Онлайн чтение книги Жизнь термитов
Термитник

I

Всего насчитывается от тысячи двухсот до полутора тысяч видов термитов. Самые известные среди них – Termes Bellicosus , строящий огромные холмики, Nemorosus Lucifugus , появившийся в Европе, Incertus Vulgaris , Coptotermes , Bornensis и Mangensis , эти солдаты со спринцовками, Rhinotermes , Termes Planus , Tenuis , Malayanus , Viator , один из редких видов, живущий иногда под открытым небом и длинными шеренгами пересекающий джунгли, при этом солдаты прикрывают с флангов рабочих-носильщиков, Termes Longipes , Foraminifer , Sulphureus , Gestroi , сознательно нападающий на живые деревья и воины которого свирепы, Termes Carbonarius , чьи солдаты издают весьма своеобразный, ритмичный, таинственный стук, к которому мы еще вернемся, Termes Latericus , Lacessitus , Dives , Gilvus , Azarelii , Translucens , Speciosus , Comis , Laticornis , Brevicornis , Fuscipennis , Atripennis , Ovipennis , Regularis , Inanis , Latifrons , Filicornis и Sordidus , обитающие на острове Борнео, Laborator с Малакки, Capritermes , жвалы которого похожи на козлиные рога, раздвигаются, словно пружины, и отбрасывают насекомое на двадцать-тридцать сантиметров, Termopsis и Calotermes , самые отсталые; и сотни других, перечисление которых было бы слишком утомительным.

Добавим, что наблюдения за повадками этого экзотического и неуловимого насекомого новы и неполны, что многие вопросы в них остаются неясными и что термитник полон тайн.

В самом деле, помимо того, что он обитает в странах, где натуралистов гораздо меньше, чем в Европе, термит не является или по крайней мере не являлся, пока им не заинтересовались американцы, лабораторным насекомым, и его почти невозможно изучать в ульях или стеклянных ящиках, изготавливаемых для пчел и муравьев. У великих мирмекологов – Форелей, Шарлей Жане, Лаббоков, Васманнов, Корне и многих других – не было возможности им заняться. Если он и проникает в кабинет энтомолога, то обычно лишь затем, чтобы его разрушить. С другой стороны, разрушение термитника – дело не из простых и не из приятных. Венчающие его башенки сделаны из такого прочного цемента, что о него выщербляется сталь топора, и приходится взрывать их с помощью пороха. Часто туземцы, из страха или суеверия, отказываются помогать исследователю, который, как рассказывает Дувиль о своем путешествии в Конго, вынужден облачаться в кожу и надевать маску, чтобы избежать укусов тысяч воинов, мгновенно облепливающих его и уже не отпускающих. Когда же термитник наконец раскрыт, то он представляет лишь зрелище великого и грозного столпотворения, а отнюдь не секреты повседневной жизни. Кроме того, несмотря на все наши старания, нам никогда не добраться до последних подземных логовищ, уходящих на несколько метров в глубину.

Существует, правда, порода европейских термитов, очень маленьких и, вероятно, выродившихся, которых французский энтомолог Шарль Леспэ добросовестно изучил семьдесят лет назад. Их довольно легко спутать с муравьями, хотя они белого цвета с легким янтарным, почти прозрачным оттенком. Они обитают на Сицилии, в частности в районе Катании, и, главным образом, в ландах в окрестностях Бордо, где живут в старых сосновых пнях. В отличие от своих сородичей из жарких стран, они крайне редко проникают в дома и не наносят большого ущерба. По размеру они не больше маленького муравья, хрупки, невзрачны, немногочисленны, безвредны и почти беззащитны. Это «бедные родственники» вида, возможно, заблудшие и ослабленные потомки Lucifugus , о которых пойдет речь дальше. Во всяком случае, они могут дать нам лишь приблизительное представление о нравах и организации огромных тропических республик.

II

Некоторые термиты живут в стволах деревьев, выдолбленных во всех направлениях и изборожденных ходами, простирающимися до самых корней. Другие, например Termes Arboreum , строят свое гнездо в ветвях и прикрепляют его так прочно, что оно выдерживает самые неистовые ураганы, и для того, чтобы им завладеть, приходится пилить ветки. Но классический термитник крупных видов всегда расположен под землей. Нет ничего более поразительного и фантастического, чем архитектура этих жилищ, меняющаяся в зависимости от страны и даже в одной и той же местности, в зависимости от породы, местных условий и имеющихся материалов, поскольку гений этого рода неистощимо изобретателен и приспосабливается к любым обстоятельствам. Необычайнее всего австралийские термитники, потрясающие фотографии которых демонстрирует нам У. Сэвил-Кент в своем внушительном ин-кварто «The Naturalist in Australia»[2]«Натуралист в Австралии» (англ.) .. Иногда это простой бугорчатый холмик с окружностью в основании около тридцати шагов и высотой три-четыре метра, похожий на поврежденную и надломанную сахарную голову. Другие имеют вид огромных куч грязи, чудовищных «бульонов» из песчаника, кипение которых внезапно застыло под сибирским ветром, или же заставляют вспомнить «плачущие» известковые натеки гигантских сталагмитов, закопченных факелами, в знаменитых и часто посещаемых пещерах, или бесформенную груду сот, увеличенную в сто тысяч раз, куда некоторые дикие одиночные пчелы складывают мед; нагромождения и напластования грибов, невероятные губки, беспорядочно нанизанные друг на друга, стога сена или скирды соломы, потемневшие от грозы, нормандские, пикардские или фламандские копны (ведь стиль копен столь же четок и устойчив, как стиль домов). Самые замечательные из этих сооружений, которые можно найти только в Австралии, принадлежат компасным, магнитным, или южным термитам, названным так потому, что их жилища всегда строго ориентированы с севера на юг: самая широкая часть – на полдень, самая узкая – на полночь. По поводу этой любопытной ориентации энтомологи выдвигали различные гипотезы, но пока не нашли удовлетворительного объяснения. Своими шпилями, обилием пинаклей, аркбутанами, многочисленными контрфорсами и выступающими один над другим слоями цемента они воскрешают в памяти выветренные веками соборы, развалины замков, которые представлял себе Гюстав Доре, или призрачные бурги, которые рисовал Виктор Гюго, размазывая кляксу или кофейную гущу. Другие, в более сдержанном стиле, представляют собой скопление волнистых колонн, до верхушки которого не дотянется даже всадник, вооруженный копьем, и возвышаются порой на высоте шести метров, словно пирамиды или обелиски, обглоданные и разрушенные тысячелетиями более опустошительными, чем тысячелетия фараоновского Египта.

Причудливость этой архитектуры объясняется тем, что термит строит свои дома не снаружи, как мы, а изнутри. Будучи слепым, он не видит того, что воздвигает, но даже если бы у него были глаза, то он все равно ничего не увидел бы, потому что никогда не выходит наружу. Его интересует лишь интерьер жилища, а вовсе не его внешний вид. Каким образом он берется за такое строительство ab intra [3]Изнутри (лат.) . и на ощупь, на которое не отважится ни один из наших каменщиков, остается загадкой, еще до конца не проясненной. Мы пока не присутствовали при строительстве термитника, а лабораторные наблюдения представляют трудности в связи с тем, что в первый же час термиты покрывают стекло своим цементом или, в случае надобности, делают его матовым с помощью специальной жидкости. Не следует забывать, что термит – это, прежде всего, подземное насекомое. Вначале он углубляется в почву и роется в ней, а выступающий над поверхностью холмик – всего лишь вспомогательная, но неизбежная надстройка, состоящая из вынутого грунта, превращенного в жилища, которые растут и расширяются в зависимости от нужд колонии.

Тем не менее наблюдения провансальского энтомолога М. Э. Бюньона, в течение четырех лет внимательно изучавшего цейлонских термитов, могут дать нам некоторое представление об их образе действия. Речь идет о термите кокосовых пальм, Eutermes Ceylonicus , у которого есть солдаты со спринцовкой (дальше мы увидим, что это такое). «Этот вид, – пишет М. Э. Бюньон, – строит свое гнездо в земле, под корнями кокосовой пальмы, а иногда еще у подножия пальмы китул, из которой туземцы добывают сироп. Присутствие насекомых выдают сероватые веревки, расположенные вдоль дерева и поднимающиеся от корней до самой верхушечной почки. Эти веревки, иногда толщиной с карандаш, представляют собой маленькие туннели, предназначенные для защиты термитов (рабочих и солдат), поднимающихся на верхушки деревьев за пищей, от муравьев.

Веревки Eutermes , состоящие из опилок и слипшихся крупинок земли, служат ценным объектом изучения для натуралиста. Достаточно удалить ножом небольшой отрезок туннеля, чтобы пронаблюдать под лупой за работой по его восстановлению.

Эксперимент такого рода был проведен на плантации Сенигода 19 декабря 1909 года. 8 часов утра, погода замечательная. Термометр показывает 25°С. Веревка, обращенная на восток, находится под прямыми солнечными лучами. Соскоблив стенку длиной 1 сантиметр, я вижу вначале, как у отверстия появляется дюжина солдат, которые, пройдя пару шагов, размещаются кружком, направив наружу свои лобные рога и приготовившись встретить возможного врага. Спустя четверть часа отсутствия я констатирую, что все термиты, вернувшись в туннель, уже занимаются заделыванием его поврежденной части. Шеренга солдат остается на уровне отверстия, выставив головы наружу, а тела спрятав вовнутрь. Активно размахивая своими антеннами, они пожевывают края бреши и смачивают их своей слюной. Вокруг уже показалась влажная каемка более темного, чем остальная стенка, цвета. Вскоре появляется труженик иного рода, на сей раз принадлежащий к касте рабочих. Обследовав место с помощью антенн, он резко поворачивается и, показав свое анальное отверстие, откладывает на брешь непрозрачную капельку коричневато-желтого цвета, выделенную его прямой кишкой. После этого появляется другой рабочий с песчинкой во рту, тоже выползающий изнутри. Песчинка, служащая крошечным песчаником, кладется на капельку в отмеченном месте.

Теперь эта операция повторяется регулярно. Я могу наблюдать в течение получаса, как один термит (рабочий) осматривает брешь, поворачивается и выделяет желтую капельку, а другой, нагруженный песчинкой, кладет ее на край. Некоторые приносят вместо песчинок маленькие опилки. Солдаты, постоянно шевелящие своими антеннами, похоже, приставлены специально для того, чтобы защищать рабочих и руководить их работой. Выстроившись, как вначале, на уровне отверстия, они отходят от него, когда появляется рабочий, и, по-видимому, показывают ему место, куда он должен сложить свою ношу.

Работа по починке, целиком выполненная изнутри, продолжалась полтора часа; солдаты и рабочие (последние в относительно небольшом количестве) с обоюдного согласия разделили ее между собой».

Со своей стороны, доктор К. Эшерих, имея возможность наблюдать в тропическом ботаническом саду повадки Termes Redemanni Wasm , отметил, что у них есть четко разработанный план. Они начинают со строительства своего рода лесов, образованных вентиляционными шахтами, затем превращают эти леса в массивную постройку, заполняя все их пустоты, и завершают сооружение, старательно выравнивая его стены.

III

В некоторых точках Квинсленда, или западной Австралии, главным образом в Кейп-Йорке и, прежде всего, в окрестностях Олбани-Пасс, термитники простираются километра на два в виде симметричных и расставленных на одинаковом расстоянии пирамид. Они напоминают бескрайние, покрытые стогами поля, о которых я уже говорил, могилы в долине Иосафат, заброшенную керамическую фабрику или причудливые карнакские аллеи менгиров в Бретани и вызывают изумление у путешественников, которые, заметив их с палубы корабля, не могут поверить, что это – творение насекомого размером не больше пчелы.

В самом деле, несоответствие между творением и творцом почти невероятное. Средний, например четырехметровый, термитник при переводе в человеческий масштаб даст нам сооружение высотой шестьсот-семьсот метров, каких человек никогда не строил.

Подобные «агломерации» существуют и в других точках планеты, но они постепенно исчезают под напором цивилизации, использующей их материал, в частности для строительства дорог и домов, поскольку они служат источником идеального цемента. Термит научился защищаться от всех животных, но не принял в расчет современного человека. В 1835 году исследователь Ааран открыл на севере Парагвая одну из этих «конфедераций», которая была четыре лье в диаметре и где термитники были расставлены так тесно, что промежутки между ними не превышали пятнадцати-двадцати шагов. Издалека они производили впечатление огромного города, построенного из бесчисленных хижинок, и придавали пейзажу, как простодушно отмечает наш путешественник, весьма романтический вид.

Но самые большие термитники расположены в Центральной Африке – в Бельгийском Конго. Нередки сооружения высотой шесть метров, а некоторые достигают семи или восьми. В Монпоно над окрестной равниной возвышается могила, воздвигнутая на термитнике, похожем на холм. На одной из улиц Элизабетвилля, в Верхней Катанге, можно увидеть термитник, разрезанный надвое проезжей частью, который в два раза выше стоящего напротив него бунгало; а для строительства железной дороги в Сакании пришлось взорвать динамитом холмики, развалины которых оказались выше паровозных труб. В этой же стране находят термитники в форме курганов, которые, после того, как их разворотят, имеют вид настоящих двух– или трехэтажных домов, где мог бы поселиться человек.

Эти сооружения настолько прочны, что выдерживают падение самых больших деревьев, столь частое в этих краях ураганов, и что крупный скот взбирается на них, даже не пошатнув их, чтобы пощипать траву, растущую на их вершине; поскольку суглинок или, скорее, разновидность цемента, из которого они состоят, не только обеспечивает влажность, старательно поддерживаемую внутри строения, но и, после измельчения насекомым и прохода через его кишечник, становится необычайно плодородным. Иногда здесь вырастают даже деревья, которые, как это ни странно, термит, истребляющий все на своем пути, благоговейно чтит.

Каков возраст этих строений? Его довольно трудно подсчитать. Во всяком случае, растут они очень медленно, и из года в год не заметно никаких изменений. Словно высеченные из самого твердого камня, они выдерживают бесконечное множество проливных тропических дождей. Постоянный и старательный ремонт поддерживает их в хорошем состоянии, и, поскольку нет никаких причин, за исключением катастроф и эпидемий, для того, чтобы непрерывно возрождающаяся колония когда-нибудь вымерла, вполне возможно, что некоторые из этих холмиков высились уже в очень давние времена. Энтомолог У. У. Фроггатт, исследовавший большое количество термитников, обнаружил среди них лишь один заброшенный, над которым пролетела смерть. Правда, другой натуралист, Г. Ф. Хилл, признает, что в северном Квинсленде восемьдесят процентов всех гнезд Drepanotermes Silvestrii и Hamitermes Perplexus постепенно захватывают и затем навсегда занимают муравьи Iridomyrmex Sanguineus . Но мы еще вернемся к вековечной войне муравьев и термитов.

IV

Откроем же вместе с У. У. Фроггаттом одно из этих строений, где копошатся миллионы существ, хотя снаружи мы не найдем здесь никаких признаков жизни и хотя они кажутся необитаемыми, словно гранитные пирамиды, и ничто не выдает необыкновенной деятельности, кипящей в них днем и ночью.

Как я уже говорил, это исследование не из простых, и до У. У. Фроггатта лишь немногие натуралисты получали удовлетворительные результаты. Совершенствуя старые методы и оснастившись лучше своих предшественников, выдающийся энтомолог из Сиднея вначале распилил гнездо по середине, а затем наискось – сверху вниз. Его наблюдения, наряду с наблюдениями Т. Дж. Сэвиджа, дают нам общее, но достаточное представление о планировке термитника.

В центре города, под башенкой из пережеванного и измельченного дерева, откуда расходятся многочисленные ходы, в 15—30 сантиметрах от основания, находится круглая масса различной величины, зависящей от размера термитника, которая, если ее увеличить до человеческих пропорций, была бы шире и выше собора св. Петра в Риме. Она состоит из тонких слоев деревянистого, довольно мягкого вещества, обвивающихся кругами, подобно коричневой бумаге. Английские энтомологи называют ее «Nursery» [4]Питомник (англ) ., а мы именуем Гнездом, что соответствует сотам для расплода у наших пчел. Обычно оно наполнено миллионами маленьких личинок величиной не больше булавочной головки, и его стены, очевидно в целях вентиляции, изрешечены тысячами крошечных отверстий. Температура здесь заметно выше, чем в других частях термитника, поскольку термиты, похоже, задолго до нас узнали о преимуществах своего рода «центрального отопления». Как бы то ни было, тепло, сохраняющееся в гнезде, настолько велико, что Т. Дж. Сэвидж, однажды довольно резко открыв большие центральные ходы и желая рассмотреть их вблизи, отпрянул перед теплым дуновением, ударившим ему в лицо и чуть было, по его словам, не перекрывшим ему дыхание, причем стекла его пенсне полностью запотели.

Каким же образом поддерживается эта постоянная температура, которая является для термитов вопросом жизни и смерти, поскольку ее падение до 16°С способно их погубить? Т. Дж. Сэвидж объясняет это теорией термосифона – циркуляцией теплого и холодного воздуха, обеспечиваемой сотней коридоров, проходящих по всему жилищу. Что же касается источника тепла, который в определенные часы дня и времена года не может быть исключительно солнечным, то им, вероятно, служит брожение груды травы или влажных отходов.

Вспомним, что пчелы тоже регулируют по своему желанию общую температуру улья и его различных частей. Летом эта температура не превышает 85° по Фаренгейту, а зимой не опускается ниже 80°. Это термическое постоянство обеспечивается сгоранием пищи и группами пчел, проветривающих улей. В группе, производящей воск, она повышается до 95° благодаря избыточному питанию восконосок.

По обе стороны от этого «Питомника», откуда ходы ведут в более красивые комнаты, маленькими кучками сложены белые продолговатые яйца, похожие на песчинки. Затем, спускаясь ниже, мы попадаем в «квартиру», где заключена царица. Ее поддерживают своды, а также смежные комнаты. Пол идеально ровный, а низкий и сводчатый потолок напоминает купол, образуемый стеклом для часов. Царица не может покинуть эту ячейку, в то время как рабочие и солдаты, ухаживающие за ней и охраняющие ее, свободно входят и выходят. Эта царица, по подсчетам Смитмена, в двадцать-тридцать тысяч раз больше рабочего. Это похоже на правду в отношении высших видов, в частности Termes Bellicosus и Natalensis , так как величина царицы обычно непосредственно связана с размером колонии. Для средних же видов Т. Дж. Сэвидж установил, что в гнезде, где рабочий весит десять миллиграммов, царица достигает двенадцати тысяч. И наоборот, у примитивных видов, например Calotermes , царица немногим больше крылатого насекомого.

Впрочем, царские покои можно увеличивать, и их расширяют по мере роста брюшка монархини. Царь живет вместе с ней, но его практически не видно, потому что он почти всегда испуганно и скромно прячется под огромным животом своей супруги. Мы еще поговорим о судьбе, бедах и преимуществах этой царской пары.

Из их покоев широкие дороги спускаются в полуподвалы, где открываются просторные залы, поддерживаемые столбами. Их обстановка известна хуже, поскольку для того, чтобы их исследовать, нужно сначала разрушить их ударами топора или заступа. Можно сказать только, что там, как и вокруг покоев, громоздятся одна на другой бесчисленные ячейки, занятые личинками и нимфами на различных стадиях развития. Чем ниже мы спускаемся, тем больше количество и размер молодых термитов. Там же находятся склады, где хранятся пережеванная древесина и трава, измельченная на крошечные кусочки. Это съестные припасы колонии. Впрочем, в случае неурожая и нехватки свежей древесины стены самого строения снабжают ее, словно в волшебной сказке, необходимой пищей, поскольку сделаны они из экскрементов – вещества, которое в интересующем нас мире вполне съедобно.

У некоторых видов значительная часть верхних этажей предназначена для выращивания особых грибов, заменяющих собой простейших, о которых пойдет речь в следующей главе и которые, подобно грибам, обязаны перерабатывать старую древесину или сухую траву, чтобы сделать их более усвояемыми.

В других колониях мы находим настоящие кладбища, расположенные в верхней части холмика. Можно предположить, что в случае аварии или эпидемии термиты этих колоний не в силах идти в ногу со смертью и вовремя поедать трупы, которые она сверх меры множит; они складывают их у самой поверхности, чтобы солнечное тепло быстрее их высушило. Затем они стирают их в порошок и тем самым создают запас пищи для кормления городского молодняка.

У Drepanotermes Silvestri есть даже живые запасы, или «мясо на ногах», хотя это выражение здесь не совсем уместно, поскольку у данного мяса нет никакой возможности передвигаться. Когда, по неизвестной нам причине, тайное правление термитника приходит к выводу, что количество нимф превышает необходимое, лишних из них помещают в специальных комнатах, предварительно оторвав им лапки, чтобы, двигаясь без пользы, они не потеряли в весе, а затем поедают их по мере надобности сообщества.

У этих же Drepanotermes мы обнаруживаем санитарные учреждения. Испражнения собираются в нишах, где они затвердевают и, наверное, становятся еще вкуснее.

Таково в общих чертах устройство термитника. Впрочем, оно довольно изменчиво, поскольку, как мы будем иметь еще не раз возможность убедиться, не существует насекомого менее рутинного и умеющего столь же искусно и гибко, как человек, приноравливаться к обстоятельствам.

V

Из громадного подземелья, обычно уходящего вниз на такую же глубину, на какую высоту оно поднимается над землей, расходятся бесчисленные, нескончаемые коридоры, простирающиеся вдаль на расстояния, которые пока невозможно измерить, до деревьев, кустарников, трав и домов, поставляющих целлюлозу. Так, некоторые участки острова Цейлон и Австралии, главным образом Серсдей-Айленд и архипелаг Кейп-Йорк, на протяжении целых километров «заминированы» подземными ходами этих гномов и совершенно непригодны для жилья.

В Трансваале и Натале почва от одного конца страны до другого усеяна термитниками; Кл. Фуллер обнаружил здесь на двух маленьких площадках величиной 635 квадратных метров от четырнадцати до шестнадцати гнезд, принадлежащих различным видам. В Верхней Катанге часто можно встретить по одному шестиметровому термитнику на гектар[5]Те, кто бывали в этом регионе, как отмечает г-н Шарль Дюфур, проживший более двадцати лет в Бельгийском Конго, могли констатировать, что иногда там насчитывается четыре-пять и даже больше термитников на гектар. У них внушительные размеры, а высота нередко превышает шесть метров. Я часто наблюдал, как туземцы устанавливали на вершине высокого термитника, расположенного в деревне, свой гонг или тамтам. – Прим. авт ..

В отличие от муравья, свободно передвигающегося по поверхности почвы, термиты, за исключением крылатых взрослых особей, о которых мы поговорим позже, не покидают теплого и влажного мрака своей гробницы. Они никогда не движутся под открытым небом и рождаются, живут и умирают, не видя дневного света. Одним словом, нет насекомых более потаенных. Они обречены на вечную тьму. Если для того, чтобы запастись пищей, им необходимо преодолеть препятствия, сквозь которые они не могут пройти, к работе привлекаются городские инженеры и первопроходцы. Они строят прочные ходы, состоящие из искусно размягченных древесных опилок и фекалий. При отсутствии какой-либо опоры эти ходы имеют форму труб, но технологи с замечательным мастерством извлекают выгоду из мельчайших обстоятельств, дающих малейшую возможность сэкономить на труде и сырье. Они увеличивают, выравнивают, подгоняют и шлифуют полезные трещины. Если ход идет вдоль стены, он становится полукруглым; если он может обогнуть угол, образованный двумя стенами, его просто покрывают цементом, тем самым сберегая две трети работы. В этих коридорах, строго вымеренных по росту насекомого, местами расположены «стоянки», наподобие тех, что устроены на наших узких горных тропах, чтобы дать возможность носильщикам, нагруженным провизией, без труда разминуться. Порой, – как заметил Смитмен, – когда движение усиливается, они идут по одному пути туда, а по другому – обратно.

Прежде чем покинуть это подземелье, обращу ваше внимание на одну из самых странных и таинственных особенностей мира, скрывающего в себе так много загадок и тайн. Я уже упоминал об удивительной и неизменной влажности, которую им удается поддерживать в своих жилищах, несмотря на сухость воздуха и обожженной почвы, несмотря на беспощадный зной бесконечного тропического лета, осушающий источники, истребляющий все живое на земле и высушивающий до самых корней большие деревья. Это явление настолько аномально, что доктор Дэвид Ливингстон, великий исследователь и вместе с тем чрезвычайно добросовестный натуралист, к которому в 1871 году на берегах озера Танганьика присоединился Стэнли, озадаченно спрашивал себя, не удается ли обитателям термитника с помощью еще не известных нам методов соединять атмосферный кислород с водородом из их растительной пищи таким образом, что по мере того, как она выпаривается, они восстанавливают необходимую им воду. Вопрос пока не разрешен, но эта гипотеза вполне правдоподобна. Мы еще не раз убедимся в том, что термиты – химики и биологи, у которых нам есть чему поучиться. Впрочем, вполне возможно, как предполагает г-н Шарль Дюфур, что термит просто-напросто ищет влагу на больших глубинах или в самих корнях деревьев. Объем холмика, образуемого на поверхности почвы большим термитником, равняется приблизительно 200 кубическим метрам. Если бы мы извлекли из этой глыбы верхние слои, расположенные на одной из «полок» холмика или прямо под ним, то обнаружили бы большие пустоты, настоящие пещеры, но ни в самих термитниках, ни по соседству с ними никогда не наблюдалось оседания почвы.