо? Она уже, конечно, надежно запрятала деньги, лежавшие в супнице, и сейчас сидит од-на-одинешенька в своем доме. Уж она-то, она все это давно взяла в толк. А ведь эта женщина, наверно, была хорошей женой и хорошей матерью, не хуже других. Возможно, раньше и ей были не чужды простые человеческие чувства, но потом она поняла, что от этих чувств проку нет, и смирилась.

Смирилась с тем, что обороняться надо при помощи иного оружия. Смирилась с тем, что из всех несчастий следует извлекать деньги. Смерть мужа принесла этой женщине дом и пенсию, которая позволила ей вырастить сына и дать ему образование. А смерть Альбера…

– Держу пари, – пробормотал Мегрэ вполголоса, – что она мечтает о том, чтобы купить домик, но теперь уже не в Сент-Обене, а в Ниоре… Новый, чистенький домик.. Мечтает об обеспеченной старости, которую проведет, глядя на портреты мужа и сына.

Старый Дезире, должно быть, отсыпается на грязной подстилке после дневных возлияний. Почтальон Иосафат, довольный собой, прикидывает, какую награду получит он за свое молчание и изворотливость. Что же касается Гру-Котеля с его "Порочными наслаждениями" …

– Как вы быстро идете, месье!

– Ты хочешь проводить меня?

– А вы против?

– Но твоя мать будет волноваться…

– Она обо мне не заботится…

Он сказал это с некоторой гордостью, однако в его словах сквозила и обида. Так! Вот уже и станция позади. Они вышли на топкую дорогу, идущую вдоль канала. Там, в конце дороги, где виднелось светлое пятно – казалось, это луна, закрытая облаками, – стоял большой, теплый и спокойный дом, один из тех домов, на которые с завистью поглядывает путник, думая: "Вот где хорошо живется!"

– А теперь, сынок, иди домой. Мне тут недалеко…

– Когда я вас увижу?.. Дайте мне слово, что вы не уедете прежде, чем…

– Обещаю тебе…

– Вы, правда, не отступитесь?

– Правда…

Увы! Как нелегко было Мегрэ сделать то, что ему предстояло. Он понуро взошел на крыльцо. Дверь оказалась незапертой. В гостиной горел свет. Его ждали. Мегрэ вздохнул, снимая тяжелый, набухший от влажного воздуха плащ, постоял немного на половике, раскуривая свою трубку.

– Ладно!

Бедняга Этьен Но ждал его, то окрыляясь надеждой, то впадая в смертельную тревогу. Он сидел в том же кресле, где днем в муках томилась мадам Но. На столике стояла полупустая бутылка арманьяка.