Онлайн чтение книги Избранные произведения
ПРИТЧИ

   Прибаску

   Сложу

   И сказку

   Скажу.

   Невежи Жу́ки

   Вползли в науки

   И стали патоку Пчел делать обучать.

   Пчелам не век молчать,

   Что их дурачат;

   Великий шум во улье начат.

   Спустился к ним с Парнаса Аполлон

   И Жуков он

   Всех выгнал вон,

   Сказал: «Друзья мои, в навоз отсель подите;

   Они работают, а вы их труд ядите, [106] Они работают, а вы их труд ядите . — Эта фраза стала крылатой, после того как Н. И. Новиков поместил ее в качестве эпиграфа к своему сатирическому журналу «Трутень» (1769).

   Да вы же скаредством и патоку [107] Патока — мед. вредите!»

   Солдат, которому в войне отшибли ноги,

   Был отдан в монастырь, чтоб там кормить его.

   А служки были строги

   Для бедного сего.

   Не мог там пищею несчастливый ласкаться

   И жизни был не рад,

   Оставил монастырь безногий сей солдат.

   Ног нет; пополз, и стал он по миру таскаться.

   Я дело самое преважное имел,

   Желая, чтоб никто тогда не зашумел,

   Весь мозг, колико я его имею в теле,

   Был в этом деле,

   И голова была пуста.

   Солдат, ползя с пустым лукошком,

   Ворчал перед окошком:

   «Дай милостынку кто мне, для́ ради Христа,

   Подайте ради бога;

   Я целый день не ел, и наступает ночь».

   Я злился и кричал: «Ползи, негодный, прочь,

   Куда лежит тебе дорога:

   Давно тебе пора, безногий, умирать,

   Ползи, и не мешай мне в шахматы играть».

   Ворчал солдат еще, но уж не предо мною,

   Перед купеческой ворчал солдат женою.

   Я выглянул в окно,

   Мне стало то смешно,

   За что я сперва злился,

   И на безногого я, смотря, веселился:

   Идти ко всенощной была тогда пора;

   Купецкая жена была уже стара

   И очень богомольна;

   Была вдова и деньгами довольна:

   Она с покойником в подрядах клад нашла;

   Молиться пеша шла;

   Но не от бедности; да что колико можно,

   Жила она набожно:

   Все дни ей пятница была и середа, [108] Все дни ей пятница была и середа…  — Среда и пятница — постные дни, установленные церковью.

   И мяса в десять лет не ела никогда,

   Дни с три уже она не напивалась водки,

   А сверх того всегда

   Перебирала четки.

   Солдат и ей о пище докучал,

   И то ж ворчал.

   Защекотило ей его ворчанье в ухе,

   И жалок был солдат набожной сей старухе,

   Прося, чтоб бедному полушку подала.

   Заплакала вдова и в церковь побрела.

   Работник целый день копал из ряды [109] Из ряды…  — по условию, по договору о плате.

   На огороде гряды

   И, встретившись несчастному сему,

   Что выработал он, всё отдал то ему.

   С ползущим воином работник сей свидетель,

   В каком презрении прямая добродетель.

   Был выбран некто в боги:

   Имел он голову, имел он руки, ноги

   И стан;

   Лишь не было ума на полполушку,

   И деревянную имел он душку.

   Был ― идол, попросту: Болван.

   И зачали Болвану все молиться,

   Слезами пред Болваном литься

   И в перси бить.

   Кричат: «Потщися нам, потщися пособить!»

   Всяк помощи великой чает.

   Болван того

   Не примечает

   И ничего

   Не отвечает:

   Не слушает Болван речей ни от кого,

   Не смотрит, как жрецы мошны искусно слабят

   Перед его пришедших олтари

   И деньги грабят

   Таким подобием, каким секретари

   В приказе

   Под несмотрением несмысленных судей

   Сбирают подати в карман себе с людей,

   Не помня, что о том написано в указе.

   Потратя множество и злата и сребра

   И не видав себе молебщики добра,

   Престали кланяться уроду

   И бросили Болвана в воду,

   Сказав: «Не отвращал от нас ты зла:

   Не мог ко счастию ты нам пути отверзти!

   Не будет от тебя, как будто от козла,

   Ни молока, ни шерсти».

   Я ведаю, что ты парнасским духом дышишь,

   Стихи ты пишешь.

   Не возложил никто на женский разум уз.

   Чтоб дамам не писать, в котором то законе?

   Минерва ― женщина, и вся беседа муз

   Не пола мужеска на Геликоне.

   Пиши! Не будешь тем ты меньше хороша,

   В прекрасной быть должна прекрасна и душа,

   А я скажу то смело,

   Что самое прекраснейшее тело

   Без разума ― посредственное дело.

   Послушай, что тебе я ныне донесу

   Про Лису:

   В каком-то Статую она нашла лесу;

   Венера то была работы Праксителя.

   С полпуда говорит Лисица слов ей, меля:

   «Промолви, кумушка!» ― Лисица ей ворчит,

   А кумушка молчит.

   Пошла Лисица прочь, и говорит Лисица:

   «Прости, прекрасная девица,

   В которой нет ни капельки ума!

   Прости, прекрасная и глупая кума!»

   А ты то ведаешь, Хераскова, сама,

   Что кум таких довольно мы имеем,

   Хотя мы дур и дураков не сеем.

Скажи, о муза, мне, какой злой гнев жену

Принудил объявить жестокую войну

Противу своего возлюбленного мужа,

И глупость может ли жене злой быти чужа!

Муж будет побежден; сунбурщица, не трусь,

И сделай нам над мужем шутку.

Поставили на стол большую утку.

Жена сказала: «Это гусь».

«Не гусь, да утка то», — муж держит это твердо.

«О сатана! —

Кричит жена. —

На то ли я с тобой сопряжена?

Вся злобой внутренна моя разожжена».

Кричит без памяти, пылит немилосердо:

«Коль ты ослеп, я шлюсь на вкус,

Иль я тебе такой дам туз,

Что ты задремлешь,

Коль гуся моего за утку ты приемлешь!»

Отведал муж: «Душа! сокровище! мой свет;

Гусиного и запаха тут нет».

«Бездельник, это гусь, я знаю это прямо».

«Пожалуй, женушка, не спорь ты так упрямо.

Я шлюсь на всех людей, что утка то, не гусь,

И в этом не запрусь».

Но чем окончилася шутка?

Жена ему дала туза,

И плюнула в глаза.

Признался муж: на стол поставлен гусь, не утка.

Богатство хорошо иметь;

Но должно ль им кому гордиться сметь?

В собольей дурака я шубе видел,

Который всех людей, гордяся, ненавидел.

В ком много гордости, известно то, что тот,

Конечно, скот.

И титла этого в народе сам он просит.

Носил ту шубу скот,

И скот и ныне носит.

   Коль истиной не можно отвечать,

   Всего полезнее молчать.

   С боярами как жить, потребно это ведать.

   У Льва был пир,

   Пришел весь мир

   Обедать.

   В покоях вонь у Льва:

   Квартера такова.

   А львы живут нескудно,

   Так это чудно.

   Подобны в чистоте жилищ они чухнам

   Или посадским мужикам,

   Которые в торги умеренно вступили

   И откупами нас еще не облупили

   И вместо портупей имеют кушаки, [113] И вместо портупей имеют кушаки…  — то есть вместо перевязи для шпаги (привилегия дворянства) носят кушаки (признак купеческого сословия).

   А кратче так: торговы мужики.

   Пришла вонь Волку к носу;

   Волк это объявил в беседе без допросу,

   Что запах худ.

   Услышав, Лев кричит: «Бездельник ты и плут,

   Худого запаха и не бывало тут.

   И смеют ли в такие толки

   Входить о Львовом доме волки?»

   А чтобы бредить Волк напредки не дерзал,

   Немножечко он Волка потазал

   И для поправки наказал,

   А именно ― на части растерзал.

   Мартышка, видя страшны грозы,

   Сказала: «Здесь нарциссы, розы

   Цветут».

   Лев ей ответствовал: «И ты такой же плут:

   Нарциссов, роз и не бывало тут.

   Напредки не сплетай ты лести,

   А за такие вести

   И за приязнь

   Прими и ты достойну казнь».

   Преставился Волчишка,

   Преставилась Мартышка.

   «Скажи, Лисица, ты, ― хозяин вопрошал, ―

   Какой бы запах нам дышал?

   Я знаю, что твое гораздо чувство нежно;

   Понюхай ты прилежно».

   Лисица на этот вопрос

   Сказала: «У меня залег сегодни нос».

   Собака Кошку съела,

   Собаку съел Медведь,

   Медведя ― зевом ― Лев принудил умереть,

   Сразити Льва рука Охотничья умела,

   Охотника ужалила Змея,

   Змею загрызла Кошка.

   Сия

   Вкруг около дорожка,

   А мысль моя,

   И видно нам неоднократно,

   Что все на свете коловратно.

   В лесу воспитанная с негой,

   Под тяжкой трется Ось телегой

   И, неподмазанна, кричит.

   А Бык, который то везет, везя молчит.

   Изображает Ось господчика мне нежна,

   Который держит худо счет,

   По-русски ― мот,

   А Бык ― крестьянина прилежна.

   Страдает от долгов обремененный мот,

   А этого не воспомянет,

   Что пахарь, изливая пот,

   Трудится и тягло ему на карты тянет.

   Сквозь темную пред оком тучу

   Взгляни, читатель, ты

   На светски суеты!

   Увидишь общего дурачества ты кучу;

   Однако для ради спокойства своего,

   Пожалуй, никогда не шевели его;

   Основана сия над страшным куча адом,

   Наполнена различным гадом,

   Покрыта ядом.

   С великим пастухи в долине были стадом.

   Когда?

   Не думай, что тогда,

   Когда для человека

   Текли часы златаго века,

   Когда еще наук премудрость не ввела

   И в свете истина без школ еще цвела,

   Как не был чин еще достоинства свидетель,

   Но добродетель.

   И, словом, я скажу вот это наконец:

   Реченны пастухи вчера пасли овец,

   По всякий день у них была тревога всяка:

   Вздор, пьянство, шум и драка.

   И, словом, так:

   Из паства сделали они себе кабак ―

   Во глотку,

   И в брюхо, и в бока

   На место молока

   Цедили водку,

   И не жалел никто ни зуб, ни кулака,

   Кабашный нектар сей имеючи лекарством,

   А бешеную жизнь имев небесным царством.

   От водки голова болит,

   Но водка сердце веселит,

   Молошное питье не диво,

   Его хмельняй и пиво;

   Какое ж им питье и пить,

   Коль водки не купить?

   А деньги для чего иного им копить?

   В лесу над долом сим Сатир жил очень близко,

   И тварию их он презренною считал,

   Что низки так они, живут колико низко.

   Всегда он видел их, всегда и хохотал,

   Что нет ни чести тут, ни разума, ни мира.

   Поймали пастухи Сатира

   И бьют сего ―

   Без милосердия ― невинна Демокрита.

   Не видит помощи Сатир ни от кого.

   Однако Пан пришел спасти Сатира бита;

   Сатира отнял он, и говорил им Пан:

   «За что поделали ему вы столько ран?

   Напредки меньше пейте;

   А что смеялся он, за то себя вы бейте,

   А ты вперед, мой друг,

   Ко наставлению не делай им услуг;

   Опасно наставленье строго,

   Где зверства и безумства много».

   Шалунья некая в беседе,

   В торжественном обеде,

   Не бредила без слов французских ничего.

   Хотя она из языка сего

   Не знала ничего,

   Ни слова одного,

   Однако знанием хотела поблистати

   И ставила слова французские некстати;

   Сказала между тем: «Я еду делать кур» [115] Я еду делать кур — игра слов, во французском языке «faire une cure» означает лечиться, a «faire la cour» — ухаживать, волочиться..

   Сказали дурище, внимая то, соседки:

   «Какой плетешь ты вздор! кур делают наседки».

   Нельзя дивиться, что была

   Под игом Росская держава

   И долго паки не цвела,

   Когда ея упала слава;

   Вить не было тогда

   Сего великого в Европе царства,

   И завсегда

   Была вражда

   У множества князей едина государства.

   Я это в притче подтвержу,

   Которую теперь скажу,

   Что россов та была падения причина ―

   Была пучком завязана лучина;

   Колико руки ни томить,

   Нельзя пучка переломить,

   Как россы, так она рассыпалась подобно,

   И стало изломать лучину всю удобно.

   Когда-то Голуби уговорились

   Избрати Коршуна царем,

   Надежду утвердив на нем,

   И покорились.

   Уж нет убежища среди им оных мест,

   Он на день Голубей десятка по два ест.

   Брат ― мот. Сестра его журила

   И говорила:

   «Доколь тебе мотать?

   Пора и перестать!»

   Он ей ответствовал: «Во злой живу я доле.

   Но только ты, сестра, отстанешь от любви ―

   И я мотать не буду боле.

   Поступком ты своим дорогу мне яви,

   И в постоянстве жить по гроб мы будем оба».

   Сестра ответствует: «Мотать тебе до гроба!»