Онлайн чтение книги Женщины, о которых думаю ночами Naiset joita ajattelen öisin
II. Белый туман, зима – весна

Если начать издалека, то случилось все так.

Ноябрь прошлого года. Я в Киото. Лежу на покрытом татами полу в холодной комнате и совсем не хочу вставать с матраса-футона. Моя дебютная книжка вышла всего пару месяцев назад, и теперь я здесь – пытаюсь собраться с мыслями, решая, что делать дальше. Днем брожу по узеньким улочкам ставшего таким любимым города, встречаюсь с друзьями, сижу в чайных комнатах, заглядываю в пышущие оранжевым цветом храмы, но мысли вязкие, малоподвижные… Ощущение такое, будто я в точке абсолютного нуля.

Мне 42 года, не замужем, детей нет, безработная. Продала квартиру, выпустила свою первую книгу и окончательно уволилась с прежнего рабочего места. Я вошла в полосу белого тумана. Совершенно свободна и ни к чему не привязана.

Вот только туман кажется мне чуточку зловещим. Я не знаю, что делать, куда идти, за кем следовать. Чему может посвятить свою жизнь женщина чуть за сорок, не имеющая ни семьи, ни работы, бросившая свой дом?

Признаться, последние годы были лучшими в моей жизни. Я провела их, сидя на чемоданах, – в Киото, Лондоне, на Тайване, в Берлине. В Финляндии я сторожила коттедж своих друзей, занимая угол на чердаке у родителей. Я писала книгу, ощущала полную свободу и парила в том непостижимом эфире, когда можно распорядиться своей жизнью как тебе угодно.

А теперь, глядя на своих достигших «точки выгорания» друзей, я ощущаю некоторое чувство вины: никакого тебе «рабства» жестких рабочих графиков, никаких сокращений и оптимизаций, никаких ждущих дома по лавкам иждивенцев. Ощущение такое, словно мне удалось сбежать из неприступной тюрьмы, и теперь я, преспокойно плавая на надувном матрасике, наблюдаю за тем, как все остальные продолжают вкалывать в поте лица. Чувствую себя даже чересчур наглой, уж коли я самостоятельно распоряжаюсь своей жизнью и сама несу ответственность за свои поступки. Не может ведь жизнь и вправду быть такой?!

В принципе все складывается просто блестяще, но что-то все равно меня гложет.

Такое ощущение, что наши жизни движутся в противоположных направлениях. Мои друзья обставляют дома, пекут тосканские пироги для школьных ярмарок своих детей, бегают марафонские дистанции, покупают дачи и выезжают на уик-энды в Центральную Европу, чтобы как следует развеяться. А я в свои «чуть за сорок» вернулась обратно в свои «чуть за двадцать»: никаких графиков и обязательств, никакого места работы и, что характерно, – никаких денег. Переехала в такую конуру, в какой не обреталась, даже будучи студенткой. Я свободна – но в то же время совершенно неприкаянна.

В худшие моменты начинаю думать, что за двадцать лет так ничего и не добилась.

В лучшие моменты мне кажется, что я сумела освободиться от всего лишнего.

Просто теперь мне, сорокалетней женщине, нужно найти новый смысл и новое направление своей жизни. И вот, расслабляясь в Японии на киотском футоне, я испытываю внезапное озарение: быть может, стоит пуститься по следу женщин, которые стали для меня примером, пойти за теми, о ком я думаю ночами? Может быть, мне самой стать путешествующей писательницей и двинуться их маршрутами вокруг света – в Африку, Мексику, Полинезию, Китай, пустыню в Нью-Мексико? Но разве такое возможно?!

А потом однажды вечером в одной из чудесных японских чайных я выпиваю в слишком поздний час чашку изумрудного «матча», после чего мой мозг начинает крутиться на повышенных оборотах. И тогда я сказала себе: вот оно – место, что меня больше всего интересует: Африка! А еще я подумала, что Африка – это чертовски страшно. И что именно поэтому туда надо ехать. Потом я возвращаюсь в Финляндию и решаю послать свою первую книгу о Сэй-Сёнагон в Танзанию. В Сети нахожу адрес некоего Олли, местного исследователя диких животных – Box 10, Arusha, Tanzania , – и отправляю ему посылку под тем предлогом, что он мимоходом упомянут на двадцать шестой странице. В книгу вкладываю записку, что мечтаю оказаться в саванне. А сама тайком (сомневаясь в реальности происходящего) начинаю представлять себе, как героиня моей первой книги – японская посланница, разведчица, экзотичная «приманка» – сможет в конечном итоге повести меня за собой.

Именно так она и поступила!

В канун Нового года я получаю из Африки эсэмэску: «Спасибо за книгу! Напишу подробности по емейлу. Будет желание – приезжайте сюда когда угодно!»

Если предположить, что я ждала знака – то вот он. Меня охватил ужас: черт подери, ведь я никогда не прощу себе, если не решусь поехать. Я не знаю этого Олли, мы никогда не встречались, но по его книгам о танзанийской природе и телефонному разговору года три назад у меня создалось впечатление, что он весьма общительный и открытый человек. В Интернете узнала, что у него дом где-то неподалеку от Аруши. Неужели он меня зовет туда? (Мое воображение уже рисует заросшие жакарандой тропинки сада, поваров и садовников, только ведь этот его домик может оказаться простой хибарой!) Надеюсь, Олли не думает, что я ищу в этой поездке каких-то романтических приключений? (Мой бывший: «Слушай, если белый живет в Африке, вряд ли финская женщина бальзаковского возраста станет для него светом в окошке».)

Пожалуй, сейчас или никогда нужно посягнуть на банковский счет под условным названием «Карен Бликсен», на который я годами откладывала деньги для путешествия своей мечты (того самого, в которое или решусь сейчас отправиться, или нет).

Для меня Карен Бликсен – символ непознанных континентов и дикой природы Африки, а также – беспримерной решительности.

Я дважды ездила в Африку. Обе поездки стали для меня исполнением мечтаний, и оба раза я боялась до смерти. Казалось бы, чего может бояться человек, едущий по путевке с группой? Но именно в таких поездках, наоборот, утрачиваешь всякую волю. В ЮАР мы часами сидели в автобусе, проезжая сотни километров в день. Помнится, где-то в Свазиленде нам позволили выйти наружу, чтобы размяться, так мне даже лень было снять с шеи надувную дорожную подушку. И все равно я постоянно трусила! Когда мы ночевали в саванне и рядом раздался львиный рык, я так перепугалась, что зубы стучали. (До этого и предположить не могла, что зубы могут стучать от страха.)

А вот Карен Бликсен совсем не боялась саванны. Она руководила плантацией в Восточной Африке, выезжала поохотиться на сафари на целые недели, а то и месяцы. Там она вкушала ужин, приготовленный для нее слугами на костре, пила шампанское из хрусталя и слушала граммофонные записи Шуберта. В своем воображении я вижу ее одетой в длинную юбку, белую блузку и высокие шнурованные ботинки, а позади – бесконечное море саванны соломенного цвета с похожей на зонтики акацией, с зебрами, жирафами – и пишущей машинкой. А если вспомнить фильм «Из Африки», то можно представить, что рядом с ней лежит, опираясь на локти, молодой красавец с повязанным на шее шелковым платком.

Читая книгу ее воспоминаний «Из Африки», ясно видишь, что Карен была храброй, сильной, умной и что она умела добиваться своего. Она удивительным образом справлялась с любой ситуацией. Порой Карен кажется недостижимой сверхженщиной – она почти мужчина. Список ее заслуг впечатляет:

1. Карен выращивает кофе в Африке.

2. Карен – опытный охотник. Однажды масаи попросили ее убить терроризировавшего их скот льва. Порой она могла запросто подстрелить зебру, а то и двух на обед работникам плантации.

3. Карен ходит в походы. В одиночку. Вместе с сомалийцами и кикуйю. Скачет с собаками в окружении стада антилоп.

4. Карен – снискавший всеобщее признание лекарь. Каждое утро она принимает пациентов. Те страдают чумой, черной оспой, брюшным тифом, малярией. У них раны, переломы, раздробленные конечности, ожоги и змеиные укусы. В самых тяжелых случаях больные транспортируются в Найроби или в ближайшую миссию. Однажды по ошибке Карен принимает дозу мышьяка, но после вспоминает, что где-то у Александра Дюма она читала, что в таких случаях надо делать. Ей удается нейтрализовать мышьяк молоком и яичным белком.

5. Карен учительствует, судит и благотворительствует. Она основала при плантации школу и разрешает споры между местными жителями. По утрам Карен занимается сбором кофе вместе со своими работниками, которых она любит. По воскресеньям она раздает старухам жевательный табак.

6. Однажды Карен находит мертвым старого Кнудсена и вместе с туземным мальчишкой доставляет тело в хижину. Она не боится мертвых (в отличие от местных или меня). Она вообще ничего не боится.

7. Карен замечательно готовит. Она училась у повара-француза одного элитного ресторана в Дании, и теперь слава об ее ужинах гремит по всей Восточной Африке.

8. И когда не наступает ожидавшийся период дождей, Карен садится за письменный стол. Ясно и без слов, что она умеет писать. Ее голос спокоен, чист и нежен. Это сильная женщина, знающая себе цену. Она понимает суть вещей. Она знает, что делать, и ничто не в силах ее остановить.

Вот если бы я была Карен!

Однако я – не она, и это очевидно. Я сижу в салоне самолета и почти в панике. Мое прибытие в аэропорт Килиманджаро запланировано на девять. Там темно. Этот Олли хоть встретит меня?

По электронке я поинтересовалась у него на предмет москитной сетки и « одежды, тщательно обработанной перметрином » – подобные меры настойчиво рекомендуются во всех путеводителях по Африке для защиты от малярии. Но Олли посоветовал мне расслабиться. Если принимать лекарства, то можно забыть о проблеме. И все равно я готова поклясться, что врач нашей поликлиники выглядела явно озабоченной, выписывая мне рецепт.

Не могу не думать о крайне однобоком и крайне искаженном видении Африки в сознании живущих на Западе людей. Выставка чилийского художника Альфредо Джаара в музее «Киасма» в Хельсинки недавно очень четко это показала. Собранные им обложки журнала «Тайм» дают наглядное представление о том, какого рода африканские картинки нам скармливают: дикие животные, кричащая нищета, голод, болезни и войны. А вот города, культурная жизнь и университеты – обычная жизнь африканцев среднего класса – напрочь отсутствуют. И ведь я тоже подпитываюсь этими образами. Думая об Африке, я вспоминаю о болезнях, антисанитарии и терроре, о грабежах, насилии, похищениях людей и зашкаливающей статистике дорожно-транспортных происшествий. Я думаю о москитах, змеях, мухах цеце, об амебах, шистосомозе, малярийном отеке мозга, о диарее, солнечном ударе, желтой лихорадке, холере, ВИЧ и вирусе Эбола.

Или еще хуже: я думаю о чем-то таком, чего даже не существует. Спрашивая совета у двух работавших в кенийском Найроби знакомых, я поняла, что существую в абстрактном пространстве заблуждений, надуманных мечтаний и романтизированных образов. Они рассказывают о трущобах Киберы и о работе в лагерях для беженцев. Для моих знакомых поездка в Кению означает благотворительную работу во благо беженцев и уличных детей. Мне как-то неловко признаваться им, что я-то мечтаю о сафари в колониальном духе, об очаровании давно ушедшего мира, о перелете над саванной на частном самолете. Что я хочу научиться языку слонов и посмотреть прямо в глаза льву, а еще вечером, сидя на походном стуле перед палаткой, стучать клавишами старинной печатной машинки или читать книгу в кожаном переплете, держа в другой руке хрустальный бокал.

И вообще, в этом году помимо подготовки к поездке и изучения биографии Карен Бликсен выдалась довольно странная весна. В феврале мне пришлось удалить зуб мудрости, вследствие чего я не могла открыть рот целых три недели. Одурманенная лекарствами, я просто лежала на чердаке у родителей, пила через трубочку мамины отвары, читала книжку Аксели Галлена-Каллела об Африке и завидовала бегемоту в телевизоре, способному распахнуть пасть на 180 градусов. В марте из-за проблем с горлом мне пришлось восстанавливать голос. Я выполняла странные упражнения и пела вместе с врачом на два голоса гимн Финляндии через вставленную в стакан стеклянную трубку. Верхом абсурда оказалась фоноскопическая экспертиза, в результате которой констатировали, что у меня сопрано, хотя я разговариваю самым низким тембром из возможных. Подумать только – сопрано! Какая чушь! Мое представление о самой себе всегда основывалось на том, что я обладаю печальным и флегматичным альтом, а теперь, оказывается, я некто совершенно иной: радостная, экзальтированная и исполненная энергии женщина, всю свою жизнь разговаривавшая не своим голосом!

Символика во всем. Я отправляюсь в путь, чтобы найти новый голос. Голос смелой женщины, идущей по жизни с улыбкой на устах.

Пока еще не нашла.

Пишу Карен безответное письмо на салфетке, еще не подозревая, что мое отношение к ней будет неожиданно противоречивым.