Онлайн чтение книги Жизнь без слов
Тянь Эр. Новый год в одиночестве

Лао Хуан два раза в месяц ходил в парикмахерскую подстригаться и дважды в неделю – бриться. Кожа на лице у него была пористая, как апельсиновая корка, самому бриться было непросто. А так он приходил в парикмахерскую, усаживался в кресло и ожидал, когда острое лезвие ножа начнет мягко скользить по коже, разглаживая все неровности. Красота! Закрыв глаза и слушая звук сбриваемой щетины, он вспоминал, как раньше в деревне косили рис. Открыв глаза, он снова увидел перед собой милое личико немой парикмахерши Сяо Юй. Заметив, что постоянный клиент смотрит на нее, она подняла бровки и что-то пролопотала, как бы спрашивая, не больно ли ему. Лао Хуан широко улыбнулся и взглядом показал, что все в порядке и она может продолжать брить. За эти два года он часто думал, что Небесный владыка, должно быть, гнусный парень, раз он такую красивую женщину с золотыми руками сделал немой.

Тут вошел еще один клиент, выбрал кресло и сел. Немая издала свистящий звук, похожий на электромагнитные волны, пронизывающие воздух. Лао Хуан сделал жест, показывая, чтобы Сяо Юй ускорилась, чтобы не упустить клиента. Немая покачала головой, мол, ничего страшного, и ласково проворковала что-то вошедшему.

Два года назад, когда Лао Хуана перевели сюда, в отделение полиции района Ю’ань города Ганчэн, он по привычке стал присматривать себе приличную парикмахерскую, чтобы продолжить наслаждаться бритьем. Лао Хуану было уже пятьдесят – возраст, когда «познают волю Неба», и, помимо работы, ему требовалось, чтобы чьи-то умелые руки помогали ему брить лицо. Он опробовал многие парикмахерские и в результате остановился на этой, расположенной позади парка горы Бицзяшань. Место, конечно, на отшибе. Впервые там оказавшись, он еще издали заприметил убогую деревянную вывеску, на которой была наклеена надпись: «Парикмахерская. Немая Сяо Юй». Он насторожился: в таком месте открывать парикмахерскую, подумал он, да много ли людей сюда придет? Оказалось, что хозяйка парикмахерской, Сяо Юй, хорошо знала свое дело, и у нее было много постоянных клиентов. Она завоевывала их своей тщательностью и аккуратностью и, сколько бы ни было посетителей, всегда выполняла свою работу на совесть, старательно подстригая и брея каждого точными, выверенными движениями, как гравер, вырезающий иероглифы для печати на каменной заготовке. Пришедших она никогда не старалась во что бы то ни стало удержать, каждый сам решал, оставаться ли ему ждать или уходить.

Сяо Юй обработала лицо Лао Хуана присыпкой, смела состриженные волоски полотенцем, потом взяла его за подбородок и еще раз внимательно осмотрела. Только после этого работа считалась выполненной. Вошедший молодой человек хотел было занять место Лао Хуана, но Сяо Юй губами показала ему, чтобы тот пропустил вперед одного старичка.

Лао Хуан не торопясь спускался с горы и, услышав, как шумит ветер, невольно поднял голову. Уже стемнело. Пыльный вечерний воздух был практически непроглядным и довольно плотным. В некоторых домах на горных склонах зажгли свет. Неподалеку располагался сталеплавильный завод, поэтому воздух здесь был очень пыльным, и ночи из-за этого делались еще гуще. В темноте огоньки на горе светились багрово-красным оттенком.

Беспорядочно расставленную мебель в кабинете гармонично дополняла стойкая вонь полицейских носков. Молодые сотрудники любили поиграть в баскетбол и кабинет использовали вместо раздевалки. Раньше команда их отделения чаще проигрывала, чем выигрывала, но в этом году, с приходом в отделение Сяо Цуя, невысокого парня, умевшего вдохнуть жизнь в игру и выходившего на поле в качестве защитника, победы их команды участились. Теперь молодежь играла в баскетбол с еще большей отдачей. Лао Хуан постоянно смолил в кабинете, иногда он выкуривал по целой пачке: ему казалось, что сигаретный дым перебивал вонь от носков.

В тот день поступил вызов. Сразу несколько машин выехали в Ганчэнскую четвертую среднюю школу ловить правонарушителя. Вообще-то должны были поехать молодые полицейские, но все они ушли играть в баскетбол, и Лао Хуану пришлось отправляться самому. Четвертая школа находилась в поселке рядом с городом. Полицейских не хватало, поэтому этот район приписали к отделению полиции района Ю’ань. Там располагался коксохимический завод, и от этого воздух там был очень сильно загрязнен, а нрав у людей свиреп, и правонарушения совершались довольно часто. В этот раз в полицию обратились несколько молодых преподавателей из четвертой средней школы. Они пожаловались на одного ученика из третьего класса, у которого взыграли гормоны, и он постоянно тискал одноклассниц. Поначалу учителя пытались воздействовать на него разговорами, заставляли писать объяснительные, делали выговоры и даже оставляли под присмотром в школе. Половое созревание у этого ученика наступило довольно рано, а вот умом он еще не вырос, зато с каждой жертвой храбрости все прибавлялось. В тот день после обеда он влез в комнату общежития к одинокой учительнице музыки и принялся тискать дремавшую на кровати женщину. Преподавательница была симпатичная и притом незамужняя. Этот поступок вызвал всеобщее возмущение, и учителя-мужчины сразу вызвали полицию.

Парня поймали легко. Всю дорогу он трясся, как жалкий слюнтяй, но по прибытии в участок вдруг резко переменил тактику и стал заявлять, что он не виноват и его подставили. Он поднял ор: «Где доказательства? Какие у вас есть доказательства?» Очевидно, паренек вырос на гонконгских фильмах, а гонконгские фильмы, вместе с пропагандой секса и насилия, одновременно зарождают в зрителях какое-никакое правовое сознание: они как сумасшедшая нянька, кормящая детей то ложкой сахара, то ложкой дерьма. Но ему было невдомек, что полицейских больше всего раздражают как раз вот такие дешевые фразы из кино. Один из полицейских не сдержался и уже было направился к нему, чтобы проучить, но Лао Хуан остановил его и сказал:

– Сяо Кунь, у тебя что, еще есть силы? Пойдемте-ка сначала поедим.

Пока компания во главе с Лао Хуаном была в столовой, команда молодых полицейских как раз вернулась после баскетбола. Они уже к тому времени поели: после игры на сталеплавильном заводе, где они играли с тамошней второй командой, они остались там на обед, ну и, поднимая тосты, немало выпили. Лао Хуан еще ел, когда услышал звук заезжающих во двор автомобилей, – это полицейские возвращались после игры. Лао Хуан тут же забеспокоился, казалось бы, без особой на то причины, и только вернувшись в кабинет, он понял, почему встревожился.

Но было уже поздно. Подвыпившие полицейские, вернувшись, увидели в камере крепкого, здорового мальца, похожего на первоклассную боксерскую грушу, и у них зачесались кулаки. Парень все кричал, что его несправедливо обвинили, а полицейские стали подтрунивать:

– Да по твоему виду сразу понятно, что ты негодяй, кто же это тебя несправедливо обвиняет?

И тут малец, не подумав, брякнул, что они действуют противозаконно. Полицейские, все еще подшучивая, сказали, мол, много ты понимаешь, парнишка! А пацану эта фраза была на руку: он как будто в темноте нащупал выключатель и включил свет, – и, ухватившись за нее, закатил истерику.

Как раз в это время вошел заместитель начальника отделения майор Лю:

– Что вы тут все хихикаете? – приструнил он молодых полицейских, и те сразу притихли. Пацан посчитал, что его слова возымели действие, и в воцарившейся тишине завопил с еще бо́льшим воодушевлением.

– За несколько десятков лет работы я еще никогда не встречал таких распоясавшихся юнцов, – сквозь зубы про говорил майор Лю. – Если это безобразие сейчас же не прекратится, это может плохо кончиться.

С этими словами он бросил взгляд на двух практикантов, и те сразу его поняли: подошли к пацану и отвесили ему по оплеухе. Один ударил слабо, а второй надеялся, что после окончания обучения его распределят работать в отделение полиции района Ю’ань, и поэтому, не щадя сил, бил наотмашь из стороны в сторону. Практикант бил так, что у него рука заныла и помутнело в глазах, а голова у парня была большая, круглая, и с каждым ударом она все больше напоминала ему упругий баскетбольный мяч. Практикант отрывался от души, так что стоявшие рядом и наблюдавшие за происходящим молодые полицейские стали засучивать рукава. У Сяо Цуя тоже застучало в висках и глаза налились кровью.

Как раз в тот момент, когда у практиканта заканчивались силы и еще несколько ребят готовы были прийти ему на смену, в комнату вошел Лао Хуан. Он громко окликнул:

– Сяо Цуй, Сяо Сюй, Ван Цзиньгуй и Сяо Шу! Срочно выйдите, есть дело!

Молодые полицейские, подчинившись служебной иерархии, безропотно пошли следом за Лао Хуаном. Выйдя из кабинета, они стали подниматься по лестнице. Лао Хуан не проронил ни слова, пока они не добрались до открытой площадки на верхнем этаже. За ним еле плелись молодые полицейские. Лао Хуан, по-прежнему молча, вытащил пачку сигарет и раздал по одной, а потом каждому поднес зажигалку. Молодые полицейские закурили, постояли на воздухе, и у них прояснилось в головах; даже говорить ничего не нужно было, они и так поняли, что хотел сказать Лао Хуан.

В субботу Лао Хуан проснулся, взглянул в зеркало и подумал, что щетина еще недостаточно длинная. Но дел особых не было, и он решил опять сходить в парк Бицзяшань. Подойдя к парикмахерской Сяо Юй, он обнаружил, что дверь заперта. Он немного подождал, но Сяо Юй не появлялась. Лао Хуан зашел в магазинчик неподалеку купить пачку сигарет, а заодно узнать у хозяина, во сколько открывается парикмахерская.

– Эта немая себе на уме, хоть у нее и индивидуальное предприятие, но работает она как госучреждение, с понедельника по пятницу, а в субботу и воскресенье у нее обязательный выходной, – усмехнулся хозяин магазина.

– Ведь в выходные клиентов должно быть больше! И чем только она думает?! – удивился Лао Хуан.

– Да ее не заботят гроши, что ей приносит парикмахерская, – сказал хозяин магазина. – Она хочет зарабатывать большие деньги, чем и занимается.

С этими словами он вскинул руки вверх, жестами изображая бьющий родник. Лао Хуан сразу понял, что этот жест означал «Пивоварню». Так называется находящаяся под запретом, но все равно продолжающая существовать азартная игра, в которой берут тридцать два пронумерованных шарика для пинг-понга, помещают их в жеребьевочный барабан и таким образом дурачат народ, не знакомый с теорией математической статистики. Сколько ни запрещай эту игру, сколько ни устраивай облав, а она все равно возвращается и процветает, прямо как грибок на ногах.

Позвонил Сяо Цуй, пригласил Лао Хуана в ресторан на утку по-пекински. Подойдя к ресторану, он увидел, что часть одного иероглифа на вывеске отвалилась, и вместо «Печеная утка по-пекински» получилось что-то вроде «Е*еная утка по-пекински», но хозяин ресторана не обращал на это внимания. Сяо Цуй пригласил Лао Хуана выпить пива в благодарность за то, что в тот день он удержал его и не позволил распускать руки. У арестованного пацана на следующий день начался бред и поднялась температура, его отвезли в больницу. Жар спал, но бред не отступал. Уж слишком тяжелая у практиканта рука, наверное, он сильно повредил ему голову. Майор Лю настаивал, что пацан изначально был беспросветно тупым, знал только «темно да рассвело» и больше ни на что не способен. Он выписал родителям пацана штраф, и те смогли забрать его домой.

Утка была удачной, у Лао Хуана и Сяо Цуя разыгрался аппетит, они заказали еще и нарезанный клубень лотоса в маринаде. Наевшись, Сяо Цуй сказал:

– Мы с приятелем собираемся съездить в Парчовую пещеру, поехали с нами? Машину мы арендовали.

Про пещеру Сяо Цуй вычитал в одном туристическом журнале. Лао Хуан тоже полистал журнал – фотографии Парчовой пещеры действительно выглядели очень заманчиво – и согласился:

– Раз уж и машина есть, то и я с вами!

На следующий день Сяо Цуй заехал за ним ближе к полудню, и они отправились в путь.

– Это Юй Синьлян, – представил водителя Сяо Цуй. – Раньше мы были соседями, а сейчас он работает на сталепрокатном заводе, изготавливает переводные рычаги. В детстве все пацаны нашей улицы подчинялись Юй Синьляну и вместе с ним устраивали драки с ребятами из других районов. Мы всегда выходили победителями!

Юй Синьлян, улыбаясь, обернулся к Лао Хуану, и Лао Хуан увидел его простоватое лицо и лоб с залысинами. Сяо Цуй объяснил, почему они так припозднились:

– Вчера вечером мы пошли в прокат автомобилей и взяли новенькую машину марки «Чанъань», модель «Улин». У Юй Синьляна права есть, но он редко водит, поэтому, когда парковался у дома, забыл, что там навалена куча битого кирпича, и врезался в нее со всего размаха. В результате разбилась фара и еще в одном месте образовалась большая вмятина. Юй Синьлян тут же отогнал машину на свой завод, там в цеху вмятину выправили.

Лао Хуан невольно стал беспокоиться за своих молодых товарищей:

– Как же вы вернете машину?

– Пустяки, – сказал Юй Синьлян, – мы поедем на сервис, а там такие компьютерные технологии – в миг восстановят лаковое покрытие, побольше пройдутся по месту прогиба, даже черт ничего не заметит!

Лао Хуан увидел в зеркало заднего вида смущение на лице Сяо Цуя. Машину арендовал именно он. А Юй Синьлян не торопился выезжать из города, он направился в район неподалеку от завода и позвал еще нескольких приятелей с собой, сказав Сяо Цую:

– Сяо Цуй, мы все тут голодранцы, а тут такой редкий случай – машину взяли, давай прихватим с собой товарищей!

Сяо Цуй, конечно, согласился, но лицом совсем поник. Сколько занимает дорога до Парчовой пещеры, Сяо Цуй не знал. Юй Синьлян позвонил своему приятелю, и тот неуверенно сказал, что около трех часов пути. Хотя Юй Синьлян и ехал быстро, до Парчовой пещеры они доехали только через пять с половиной часов. Уже почти стемнело. Билеты оказались по двести юаней с носа. Это значительно превосходило ожидания Сяо Цуя. Опять же с ним было еще шестеро человек. Юй Синьлян сказал:

– Ничего страшного, мы с приятелями подождем, а вы с Лао Хуаном идите!

Сяо Цуй и Лао Хуан переглянулись, не зная, как поступить. Пригласить всю компанию – так это больше тысячи юаней. Но и заставлять людей ждать снаружи три часа, пока они осмотрят пещеру, тоже никуда не годилось. Они посоветовались и решили не ходить, а возвращаться в город. Ведь и обратный путь не близкий.

Машину вели по очереди и вернулись только к половине первого. Юй Синьлян испытывал угрызения совести и настаивал на том, чтобы пригласить всех на лапшу с бараниной. Сидеть в душной машине было так же утомительно, как идти пешком, да к тому же за пятичасовую дорогу они успели хорошенько проголодаться. Все согласились с предложением Юй Синьляна и поехали к подножию горы Бицзяшань. Ресторан оказался закрыт. Юй Синьлян постучал по двери, требуя, чтобы хозяин ресторана разжег печь и приготовил им восемь порций лапши с бараниной.

Лао Хуан ел быстро. Эта привычка у него выработалась в семидесятые годы, когда он служил в железнодорожных войсках. Он умял миску лапши вместе с бульоном в два-три приема и вышел на улицу покурить. Ночи в районе горы Бицзяшань темные, звезды еле-еле видно. Вдруг он заметил огонек на вершине горы. По прикидке Лао Хуана, примерно в том месте находилась парикмахерская Сяо Юй. Потом он усмехнулся: как же это может быть Сяо Юй? Сегодня ведь воскресенье, она отдыхает.

Шлак сразу заметил, что Лао Хуан из «резиновых башмаков», хоть и постаревший, но все равно «зеленый башмак». Шантрапа Ганчэна прозвала полицейских «резиновыми башмаками»: офицеров полиции – «желтыми резиновыми башмаками», а рядовых сотрудников полиции – «зелеными башмаками». Возможно, эта кличка осталась от предыдущих поколений: сейчас в полиции носят не резиновые башмаки, а кожаные ботинки, но было время, когда и резиновые башмаки не все могли себе позволить носить. А у полицейских было трудовое страхование, и у каждого – пара внушительного вида резиновых башмаков, в которых можно было в дождь везде ступать, не боясь промочить ноги. Шлак еще по прическе Лао Хуана стал подозревать, чем тот занимается: хотя волосы у него были коротко пострижены, от постоянного ношения фуражки они приобрели особую форму. Конечно, не каждый, кто носит фуражку, «резиновый башмак». Шлак определил это по глазам Лао Хуана. Поначалу казалось, что взгляд у него вялый, не цепкий, но иногда он мельком взглядывал в лицо человека, впиваясь в него зрачками, как лезвием бритвы. В тот раз Шлак как раз зашел в парикмахерскую Сяо Юй и встретил там Лао Хуана. Перед уходом Лао Хуан мельком, как распознающим штрихкод сканером в супермаркете, скользнул взглядом по Шлаку, считывая информацию о нем. Тот взгляд Шлак долго обдумывал и пришел к выводу, что Лао Хуан «резиновый башмак».

Напротив дома, где располагалась парикмахерская немой Сяо Юй, находилось каменное здание старой постройки, на его черепичном водостоке красовалась надпись «1957 год». Штукатурка здания потемнела. Шлак со Шкуркой снимали там квартиру на втором этаже. Шлак сидел у окна и поглядывал, что происходит в парикмахерской немой Сяо Юй. Выражение лица у него было задумчивое. Шкурка сказал:

– Братан, сделай лицо попроще! О чем ты там все думаешь?

Они с Шкуркой сняли эту квартиру в прошлом году. Шлак не собирался сходиться с женщинами, но в парикмахерской напротив все мелькала перед глазами Сяо Юй, и со временем он стал обращать внимание на ее грацию. А потом осознание собственного одиночества ударило ему в голову, как низкосортная водка. И он впервые пошел к ней постричься. Сначала сделал прическу с пробором, затем подстригся «под ежик», а потом и наголо, да еще и побрился и заплатил стоимость четырех стрижек. Сяо Юй была не дура, сразу поняла, что у него на уме.

Он приходил еще несколько раз, и наконец однажды они заперли парикмахерскую и отдались друг другу. Оказалось, что в постели Сяо Юй была очень горяча, она вертелась как рыба, только что пойманная в сети. В перерывах Шлак хотел «поговорить» с Сяо Юй, то есть пообщаться жестами. Сяо Юй не знала жестовый язык, никогда не учила его и жестикулировала по своему усмотрению, а когда встречалось что-то незнакомое, начинала импровизировать. И Шлак в результате что-то улавливал. Сам он был неразговорчив, но общаться с Сяо Юй ему понравилось. Иногда, когда он изобретал способ передать какое-то сложное понятие, ему начинало казаться, что у него очень развито воображение.

Шкурка пинком с грохотом распахнул дверь. Сяо Юй этого не услышала, она ведь была глухонемой. Шкурка тащил на спине плетеный баул и сразу увидел их обоих, абсолютно голых, сидящих на старом, изодранном диване в облаке пыли и перьев. Шлак толкнул Сяо Юй, и только тогда она заметила, что кто-то вошел, и плотно прикрыла свои отнюдь не большие груди одеждой.

– Шкурка, тебя стучаться не учили? – с упреком спросил Шлак.

– Приятель, да у вас так все культурно, тише мышей, как же мне было услышать? Давайте еще раз попробуем! – захихикал Шкурка. Он ловко бросил мешок на землю, закрыл за собой дверь и легонько постучал.

– Ты пока покури, Сяо Юй одеться надо, – крикнул Шлак.

Сяо Юй оделась, но вставать не хотелось, и она взяла полистать какой-то старый журнал об электронике. Шлак показал ей самоизобретенными жестами: мол, ты что, читать умеешь? Иероглифы знаешь? Сяо Юй вытянула губки, взяла ручку и на столе написала иероглифы от одного до десяти, а потом еще старательно вывела свое полное имя: «Юй Синьхуэй». Шлак улыбнулся и подумал, что она, наверное, только эти тринадцать иероглифов и знает. Шлак поднял ее с дивана, указал через дорогу и хлопнул по изящным бедрам, давая понять, что пора возвращаться в парикмахерскую.

Шкурка раскрыл мешок. Внутри лежали две связки медной проволоки, пять стальных шаров для шаровой мельницы и один большой строительный гаечный ключ. Шлак посмотрел на него искоса и ухмыльнулся:

– Братан, да ты просто разнорабочий!

– Еле удалось упереть! Сейчас на заводе проверки идут, воровать трудно.

– Не говори «воровать». Ты «работаешь разно-рабочим». Разве это то же самое, что воровать? Вон, смотри-ка, вон старый гаечный ключ подобрал, или вот кусок мусора, чтобы немного заработать.

Шкурка изменился в лице:

– А, конечно, понимаю, что у тебя от рождения великий талант банки грабить. Но пока что ты ни один банк не ограбил и живешь на мои деньги. Украл ли я, подобрал ли я – какая разница? Я-то не торчу целыми днями дома и не завожу себе подружек.

– Я верну тебе все деньги, которые сейчас трачу. Бомба почти готова.

– Для тебя сварганить самодельную бомбу труднее, чем другим атомное оружие! И не притворяйся, что целыми днями дома сидишь и научными исследованиями занят. Да ты простейшие электросхемы-то понимаешь?

– Да понимаю я. Эта штуковина уже может взорваться, я просто хочу ее еще немного усовершенствовать. Это ведь бомба, в конце концов, а не партию в мацзян сыграть: потом не переиграешь!

Шкурке надоело с ним пререкаться, и он пошел стряпать, бурча себе под нос:

– И готовить я должен. Может, я еще и задницу ему подтирать должен?

Когда стемнело, они сели ужинать.

– Еды много, ты бы немую позвал, вместе бы по ели, – предложил Шкурка.

Шлак вышел на балкон, но парикмахерская была уже закрыта. Шкурка приготовил много блюд, в готовке он разбирался даже получше, чем в воровстве. Он мог бы стать шеф-поваром, Шлак ел и размышлял об этом.

– Братан, а ты не можешь ей позвонить и пригласить ее прийти к нам? На вечер бы мне ее одолжил. – Шкурка выпил две чашки рисового вина, в голове у него помутилось, и ему захотелось женского внимания. – Немая-то вполне себе ничего, у тебя, братан, глаз-то зоркий!

– Тупица, она же еще и глухая, как она телефон услышит? – ответил Шлак на автомате, но потом подумал, что в сказанном есть подвох. – Да как у тебя язык повернулся такое сказать? На первый раз я тебя прощаю, но если еще будешь такое болтать, я тебе задницу надеру!

Шкурка понял, что ляпнул лишнее, но все же огрызнулся:

– Ого, да ты серьезно, что ли? Вот не ожидал! Ты еще скажи, что на ней жениться собрался! – И тут же опустил голову к тарелке с супом. Все равно Шкурка силой не смог бы одолеть Шлака, это он уже по опыту знает. Шкурка, конечно, яростно дерется и раньше никогда не проигрывал, но это было до встречи с Шлаком. А у них в районе такой закон: кто сильнее, за тем и правда.

Одним желтым днем Шлак и Сяо Юй по неосторожности заговорили о прошлом. Это было на втором этаже в выходящей на улицу комнате, которую снимал Шлак. Сяо Юй жестами показала ему, что была замужем и у нее есть двое детей. Шлак спросил, почему она развелась, но тут жесты Сяо Юй стали запутанными, и Шлак так и не понял. Сяо Юй спросила о его прошлом. Шлак подумал немного и жестами показал, что до Сяо Юй у него не было женщин. Сяо Юй, конечно же, не поверила и, взвизгнув, набросилась на него, обнажая зубы и делая вид, что хочет укусить. Это был довольно звонкий визг, но приглушенный. Небо резко, без перехода, потемнело, и вскоре им стали не видны жесты друг друга. Сяо Юй хотела включить свет, но Шлак резко сжал ее в объятиях. Ему не нравилось включать свет, особенно когда он был наедине с женщиной, чтобы в темноте искать губами ее губы: целоваться лучше всего в темноте, это как пить пиво лучше охлажденным.

Напротив, в десяти метрах от парикмахерской, стоял нервно подмигивавший уличный фонарь. Когда-то он работал нормально, но сейчас уже почти не горел. Шлак заметил человека, медленно поднимавшегося по склону. Это заставило Шлака подойти поближе к окну, и он узнал в нем старого «зеленого башмака». «Зеленый башмак» подошел к парикмахерской и увидел, что дверь заперта. Сяо Юй тоже увидела его, узнала старого клиента и уже было собралась спуститься в парикмахерскую подстричь и побрить его, но Шлак удержал ее. Зажимать ей рот не было необходимости, все равно кричать она не может. Человек на улице, похоже, был недоволен, он встал перед парикмахерской и закурил, поглядывая на возвышавшийся рядом фонарь.

Это из-за фонаря он решил, что парикмахерская Сяо Юй открыта, решил Шлак.

Когда «башмак» ушел, Сяо Юй усадила Шлака на скамейку, принесла ножницы и машинку для стрижки. Волосы у Шлака были еще короткими, можно и не стричь, но Сяо Юй хотелось опробовать на нем новую креативную стрижку, которую она увидела то ли в каком-то журнале, то ли еще где – не на клиенте же тренироваться? Теперь, когда Шлак стал ее любовником, она считала, что он должен поддерживать ее в стремлении совершенствоваться, и Шлак, не желая ей перечить, подставил голову: «Стриги как вздумается, только смотри скальп с меня не сними!» Сяо Юй изобразила ему стрижку «крышка унитаза» и была очень довольна результатом.

В тот день Лао Хуан отправился погулять, дошел до подножия горы Бицзяшань и заметил, что возле парикмахерской горит свет. Он повернул в ту сторону, надеясь побриться, но, когда подошел ближе, обнаружил, что это свет от фонаря, а парикмахерская закрыта. Он постоял немного, слушая шелест ветра. В это время позвонил Сяо Цуй и спросил, где он. Услышав, что на горе Бицзяшань, Сяо Цуй с Юй Синьляном подъехали за ним на такси и потащили пить чай.

Бо́льшая часть такси в Ганчэне была марки «Шэнлун Фукан», из-за выгнутого кузова сзади они похожи на пикап, внутри было довольно просторно, но жителям Ганчэна такие автомобили не нравились: «С головой, да без хвоста», – говорили они. Юй Синьлян светился от счастья.

– Юй Синьляну на заводе выдали компенсацию за увольнение, и теперь он работает в такси, вот выехал в ночную смену, – пояснил Сяо Цуй.

– Водить я люблю! – добавил Юй Синьлян. – Еще бы несколько лет на заводе рельсы потягал, и если бы вконец не обнищал, так точно бы свихнулся!

Юй Синьляну не хотелось брать клиентов в тот вечер, он покатал Лао Хуана и Сяо Цуя по заводскому району и хотел завезти в чайную попить чайку.

– Я не буду чай, – сказал Лао Хуан, – от чая не заснешь потом, а у меня возраст, знаешь ли, бессонница. Если хочешь, мы можем у тебя посидеть, выпьем, закусим, славно будет.

Лао Хуан хотел сэкономить деньги Юй Синьляна, тот сразу его понял и согласился. Он жил за горой Бицзяшань на маленьком склоне, в районе под названием Туаньцзао, – там селились семьи рабочих. Одноэтажный дом Юй Синьляна стоял последним в ряду домишек из огнеупорного кирпича. За домом был участочек, где семья без разрешения построила крытый рубероидом сарайчик, от которого исходило зловоние.

У всех рабочих сталепрокатного завода было увлечение – заниматься перепланировкой жилища. Юй Синьлян свой дом полностью перекроил, нарезав на множество мелких каморок. Они прошли через гостиную в комнату Юй Синьляна, чтобы посидеть втроем. Лао Хуан успел прикинуть, что места мало, а людей проживает очень много, все сидят друг у друга на головах.

– А сколько вас человек в семье? – как бы невзначай поинтересовался Лао Хуан.

Юй Синьлян, открывая упаковку с солеными закусками, тяжело вздохнул:

– Нас очень много: я, жена моя, старший брат, мать, ее брат-придурок и еще четыре ребенка.

– Откуда же у вас четыре ребенка? – удивился Лао Хуан.

– У брата двое детей, у меня один и еще ребенок младшей сестры.

– А сестра что, не растит ребенка сама? – спросил Лао Хуан.

– Да потаскуха она, что тут скажешь, – сказал Юй Синьлян, нахмурившись. Ему не хотелось говорить о семейных делах, и Лао Хуану стало неудобно расспрашивать дальше. Они выпили. Лао Хуан, выпив спиртного, забыл, что не надо бы обсуждать эту тему, и продолжил:

– Синьлян, а твой брат что, разведен?

Юй Синьлян тяжело вздохнул:

– Мой брат глухонемой, инвалид, женился, но брак был непрочным, жену не удержал…

Тут он остановился, поднял чашку и чокнулся со всеми. Они пили водку «Больше, чем поллитра» – она так называется, потому как в бутылке шестьсот миллилитров. Сейчас это самая популярная водка в Ганчэне, экономичная и почти не бьет в голову. Лао Хуан с Сяо Цуем не позволили Юй Синьляну напиваться, налили ему пару чашечек, а остальное поделили между собой. Перед уходом Лао Хуан заметил комнату с обшарпанной дверью слева от гостиной. Он указал на нее Юй Синьляну и спросил:

– Это у вас туалет?

– По нужде надо? В другой стороне, а это не туалет.

– Лао Хуан в полумраке гостиной уставился на Юй Синьляна.

– А там кто живет?

– Сестра.

– Так она тоже развелась? – спросил Лао Хуан.

– Развелась, потаскушка. Родила двоих детей, мальчик остался с отцом, а она дочь растит.

– А что, ее нет дома? – продолжал расспрашивать Лао Хуан.

– Не вернулась еще, она иногда возвращается, иногда нет. Ребенка на мать повесила, мать перед ней в долгу.

Лао Хуану стало не по себе: у Юй Синьляна такая большая семья, а работает он один. Из-за нехватки средств они в сарайчике позади дома разводят свиней, и в квартире из-за этого воняет хрюшками, пойлом и навозом. Сейчас, кроме специализированных хозяйств, в городе уже редко кто держит свиней: от них в жаркую погоду в доме не избежать появления комаров, мух и клопов.

То дело в результате обернулось не лучшим образом. Парнишку из четвертой средней отдубасили конкретно. Сяо Цуй невольно восхищался дальновидностью Лао Хуана. Майор Лю специально выбрал того полицейского-практиканта, у него было собственное мнение на этот счет: он повидал немало преступников, и, бросив пару раз взгляд на кучку студентов, сразу видел, кто ему нужен. Он выбирал себе ребят, которые с полуслова понимали, когда надо пускать в ход кулаки. За многолетнюю практику по расследованию преступлений майор Лю усвоил, что самый простой и надежный способ – это физическое воздействие, от пары неожиданных ударов никакой молодец не устоит. Майор часто наставлял новичков: преступников можно заставить говорить только силой. Однако последние пару лет «сверху» все чаще стали приходить документы, запрещающие допрос под пыткой. Официально трудоустроенные полицейские опасались вылететь с работы и потому не распускали руки. И майору Лю оставалось рассчитывать только на практикантов: эти сопляки ни о чем и не думают, кроме как о том, чтобы хорошо себя показать в деле, и очень послушны.

На следующий день после того как они отлупили того пацана, они сообщили родителям, что те могут принести деньги и забрать своего ребенка. Его отец потратил больше десяти тысяч, чтобы вызволить сынка. Он привез его домой, а с ним что-то неладное: то заплачет, то засмеется. Отец ему: «Что с тобой, что с тобой?» А тот только и твердит: «Хочу пись-пись».

Он просился в туалет неделю или две, и в большинстве случаев без повода, чем совершенно измучил своего отца. А как-то наделал в штаны без предупреждения. Тогда терпение отца кончилось, и в тот же день он оставил дома ничего не соображающего сына и, спрятав под мышкой кухонный нож, направился в четвертую среднюю школу. Он хотел отыскать молодых учителей, которые в тот день позвонили в полицию, но те как испарились. К нему вышли заместитель директора, завуч и двое учителей физкультуры. Папаша потребовал компенсации, он сказал, что его сына избили и сделали инвалидом и что школа должна нести за это ответственность. В полиции с него взяли штраф в двенадцать тысяч юаней, и школа должна полностью возместить ему эту сумму. Школа, конечно, своей вины не признавала, но из гуманных побуждений готова была выделить тысячу юаней на лечение. Разница между суммами была слишком велика, и стороны не смогли прийти к общему решению. Тогда папаша выхватил нож и стал им махать направо и налево. Даже физруки, заявлявшие, что занимались ушу, не видали такой ярости и в момент были повержены на землю. У отца мальчишки глаза налились кровью, он принялся кидаться на всех, кто внешне был похож на учителя, и поранил многих людей. Когда приехала полиция, злоумышленник уже выбежал в школьный двор и собирался сесть в машину и скрыться с места преступления. Майор Лю, матерясь, выкрикнул ему, что он слабак, раз нападает на безвинных людей, что его сына избили в полиции, и если бы у него было достаточно смелости, он бы лучше пришел мстить туда. И, пыхтя от ненависти, он повернулся к стоявшему позади Лао Хуану и сказал:

– Тоже мне, сраный молодец против овец нашелся!

Когда злоумышленник был пойман, майор Лю велел местным дружинникам провести его по улицам вокруг четвертой средней школы и коксохимического завода: здешние молодчики уж больно любят задираться да скандалить, так чтоб им неповадно было. Да и надо было показать, что в полиции не только в баскетбол играть умеют.

Впоследствии, когда в вышестоящих инстанциях расследовали дело об избиении ученика из Ганчэнской четвертой средней, майор Лю, естественно, повесил всех собак на практикантов. Лао Хуан видел, как те рыдали навзрыд, и хотя ему было их жаль, он знал, что такие типы, которые тупо подчиняются тому, кто старше, не повзрослеют, пока шишек себя не набьют. В этот раз ситуация была очень серьезной, спустить дело на тормозах было невозможно. Тот из них, кто бил сильнее, зря потратил годы на обучение в полицейском училище.

Сяо Цуй с Лао Хуаном шли по улице и весело болтали, когда услышали гудок автомобиля позади себя. В этом был весь Юй Синьлян: стоило ему только приметить Сяо Цуя с Лао Хуаном, так он бросал все свои дела и вызывался их подвозить. Несмотря на то что жил он довольно стесненно, он не слишком-то зацикливался на работе и любил проводить время с друзьями. К тем, кого он признавал другом, он относился с безусловным расположением. Пару раз он встречал Лао Хуана на улице одного и предлагал подвезти до дому. Лао Хуану было очень неудобно, ведь они были не очень хорошо знакомы, но Юй Синьлян сказал, что давно хотел, чтобы у него был такой друг, как Лао Хуан. В этот раз Юй Синьлян усадил к себе в машину Лао Хуана и Сяо Цуя и спросил:

– Куда поедем?

– Да в «Е*еную утку», – наобум ответил Сяо Цуй.

Юй Синьлян тоже знал, что на вывеске того ресторана отвалилась часть иероглифа и получилось такое странное название. Придя в заведение, они втроем дождались столика и уселись пить пиво. Лао Хуан напомнил Юй Синьляну:

– Синьлян, ты на пиво-то не налегай, тебе еще везти нас!

Но Юй Синьлян отмахнулся:

– Да ничего страшного, пиво – это не алкоголь, так, напиток, – и сделал большой глоток.

Они говорили о том о сем, и речь зашла о семейных делах Юй Синьляна. В гостях у Юй Синьляна ему было неудобно расспрашивать подробно, но после визита Лао Хуана подтачивало любопытство. А когда Юй Синьляну хотелось поболтать, его было не остановить. У него была нелегкая жизнь, и все переживания, копившиеся в душе, ему хотелось излить кому-то, иначе делалось очень трудно. Сначала заговорили о нем самом.

– А что я? Мне о себе и рассказать нечего, кроме как что жизнь у меня заковыристая. По молодости, еще лет десять назад, ввязывался в драки, не думая о последствиях, крушил, что под руку попадется, но сейчас уже так не делаю, потому как и за решетку попадал, и потом ущерб возмещать приходится. А у меня денег нет. Брату моему кололи стрептомицин, и от этого он оглох на оба уха. Младшая сестра тоже оглохла от этого чертова стрептомицина.

– Так раз брат от этого лекарства потерял слух, зачем же его было колоть и сестре?

Юй Синьлян сделал большой глоток.

– Это моя мать виновата, она женщина недалекого ума, вот и натворила дел. Хорошо хоть я в детстве не болел и мне никогда уколов не делали, иначе бы у нас вся семейка глухонемых была, – горько усмехнулся Юй Синьлян и продолжил про сестру: – А она умная, умнее, чем я, только вот оглохла. Отцу девочка была обузой, и когда она потеряла слух, он не стал отдавать ее в специальную школу, где она могла бы выучиться языку жестов, денег пожалел. За это она его ненавидит. Подростком она пошла к одному парикмахеру учиться, ну а потом… а потом он ее снасильничал и еще обвинил в том, что это она его соблазнила. А она-то мычит, ничего толком сказать не может. Ну, потом родился ребенок, беленький такой, умер при родах. И к чему я все это только рассказываю? Не будем больше об этом.

– Да-да, не будем, – поддакнул Лао Хуан. Он внезапно вспомнил Сяо Юй из парикмахерской за горой Бицзяшань. Но Сяо Юй и Юй Синьлян совершенно не похожи друг на друга. Если уж они брат и сестра, так у одного из них точно произошла генная мутация.

Не будем, не будем, а почему бы и не поговорить? Юй Синьлян сам не удержался и продолжил рассказ:

– А потом она вышла замуж. Мужик любил развлекаться на стороне и таскал у нее деньги. Раньше ее парикмахерская располагалась в районе Туаньцзао. Ремесло она свое знает, характер хороший – к ней народ с утра до вечера потоком шел. А муж ейный брал деньги, которые она приносила, и тратил их на женщин. Однажды одна шлюха к нам в дом заявилась, стала права качать, я ее за дверь выставил. Она поняла, что со мной шутки плохи, и убежала. Я считал, что должен защищать сестру – в конце концов, я ж ей старший брат, а она глухонемая. Я и муженьку ее несколько раз всыпал, а он под этим предлогом и развелся с ней. Она меня за это ненавидит. А я-то тут при чем? Раз ей так нужен мужик, так нашла бы себе кого понадежнее! Она умная, конечно, но обидчивая из-за инвалидности, поэтому любит придираться к мелочам.

– Так это не твоя ли сестра открыла парикмахерскую на горе Бицзяшань? – воспользовался паузой Лао Хуан.

– Так вы знакомы? – просиял Юй Синьлян.

– Бреет мастерски!

– Значит, моя сестра! – заулыбался Юй Синьлян. – Она красивая, не то что я, с рожей как кочан.

– Не садись сегодня за руль, иди-ка ты домой отдохни, – сказал Лао Хуан.

– Да ладно, ничего страшного. – Юй Синьлян зачерпнул пригоршню орешков и заказал еще по бутылке пива. Они выпили по кружке. Глаза Юй Синьляна увлажнились. Лао Хуану оставалось только напоминать самому себе поменьше пить, чтобы потом помочь ему отогнать машину.

Юй Синьлян обратился к Лао Хуану:

– Сяо Цуй говорит, что ты разведен. Так ты сейчас один?

У Лао Хуана задергалось веко. Он почувствовал, что этот балда собирается спьяну молоть всякую чепуху, и попытался сменить тему разговора.

– Э-э, ты мне зубы не заговаривай, – сказал Юй Синьлян, – ты умный, сразу все смекнул. Я знаю, ты хороший, надежный человек. А моя сестра хоть и глуха на оба уха, но молодая, заботливая. Если ты к ней будешь хорошо относиться, и она к тебе всем сердцем прикипит.

– Синьлян, я вот что тебе скажу: твои шутки далеко зашли. Ты знаешь, сколько мне лет? У меня дочь в следующем году замуж выходит. – Лао Хуан напустил на себя серьезный вид. – Ты с пивом перебрал, вот и несешь ерунду.

– Да какая же это ерунда! – возмутился Юй Синьлян.

– Синьлян, – вмешался Сяо Цуй, – ты и вправду уже накрякался, вот и несешь… неизвестно что.

Юй Синьлян был нетрезв, но все прекрасно соображал. Он вытаращился на Лао Хуана, сидевшего с каменным лицом, и тут же отреагировал:

– Как это – неизвестно что? Напросился к вам в компанию, е*еной уткой объелся, вот и несу по**ень!

У Шлака последнее время была очень насыщенная личная жизнь, и планы по созданию бомбы он пока оставил, переключившись на изучение языка жестов с немым Лао Гао. Лао Гао продавал самокрученые сигареты. Шлаку нравились у него сигареты с табаком «Берли», очень крепкие, так мало-помалу они и познакомились. Лао Гао был грамотным. Шлак показывал ему в словарике «Синьхуа» какое-нибудь слово, а Лао Гао тут же показывал ему, как это изображается на жестовом языке. Образность жестового языка делала его легким для запоминания, и Шлаку казалось, что с его помощью можно более точно передать смысл слов. Вернувшись от Лао Гао, он тут же обучал Сяо Юй новым жестам, и она охотно училась, ведь выдуманные ею жесты были ограниченны. Например, когда Сяо Юй пальцем указывала на Шлака, он понимал, что она обращается к нему. Ну а как сказать поласковее «дорогой», например? Если не учить жестовый язык, так и затруднишься сказать. Шлак научил Сяо Юй двум жестам, как передать это значение. Первый способ такой: обе руки надо сжать в кулаки, вытянуть большие пальцы, поставить руки вместе и провести кругом. Второй способ такой: вытянуть правую руку вперед и погладить большой палец левой руки с внешней стороны. У Сяо Юй была своя трактовка, ей казалось, что второй способ уж слишком двусмысленный: больше похож не на слово «дорогой», а на намек заняться любовью. И Сяо Юй предпочитала использовать первый жест: большой палец, в ее понимании, означал человека, два больших пальца – возлюбленных, а когда возлюбленные встречаются, то, понятное дело, голова идет кругом – вот и образность!

На сталепрокатном заводе был свой телеканал. Раз в два дня показывали десятиминутные новости, а в остальное время крутили сериалы и старые фильмы. Репертуар телеканала был ограничен, и один и тот же фильм ставили по многу раз. Память у Сяо Юй была очень хорошей, каким бы замысловатым ни был сюжет, она запоминала все подробности с первого раза, и когда они смотрели повтор, Сяо Юй спешила описать Шлаку, что будет в следующей сцене. Больше всего ей нравилось смотреть, как в старых гонконгских боевиках нелепо умирают герои. Когда она хотела изобразить, что кто-то кого-то убьет, она подставляла ладонь ребром к своему горлу, как если бы это был нож, и закатывала глаза. Шлак от Лао Гао научился стандартному жесту для слова «убивать», он выглядел так: указательный палец левой руки вытянуть вперед, а правой рукой сделать жест, как будто спускаешь курок. Сяо Юй это жест не нравился, и она предпочитала использовать свой. Она перенимала жесты, которым ее учил Шлак, выборочно. Шлаку все больше нравилась эта глухая девушка. В ней была какая-то загадка, увлекавшая его все сильнее и сильнее. Ему часто казалось немыслимым, что он, знавший многих женщин, сейчас сходит с ума от глухонемой.

Сяо Юй время от времени использовала голову Шлака в качестве тренировочного поля, выстригая ему всевозможные прически по образцам из потрепанных журналов. Каждый раз при встрече она проверяла, насколько отросли волосы Шлака, и если считала, что достаточно, усаживала его на скамейку и принималась творить. В тот день показывали иностранный фильм «Последний из могикан». После просмотра Сяо Юй внимательно изучила голову Шлака. Его волосы были длиной всего несколько сантиметров, по идее, недостаточно длинные, чтобы делать прическу из фильма. Но Сяо Юй не терпелось попробовать. Сделать стрижку было просто: побрить налысо, оставив полоску волос сверху шириной в три пальца. В скором времени прическа была готова, она обнажила один шрам слева и два справа – следы старых разборок. «Хорошо еще хоть сверху немного оставила, иначе бы открылся красноватый след от шва», – думал Шлак. Но Сяо Юй прическа не понравилась, она решила довести начатое до конца и сбрила оставшиеся волосы.

Шлак протянул Сяо Юй пятьдесят юаней и велел купить головной убор и темные очки. Сяо Юй спустилась в магазин у подножия горы и купила не фуражку, а кепку с длинным козырьком. Очки она приобрела в ларьке на улице, с очень сильным затемнением, можно в любое время надеть их, и будет темно, как ночью.

Когда Шкурка зашел в комнату, Шлак как раз примерял головной убор.

– Не сопреешь в кепке-то? – спросил Шкурка.

Шлак промолчал. Шкурка заметил темные очки. В путешествие Шлак не собирался. Тут его озарило:

– Шлак, что, бомба готова? Можно приступать?

Шлак снял кепку и показал свою лысую голову.

– Опять обрили, башка мерзнет, греюсь.

Шкурка искоса разочарованно посмотрел на него.

– Что ты все тянешь? Если передумал, так и скажи! Что, я должен до скончания века ждать, как дура – замужества?

Шлаку было нечего возразить. Иногда он вспоминал, как у него зародилась мысль обвязать себя взрывчаткой и пойти грабить банк, как эта мысль вызревала и как он решил ее осуществить. Поначалу это были не более чем разговоры за бутылкой. Но Шкурка воспринял их серьезно, вызвался быть помощником и все спрашивал, когда они начнут. Шлаку было неудобно говорить, что это он наболтал по пьяни. Несколько раз он уходил от ответа, но со временем план по захвату банка вырисовывался все четче и четче, и от пустых разговоров они перешли к конкретным действиям. Шлаку казалось, что его, как пружину, завели. Конечно, это сделал не Шкурка, но тогда кто же? Узколобый Шкурка не раз его спрашивал:

– Ты что, просто так трещал, напугать хотел? Драться- то ты умеешь, но не каждый, кто кулаками машет, готов рисковать жизнью.

Шлак упрямился, когда Шкурка начинал ставить под сомнение его способности, он твердо стоял на своем:

– Взрывчатое вещество еще не готово. Тут нужны некоторые специальные знания. Или, может, ты изготовишь, а я посмотрю? Когда ты сделаешь, тогда мы и приступим.

Шкурка ничего на это не отвечал. Он хотя и досадовал, что Шлак медлит, но сам в жизни не смог бы изготовить ничего сильнее хлопушки.

В скором времени бомба была готова. Хотя еще оставалось несколько технических моментов, ограбление было уже вопросом времени. Шлак это хорошо понимал.

Однажды рано утром Сяо Юй сама пришла к нему. После занятия любовью она сказала, что ей надо будет уехать на несколько дней. Ее сын, оставшийся после развода с мужем, заболел, требовались деньги. У нее сейчас денег не много, должна будет все отвезти. Она сама хотела побыть с сыном несколько дней, поухаживать за ним, ведь это ее кровиночка, развод тут ничего не меняет.

В последующие дни заведение Сяо Юй действительно было закрыто. Шлак все сидел у окна и смотрел на парикмахерскую через дорогу. Ему очень хотелось иметь достаточно средств, чтобы помочь Сяо Юй. Деньги, конечно, не главное, но зачастую именно они могут решить многие вопросы. Шлак вырос на приключенческих романах с единоборствами, и, начитавшись их, решил, что кто хорошо дерется, тот и более-менее богат и может свободно колесить по свету, соря деньгами направо и налево. И только сейчас, когда он стал взрослым, он понял, что все совсем не так.

Шкурка опять приволок домой целый мешок барахла. Он развязал веревку, и на пол со звоном покатились разные мелкие предметы и несколько пустых бутылок из-под пива. Шлак хотел сначала съязвить на это счет, но не смог ничего сказать, на душе у него сделалось тяжело.

– Как продвигается работа над бомбой? – Шкурка кинул ему книгу из серии «Самоучитель для молодежи», изданную в начале семидесятых годов – учебное пособие по обороне для низовых организаций народного ополчения. На обложке стояла печать: «Для распространения среди молодежных групп из выпускников школ, отправляющихся в деревню».

– Полистай, может, пригодится, – сказал Шкурка. – Посмотри, там есть картинка бомбы в разрезе. Бомбу вообще можно разрезать?

– Братан, да это для наглядности нарисовали. Где ты ее отрыл? Она бесполезна. Можно двадцать раз посмотреть «Минную войну»[6] «Минная война»  – китайский фильм 1962 года. – Здесь и далее примеч. пер. , все равно не поймешь, как делать мины.

Он вертел в руках эту старую книжицу, и на душе у него делалось еще мрачнее. Ему очень хотелось схватить Шкурку за ухо и прокричать: «Человечество уже шагнуло в двадцать первый век, в любом деле надо разбираться в науке, в технологии. Даже для изготовления самодельной бомбы нужен высокий технический уровень». Но разве ж мог Шкурка это понять, раз в один мешок грузил и пустые бутылки, и мечту разбогатеть? В результате Шлак осознал одну вещь: если у них с Сяо Юй когда-нибудь родится ребенок, обязательно надо, чтобы он хорошо учился.

Шкурка сел, открыл пачку сигарет «Дацяньмэнь», затянулся и сказал:

– Шлак, а не обязательно делать бомбу, мы можем начать с малого. – Дым от сигареты был очень густой и выходил из Шкурки наружу вместе со словами. Он продол жил: – Можно ведь еще чем-то заняться, не обязательно банк грабить. Например, тащить кабель с железной дороги, среза́ть внешние блоки кондиционеров или на товарной станции тырить цинковые бруски. Хотя много и не напромышляешь, но по крайней мере безопасно.

Шлак нахмурился. Он никогда не думал заниматься такой ерундой, да и сейчас это его не очень заинтересовало. Шкурка продолжал:

– Или можно заняться таксистами. У этих ребят всегда по тысяче юаней на руках водится. Нож к горлу приставишь, так они все и отдадут как миленькие. Ли Мусин и Сяо Фан этим пробавляются.

Это Шлаку показалось более надежным. Да и не мог он постоянно говорить Шкурке «нет», Шкурка бы решил, что он трус.

– Братан, а ты водить-то умеешь? – спросил Шлак.

– Умею, только права не получил.

– Дурак, ты на ворованной тачке собираешься с правами кататься? Давай готовиться.

Приняв решение, Шлак подошел к окну и посмотрел на послеполуденное небо. Ему очень хотелось увидеть Сяо Юй. Парикмахерская была заперта. Стал накрапывать дождь.

Преступление было совершено на участке между районом Ю’ань и промышленной зоной Дадин. От четырехполосной трассы в сторону отходила узкая улочка, шедшая вдоль ручья. Параллельно этой улочке на расстоянии километра находилась речная отмель. Труп выбросило на отмель. Когда положение тела очертили, находиться на месте преступления стало еще тягостнее. Мигалки не выключали. В подобные утренние часы воздух делался особенно густым. Машина, в которой ехал Лао Хуан, по дороге забарахлила, и он прибыл минут на десять позже остальных. Подойдя, он увидел заплаканные глаза Сяо Цуя. Как бы мужчина ни вытирал слезы, следы все равно видны, не то что у женщин.

– Что произошло? – спросил Лао Хуан, подходя. Вопрос Лао Хуана вызвал новую волну эмоций у Сяо Цуя, его глаза вновь увлажнились, и он ничего не ответил. Лао Хуан подошел поближе. Тело лежало в той же позе, в какой было найдено. Выражение на лице и конечности застыли в странном положении. Лао Хуан почувствовал, с какой обидой умирал этот человек. Лицо покойника казалось знакомым, но после смерти лица могут исказиться до неузнаваемости. Лао Хуан подошел еще ближе и узнал в умершем Юй Синьляна.

Экспертиза на месте преступления проводилась согласно установленному порядку. Специалисты осматривали территорию, тщательно отыскивая отпечатки пальцев, следы, вещественные доказательства и тому подобное. Лао Хуан почувствовал себя лишним и отошел поближе к воде, сел на гальку и нащупал в кармане сигареты. В глаза бил мерцающий свет сигнала полицейской машины. Из зарослей кустарника на отмели поднимался и тут же исчезал туман. Лао Хуан зажег сигарету. Он окинул взглядом место и подозвал ближайшего полицейского сделать фотографии. «Этого будет недостаточно», – подумал он про себя.

– И принеси еще гипсовый порошок, надо будет отлить форму, около тела в мягкой земле остался отпечаток ноги, – добавил он.

В расследовании Лао Хуан редко делился своими суждениями, но когда он что-то поручал, молодые полицейские сразу выполняли его задание. В исследовании отпечатков ног он слыл мастером. Его за это ценили и именно поэтому перевели в нынешнее отделение полиции.

Затем Лао Хуан обнаружил в кустах два окурка и захватил их с собой. Полоска гравия на берегу была как будто специально предназначена для отдыха. Он подумал, что если бы след от задницы представлял какую-нибудь ценность, надо было бы и его запечатлеть. Он мог бы с уверенностью заявить, что преступник там сидел: оставив тело, он подошел к реке смыть следы крови, и, утомившись, сел на гальку покурить. Преступники часто после убийства чувствуют сильную усталость. Река была довольно широкой, но мелкой, иначе тело не прибило бы к отмели.

Пока Лао Хуан делал гипсовую форму, его окружила группа молодых полицейских. Поначалу, когда начинают отливать формы, не всегда понятно, на что надо обращать внимание, и раз уж такой мастер, как Лао Хуан, лично показывал технологию, следует смотреть во все глаза. Лао Хуан уложил ленту из армированной сетки по краю следа и очистил его от соринок. В местах, где след пропечатался не очень четко, нужно было работать особенно аккуратно, и это мог сделать только опытный профессионал. Лао Хуан начал медленно вливать разведенный гипс. Стоявшие поодаль молодые полицейские вытянули шеи, напряженно следя за происходящим. Лао Хуан видел боковым зрением их восторг, и ему было приятно. Своевременно высказанное восхищение твоей работой все же может привести в прекрасное рабочее состояние.

На совещании, организованном на месте преступления, первым выступил майор Лю. Он возглавлял практически все важные уголовные расследования. Его методы были устаревшими, он проводил масштабные расследования, не жалея ни материальных, ни человеческих ресурсов, но всегда добивался результата. После установления личности погибшего майор Лю определил, что это было убийство с целью угона автомобиля. В прошлом году часто возбуждались дела по угону и грабежу машин, за которыми наверняка стоит шайка преступников. Городское управление полиции уже утвердило общий стратегический план по раскрытию этих дел, согласно ему сейчас шла стадия сбора улик и уточнения информации. Сети расставлены, ждали только сигнала к началу действий. Логично, что майор Лю отнес это преступление к делам рук шайки угонщиков автомашин. Кроме того, бандиты чаще всего крали такси, потому что эта марка автомобилей была очень распространена, стоила недорого, и преступники могли распродавать автомобиль на запчасти. За несколько лет бандиты создали бизнес по продаже запчастей, но им все было мало, они хотели переходить к продаже оптом, большими партиями.

До сих пор в делах об угоне и ограблении машин не было убийств. А поскольку майор Лю причислил это дело к остальным, появлялось основание говорить о том, что шайка грабителей перешла к более серьезным преступлениям. Это означало, что городское отделение полиции должно внести соответствующие изменения в общий план, выделить больше полицейских сил и увеличить интенсивность расследований. Майор Лю убедительно изложил свои доводы. Говоря, он по привычке сжимал и разжимал пластиковую бутылку из-под питьевой воды, отчего она то сдувалась, то опять вбирала воздух, издавая резкий хрустящий звук.

Иногда Лао Хуану хотелось обсудить с майором Лю вопрос о целесообразности расходов, затрачиваемых на расследования преступлений, но он прикусывал язык. Он знал, что у майора Лю голова забита практическими вопросами, и ему в жизни не понять такое словосочетание, как «целесообразность расходов, затрачиваемых на расследования преступлений»: хорош тот кот, который ловит мышей. А если в погоне за мышью он перевернет шкаф с посудой, то это не его проблемы, а хозяина.

Совещание устроили прямо на гальке. Земля была леденющей, холод проникал до самых костей. Лао Хуан поднялся и высказал свою точку зрения:

– Считаю преждевременным причислять данное происшествие к делам об угоне машин.

Майор Лю молча перевел взгляд на Лао Хуана.

– Налицо явные отличия этого дела от тех, где орудовала банда преступников. Прежде всего, никого не убивали, самое большее – оглушали водителя тупым предметом, чтобы тот отключился и было удобнее угнать машину. У той преступной группировки никогда не возникало повода для убийства. А в этом случае убийца орудовал острым предметом, одним ударом прикончил человека.

Молодые полицейские слушали очень внимательно. Майор Лю обвел присутствующих взглядом, поджал губы, опять сдавил пластиковую бутылку, но в ней уже не было воздуха и она не издала звука.

– Что-нибудь еще? – спросил он.

Лао Хуан ухмыльнулся, как будто ожидая, что майор Лю задаст этот вопрос. Он достал только что изготовленную гипсовую форму, поставил ее посредине и, указывая на верхнюю часть, сказал:

– Это отпечатки подошв. Используя обычную процедуру, едва ли можно достоверно судить о росте преступника. На отпечатках, собранных на месте преступления, виден рисунок двух типов: геометрический и волнообразный. Размер обуви довольно большой, и в соответствии со стандартной процедурой следует предположить, что оба преступника были ростом выше ста восьмидесяти сантиметров. Местные же все по большей части невысокие, двое людей ростом по сто восемьдесят с лишним сантиметров редко встречаются. Даже исходя из этого факта, следует признать, что налицо явное отличие этого дела от других. Однако, судя по характеру следов, обнаруженных за зарослями, – Лао Хуан указал пальцем на кустарник, – становится очевидным, что длина шага не соответствует росту. Это служит доказательством того, что преступники намеренно надели обувь большего размера, чтобы сбить с толку уголовный розыск. Поэтому стандартная процедура вычисления роста в данном случае неприменима. – Лао Хуан поднял гипсовые формы и продолжил: – Оба преступника, вероятно, молодые мужчины старше тридцати лет, следы обладают типичными характеристиками этой возрастной категории: на них видны заметные царапины, щербинки и выбоинки. Следует отметить, что обычно передняя часть отпечатка относительно глубокая, здесь же на нос ботинка, по всей видимости, не оказывалось никакого давления, и он приподнимался, что не соответствует стандарту. Это еще раз доказывает, что преступники носили обувь большего размера, носы ботинок наполнили чем-то мягким, что привело к их неплотному соприкосновению с поверхностью земли.

– Ну и что с того? – вставил майор Лю.

Лао Хуан открутил крышку бутылки, медленно сделал несколько глотков воды и продолжал:

– Очевидно, что ходить в обуви большего размера, да и еще надевать ее, идя на преступление, неудобно. Члены шайки, занимающиеся грабежом машин, уже совершили множество преступлений, и даже если бы им захотелось запутать следы и помешать расследованию, они бы не ста ли устраивать маскарад с обувью, усложняя себе жизнь. Надо полагать, что оба преступника в этом деле неопытны, поэтому уделили маскировке столько внимания, они слишком старались все предусмотреть. Исходя из вышесказанного, я полагаю, что можно совершенно точно разделить этот дело и дела о грабеже машин.

– Не стоит быть столь категоричным! – Лицо майора Лю вытянулось, отчего он стал похож на карася, выпускающего пузыри воды. – Считаю вполне возможным придерживаться двух версий: временно причислить это дело к серии случаев об угоне машин, и, получив поддержку городского управления, провести широкомасштабное расследование. Данное дело имеет частные отличия, мы назначим ответственное лицо для проверки. – Майор Лю уже много лет был на руководящей должности и сейчас решил использовать не допускающий возражений тон.

Лао Хуан ничего не ответил. Ему не хотелось провоцировать майора Лю.

Покидая место происшествия, Лао Хуан позвал Сяо Цуя и еще двух молодых полицейских поехать вместе. Они отстали от других машин и ехали медленно, надеясь по пути обнаружить новые улики. Привычка Лао Хуана, выработанная за многие годы: после изучения места преступления еще раз проехать по соседним улицам и навести справки – неоднократно приносила свои результаты. Да и к тому же весь день он напрягал мозги на месте преступления, и сейчас, катаясь по улицам и посматривая вокруг, он расслаблялся. Трава на обочине почти везде спутана, а отдельные участки прилизаны ветром, как волосы, покрытые лаком. Кое-где зелень начинала жухнуть. Вдруг Лао Хуан велел водителю остановиться. Он выпрыгнул из машины и пошел к черному пятну в нескольких десятках метров от дороги.

– Что там? – спросил Сяо Цуй.

– Пока не знаю, хочу посмотреть, – ответил Лао Хуан. Он шел не быстро, но и не медленно, а когда вернулся, в руках у него была кепка из тех, какие носит молодежь, – черная, с большим козырьком, с внутренней стороны приклеена этикетка фирмы «Мэйтэбан».

– Кепка, – сказал Сяо Цуй. Он взял ее посмотреть. Обычная кепка. Лао Хуан спросил:

– Ну да, кепка. Посмотри, в ней нет ничего примечательного?

Сяо Цуй напрягся. Ему очень хотелось выпалить тот же ответ, что был в голове у Лао Хуана. Он долго вертел ее в руках, но так и не смог найти никакой зацепки.

– Ты слишком глубоко копаешь, – сказал Лао Хуан, – ты проще смотри, а если и это не сработает, сними свою фуражку и сравни.

Сяо Цуй так и сделал. Но только что толку сравнивать фуражку с этой кепкой? Лао Хуану больше не хотелось его мучить, он усмехнулся и произнес, указывая на край с внутренней стороны:

– Смотри сюда. Видишь, тут еще нет следа от жирных волос? Значит, носили ее совсем недолго.

– А как можно точно узнать, что ее оставил преступник?

– Сразу видно, что эта кепка брендовая, стоит несколько десятков юаней. Предполагаю, что ее сдуло ветром. Если это не злоумышленник, который спешил совершить преступление, то что могло помешать человеку остановиться и поднять ее?

До Сяо Цуя постепенно начало доходить.

– Так все произошло на этом отрезке пути, и первое место происшествия здесь? – Сяо Цуй посмотрел вдоль трассы. Серая поверхность дороги напоминала дохлую змею.

Лао Хуан ничего не ответил. Он надел кепку и учуял исходивший от нее тонкий запах присыпки. Сейчас уже редко кто из парикмахеров после стрижки обрабатывает голову клиента присыпкой.

В районе Туаньцзао панихиды всегда справляли очень шумно. В этом обшарпанном отдаленном местечке, тем не менее, живет очень много людей. Лао Хуан и Сяо Цуй купили по траурному венку. Людей с завода и хороших знакомых Юй Синьляна пришло очень много, расставили столы с картами и мацзяном. Лао Хуан отыскал стул и уселся в уголке. За соседним столом, где резались в карты, одному из игроков позвонили, и он подозвал Лао Хуана:

– Братец, сыграешь пару партий вместо меня?

Лао Хуан кивнул и протиснулся к столу. Играли в «Сортир», проигравший платил пять цзяо. Игроки за столом были полные дилетанты. Лао Хуану было скучно, он выигрывал и постоянно отвлекался.

Часов в девять вечера он увидел Сяо Юй. Говорили, что домашние искали ее днем, обошли всю гору Бицзяшань, но так и не нашли. И вот она пришла сама, в скромной строгой одежде, с заплаканными, опухшими глазами. Подойдя к портрету Юй Синьляна, она зарыдала. Звук ее плача был низкий, пугающий. Многие оторвались от своих занятий и посмотрели на Сяо Юй. Она упала на землю, и родственники кинулись ее поднимать. Лао Хуан склонился над картами. Выплакавшись, Сяо Юй медленно пошла в его сторону и села на стул, на котором только что сидел Лао Хуан. Он взглянул на нее, она долго всматривалась в него и наконец узнала в нем старого клиента. Она утерла слезы, через силу улыбнулась и тут же опять зарыдала.

В два часа ночи в поминальный зал зашел молодой человек с рыбьими глазами и прямиком направился к Сяо Юй. Она спала, уткнувшись себе в колени. Молодой человек ее разбудил и жестами показал, чтобы она вышла поговорить. Лао Хуан машинально окинул его взглядом, в том числе и ботинки. Это уже была профессиональная привычка: когда он смотрел на кого-то, его взгляд всегда фиксировал обувь человека. Бетонная поверхность пола была очень твердой, к тому же его недавно подмели и пыли не было, поэтому следов не осталось. Лао Хуан продолжил игру, время от времени косясь на дверь. Сяо Юй вышла следом за «рыбьим глазом», и оба пропали из виду. Ганчэнские ночи были непроглядно темны.

В тот вечер Шлак был в совершенном смятении. Он раскаивался, что убил человека, причем и денег-то не добыл, к тому же убитый оказался братом Сяо Юй. Он негодовал: как же так? Такой большой город, и надо же, вот совпадение! В тот день он посмотрел на физиономию таксиста, но совершенно не подумал, что он может быть как-то связан с немой Сяо Юй. Вечером того дня он подошел к месту, где стоял гроб, и велел Шкурке позвать Сяо Юй. Когда она вышла, он повел ее вглубь переулка. Шкурка тактично исчез. Шлак снял кепку, почесал голову и жестами спросил у Сяо Юй, что произошло. Сяо Юй, заливаясь слезами, сказала, что убили ее брата.

Шлак совершенно точно знал, что Юй Синьляну действительно перерезали глотку. Сяо Юй плакала не переставая. Она плотно сжала веки, но слезы продолжали течь. В бледном свете фонаря ее глаза были похожи на две мокнущие раны. Шлак вытер ей лицо, вынул из кармана несколько банкнот, вложил их ей в ладонь и сказал: «Не плачь, у тебя есть я». Сяо Юй с усилием улыбнулась и попыталась сдержать слезы. Шлака еще больше задела ее улыбка. Он схватил ее, оттащил от света и крепко поцеловал. Когда он вытолкнул ее язык из своего рта, в нем уже бурлило страстное желание. Он взял такси до дома в Бицзяшань и затащил ее в свою съемную квартиру. Страстно обнимая ее, он почувствовал, как тело Сяо Юй становится влажным и липким. Шлак не включал свет, так как знал, что лицо у нее сейчас было крайне печальным, это поставило бы его в неловкое положение и он не сумел бы справиться с эмоциями.

Во время продолжительного любовного акта Шлак слышал треск хлопушек вдали. Возможно, в таком большом городе, как Ганчэн, в это же время проводились другие траурные церемонии, и эти хлопушки пускали не для Юй Синьляна.

Майора Лю временно направили в городское управление полиции, чтобы он возглавил дела об угонах и грабежах автомашин. Расследование шло интенсивно, сбор доказательств продолжался, выражаясь канцелярским языком, «были достигнуты промежуточные результаты». Несколько основных дел были взяты под контроль. На совещании в городском управлении майор Лю обозначил свою точку зрения. Он считал, что необходимо сначала расставить сети и не стремиться разом поймать всех преступников, а нанести удар по ключевым центрам, после этого подвести итоги и уже на втором этапе отлавливать мелких сошек по отдельности. В городском управлении поддержали позицию майора Лю, но сеть получалась очень широкой, следовало привлечь дружественные полицейские отделения из соседних провинций для совместных действий, так как первый этап надо было отработать тщательно и основательно.

Последнее время майор Лю ни с кем не виделся, практически все время занимался рабочими делами на выезде. Иногда он приходил в отделение в модном гражданском штатском костюме с лакированным кожаным портфелем под мышкой, совсем как бизнесмен из Гуандуна. Нескольких полицейских он взял себе в помощники, и они ездили вместе с майором Лю по делам. Остальные же, ведя свои дела, ходили к Лао Хуану за советами. Было видно, что он пользуется авторитетом у коллег, но он старался не брать инициативу на себя. Когда спрашивали его мнение, он говорил:

– Делайте, как считаете нужным. У каждого свои методы, братцы, у телеги своя дорога, у коня своя. Я посмотрю, так у вас идей больше, чем у меня, будет!

Лао Хуан обратил все свое внимание на найденную кепку. Особенно не распространяясь, он поручил троим полицейским заниматься этим делом. Майор Лю постоянно отсутствовал, и Лао Хуан получил свободу действий. Сяо Цуй и другие молодые полицейские считали, что заниматься поисками преступников по такой крошечной зацепке – пустое дело. Что можно найти по кепке, найденной на обочине? Ганчэн, конечно, город небольшой, но людей в нем больше миллиона, город поделен на несколько районов, а кепка самая заурядная, искать убийцу по ней – все равно что искать иголку в стоге сена. Более того, еще неизвестно, имеет ли кепка какое-то отношение к преступлению. Лао Хуан странно усмехался, говоря:

– Погодите, еще рано судить. Трудное или легкое дело – критериев нет. В одних делах оказывается, что все гораздо труднее, чем предполагаешь, а в других – наоборот.

Занявшись кепкой вплотную, молодые полицейские поняли, насколько ошибочным было их начальное суждение. Установив, что это оригинальная кепка фирмы «Мэйтэбан», можно было сразу исключить все оптовые рынки, мелкие магазинчики и придорожные лотки. В Ганчэне находилось пять специализированных магазинов фирмы «Мэйтэбан». По статистике магазина, данная кепка была основной моделью, поступившей в продажу в прошлом году. Всего в Ганчэн было привезено сто семьдесят четыре экземпляра. Товарные чеки и квитанции имеются на пятьдесят одну штуку (тут пришлось объяснить хозяину магазина, что идет расследование преступления, и к Управлению по промышленности и торговле это не имеет никакого отношения, только тогда хозяин согласился предоставить чеки). Сяо Цуй собирался по чекам найти этих пятьдесят одного покупателя и сначала проверить их, но Лао Хуан сказал, что тех пятьдесят одного человека надо оставить в покое и проверить оставшихся сто двадцать три. Хозяин магазина и продавцы по памяти описывали полицейским тех, кто покупал такие головные уборы. Собирать сведения получалось мелкими партиями, что козий помет: в один раз вспомнят парочку, в другой – еще одного-двух. На этом этапе полицейским пришлось тренировать свое терпение, они неоднократно обходили пять магазинов и получали все новую информацию. Сяо Цуй заносил описание каждого покупателя в компьютер.

Расследование о том, кому принадлежала кепка, так и не сдвинулось с мертвой точки, а городское управление решило в ближайшее время устроить облаву на угонщиков автомобилей. Были мобилизованы все подразделения полиции. Майор Лю уже вернулся в свое отделение, сменив костюм бизнесмена обратно на полицейскую форму. Лао Хуану ничего не оставалось, как отложить дело о кепке и подключиться к общему заданию.

Перед началом совместной операции все задействованные сотрудники правоохранительных органов собрались в зале заседаний городского управления полиции. Обстановка напоминала ограбление в столовой самообслуживания. Пришедшие получили по две этикетки с номером, на которых надо было написать свое имя, и одну из них прилепить к антенне телефона. Далее несколько серьезного вида девушек-полицейских синхронно прошли по рядам с поддонами из нержавеющей стали, куда все должны были положить свои мобильники. Лао Хуан с грохотом опустил в поддон и свой телефон. Сяо Цуй впервые увидел, каким телефоном пользуется Лао Хуан. Это был «Нокиа 5110», модель пятилетней давности, огромный и похожий на молоток. Когда он опустил в поддон свой аппарат, казалось, рука держащей поддон девушки немного опустилась. Полицейские, клавшие телефоны после него, не могли сдержать усмешку, глядя на мобильник Лао Хуана: уж слишком он выделялся среди остальных.

В день операции Лао Хуан никак не мог собраться с силами, а в Сяо Цуе, наоборот, энергия била ключом, так как на установочном совещании ему подняли боевой дух. Хотя операция сама по себе была довольно скучной: надо было задержать преступников и разыскать автомобили – все равно что дома картошку чистить. Группа Лао Хуана и Сяо Цуя была ответственна за задержание преступника по фамилии Цюань в номере спа-центра на втором этаже отеля «Хуанцзинь Сибу». Выбив дверь из армированного пластика и ворвавшись в помещение, они увидели распаренного и урчащего от удовольствия парня, сидевшего в кадке, в каких в деревнях закалывают свиней, и девицу, делавшую ему массаж. Увидев людей с пистолетами, Цюань не дрогнул ни одним мускулом, как человек, видавший виды. Когда Сяо Цуй приблизился к нему, Цюань вдруг зарыдал в голос. Сяо Цуй с отвращением сплюнул в сторону и подумал: «Ну что за невезуха, готовился-готовился полдня, а тут такой соплежуй».

Другой группе полицейских, которую направили на старый склад завода азотных удобрений, довелось увидеть более интересную картину: открыв ворота, они обнаружили аккуратные стопки мешков с химическими удобрениями, уложенные в десять с лишним чжанов[7] Чжан  – мера длины, равная 3,33 м. шириной и четыре-пять чжанов высотой. Но стоило им разобрать первый ряд, как внутри оказались сложенные штабелями автомобили. Это были ворованные или списанные машины. Репутация у той банды преступников была не очень: они слегка ремонтировали списанные автомобили, перекрашивали и сбывали на черном рынке как подержанные, зарабатывая на разнице. Лао Хуана волновал только один вопрос: есть ли там машина Юй Синьляна. Но в тот раз ее не нашли. В последующие месяцы городское управление полиции отыскало еще сорок списанных автомобилей, проданных в соседние провинции. Машины Юй Синьляна «Линъян» с номером 3042 среди них тоже не было.

Устроили собрание, чтобы отметить успехи. К майору Лю проявляли в тот день особое внимание, перед ним стояли микрофоны всех размеров, прямо как стопка дров. Майор говорил так много, что стал даже заговариваться. Вечером майор Лю поволок всех в караоке-бар. Лао Хуан с Сяо Цуем ехали следом за машиной майора и опять приехали к отелю «Хуанцзинь Сибу». В холле туда-сюда без толку слонялись, как зомби, множество девушек. Сразу стало понятно, что они торгуют собой. Сяо Цую показалось это нелепым: почему они оказались именно здесь? Сяо Цуй бросил несколько взглядов на Лао Хуана, желая узнать, что он думает по этому поводу, но Лао Хуан, казалось, не замечал выражения лица Сяо Цуя. Когда у него в руках оказался микрофон, он запел арию «Сколько же горя, слышны голоса соотечественников, обиженных на дорогах»[8]Ария из так называемого образцового революционного музыкального спектакля 1960-х годов «Красный фонарь».. Это была ария на два голоса, но кто ж из молодых мог подпевать? Лао Хуан спел за двоих – и за Ли Юйхэ, и за точильщика ножей. Лао Хуан заметил недоумение Сяо Цуя, но не мог же он ему сказать, что майор Лю получает долю с этого отеля. Без участия полиции такого размаха сутенерский бизнес не продержался бы и дня. Конечно, это все по слухам, не точно. И хотя об этом ему рассказал его хороший приятель, и вряд ли он стал бы болтать что попало, Лао Хуан, как старый полицейский, предпочитал верить доказательствам.

Поскольку во время этой операции машину Юй Синьляна не обнаружили, Лао Хуан предложил выделить этот случай из общего расследования и вести дело отдельно. И конечно, руководить им он будет самостоятельно. Он взял к себе нескольких людей, которых уже давно присмотрел.

Вскоре из магазина «Мэйтэбан» в районе Туаньцзао Сяо Цуй получил информацию о том, что эту модель кепки покупала одна глухонемая женщина. Продавщица, только что вернувшаяся из отпуска, очень хорошо ее запомнила. Если бы обычный человек покупал такую мелочь, как кепку, она вряд ли запомнила бы это событие так отчетливо, или могла бы спутать, за трусами приходил человек или за кепкой. А тут немая пришла за мужской кепкой – продавщица обратила на это внимание. Женщина сначала жестами показала, что хочет получить скидку, и продавщица с трудом смогла до нее донести, что в их магазине скидок не делают, здесь не рынок. Продавщица думала, что раз немая не получила скидку, то и покупки не будет, но она все же приобрела кепку. Сяо Цуй фиксировал приметы немой, и продавщица добавила, что время от времени эта женщина проходит мимо их магазина.

Сяо Цуй показал свои записи Лао Хуану:

– Вам никого это не напоминает? – спросил он.

– Сяо Юй, – моментально отреагировал Лао Хуан. Сяо Цуй кивнул. Лао Хуан нахмурился:

– Так что, она купила кепку своему брату? Неужели она была на Юй Синьляне? Он ведь не имел привычки носить головной убор.

– Может быть и так, – ответил Сяо Цуй. – Юй Синьлян пошел в таксисты, а таксисты целыми днями на улице, любят носить кепки с козырьком. Вот Сяо Юй и решила сделать ему подарок, все сходится.

Сяо Цую пришлось проторчать несколько дней у магазина «Мэйтэбан», чтобы убедиться, что это именно та глухонемая. И вот в один дождливый день после полудня продавщица похлопала его по плечу: «Она, это она». Он посмотрел, куда указывали, и действительно увидел Сяо Юй. Вернувшись в отделение, он решил, что кепку как улику надо считать бесполезной: понятно же, что Сяо Юй купила ее в подарок брату, поэтому кепка слетела с головы Юй Синьляна. Однако Лао Хуан считал, что не стоит пока тревожить Сяо Юй, а лучше понаблюдать за ней, посмотреть, с кем она обычно общается.

На следующий день Сяо Цуй по распоряжению Лао Хуана пошел на гору Бицзяшань, чтобы от парикмахерской, как исходной точки, понаблюдать за обстановкой. Через дорогу напротив стоял черный обшарпанный дом в пять этажей. Сяо Цуй забрался на плоскую крышу здания, устроил себе наблюдательный пункт в кладовке, крытой рубероидом, и стал наблюдать за происходящим внизу. Сяо Цую казалось, что жизнь у Сяо Юй проще некуда: каждый день открывает парикмахерскую, закрывает парикмахерскую, иногда вечером идет играть в «Пивоварню». Денег, которые она зарабатывает за два дня, хватает только на то, чтобы купить пять-шесть фишек. В заведении Сяо Юй обычно смотрела, как играют другие. Однажды она поставила на нечетное число, и ее сумма умножилась в тридцать два раза. На следующий день она парикмахерскую не открывала, целый день провела за игрой, пока не спустила все деньги.

На четвертый день Сяо Цуй увидел, что Сяо Юй перевезла целую груду вещей в парикмахерскую. Создавалось впечатление, что она собирается поселиться в собственной лавке и больше не станет возвращаться домой. Сяо Цуй был убежден, что Сяо Юй не имеет никакого отношения к делу, поэтому он спустился, пришел к ней в салон и поинтересовался, не может ли он чем-нибудь помочь. Сяо Юй узнала Сяо Цуя, она помнила, что он был другом ее брата, работает в полиции. Она свалила вещи кучей и не стала разбирать, на лице ее застыло подавленное выражение. Сяо Цуй достал кепку и показал ей, у Сяо Юй тут же брызнули слезы из глаз. Можно было не спрашивать, и так понятно, что эту вещь она подарила своему брату. Сяо Юй хотела оставить ее себе на память, но Сяо Цуй отрицательно покачал головой.

Улика не оправдала ожиданий, и многих охватило уныние. На нее было затрачено немало времени, и вот какой результат.

– Как же раньше мы не предположили, что это кепка покойника? – не сдержался Сяо Гуй.

Лао Хуан ничего не ответил. Он самокритично думал, что, может, он понимает только в отпечатках следов, а для того, чтобы разбираться в головных уборах, надо обладать другим мышлением?

Вечером того дня Лао Хуан сидел дома: телевизор ему смотреть не хотелось, прочитанное не лезло в голову. Он вертел в руках ту кепку и вдруг обнаружил маленькое, еле заметное круглое пятнышко крови слева на внешней стороне, от которого ткань затвердела. Кепка была черной, и крохотное пятнышко было практически незаметно. Лао Хуан тут же отнес кепку на проверку в лабораторию городского управления полиции, чтобы сравнить с образцами крови Юй Синьляна. Он сомневался, можно ли по такому маленькому следу провести лабораторный анализ, но его заверили, что запросто. Результаты подтвердили, что это действительно кровь Юй Синьляна. Лао Хуан был еще больше озадачен. Аутопсия показала, что жертве разбили нос, а другая рана была нанесена ножом справа в шею.

Если это кровь Юй Синьляна, думал Лао Хуан, то как она оказалась на его собственной шапке? Пятнышко круглое, очевидно, что кровь брызнула, а не была смазана. У шапки есть козырек, и если бы кровь брызнула в то место, капле пришлось бы описать в воздухе дугу. Даже Бэкхем, который ногами на пианино может играть, вряд ли смог бы так пнуть мяч.

В тот день Шлак открыл входную дверь и собирался спуститься, когда увидел поднимавшегося наверх человека. Было видно, что он не местный жилец, он шел по лестнице, задирая голову. Когда человек проходил мимо Шлака, Шлак схаркнул в мусорное ведро, стоявшее в углу у двери, и зашел обратно в квартиру. Он сразу понял, что это был «зеленый башмак»: его левый карман штанов оттопыривался, там было оружие, телефон же он держал в руке. Шлак подошел к окну, выходящему на парикмахерскую, и посветил зеркальцем. Сяо Юй заметила сигнал, подошла к двери, и Шлак жестами показал ей, чтобы она не приходила, что он сам зайдет к ней вечером.

Вечером, когда Сяо Юй отправилась в игровое заведение, «зеленый башмак», естественно, пошел следом. Шлак еще больше утвердился во мнении, что «зеленый башмак» высматривает его. Сяо Юй вышла из игровой, «башмак» – за ней. В районе одиннадцати «башмак» посмотрел на часы и отстал от Сяо Юй, свернув на другую дорогу. Шлак велел Шкурке стоять на стреме, а сам потащил Сяо Юй в съемную квартиру, где они опять предались страсти. Прыть Сяо Юй распаляла чувства Шлака, ему нравилось испытывать опустошенность после секса. После он включил свет, усадил ее в кресло и объяснил, что должен будет уехать на какое-то время.

Сяо Юй очень расстроилась. Она почувствовала, что в этот раз Шлак уезжает надолго. Если бы он уехал на пару дней, она бы ничего не сказала, хотя раньше расставания и на пару дней было достаточно, чтобы сердце ее начинало разрываться на куски. В ее мире не было звуков, он был исключительно пуст и безмолвен. И ей не хотелось разлучаться ни на день с этим мужчиной. После знакомства с ним она часто видела во сне, что он вдруг исчезает, как дым. Она беспомощно хваталась за воздух, пытаясь удержать его, но дым просачивался сквозь ее пальцы.

Сяо Юй жестами встревоженно попросила его сказать ей правду: вернется ли он? Шлак не нашел, что ответить, он и сам этого не знал. На его руках была смерть человека, как можно точно сказать, вернется ли он? Он сказал, что в этот раз уедет надолго, но обязательно вернется. У Сяо Юй внутри все оборвалось. Она прильнула к нему, на глазах выступили слезы, послышались сдавленные всхлипы. Он обнимал ее бесконечное число раз, но в этот раз он почувствовал, что все ее тело стало липким, как тесто из клейкого риса. Ему нравилось, что она не сдерживает своих чувств, не скрывает своей привязанности. Она нигде не училась, поэтому, естественно, отличалась от большинства женщин. Шлак долго-долго обнимал ее. Она жестами спросила, когда же он вернется, пусть назовет точную дату. Он подумал, закурил сигарету. Потом он зажал в кулак пальцы левой руки, оттопырив большой: этот жест мог многое означать, но Шлак поднес сигарету к большому пальцу, легонько прикоснулся к нему и резко раскрыл пальцы левой руки, и Сяо Юй сразу его поняла. Шлак хотел изобразить хлопушки. Сяо Юй сжала одну руку в кулак и обхватила его другой рукой: на языке жестов это означает «праздник весны», то есть Новый год. Шлак знал, что она поняла, и, легонько улыбаясь, кивнул. Она улыбнулась сквозь слезы в ответ. Он продолжал объяснять жестами, чтобы к тому дню она украсила парикмахерскую, повесила парные надписи и фонарики и подготовила хлопушки. И он обязательно приедет к тому времени, даже поклялся, что если он не приедет, то… Он раскрыл ладонь и ребром провел себе по шее. Сяо Юй опустила его руку и кивнула, показывая, что верит ему.

В тот же вечер Шлак и Шкурка уехали в относительно далеко расположенный район Юйтянь.

В деревне Шуйдан к востоку от района Дадин находился малоприметный искусственный водоем, небольшой по площади, десять с небольшим му[9] Му  – китайская мера площади, равная 0,07 га., но очень глубокий. В начале осени там утонул один рыбак, но тело не всплыло. Его родственники заплатили управляющему водохранилища, чтобы спустили воду и отыскали тело. В день, когда осушали пруд, в деревне царило оживление, как на Новый год. И стар и млад – все собрались посмотреть. Сколько они жили в деревне, воду из водоема ни разу не спускали. К тому же на дне должен находиться труп. Жителям деревни хотелось посмотреть, насколько сильно он был попорчен рыбами. Воду стали откачивать, илистое дно постепенно обнажалось и тут же высыхало под лучами солнца, приобретая серо-белый оттенок. Вскоре показалось и тело, головой вниз, ногами наверх, напоминающее какое-то подводное растение. Уровень воды понизился, и ноги отяжелели и опустились. Люди хотели разглядеть его получше, но тут их внимание привлекла другая вещь.

Автомобиль с табло «Такси».

Это странно, говорили люди, ведь ясно, что он утонул на рыбалке, так неужели он влетел в пруд на машине? Тогда он должен был бы находиться в салоне. Секретарь партийной ячейки деревни был человеком высокосознательным, он счел, что здесь имеет место преступление и надо вызвать полицию. Но он не мог вспомнить номер и спросил у старосты деревни: сто десять или сто девятнадцать? Староста тоже не был уверен и сказал, что можно по любому номеру звонить, они там все работают сообща.

В этот раз Лао Хуан ехал впереди всех и первым прибыл к водоему. Он тут же стал хлопотать, огораживая место полицейской лентой, и только через довольно долгое время спустился на дно пруда, утопая по пояс в иле. Он подошел к автомобилю и протер номерной знак – 3042, номер Юй Синьляна.

Выбравшийся из водоема Лао Хуан весь был в грязи, верхняя половина тела черная, нижняя – желтая, рукава тоже все в иле.

– Скорее идите в машину, снимите одежду и вытритесь, – сказал Сяо Цуй.

– Ничего страшного, – улыбнулся Лао Хуан, – грязевые ванны полезны для здоровья.

Он встал рядом с машиной и окинул взглядом водоем. Лао Хуан заметил, что деревенские следят за ним и все как один улыбаются, взглянул на свое отражение в автомобильном стекле и увидел, что его одежда четко делится на два цвета, как желатиновая капсула для лекарства. Он досадовал, что собралось так много народу. Почва вокруг пруда мягкая, если бы людей было мало, место бы хорошо сохранилось, и, пройдя вдоль берега, можно было бы обнаружить следы от колес. А по отпечаткам протекторов, кто знает, может, можно было бы найти и еще что-то важное. Но пришло так много людей, вытоптали все вокруг пруда, что там могло остаться?

В деревне Лао Хуан пригласил старосту, секретаря партийной ячейки и управляющего водохранилища в деревенский ресторанчик, чтобы задать им еще несколько вопросов.

– Многие ли из неместных могли знать об этом водохранилище?

– Водохранилища есть в каждой деревне, – ответил староста, – и наше ничем не отличается от других.

– А многие ли приходят сюда на рыбалку? – спросил он управляющего водохранилища.

– Мы в основном занимаемся разведением рыбы. Место на отшибе, дорогу сюда трудно найти, порыбачить приходят только из окрестных деревень.

– И никто не видел, как машина заехала в деревню?

– У нас в деревне автомобили бывают редко, – сказал секретарь ячейки. – Эта машина, видимо, ночью приехала, иначе ее кто-нибудь бы заметил.

Принесли кушанья. Они взялись за палочки для еды и обнаружили, что Лао Хуан не задает больше вопросов, и им стало неловко: как же так, Лао Хуан заказал целый стол снеди, а они отделались всего парой ответов взамен?

– Товарищ Хуан, не будет ли у вас еще вопросов? – спросил управляющий водохранилища.

Лао Хуан подумал и поинтересовался:

– А почему ночью никто не стережет водохранилище?

– Дело вот в чем, – ответил управляющий, – мы совсем недавно вывели мальков и выпустили их в пруд, сейчас ничего не поймаешь, мальки проплывают сквозь ячейки в сети.

– А кто знает, что вы запустили мальков и пруд ночью не охраняется?

– Деревенские знают, те, кто часто приходит рыбачить, тоже знают.

Старосте деревни тоже хотелось помочь следствию, он попросил задать и ему несколько вопросов, но Лао Хуан сказал, что уже достаточно, и поднял чашку за их здоровье.

Лао Хуан и Сяо Цуй затребовали материалы по мужчинам в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, проживающим в деревне Шуйдан и еще семи окрестных деревнях. В этих восьми населенных пунктах таких мужчин оказалось меньше двух тысяч. Если бы несколько месяцев назад Сяо Цую дали такой объем работы, он бы был им раздавлен, но дело с кепкой закалило его, и сейчас проверка данных двух тысяч человек уже не казалась ему трудной задачей. Сяо Цуй, Сяо Чжу и Сяо Гуй тщательно изучили материалы за три дня, сразу отсеяли девятьсот тридцать человек и принялись за вторичный отсев, – ушла еще половина. Осталось около четырехсот сорока имен, и они принесли эти материалы Лао Хуану на просмотр.

Лао Хуан планировал справиться с работой за пять дней, но уже на второй день утром он открыл очередную папку и увидел фотографию мужчины с глазами навыкате. Его как током ударило. Он отчетливо помнил, что видел этого рыбьеглазого на поминках Юй Синьляна, он еще позвал Сяо Юй выйти. Его звали Пи Вэньхай, тридцать два года, разведен, сидел за воровство. Лао Хуан вдруг подумал о Сяо Юй. Неужели из-за того, что она инвалид, он считал ее чище других? И какое отношение она имеет к убийству? Мысли Лао Хуана хаотично метались, но в глубине души он почувствовал боль.

Лао Хуан тысячу раз поднимался на гору Бицзяшань и каждый раз с наслаждением предвкушал, как Сяо Юй мягко и нежно будет брить ему лицо. Но в этот раз шаги его были тяжелы. Осень уже подходила к концу, на дороге пустынно. Парикмахерская была закрыта. Лао Хуан немного потоптался и собрался уходить, но тут из задней комнатки вышла Сяо Юй и окликнула его. Она открыла парикмахерскую и включила свет. Лао Хуан вспомнил слова Сяо Цуя о том, что она перевезла свои пожитки сюда. Во время бритья Лао Хуан против обыкновения сидел с открытыми глазами и разглядывал ее печальное лицо. Похоже, она только что плакала, веки припухли. Закончив работу, она закрыла парикмахерскую. Сейчас она каждый день ходила в специальную школу, занималась с преподавателем языком жестов. Она всегда сожалела, что не знала этого языка, давно хотела его выучить, но все откладывала то из-за одного, то из-за другого. И вот наконец решилась.

По воскресеньям Сяо Юй обычно не работала в парикмахерской, а ходила на урок по языку жестов. Лао Хуан и Сяо Цуй хотели устроить наблюдательный пункт в доме напротив заведения, пусть даже за деньги. В прошлый раз Сяо Цуй устроил пункт в кладовке на крыше, но результата он не получил. Они увидели на столбе объявление об сдаче квартиры на втором этаже в здании как раз напротив парикмахерской – лучше места и не придумаешь. Лао Хуан велел Сяо Цую позвонить хозяину, чтобы посмотреть квартиру. Владелец жилья оказался лысым мужчиной средних лет. Он открыл дверь. Внутри еще не убирали после предыдущих съемщиков, их вещи в беспорядке валялись на полу.

– До вас здесь тоже снимали двое мужчин, – сказал хозяин. – Стоимость невысокая, всего каких-то сто двадцать юаней, платить можно помесячно. Но те двое задерживали оплату, а потом вообще смылись. Не повезло с ними.

Лао Хуан разговор не поддержал, а сразу подошел к окошку, которое выходило на улицу. Парикмахерскую было видно прекрасно.

– Ну и хорошо, что они съехали, – продолжал владелец. – Я человек приличный, а с этим сбродом общаться – себе дороже. Вот кто они, эти двое? Сняли мою квартиру, подцепили немую хозяйку парикмахерской и каждый день с ней здесь забавлялись! Эта немая-то – отъявленная шлюха, лучше держаться от нее подальше.

– Что? – У Лао Хуана загорелись глаза, он обернулся на хозяина квартиры. Хозяин повторил сказанное, ногой сгребая валявшийся на полу мусор. Лао Хуан понял, что снимать квартиру уже нет необходимости, он предъявил свое удостоверение и показал фотографию Пи Вэньхая.

– Это он? – спросил Лао Хуан.

Хозяин пригляделся и закивал.

– А второй как выглядит? – продолжал Лао Хуан.

Владелец квартиры призадумался:

– Каждый раз этот приходил, деньги приносил, а второго я толком и не видел.

– Толком и не видел или вообще не видел?

– Никогда не видел.

– А откуда ты знаешь, что тут двое жило?

– Так этот говорил, – ответил хозяин, указывая на фотографию Пи Вэньхая. – Сказал, что его брат тоже тут живет, что у него характер скверный, и велел без особой необходимости к ним не заглядывать. Он обещал сам мне в конце месяца передавать деньги в руки.

– Так и кто из них с парикмахершей сошелся?

– Ну, этого я не знаю, – закачал головой хозяин.

Лао Хуан тут же обыскал обе комнаты. Но Шлак был человеком предусмотрительным и, конечно, не оставил никаких вещественных доказательств. Только вот порядок они не соблюдали и в квартире давно не прибирались. Лао Хуану удалось в пыли на полу разглядеть несколько отпечатков следов: размер обуви довольно большой, судя по отпечаткам, ботинки новые, совпадают с отпечатками на отмели. Рост Пи Вэньхая не больше метра семидесяти, и даже если у него была акромегалия[10] Акромегалия  – патологическое увеличение отдельных частей тела, связанное с повышенной выработкой гормона роста. – Примеч. ред. , ему не требовалось носить обувь такого размера.

Немая Сяо Юй за это время очень изменилась. Подучив язык жестов, она стала излучать уверенность образованной женщины и даже принялась подрабатывать в других парикмахерских, делая модные стрижки. Теперь с ее лица не сходила печаль. Лао Хуан понял, что Сяо Юй влюбилась и в настоящее время не видится с тем мужчиной, вот и загрустила. Он помнил, как Юй Синьлян рассказывал, что Сяо Юй всегда нужен рядом мужик. Это объяснение немного вульгарно, но ведь на самом деле из-за своего физического недуга она гораздо более остро чувствовала одиночество и ей требовалось больше утешения. Лао Хуан придумал хитрость, как разузнать у Сяо Юй о ситуации. Он позвонил приятелю, знавшему язык жестов, и сговорился пойти вместе к Сяо Юй побриться. После бритья они не торопились уходить, остались поболтать о том о сем. Других клиентов в парикмахерской не было, и Сяо Юй обрадовалась возможности пообщаться, к тому же на языке жестов. Она только что выучила новые обозначения слов, и ей не терпелось поскорее их применить. Однако, начав пользоваться стандартными жестами, она уже не так свободно объяснялась, как раньше, стараясь правильно жестикулировать и при этом артикулировать. Фамилия того приятеля была Фу. Раньше он работал учителем в спецшколе и очень хорошо понимал затруднения Сяо Юй. Когда Сяо Юй приноровилась, Лао Фу спросил, как ему велел Лао Хуан, не потому ли она так грустна, что рассталась с мужчиной. Глаза Сяо Юй заблестели, и она изо всех сил закивала, соглашаясь. После того как Шлак ушел, ей так трудно встретить кого-нибудь, кто бы ее понимал. Лао Фу подсказал, что она могла бы повесить его фотографию на стену, каждый день смотреть на нее, и ей становилось бы легче. Сяо Юй еще не проходила слово «фотография». Тогда Лао Фу сделал прямоугольную рамку из больших и указательных пальцев и покачал ее из стороны в сторону, но Сяо Юй не поняла, о чем он говорит. Лао Фу осенило: он взял со столика зеркало, погляделся в него, а потом пальцем указал на него, тогда Сяо Юй поняла. Но у нее не было изображения того мужчины. Идея ей понравилась, и она нахмурилась. Лао Фу уже заранее придумал, что сказать дальше. Он сообщил, что у него есть знакомый, который делает фотографии, надо только представить себе человека, и он сможет сделать снимок по воспоминанию. Сяо Юй вытаращила глаза, очевидно, не веря. Лао Фу поклялся, что это правда, и он даже может привести с собой того приятеля, при условии, что Сяо Юй его бесплатно подстрижет. Сяо Юй весело засмеялась и сказала, что это даже сделкой назвать нельзя и что тот человек сама доброта.

Через день Лао Фу привел к Сяо Юй из городского управления полиции специалиста по составлению фотороботов. Лао Хуан тоже поехал, захватив с собой ноутбук с установленной на нем нужной программой. По дороге туда на сердце у него было тяжело. Как же просто обмануть Сяо Юй, как же ей не хватает инстинкта самосохранения, более того, она еще открыто подставляется каждому, кто хочет одурачить ее. А раз так, то стоит ли пользоваться ее доверчивостью? Но о некоторых вещах нельзя позволять себе думать слишком много. Он полицейский, знает, что такое дела об убийствах, знает, насколько это серьезно. В тот день было ветрено. Машина подъехала на самую вершину горы. Они вышли. Было видно, как ветер закручивается спиралями, оставляя на земле полоскообразные следы. Зайдя в парикмахерскую, они заметили, что Сяо Юй специально к их приходу накрасилась и прибрала в заведении: начисто подмела пол от волосков и щетины и поставила букет из пестрых полевых цветов на стол.

Лао У, специалист по составлению фотороботов, открыл ноутбук, и Лао Фу стал задавать вопросы на языке жестов. Начали с общих черт, потом перешли к мелким деталям. По мнению Сяо Юй, Лао Хуан немного напоминал Шлака. Она притянула его ближе к себе и стала активно жестикулировать. У Лао У опыта было предостаточно: сначала он рисовал портреты от руки, потом на прозрачной пленке. А теперь, с появлением компьютеров, стало гораздо удобнее, мельчайшие детали облика можно было менять бесконечное количество раз. У Сяо Юй, как уже говорилось, была хорошая память, и она сразу видела, какая деталь лучше подходила. Внешность Шлака прочно врезалась ей в память, и программа выдала очень реалистичный его портрет. Пока собирали изображение, Лао Хуан видел, как на лице девушки разглаживались морщинки и иногда появлялась легкая улыбка.

Лао Хуан и Шлак были похожи только овалом лица, этим сходство и ограничивалось, поэтому его помощь понадобилась только в начале составления портрета, и потом его присутствие уже не было необходимо. Он вышел из парикмахерской и, закурив сигарету, неспешным шагом отправился прогуляться. Темнело, ветер крепчал. Он убеждал себя, что ему нечего стыдиться, что это его работа. Сяо Юй ведь нравится этот мужчина, думал он, так, может, Юй Синьлян был против него или даже угрожал ему. Вот и мотив для убийства вырисовывался.

Вдруг из парикмахерской донесся сдавленный звук – это был визг Сяо Юй, она и визжала приглушенно. Лао Хуан понял, что фоторобот готов. По мнению Сяо Юй, этот портрет был точным изображением Шлака.

Провели еще одну спецоперацию. Каждый год городское управление организовывало несколько крупных спецопераций, чтобы держать в тонусе незаконопослушных граждан и продемонстрировать свою полную боеспособность. В этот раз мероприятие было направлено, помимо традиционной борьбы с порнографией, азартными играми и проституцией, еще и на борьбу с грабителями, ставшими главной проблемой этого года. Все полицейские действовали сплоченно, без разбивки по районным отделениям. Группа, которую возглавлял Лао Хуан, была вынуждена на время оторваться от своих ежедневных дел. Сяо Цуй очень расстраивался, что приходится делать паузу в расследовании, и не скрывал досады. Лао Хуан расплывался в улыбке:

– Подожди, подожди! Вот будут тебя называть «старина Цуй», тогда ты поймешь, что иногда обстоятельства невозможно изменить, а если их невозможно изменить, то и переживать из-за этого не стоит.

Лао Хуан сделал много копий фотографии Пи Вэньхая и портрета второго подозреваемого и как раз хотел попросить у городского управления, воспользовавшись случаем, поискать этих двоих по всему городу.

– С другой стороны, надо пользоваться возможностью, – говорил Лао Хуан Сяо Цую. Лао Хуан обладал умением приспособиться к ситуации и продолжать пробивать свои идеи.

Лао Хуана и Сяо Цуя направили в район Тяньюй, находившийся вдалеке от сталепрокатного завода, там располагались элитные жилые комплексы. В ночь надо было идти в патруль. Они оставили машину у края дороги и пошли по улицам района Тяньюй, разговаривая и не забывая внимательно рассматривать прохожих. У Лао Хуана были нависшие веки и немного запавшие глазные яблоки, отчего казалось, что он не выспался. Сяо Цуй уже долго с ним работал и знал, что это только видимость. Глаз у Лао Хуана цепкий, было бы, наверное, преувеличением сказать, что он как мифическое зеркало, отражающее реальное обличье нечистой силы, но детали подмечал не хуже микроскопа. Они обошли много улиц, и Сяо Цуй спросил:

– Ну как, никого, похожего на бандита, не видно?

– Не видно, – покачал головой Лао Хуан. – Бандитов видно, только когда они бандитствуют.

Через какое-то время они вернулись к машине и получили по рации приказ срочно выдвигаться к «Гранд-отелю Юйчэн» отлавливать проституток и их клиентов. В этом вопросе никогда не было однозначного решения, в основном действовали по принципу «если не стучат, то мы и не ловим». Если же поступил донос, а никого не поймали, то потом полицию могли обвинить в преступном бездействии. Неизвестно, как быть, поэтому лучше устроить облаву. Сяо Цуй очень воодушевился, ему казалось это гораздо более захватывающим, чем высматривать грабителей.

В ловле проституток нет никакой интриги, все вполне предсказуемо. Ногой выбивают входную дверь, заходят внутрь, стреляют холостым, начинается паника, визг. Затем группа полицейских вышибает двери маленьких, похожих на мышиные норки, отдельных комнаток, и пары больших белых копошащихся крыс тут же перестают пыхтеть и начинают трястись от испуга. Сяо Цуй, послушный ребенок и прилежный ученик, воспитывался на принципах «пяти ценностей и четырех достоинств»[11] «Пять ценностей»  – быть воспитанным, вежливым, быть опрятным, соблюдать дисциплину, блюсти нормы нравственности. «Четыре достоинства»  – обладать красивой душой, красиво говорить, совершать красивые поступки, поддерживать красоту окружающей среды.. Только он один знал, какая грязь скрывается у него где-то в глубине, и тут, на облаве притона, как раз можно было на законных основаниях и безнаказанно снять напряжение. Он быстрее остальных, со спринтерской скоростью врывался в комнатки. Результат был неплохим. Полицейские выводили мужчин и женщин в зал и делили на две группы. Они садились на корточки, каждый к своей стене, как будто коллективно присели по большому.

Донос написала женщина, проживающая в соседнем от отеля доме. Она заметила, что ее сын-подросток постоянно лежит на балконе и смотрит в ту сторону. Ну и она тоже посмотрела. Оказалось, что окна во многих комнатках не зашторивались, и там такое творилось – просто кино для ее сына. Она опасалась, как бы это не оказало на него негативного влияния. Она и менеджеру отеля говорила, чтобы занавески задергивали, но некоторые из клиентов эксгибиционисты, им не нравилось закрывать шторы, тут менеджер ничего не мог поделать. Стоимость жилья росла на глазах, и женщина не могла позволить себе переехать в другое место, как мать Мэн-цзы[12]Мать философа Мэн-цзы трижды переезжала, чтобы создать благоприятные условия для воспитания сына., ей оставалось только набрать номер полиции и донести на отель.

Майор Лю быстро прибыл на место и сразу направился прямо к Лао Хуану:

– Ошибка, ошибка! Это мой знакомый держит!

Лао Хуан лениво посмотрел на майора Лю:

– Да?

Он знал, как надо поступить дальше, – проявить милосердие и всех отпустить. Не было необходимости в таком несущественном вопросе противостоять майору Лю. Майор Лю был одет в гражданское, под мышкой держал кожаный портфель. Вскоре стало понятно, что ситуация будет улажена. Майор Лю выдохнул и бросил косой взгляд на группу женщин слева. Как раз в этот момент одна из девушек подняла голову, внимательно посмотрела на майора Лю и крикнула:

– Полиция, этот старый хрыч постоянно ко мне ходит, я его узнала, узнала!

Шум в зале вдруг затих. Все хорошо расслышали ее слова, но не могли поверить своим ушам.

Девушка увидела, что все полицейские уставились на нее, и пробормотала:

– У него на заднице слева шрам от раскаленных щипцов в форме знака «равно».

Майор Лю посинел и подскочил к девушке. Лао Хуан даже не успел его остановить, как майор с ожесточением пнул девушку к стене. Она хотела крикнуть, но на несколько секунд у нее сжалось горло и перехватило дыхание. В этот момент Лао Хуан сумел остановить майора Лю. Майор уже занес ногу, выбирая, куда пнуть девушку, уголки его рта скривились, и он прорычал:

– Ах ты шлюха драная, да ты знаешь, кто я такой?

Девушка уже пришла в себя, она бросилась на майора и укусила его. Майор хотел ударить ее еще раз, но Лао Хуан был довольно силен и крепко сжимал его руки. Сяо Цуй давно уже стоял рядом, но, обнаружив, что Лао Хуан и сам справляется, не вмешивался. «Хорошо поработали. Тянули-тянули, и вытянули целую гору репок, да и еще и хрен в придачу», – думал он.

Не прошло и пары дней, как майора выпустили, как будто ничего не произошло. Отель, правда, сохранить не удалось, его «закрыли на реорганизацию». Лао Хуан опять был с Сяо Цуем в ночном патруле и обратил внимание, что Сяо Цуй какой-то вялый, как из рассола вынутый.

– Ты такой молодой, чего тебе бояться? Майор Лю ничего с тобой не сделает, – пытался успокоить его Лао Хуан.

Последнее время одетые в штатское Лао Хуан и Сяо Цуй ежедневно, еще до наступления сумерек, прочесывали улицы и переулки старого района в Юйтянь. Медленно совершая обход, Лао Хуан покуривал сигарету. У дороги был общественный туалет, и Сяо Цую приспичило. Сяо Цуй спросил, если ли у Лао Хуана салфетки, Лао Хуан вывернул карманы и отдал ему все, что можно было использовать вместо туалетной бумаги, кроме денег, и, указав на перекресток, сказал:

– Я тебя там буду ждать.

На перекрестке стояла лавочка, где старичок-хозяин беспорядочно свалил на прилавок товары. В магазинчике Лао Хуан вспомнил, что у его дочери сегодня день рождения, и решил ей позвонить по стоявшему там телефонному аппарату. Дочь трубку не брала, но счетчик работал без сбоев. Лао Хуану ничего не оставалось, как заплатить восемь цзяо. Он только достал мобильник и собирался набрать номер, как заметил в глубине закоулка мужчину с характерными рыбьими глазами навыкате. Лао Хуану хватило беглого взгляда, чтобы узнать его. И только сейчас он обнаружил, что в кармане нет оружия, – обычно Лао Хуан всегда ходил с пистолетом, но ему никогда не выпадал случай им воспользоваться, и сегодня утром он поленился взять его с собой. Лао Хуан пошел навстречу Пи Вэньхаю. Тот был высоким и хорошо сложенным, такого скрутить голыми руками непросто. У Лао Хуана не оставалось времени на размышления, он сжал в руке свой старенький, неубиваемый телефон «Нокиа». Краска на оригинальном корпусе давно облупилась, и недавно он купил новый корпус из нержавеющей стали за тридцать юаней. Рыбьеглазый приближался, но, похоже, он ничего не подозревал, шел себе, насвистывая. Лао Хуан так и не набрал номер, но деловито что-то говорил в трубку.

Когда они поравнялись, Лао Хуан вдруг резко остановился и крикнул:

– Пи Вэньхай!

Мужчина вздрогнул и обернулся. Тогда Лао Хуан вдруг стукнул его по голове телефоном – единственным в тот момент предметом, что у него был при себе тверже кулака, а кулаки надо было поберечь. Он хотел попасть в особую точку, чтобы Пи Вэньхай потерял сознание, но возраст все же не щадит людей, и Лао Хуан промахнулся на несколько сантиметров. Он тут же собрался и ударил еще раз, на этот раз торцом телефона, достаточно сильно, и Пи Вэньхай со вздохом упал на землю.

Сяо Цуй поспешил на шум и еще издали крикнул Лао Хуану:

– Опять с кем-то подрались?

Лао Хуан обернулся и, улыбаясь, сказал:

– Да ты посмотри, посмотри, кто это у нас тут лежит!

Сяо Цуй узнал рыбьеглазого. Телефон Лао Хуана, выполнив свой долг, с честью развалился на части, металлическая панель отлетела, и внутренности телефона подпрыгивали на земле. Лао Хуан не спешил скручивать и сажать в машину Шкурку, он взял у Сяо Цуя мобильный и позвонил на пульт распорядиться, чтобы направили людей оцепить и хорошенько прошерстить этот квартал. Он надеялся, что за иголкой и нитка вытянется, и получится повязать обоих злоумышленников. Шкурка, обмякнув, лежал на земле. Лао Хуан похлопал его по щекам и, показывая на портрет Шлака, стал задавать вопросы, но Шкурка посмотрел на него и опять упал без чувств, добиться от него ничего не получилось.

Лао Хуан велел Сяо Цую продолжить допрашивать Пи Вэньхая, а сам поднял голову и огляделся. Вокруг стояли сплошь двух-трехэтажные частные домишки, облицованные белой плиткой, на их фоне четко выделялись беспорядочно расставленные столбы и спутанные провода. Подкрепление из отдела приехало быстро. Лао Хуан тотчас отдал распоряжения, раздал изображения Шлака и велел проверить каждый двор. Полицейские хорошо запомнили внешность Шлака, появись он в поле зрения, они бы его сразу повязали по рукам и ногам. Несколько раз прочесали квартал, но Шлака так и не нашли. Уже стемнело, когда Шкурку запихнули в машину. Он лежал, развалившись, на заднем сиденье, отделенном от передних сидений решеткой из нержавеющей стали. Лао Хуан смотрел, как переулки один за другим выплевывали его понурых коллег, и понимал, что сегодня Шлака поймать не удастся. Лао Хуан обернулся и искоса посмотрел на задержанного: на лице Шкурки читалась усмешка.

У Шлака так и не выходило дособирать бомбу, зато макет бомбы был готов и выглядел устрашающе, как будто мог подорвать целый дом. В целях экономии Шлак и Шкурка сняли одну квартиру в районе Юйчэн на двоих. Шкурка все искоса поглядывал на металлическую конструкцию на столе и постоянно спрашивал:

– Братан, а эта хрень точно не сдетонирует?

– Да гарантирую, хоть и осталось всего ничего, чтобы ее доделать, сейчас она безопасна! Можешь хоть сигаретой ее поджигать, не взорвется, – смеялся Шлак.

Шкурка на время выдыхал с облегчением, но по ночам его постоянно мучали кошмары и спалось ему плохо.

Однажды утром Шкурка проснулся с предложением:

– Братан, а почему бы тебе не поехать в пригород? Снял бы деревенский домик, юаней за сто можно снять одноэтажный с тремя комнатами, перед домиком дворик, за домиком садик, сидел бы там опыты свои со взрывчаткой проводил, никто бы тебя не трогал.

Шлак поднял голову:

– Тебе чё, страшно?

– Страшно, – признался Шкурка. – Спать спокойно не могу.

Шлак посмотрел на Шкурку. За последние дни глаза у него покраснели, стали больше выдаваться наружу, а под глазами появились черные полукружия. Шлак как раз намеревался сменить место жительства. Их съемная комната была тесной, освещение – недостаточным, ему плохо там работалось. А в пригородах много пустующих домишек. Деревенские семьями уезжали на заработки и оставляли свои дома родне для присмотра, можно задешево снять. Он снял домик и перевез бомбу туда. Детонационной системой Шлак все еще не был доволен, пара деталей ускользала от его понимания. Но он не собирался останавливаться на достигнутом.

В тот день Шлак потрудился на славу в пригородном домишке и поспешил на электричку до района Юйтянь. Когда он завернул в переулок, уже стемнело. В нос ему ударил запах протухшей рыбы. Вонь стояла по всей улочке. Шлак напрягся. Ему показалось, что это дурной знак. Он тотчас развернулся и пошел обратно. Когда он дошел до проспекта, мимо него, завывая, пронеслась кавалькада полицейских автомобилей, некоторые с включенными мигалками на крышах. Он моментально почувствовал, что Шкурка прокололся и его везут сейчас в одной из машин.

Шлак пришел в себя и только тут сообразил, что все их деньги остались у Шкурки. Он у Шлака был вместо экономки: и проблем меньше, и самому спокойнее. Но сейчас Шлак проклинал себя за это решение. Он вытащил все наличные из карманов, пересчитал несколько раз – не набиралось и десяти юаней! Шлак вернулся в пригород, переночевал там, а на следующее утро упаковал недоделанную бомбу в клетчатый баул, в другой запихнул свое барахло, связал ручки сумок вместе и перебросил через плечо наподобие перекидной походной сумки. Он решил, что ему нельзя больше оставаться в этом доме. Шкурка хоть и не был в курсе, какой именно дом снял Шлак, но знал, что примерно в этом районе. И возможно, они смогут заставить его заговорить.

Оказавшись опять в городе, Шлак очень захотел повидаться с Сяо Юй. Он уже и не помнил, сколько времени не видел свою милую немую. Когда он думал о ней, в его сердце одна за другой поднимались волны нежности. Шлак сел в автобус седьмого маршрута. Билет стоил один юань. Кондуктор велела ему купить еще один билет, чтобы оплатить провоз сумок. Шлаку пришлось поскандалить, но в результате юань удалось сэкономить. «Если бы только на взрывчатке был проводок, – думал он, возмущенно оглядывая пассажиров автобуса, – сейчас же бы и привел ее в действие. Что только за долбаная жизнь пошла, никакой человечности!» И только вспомнив о Сяо Юй, он немного успокоился. Выйдя у горы Бицзяшань, он приставил ладонь козырьком ко лбу и пригляделся: парикмахерская была закрыта.

Мелочи, которая оставалась у Шлака, хватило, понятное дело, ненадолго. Он пил воду и питался одними булочками на пару́, но на утро третьего дня деньги кончились. В карманах гулял ветер, и Шлак совсем приуныл. Он даже подумал, что если кто-нибудь захочет купить у него бомбу, можно было бы выручить за нее несколько сотен юаней.

Приближался полдень, когда Шлак забрел в район Дунтай. Раньше ему там не приходилось бывать, и в незнакомом месте он чувствовал себя в безопасности. Шлак издали услышал звуки оркестра на открытии какого-то супермаркета и пошел в ту сторону. Народ хлынул в новый магазин, и Шлака занесло этим потоком через арочный вход, напоминавший раскрытую пасть, внутрь. Вдруг ему припомнились слова Шкурки, что при открытии супермаркета на рекламных акциях можно попробовать много новых продуктов, а если набраться наглости, то можно и полноценно пообедать. Шлак уж было собирался подняться по эскалатору, как подошел охранник и преградил ему путь:

– Оставьте ваши сумки в камере хранения.

Шлак пошел к шкафчикам, но ячейки были маловаты, и он никак не мог впихнуть в них баулы. Подошел охранник, хотел помочь утрамбовать сумки, но у него тоже не получилось.

– Тогда оставьте в углу, я пригляжу.

Шлак не согласился, повесил сумки через плечо и собрался уходить. Охранник насторожился, похлопал по одной и нащупал недоделанную бомбу.

– Что у вас там?

– Да ничего особенного, бомба, только и всего, – качая головой и улыбаясь, ответил Шлак.

Молодой охранник даже не успел испугаться, как Шлак уже повалил его на пол. Он вытащил два проводка из сумки, один обмотал вокруг большого пальца левой руки, другой – вокруг среднего пальца. Затем поднял охранника, крепко зажав его под мышкой правой руки в качестве заложника. В супермаркете тут же поднялся переполох, народ повалил на улицу. Шлак с удивлением смотрел на этот людской отток, и ему не верилось, что его причиной стал он сам. Когда народ схлынул, на полу остались разбросанные товары, в том числе и продукты. Шлак старался не опускать глаза вниз, так как при виде съестного у него начинало урчать в животе. Он решил, что пора действовать, иначе, если он еще пропустит несколько приемов пищи, у него и сил совсем не останется.

Поначалу неожиданное происшествие в супермаркете не привлекло внимания Лао Хуана. Тот парень с бритым до блеска черепом захватил заложника и торговался с окружившими его полицейскими. Одним из выдвинутых им условий было освобождение арестованного на днях Шкурки. Но полицейские не могли понять, о ком идет речь. В тот день Лао Хуан по-прежнему патрулировал улицы и переулки района Юйтянь. Когда он услышал о происшествии в районе Дунтай, у него возникло смутное предчувствие. Лао Хуан позвонил знакомому, и тот ему сказал, что преступник хочет обменять заложника на какого-то Шкурку. Услышав это имя, Лао Хуан тут же оживился.

– Что там такое? – спросил Сяо Цуй. Он заметил, как в глазах Лао Хуана блеснула искорка.

– Шкурка – это и есть Пи Вэньхай, припоминаешь такого?

– Ни слова больше, в машину!

Войдя в зал супермаркета, Лао Хуан наконец увидел его. Шлак тоже сразу заметил Лао Хуана: он почувствовал его энергетику, как только тот переступил порог магазина. Перед ним полукругом стояли «зеленые башмаки», он скользнул по ним взглядом и последним увидел только что вошедшего «старого башмака». Шлак гневным взглядом велел молодому полицейскому, заслонявшему Лао Хуана, подвинуться. Он хотел говорить только с Лао Хуаном.

– Я тебя узнал, ты ходишь к Сяо Юй на Бицзяшань бриться.

– Я тоже тебя узнал, – ответил Лао Хуан.

– Отпусти моего братана. Ты знаешь, о ком я говорю.

– Конечно, знаю, Пи Вэньхая я и замёл.

– Так это, мать твою, ты сделал! – со злобой прошипел Шлак.

Лао Хуан не ответил, продолжая смотреть на него отсутствующим взглядом. Ему надо было бы уставиться на Шлака, и тогда у них бы началось зрительное противостояние – Шлак был готов к такому развитию событий, надо было бы взглядом побороть этого «старого башмака», иначе самому скоро пришел бы конец, крышка. Но Лао Хуан казался каким-то несобранным, отвлеченным, и взгляд его был направлен вообще не пойми куда.

– Приятель, а сколько твоя бомба весит? – внезапно бросил Лао Хуан.

– Я ее на весах не взвешивал, – оторопел Шлак.

– Сколько взрывчатого вещества, сколько стали ушло на оболочку, неужели ты не в курсе? – рассмеялся Лао Хуан.

Шлак не сразу сообразил, что ответить:

– Вот взорвется, так и узнаешь!

Охранник опять затрясся. Шлак подумал, что если этот щенок так и будет дрожать, то он и сам скоро к нему присоединится, а этого допускать нельзя.

– Не трепыхайся, мать твою, понял? – прикрикнул он.

Охранник ничего не мог поделать. Ситуация дошла до той точки, когда ему уже не хотелось перечить этому лысому мужику, но тело отказывалось подчиняться и тряслось не переставая.

Лао Хуан огляделся. Ни к чему было такому количеству полицейских находиться в зале. Он кивнул нескольким молодым полицейским, чтобы они подежурили снаружи, те поняли его без слов и вышли. Лао Хуан нащупал в кармане пачку сигарет, закурил сам и стал кидать сигареты другим полицейским, чтобы подымить вместе. У пары полицейских свело руки, и они не поймали сигареты.

Охранник перестал дрожать. Он трясся так долго, что от напряжения уже больше не мог шелохнуться. Но Шлак все прикрикивал:

– Не трепыхайся, ублюдок!

И только потом он сообразил, что это у него начало мелко подрагивать под коленками. Он поднял голову и увидел насмешку на лице «старого башмака»: он откровенно глумился над ним, зажав в желтых зубах сигарету. Шлаку это не понравилось, и он строго скомандовал:

– Шаг назад! Не думай, что я не заметил, как ты приблизился.

– Тебя бес морочит, я на этом месте и стоял.

Шлак был немного сбит с толку: может, ему привиделось? «Этот „старый башмак“ что, и впрямь стоял так близко?» – проговорил он про себя. И тут же отчетливо увидел, как Лао Хуан сделал еще один шаг вперед. Шлак моргнул. «Да нет же, мне не показалось, этот „старый башмак“…»

Лао Хуан заметил, как у лысого помутнело в глазах. Он бессознательно поднял левую руку, и Лао Хуан заметил, что красный проводок был обмотан вокруг большого пальца левой руки, а зеленый – вокруг среднего пальца. Было видно, что он подготовился не тщательно, провода смотаны неаккуратно, и к тому же концы проводов были зачищены плохо и проволоки было почти не видно из изоляции. Это придало Лао Хуану уверенности, он вдруг резко бросился вперед, видя перед собой только левую руку лысого. Лао Хуан с силой сжал его кисть и услышал хруст. Рука у Шлака была плотная, сильная, сдавить ее было непросто.

Просчет Шлака заключался в том, что он недооценил скорость «старого башмака» и его хватку. Своими прокуренными зубами Лао Хуан ввел его в заблуждение. Шлаку казалось, что кроме головы остальные органы Лао Хуана уже стали покрываться ржавчиной. Он думал, что Лао Хуан раскроет свой похожий на черную пещеру рот и начнет читать ему нотации о том, как надо себя вести, и о том, что если он признает свою вину, наказание будет не таким суровым. И вдруг этот, не поймешь, старый или не старый, дедок наносит опережающий удар, да еще с какой скоростью! Шлак почувствовал, что «башмак» крепко держит его за руки. Размышлять уже было некогда, он изо всех сил пытался соединить концы проводков, собираясь одним хлопком оборвать жизнь себе и этому чертову «башмаку», превратившись в пыль.

Силы у «башмака» было много, сухие руки словно отлиты из чугуна. В ту секунду Лао Хуана от страха прошиб холодный пот. Он ясно почувствовал, что хватка у лысого мощнее. Хорошо еще, что часть энергии Шлак затрачивал на то, чтобы удерживать охранника, да и вид у него был обессиленный.

Остальные полицейские все еще стояли с наполовину сгоревшими сигаретами в руках. Никто из них не ожидал, что этот специалист по отпечаткам следов Лао Хуан из Ю’аньского отделения полиции окажется пободрее, чем молодые, и он их обставит прямо у них на глазах. Все произошло слишком быстро, совсем не как учат на занятиях по угрозыску! Полицейские побросали окурки и направили пистолеты на блестящую лысину Шлака.

Шлака привезли в городское управление и отвели в комнату для допросов. Он был настолько изможден, что не скоро смог открыть глаза и сфокусироваться взглядом на стене. Стена комнаты для допросов оригинальностью не отличалась, как и везде, на ней были написаны иероглифы: «Проявляем великодушие по отношению к тем, кто осознал свою вину, и строго наказываем тех, кто не признает своей вины». Лао Хуан уж было приготовился приступить, но Шлак его опередил:

– Меня казнят?

Лао Хуан не хотел его обманывать.

– Сам знаешь. На тебе человеческая жизнь.

Шлак понял, что «старый башмак» человек прямой. Только у прямых людей бывает такой жестокий взгляд.

Шлак признался в убийстве Юй Синьляна за время, необходимое на выкуривание сигареты. Это удивило Лао Хуана. Сознаться в убийстве! Он был готов потратить на лысого несколько суток, чтобы тщательно все проанализировать и выудить подробности.

– Зачем вы его убили?

– Да мы не хотели убивать. Поначалу я и таксистов грабить не собирался. Эти водилы только с виду богачи, а по сути тоже голь перекатная. Но банк шарахнуть у меня возможности не было, с таксистами проще.

Шлак затянулся сигаретой и приостановился. Он посмотрел на «старого башмака», и ему вдруг припомнилось, как они впервые встретились в парикмахерской у Сяо Юй и как он сразу почувствовал угрозу. Редко кто мог внушить Шлаку такое чувство.

– Вечером того дня, – продолжал Шлак, – мы решили поехать в Дадин. Никто из таксёров не останавливался. И правильно делали. Если бы я сидел за баранкой и увидел двоих мужчин, которым среди ночи надо ехать в такую даль, я бы тоже не затормозил… Все от нищеты, скажу по правде… Я уж чуть было не пошел собирать макулатуру да пустые бутылки, но самолюбие не позволило. И в этой бедности я сошелся с одной женщиной, а ей нужны были деньги… Ты ее тоже знаешь.

Лао Хуан промолчал, ему было непонятно, зачем отвечать так подробно. Он видал убийц и раньше, логика у них часто была нарушена, они говорили, перескакивая с одного на другое.

– Мы и не думали, что наткнемся на того черта, – продолжал Шлак. – Водители все настороже, в тот вечер у нас со Шкуркой и особых надежд-то не было, стояли на перекрестке, курили. Думали, докурим, спать пойдем. Тут один на «Линъяне» с номером тридцать сорок два подкатывает, спрашивает, не в Дадин ли мы едем, говорит, за пятьдесят юаней он нас без счетчика подбросит. Я смотрю, у него в кабине решетки нет[13]В Китае в такси часто устанавливают решетку, отделяющую водителя от пассажиров., видно, новичок, дома, наверное, деньги нужны, вот он и ухватился за халтурку. Ну, раз он сам подъехал, мы к нему и сели. У меня и в мыслях не было, что они с Сяо Юй брат и сестра, не похожи совсем. Раз родня, могли бы побольше сходства иметь. Это ведь не шутки, в конце концов.

Шлак попросил еще одну сигарету и закурил.

– На полдороги я ему говорю: «Гони бабло, тогда ничего с тобой не сделаю». А этот подумал, что я шутки шучу, мать его, говорит, не взял с собой. Он все считал, что мы с ним бодягу травим, а я таких, с придурью, переношу. Ну, я ему и врезал кулаком слева. Нос сломал, кровь брызнула, он только тогда уяснил, что я не шучу. Он дал по тормозам, хотел меня ударить. Хоть он и крупный, да видно, что по- настоящему драться-то не умеет. Термосом меня пытался огреть, но я увернулся и башкой стекло машины разбил. Я ему отвесил пару ударов, и он понял, что ему меня не одолеть. В коробочке, куда он деньги складывал, я нашел около трехсот юаней. Велел ехать дальше до Дадина. А он по пути все просил, чтобы мы ему немного денег оставили. Я еще терзался: если бы у него тысяча была, я б ему, может, сотку и оставил. Но у него всего-то было чуть больше двухсот юаней, мне и так невыгодно…

– Так зачем было его убивать, вы же деньги уже получили?

– Так я и не хотел убивать его, бороду себе приклеил специально, чтобы этого делать не пришлось. Мы уже довольно много проехали, и тут я заметил, что кепки нет, наверное, в окно вылетела. А у меня на голове несколько шрамов да на лбу красная круглая родинка. Меня и назвали-то Цзоу Гуаньинь, что значит «правительственная печать», – когда я на свет появился, батя мой решил, что я чиновником стану. Но он не задумывался, что сам-то он обычный крестьянин, навоз по полям раскидывает, с чего мне чиновником становиться? На некоторых участках дороги фонари яркие, светло, как днем, таксист наверняка увидел мои отметины. Если бы у меня волосы были – еще куда ни шло, но я как нарочно только голову побрил, да еще и кепку потерял. У меня тогда мысли спутались, решил, что лучше свидетелей не оставлять. Сказал ему притормозить. Ножом по горлу полоснул, он тут же и умер. Шкурка тут ни при чем, это я его убил.

– А потом?

– У таксиста кепка была похожая, я ее взял – один в один как у меня. Я обрадовался, надел ее. Сяо Юй, когда меня побрила, потом мне ту кепку купила. Если бы я ее потерял, она б ругаться стала.

Так вот оно как. Лао Хуан мысленно строил предположения: наверное, купила кепку Шлаку, ей она понравилась, и она купила вторую своему брату. Купить любовнику и брату одинаковые кепки – может, это была тайная задумка Сяо Юй? Вдруг он очень четко вспомнил лицо Сяо Юй, ее полный надежды взгляд.

– И где та кепка? – спросил Лао Хуан.

– На веревке сушится, еще не снял.

– А зачем постирал?

– Ее ведь покойник носил, как вспомню, так не по себе делается. Когда одежду стирал, заодно и кепку постирал.

После допроса Лао Хуан вышел. Шлак окликнул его. Этот грубый парень вдруг нежно спросил:

– Брат, а до Нового года еще сколько осталось?

Лао Хуан посчитал на пальцах и ответил:

– Больше двух месяцев. Думаешь, как Новый год отмечать? Не беспокойся, судебный процесс долго длится, этот год в тюрьме встретишь.

Шлак стал серьезным:

– Брат, можешь мне помочь?

Лао Хуан помедлил и произнес:

– Ты сначала скажи, в чем дело.

– Я обещал Сяо Юй, что вместе с ней встречу Новый год. Но я понимаю, что у меня не получится. Но я, мать его, обещал. Можешь в тот день купить что-нибудь, что там женщины любят, и вместо меня навестить ее? Прямо к ней в парикмахерскую. Она немного наивная, если меня не увидит в тот день, может и с ума сойти.

Лао Хуан посмотрел на Шлака и долго не знал, что сказать. Потом ответил:

– Там разберемся.

Сотрудники отдела технической экспертизы потом говорили, что внутренности бомбы изготовлены очень точно, профессионально, но провод детонатора не закреплен, так что она была незаряженная, только детей смешить, и даже если бы Лао Хуан не сжал руки Шлаку, бомба бы не взорвалась. Но начальство возражало, говоря, что ведь никому не было известно, что бомба неактивная. Лао Хуану было немного обидно: раз уж совершил героический поступок, хотелось бы, чтобы ситуация действительно представляла реальную опасность.

В деле Юй Синьляна была поставлена точка, и Лао Хуан мог немного отдохнуть. Но в Бицзяшань он не появлялся. Если надо было подстричься или побриться, он ходил в другую парикмахерскую, где тоже неплохо работали. Он боялся встретиться с Сяо Юй.

В конце декабря поступил донос от одного старичка на человека, изготовлявшего поддельные документы. На вопрос, что это за документы, старичок сказал, что довольно странные и у него есть образец, и достал из пакетика красную корочку. Лао Хуан взял посмотреть. На обложке было несколько иероглифов, тисненных золотом. Верхняя строчка была написана по дуге маленькими узкими иероглифами: «Комиссия по вопросам помилования. Государственный Совет КНР». Под ними большими иероглифами в столбик было написано: «Удостоверение о помиловании».

Что за брехня? Лао Хуан был озадачен. Это даже поддельным документом назвать нельзя, таких просто не бывает. Он открыл, внутри было огромное количество ошибок. Старичок сказал, что купил вчера за тысячу восемьсот восемьдесят юаней. Продавец сказал, что это удостоверение типа «Б», по нему якобы облегчают наказание за крупные преступления и освобождают от мелких. Есть еще удостоверение типа «А» – за две тысячи восемьсот восемьдесят юаней, оно освобождает даже от смертной казни. Старик утром купил это удостоверение и сразу же отправился в городскую тюрьму в надежде вызволить сына, которому надо было сидеть еще два года. А с этим удостоверением «Б» получалось, что он выкупает сына всего за три юаня в день, очень даже выгодно. Но в тюрьме ему сказали, что удостоверение недействительно, да еще и посадили старичка в машину и отвезли в отделение полиции района Ю’ань, чтобы возбудить против него дело. Полиция немедленно начала действовать. У старичка память была некрепкая, кружили около часа, прежде чем нашли нужное место. Лао Хуан и еще двое полицейских, переодетых в штатское, зашли в подъезд и постучали в дверь. Изнутри мужчина с южным акцентом спросил:

– Кто?

– Мы по знакомству, есть дело, – ответил Лао Хуан.

Мужчина распахнул дверь и с широкой улыбкой сказал:

– Прошу, проходите!

Лао Хуана так и подмывало сказать ему, что раз уж он действует от имени такого органа, как Государственный совет КНР, то следует держать лицо и вести себя более официально.

Сотрудники полиции решили посмотреть на этот спектакль и зашли. Хотели сначала послушать разглагольствования этого мошенника, а уж потом задержать.

Неожиданно Лао Хуан увидел свою знакомую, немую Сяо Юй, сидевшую на табуретке рядом с кроватью и размахивавшую руками перед какой-то женщиной. Сяо Юй заметила Лао Хуана, занервничала и что-то прожестикулировала. Все в комнате поняли, что Сяо Юй сказала, что это из полиции. Троим в штатском оставалось только подавить желание посмотреть спектакль и начать немедленно действовать, надев наручники на троих мошенников – двух мужчин и женщину.

Всех находившихся в комнате привезли в отделение. Но вскоре Лао Хуан вывел Сяо Юй и отпустил. Из штанов Сяо Юй торчала пачка денег. Карман был неглубоким, и Лао Хуан не удержался и велел ей спрятать банкноты получше. До Нового года оставался месяц, карманники на улицах активизировались. Сяо Юй запихнула деньги по глубже и, с ненавистью посмотрев на Лао Хуана, ушла.

Лао Хуан застыл на месте. Было холодно, но он не торопился заходить обратно. Он подумал, что Сяо Юй все-таки умная, многое понимает. Вот сейчас, например, когда мошенница обрабатывала ее, Сяо Юй не верила ей – на лице ее не было радости. Но, судя по всему, она была готова выбросить несколько тысяч юаней, чтобы купить это никчемное удостоверение «А». О чем она думала? В этот момент Лао Хуан вспомнил слова Шлака. Новый год не за горами, и Лао Хуану стало не по себе.

Спустя несколько дней майора Лю перевели в другое отделение полиции в главном городе провинции. Перед отъездом он пригласил коллег в ресторан. Лао Хуану идти не хотелось, но отказаться было неудобно. Майора Лю как будто подменили: он с такой искренностью приглашал на ужин по случаю своего перевода, что людям было трудно придумать повод для отказа. В тот вечер, как и следовало ожидать, выпили немало. Лао Хуан впервые видел, чтобы майор Лю набрался, как уличная шпана. Он с серьезным лицом подходил чокаться к каждому со словами: «Извиняй, брат, если что не так!» От выпитого алкоголя люди открываются с других сторон. Майор Лю уже и так попросил у всех прощения, но этого ему было мало. Он встал в центре зала и объявил:

– Сегодняшнего ужина мало. Завтра как раз выходной, я организую транспорт, поедем куда-нибудь, оторвемся по полной!

Куда ехать, майор Лю еще не придумал. Сохранив остатки здравого смысла, он понимал, что звать коллег на эротический массаж не стоит. Повисла пауза. Вдруг кто-то сказал:

– А поехали в Парчовую пещеру?! Слышал, что, по оценке двадцати с лишним экспертов по пещерам, это лучшая пещера в Китае.

Майор Лю глазами поискал, кто это сказал, но не нашел.

– Специалисты по пещерам? Они что, еще профессиональнее меня? А далеко эта пещера?

– Часа четыре, – ответил этот кто-то.

– Отлично, поедем туда! Завтра я приглашаю всех в Пещеру богов!

– Майор Лю, в Парчовую пещеру, – поправил голос.

– Да не все ли равно, – отмахнулся майор, – пещера и пещера.

Поначалу никто не принял его слова всерьез, посчитали, что это он спьяну. Но на следующее утро майор велел всех обзвонить и сказать, чтобы прибыли по тревоге.

У входа в полицейский участок стоял роскошный автобус. Лао Хуан и Сяо Цуй сели рядом. Настроение у обоих было подавленным. Они переглянулись несколько раз, и разговор неизбежно зашел о Юй Синьляне. В прошлый раз, когда они собрались поехать в Парчовую пещеру, Юй Синьлян позвал с собой еще приятелей и все испортил. Казалось, это произошло совсем недавно. Путешествие не задалось. Сконфуженное лицо Юй Синьляна отчетливо стояло перед глазами. В этот раз они поехали по недавно открывшемуся шоссе, и дорога заняла чуть ли не вполовину меньше времени: всего через три с половиной часа автобус был у Парчовой пещеры. Во время осмотра у Лао Хуана и Сяо Цуя совсем пропало настроение. Гидом была та же девушка, что и в прошлый раз. Майор, напротив, был в приподнятом настроении и потом потащил всех в какой-то уезд еще дальше попробовать тамошнее блюдо – суп со свиным сердцем и легкими. Можно было вернуться раньше, но поедание супа затянулось на несколько часов, и в город приехали к ночи. Все проголодались и хотели отыскать ресторанчик, чтобы съесть по плошке лапши. Наконец нашли какое-то еще открытое заведение. Майор Лю и Лао Хуан сидели друг напротив друга, у каждого было по большой миске лапши с тушеной говядиной в соевом соусе. Вечером приходит аппетит. Майор Лю попробовал лапшу, вдруг сказал, что ему надо отлучиться в туалет, и вышел. Уличные фонари не горели, серебристо-серая поверхность автобуса немного отсвечивала. Искать туалет времени не было, и он зашел за автобус справить нужду.

Поднялся сильный ветер, завывавший, как дикий зверь. Лао Хуан услышал какой-то стон снаружи, но не придал ему значения. В вое ветра всякое может послышаться. Лао Хуан уже и бульон допил, а майор Лю все не возвращался. Он поднял голову – все заканчивали есть. Зимним вечером ничто так не согревает и не насыщает, как миска говяжьего бульона.

– А где майор Лю? – спросил Лао Хуан.

Только тогда все заметили, что кого-то не хватает. Лао Хуан собственными ушами слышал, что майор пошел в туалет. Так что он там, провалился, что ли?

Лао Хуан вышел из ресторана и громко кликнул майора. Он звал несколько раз, но ответа не было. У Лао Хуана застучало в висках, он почувствовал, что что-то произошло. Он обошел автобус и увидел, что майор Лю лежит на земле будто пьяный, но из груди у него торчит рукоятка ножа. Лао Хуан испугался. Он быстро сообразил, что надо оградить место преступления, и не стал сразу звать остальных. Он осторожно подошел ближе, проверил дыхание майора и определил, что он уже мертв.

Естественно, расследовать происшествие поручили Лао Хуану. Появилось дело, и времени стало совсем мало. Месяц перед Новым годом он трудился не покладая рук. Звонила дочь напомнить, что новогодняя ночь совсем близко. Единственная дочь Лао Хуана жила в другом городе. Может, она уже и замуж вышла? Лао Хуан не мог сказать точно. Дочь сказала, что в этом году опять не сможет приехать на Новый год, у нее работа. Лао Хуан почувствовал облегчение. За эти годы он понял, что за те несколько дней, на которые дочь приезжает к нему, их отношения лучше не становятся, а когда она уезжает, он только начинает больше о ней беспокоиться.

Утром тридцать первого Лао Хуан вспомнил о просьбе Шлака. Вообще-то он давно сделал себе пометку на перекидном календаре: вечером пойти к Сяо Юй в Бицзяшань. По дороге он не мог придумать, что бы такое купить, чтобы порадовать Сяо Юй, и приобрел целую кучу фейерверков – беззвучных, выстреливавших высоко и рассыпающихся красивыми искрами. В девять часов уже наступила непроглядная тьма. Он медленно поднимался в гору Бицзяшань. Некоторым детишкам не терпелось запустить салют, и временами отдельные всполохи фейерверков взлетали и тотчас же исчезали в ночном небе. Чем выше в гору, тем меньше домов, и тем безлюднее становилось вокруг. Какие-то из фонарей светили, какие-то нет, время от времени горевшие фонари потухали. Он шел как можно медленнее, оттягивая момент встречи с Сяо Юй. Ветер становился все сильнее. Лао Хуан поднял воротник куртки. И тут он стал сомневаться, хватит ли у него смелости войти в парикмахерскую к Сяо Юй и встретить Новый год вместе с ней. И как она на это отреагирует? Он даже почувствовал ненависть к Шлаку за то, что тот поручил ему такое дело. Подойдя ближе, он понял, что у Шлака с Сяо Юй была железная договоренность: Сяо Юй действительно была у себя, она украсила свою убогую лавочку целой гирляндой покачивавшихся на ветру фонариков. На вершине горы было темно, дул сильный ветер, и увидеть парикмахерскую, всю увешенную фонариками, стало неожиданностью.

До салона Сяо Юй было метров сто. Лао Хуан остановился и прислонился к столбу, растирая озябшие руки. Он пригляделся: было видно плохо, людей уж тем более не разглядеть. Он с трудом зажег сигарету: ветер был слишком сильным. Лао Хуан сам не знал, сколько еще простоит у этого столба и сможет ли в конце концов зайти в эту излучающую тепло и свет парикмахерскую. Отвлекшись, он вспомнил дело, которое сейчас вел. Ему казалось, что его будет просто распутать. Место преступления хорошо сохранилось, были найдены четкие отпечатки ботинок. Но убийство ускользало от его понимания, прошел уже месяц, а никаких подвижек не было. Майор Лю при жизни завел огромное количество связей, и после его смерти подозреваемых было очень много: схватишься за одну ниточку, а вытягивается целый клубок других, и вычислить убийцу никак не получалось.

Этим зимним вечером Лао Хуан вдруг почувствовал себя постаревшим и уставшим. Он курил, стоя на ветру, сигарета сгорела очень быстро. Лао Хуан стал терять веру в раскрытие этого дела. Он, опытный полицейский, редко падал духом. Он посмотрел на освещенную фонариками парикмахерскую, а потом перевел взгляд выше и уставился в небо. По темному небосводу беззвучно полз белый огонек. Эта картина сделала понятие «время» в голове Лао Хуана конкретным, осязаемым. В голове опять всплыло дело майора. Лао Хуан понимал, что существует много преступлений, которые так и не были раскрыты. И что фраза «небесные сети необъятны, но ничто из них не сможет ускользнуть»[14]Цитата из «Даодэ-цзина» Лао-цзы, гл. 73 (означает, что Небо справедливо, и виновные будут наказаны). – не более чем отражение людских ожиданий. Конечно, «ничто не сможет ускользнуть» похоже на простое будущее время в английском языке – «сейчас не ускользнет и в будущем вряд ли ускользнет». Но Лао Хуан в профессии уже давно, он знал, что полагаться на волю времени опрометчиво: точка не поставлена, значит, остается многоточие. Потому как у времени нет границ и никогда не будет.