Онлайн чтение книги Телепорт Jumper
Часть II. В поисках счастья

5

С Милли я познакомился во время антракта новой бродвейской постановки «Суини Тодда, демона-парикмахера с Флит-стрит». Спектакль я смотрел в шестой раз. В первый раз я заплатил, а потом в пять минут девятого прыгал вглубь мезонина, где была ниша. После девяти в зале гасили большой свет, и я без труда находил место. Если кто-то приходил позднее и направлялся к этому креслу, я наклонялся, якобы завязать шнурок, и прыгал обратно в нишу. Потом искал себе новое место.

Нет, я могу купить билет, но желание посмотреть шоу часто возникает у меня, когда занавес уже поднят. А кассир станет отнимать время, уговаривая пойти на другой спектакль. Слишком муторно.

Дело было в четверг. На вечерний спектакль пришло до странного много народа. Я жался к перилам балкона, пил дорогущую имбирную шипучку и смотрел на очереди в туалеты.

– Чему ты улыбаешься?

Я повернулся на голос. Сначала показалось, что это капельдинер и сейчас меня выгонят как безбилетника, но вопрос задала девушка чуть старше меня. Хотя двадцать один ей уже точно исполнился, – по крайней мере, она пила шампанское.

– Вы меня спрашиваете?

– Да, конечно. Может, я слишком бесцеремонна, но среди такой толпы близкие знакомства неизбежны.

– Верно. Меня зовут Дэвид.

– Милли, – представилась девушка, помахав рукой.

Она была в нарядной блузке, черных слаксах и круглых очках. Очень хорошенькая! Ни капли косметики, блестящие черные волосы на макушке длинные, а на затылке пострижены конусом.

– Так чему ты улыбался?

– Ну… – Я нахмурил брови. – Наверное, почувствовал себя исключительным. Мне-то не нужно стоять в очереди. Наше с вами знакомство предполагает разговоры об уборных?

Милли пожала плечами:

– Почему тебе не надо в туалет? Я сама стояла бы в очереди, если бы не сбегала туда во время первого акта. Наверное, потом еще раз придется. А в чем твой секрет? У тебя металлический мочевой пузырь?

– Да вроде того. – я покраснел.

– Ты краснеешь? Ничего себе! Я думала, мальчики-подростки без остановки говорят о естественных потребностях. Мои братья только этим и занимаются.

– Здесь жарко.

– Ага. Ладно, об экскреторных функциях говорить больше не будем. Другие запретные темы есть?

– Вам, то есть тебе, я даже намекать не буду.

– Заметано! – Милли засмеялась. – Ты местный?

– Вроде того. Я много путешествую, но сейчас мой дом здесь.

– А я не местная. Приехала сюда на неделю отдохнуть и развеяться. Через две недели мне снова на учебу.

– Где учишься?

– В Университете штата Оклахома, на факультете психологии.

Я на минуту задумался.

– В Стиллуотере?

– Ага. Чувствуется, что ты путешествуешь.

– Только не по Оклахоме. В Стиллуотере учился мой дед еще в пору, когда университет был Сельскохозяйственно-машиностроительным колледжем.

– А ты где учишься?

– Нигде. Я неспособный.

Милли посмотрела на меня сквозь очки:

– Особо глупым ты не выглядишь.

Я снова покраснел:

– Просто живу своей жизнью.

В зале погасили свет – начинался второй акт. Милли допила шампанское и бросила стаканчик в контейнер для мусора. Потом протянула мне руку:

– Приятно было поговорить с тобой, Дэвид. Наслаждайся вторым актом!

– И ты тоже, Милли!

Второй акт довел меня до слез. У Люси, обезумевшей после изнасилования жены Суини, украли дочь. Во втором акте она предстает перед зрителями сумасшедшей, распущенной побирушкой и проституткой. Потом на глазах у Люси Суини казнит судью Терпина, ее насильника, затем убивает ее саму. В первый раз эта сцена мне не понравилась, да и вся постановка тоже. Лишь когда я поймал себя на том, что вглядываюсь в лица побирушек и в каждой ищу свою мать, я понял, почему та сцена мне не понравилась.

В итоге я не перестал всматриваться в лица побирушек. Через какое-то время я снова пришел на «Суини Тодда».

В этот раз до конца я не досмотрел и прыгнул на Центральный вокзал. Ночью такси нужно ловить именно там. Я стал голосовать, и откуда-то сразу выскочил темнокожий парень лет двадцати пяти, в лохмотьях.

– Такси? Тебе нужно такси? Я найду тебе такси.

Я мог бы дойти до организованной стоянки такси на Вандербильт-авеню, но какого черта?! Я кивнул.

Темнокожий парень вытащил хромированный полицейский свисток и дунул в него – получился двойной резкий сигнал. В конце квартала машина свернула на двухрядную дорогу и подъехала к нам. Темнокожий парень открыл мне дверь, а я протянул ему купюру.

– Эй, за поиск такси два доллара. Два!

– Это десятка.

Темнокожий отступил, удивленный до глубины души:

– Ага, спасибо, братан!

Я велел таксисту по Пятьдесят пятой улице вернуться к театру, где шел «Суини Тодд», и встать у обочины. Я выбрался из салона лишь наполовину и отмахивался от искавших такси.

– Нет, такси занято! Я жду человека, простите! Нет, попутчики не нужны. К черту идите!

Затея уже казалась сомнительной, когда наконец вышла Милли. Лицо решительное и сосредоточенное, сумочка через плечо – вылитая жительница Нью-Йорка!

– Милли!

Она повернулась ко мне, явно удивленная:

– Дэвид! Как ты поймал такси?

Я помахал ей и пожал плечами:

– Фокус-покус! Давай я тебя подвезу.

Милли приблизилась:

– Ты же не знаешь, куда мне.

– И что?

– Я остановилась в Гринвич-Виллидж.

– Местечко теплое, непыльное. Садись! – Я придержал дверцу. – Шеридан-сквер, – сказал я таксисту и нахмурился.

«Теплое, непыльное местечко» – папино выражение. Интересно, в чем еще я его копирую?

– Шеридан-сквер, где это? – серьезно спросила Милли.

– В самом центре Гринвич-Виллидж. А еще рядом с отличными ресторанами. Есть хочешь?

– Что? Я думала, ты просто меня подвозишь, – проговорила Милли, а сама улыбнулась. – Сколько стоит проезд? Я ведь обратно на метро собиралась, на такси не рассчитывала. Я слышала, что после вечернего шоу такси поймать нереально.

– Это точно. Пока я тебя ждал, бешеные театралы чуть не отняли у меня машину.

– Ты ждал меня? – Милли заметно нервничала. – Мама говорила мне, что с незнакомыми болтать нельзя. Так сколько стоит проезд?

– Нисколько. Я предложил подвезти тебя, а не прокатиться на такси за полцены. Если желаешь, я готов угостить тебя ужином.

– Дэвид, а сколько тебе лет?

Я покраснел и взглянул на часы:

– Через сорок семь минут восемнадцать исполнится.

Отвернувшись от Милли, я стал смотреть на плывущие мимо светофоры и тротуары. Вспомнив события, сопутствовавшие моему семнадцатилетию, я содрогнулся.

– Ой! С днем рождения через сорок восемь минут! – Милли смотрела прямо перед собой. – На вид ты постарше. Одет очень стильно и разговариваешь не как подросток.

– Я много читаю. – я пожал плечами. – И имею средства хорошо одеваться.

– Значит, у тебя есть работа.

Господи, что я делаю в этом такси с этой девушкой? Одиночка!

– Нет, Милли, у меня нет работы. Она мне не нужна.

– Твои родители настолько богаты?

Я подумал о скряге-отце с его «кадиллаком» и бутылкой.

– Папа неплохо зарабатывает, но у него я ничего не беру. У меня собственный доход – банковская рента.

– Ты не работаешь и не учишься. Чем же ты занимаешься?

– Много читаю, – невесело улыбнулся я.

– Ты уже говорил.

– Ну… это правда.

Милли смотрела в окно со своей стороны и крепко, обеими руками, сжимала сумочку. Наконец она проговорила:

– Я поела перед самым шоу, но с удовольствием выпью капучино или эспрессо в каком-нибудь кафе.

Через пару дней после ограбления, когда нервы немного успокоились, я перебрался в «Грамерси-парк-отель». Поначалу там было неплохо, но через месяц атмосфера отеля и размер номера стали меня тяготить.

Я решил снять квартиру. Сперва я искал в Гринвич-Виллидж. Цены не пугали, но в большинстве случаев требовались рекомендации, удостоверение личности и счет в банке, а у меня ничего не было.

В итоге квартиру я нашел в Ист-Флэтбуше – получилось в два раза дешевле и в два раза проще. Квартиру я снял на год, почтовым переводом отправил владельцу гарантийный задаток и оплату за три месяца. Владелец остался доволен.

Вскоре после переезда я сделал небольшой ремонт – по обеим сторонам двери прибил металлические кронштейны для перекладин и отгородил в коридоре гардеробную. За глухой стеной получилась каморка, недоступная для всех, кроме меня.

Соседи ничего не узнали, ведь за редким исключением стучать я старался днем, когда все на работе. Пиломатериалы я прыжками перетащил со склада в Йонкерсе. Никто не видел, как я несу в квартиру брусья или гипсокартон.

После этого я забрал деньги из библиотеки и аккуратно разложил по полкам закрытого шкафа. Целая неделя ушла на замену бумажных лент «Кемикал банк» резинками. Ленты я потом сжег в кухонной раковине.

Перед этим я все время был уверен, что однажды прыгну в библиотеку и нарвусь на полицейского. Теперь я опасался лишь, как бы не нагрянул владелец квартиры и не спросил, что я устроил в коридоре.

Поставив аккуратнейшую стену, я почувствовал себя намного лучше. Я ведь не за деньги ее купил и не взял у кого-то. Появились гордость и удовлетворение. Раз так, нужно почаще что-то мастерить.

Мебель я купил лишь такую, какую мог поднять. Слишком тяжелое приходилось разбирать, чтобы переносить в квартиру прыжками.

Из мебели я в основном брал книжные полки, а помимо мебели – книги.

До отъезда Милли оставалось четыре дня. Она разрешила мне сопровождать ее в несколько традиционных для Нью-Йорка мест – Бронксский зоопарк, Метрополитен-музей, Эмпайр-стейт-билдинг. Я сводил ее на пару бродвейских шоу и на ужин в «Таверну на лужайке»[3] «Таверна на лужайке» – знаменитый ресторан на территории Центрального парка.. Приглашения Милли принимала неохотно.

– Дэвид, ты очень милый, но я старше тебя на три с половиной года. Мне неприятно, что ты понапрасну тратишь на меня деньги.

Мы гуляли по Центральному парку – через лужайку Шип-медоу направлялись к Центральному моллу. Воздушные змеи пытались раскрасить небо в свои яркие цвета, велосипедисты группами проезжали мимо нас по тротуару за оградой.

– Что же тут напрасного? Во-первых, ты мне ничего не должна. У меня есть деньги, и я хочу проводить время с тобой. Тебя прошу лишь уделить мне это время. Я не против чего-то большего, но купить это не рассчитываю. А твои слова о разнице в возрасте – чистой воды сексизм. Ты меня удивляешь.

– Что же тут сексистского? – Милли нахмурилась.

– Будь я на три года старше тебя, романтические отношения вовсе не казались бы чем-то невозможными. Ты никогда не встречалась с парнями на три года старше тебя?

Милли покраснела, и я продолжил:

– Это общепринято, ведь старики богаче, а значит, круче как поклонники. Может, причина в этом, может, в брехне про альфа-самцов. Мол, чем старше самец, тем лучше у него гены, ведь он столько лет прожил. Неужели ты не выше этих древних предрассудков? Неужели ты позволишь мужскому мировоззрению решать, кем тебе быть и какой?

– Дэвид, прекрати.

Я пожал плечами:

– Если не желаешь со мной общаться по другим причинам, так и скажи. Только разницу в возрасте не приплетай. – Я посмотрел себе под ноги и куда тише добавил: – Из-за возраста мне и так головной боли хватает.

Милли молчала долго – пока мы не прошли кафе у фонтана. Уши у меня покраснели: я злился на себя и почему-то сгорал от стыда. Зря я не удержал язык за зубами!

– Как-то нечестно, – наконец проговорила Милли. – У нас формируются такие стереотипы, такой тип мышления. Мозги нам промывают с самого раннего детства. – Когда мы вернулись на тротуар, Милли остановилась и села на ближайшую скамейку. – Попробую по-другому. Нам не стоит привязываться друг к другу, ведь завтра я улетаю в Стиллуотер.

– Я много путешествую, – пожал я плечами. – Могу заглянуть и в Стиллуотер.

– Ну, я не знаю, – покачала головой Милли.

– Пошли! – Я схватил ее за руку. – Куплю тебе итальянского мороженого.

Милли засмеялась:

– Нет, это я куплю тебе итальянского мороженого. На него мне денег хватит. – Милли поднялась, но мою руку не выпустила. – Я постараюсь подходить ко всему непредвзято.

– Ко всему?

– Да, ко всему, к жизни. Замолчи и прекрати улыбаться!

Лишь сняв квартиру, я решился прыгнуть в папин дом. В «Грамерси-парк-отеле» я отдавал белье в стирку, а когда не желал никуда выбираться – заказывал еду в номер, поэтому причин заглядывать в Станвилл было меньше.

На второй день после переезда мне понадобились молоток и гвозди, чтобы повесить гравюру, купленную в Гринвич-Виллидж. Можно было прыгнуть в магазин, но гравюру хотелось повесить скорее.

Я прыгнул прямо в папин гараж и стал разыскивать на полках гвозди. Уже нашел подходящий и потянулся за молотком, когда услышал шаги. Глянув в окошко над дверью, я увидел крышу папиной машины.

Ой, сегодня же суббота!

Дверь со стороны кухни начала открываться, и я прыгнул к себе в квартиру.

Забивая гвоздь, я дважды попал молотком по большому пальцу. Потом решил, что гравюра висит слишком низко, и сделал все снова, даже палец снова ушиб.

Черт бы подрал отца!

Я прыгнул обратно в гараж, с грохотом швырнул молоток на верстак и вернулся в квартиру.

Так ему и надо! Пусть сломя голову прибежит в гараж и ничего не найдет.

Неделю спустя я прыгнул в дом, удостоверившись, что папы нет, и устроил большую стирку. Загрузив белье в машину, прошелся по дому и заметил перемены. Бардак, который я видел месяц назад, исчез бесследно. Может, папа кого-то нанял, раз меня нет и убираться некому? А вот его спальня не изменилась – носки и рубашки валялись в углу, брюки криво висели на спинке стула. Вспомнилось, как я снял с папы брюки и увидел бумажник. Тогда я нашел стодолларовые купюры.

Стоило вспомнить те деньги, и у меня, как всегда, началась мигрень. Бо́льшую их часть у меня отняли бруклинские грабители. Снова кольнула совесть.

Черт!

Полминуты мне хватило, чтобы прыгнуть в свой денежный шкаф, взять двадцать две стодолларовые банкноты и прыгнуть обратно. На покрывале получился красивый узор – пять рядов по четыре банкноты и еще по одной справа и слева.

Я представил, как папа вернется домой и найдет деньги на кровати. Предвкушал его шок и смачные выражения.

Вынимая вещи из сушилки, я принял решение здесь не стирать. Папе я больше не должен – это ощущение мне очень нравилось.

Отныне я буду брать вещи только из своей комнаты. Только то, что мое по праву. Папиного больше ничего не возьму. Ни-че-го.

Других прыгунов я стал искать там, где мне было уютнее всего, – в библиотеках. Информацию я черпал в книгах, над которыми прежде смеялся, – из серии про оккультизм и сверхъестественные способности. В основном попадался фольклор, но я отчаянно штудировал и такие книги.

Отдел сверхъестественного буквально ломился от книг о диковинном – о дождях из лягушек, о кругах на полях пшеницы, о призраках, о пророках, о людях, живущих не первую жизнь; о телепатах, о гнущих ложки взглядом, о рудознатцах, об НЛО.

О прыгунах попадалось мало.

Из городской библиотеки Станвилла я перебрался в Публичную библиотеку Нью-Йорка, в главное здание с мраморными львами у входа. Там материалов было больше, но, бог свидетель, доказательства не впечатляли.

Впрочем, какие доказательства?

Мои способности можно документально зафиксировать. Они воспроизводимы. Они поддаются проверке.

То есть я так думаю.

Если честно, я только чувствовал, что сам могу повторять прыжки. Я чувствовал, что сам способен на такое. Я не повторял прыжки перед беспристрастными свидетелями и не планировал повторять.

Единственное объективное доказательство, которым я располагал, – ограбление банка. В конце концов, о нем в газетах писали. Может, в поисках других прыгунов нужно ориентироваться на отчеты о нераскрытых преступлениях?

Точно, Дэви! Как отчеты выведут тебя на других прыгунов? Они же не подразумевают участия других прыгунов – они подразумевают лишь нераскрытые преступления.

Обескураженный, я временно бросил поиски и вместо этого задумался о причине.

Почему я телепортируюсь? Не каким образом, а почему? Что со мной такое?

Или в критической ситуации телепортироваться может каждый? Это вряд ли. В критические ситуации попадают слишком многие и либо терпят и страдают, либо ломаются. Если люди выбираются из таких ситуаций, то обычными способами, зачастую, как получилось у меня с Топпером, попадая из огня да в полымя. Хотя, может, кто-то выбрался так, как я.

Опять-таки почему я? Это наследственное? От мысли, что папа способен телепортироваться, стыла кровь, возникало желание проверить все темные углы и оглянуться. Впрочем, холодный рассудок твердил, что это невозможно.

Вспоминалось слишком много случаев, когда папа сделал бы это, если бы мог. Воспоминания воспоминаниями, а боязнь не уходила.

Может, мама умела телепортироваться? Она так и поступила? Прыгнула подальше от папы, совсем как я? Почему же меня не взяла с собой? Если мама умела телепортироваться, то почему не вернулась за мной?

А если не умела, что с ней стало?

Всю свою жизнь я подозревал, что я пришелец-инопланетянин, какой-то странный подкидыш. Помимо всего прочего, это объяснило бы папино отношение ко мне.

Если верить самой фантастической фантастике, правительство старательно прячет информацию на эту тему – скрывает доказательства, заставляет молчать свидетелей, плодит ложные теории.

Примерно так же вел себя и отец. Стабильности и постоянства у нас в семье не было никогда. Правила менялись, события искажались, воспоминания стирались. Частенько я гадал, кто из нас сумасшедший, я или он.

Нет, вряд ли я инопланетянин… хотя кто знает.

Когда я спросил, можно ли платить за квартиру наличными, владелец смерил меня удивленным взглядом:

– Наличкой за аренду? Нет, черт подери! Мне и почтовые переводы не очень нравятся. Почему не откроешь счет в банке? Почтовые переводы меня сразу насторожили, но я списал их на то, что ты здесь недавно. Хочешь натравить на меня налоговую?

– Нет. – Я покачал головой.

Владелец прищурился:

– Налоговая косо смотрит на крупные операции с наличкой. Не хотелось бы думать, что доходы у тебя нечистые.

Я снова покачал головой.

– Нет, много наличности осталось у меня после поездки, – соврал я, чувствуя, как горят уши и подкатывает тошнота.

В тот же вечер я снова отправил деньги за аренду почтовым переводом, но теперь понимал: владельцу это кажется подозрительным.

Женщина-консультант объяснила мне по телефону: чтобы открыть счет у них в банке, нужны права и номер социальной страховки. Ни того ни другого у меня не было. Я даже в банк звонил с таксофона, потому что без удостоверения личности ставить телефон в квартиру не решался.

Спрятав в карман тысячу, я прыгнул на Манхэттен, к западу от Таймс-сквер. Там, на Восьмой авеню и на Сорок второй улице, много книжных «только для взрослых» и кинотеатров, где крутят порно. За два часа мне предложили наркотики, девушек, парней, маленьких детей. Один раз предложили права, но я чувствовал, что меня просто хотят заманить в темный переулок и ограбить.

Я прыгнул обратно в квартиру и в тот день больше не искушал судьбу.

Городская библиотека Станвилла недалеко от центра. В Станвилле центр небольшой – административные здания, рестораны, умирающие магазины. «Уолмарт» на окраине и большой молл в соседнем Уэверли сгубили торговлю в центре. Я шел по Мейн-стрит и думал о том, как сильно этот глупый городишко отличается от Нью-Йорка.

Заколоченный фасад кинотеатра «Роял» украшало граффити, но надпись на фанере гласила: «Жеребцы рулят». В Нью-Йорке граффити на кинотеатрах злые и непристойные, они не восхваляют футбольные команды средней школы. С другой стороны, на Среднем Манхэттене более пятидесяти кинотеатров, и это не считая порнографических. Здесь, в Станвилле, единственный кинотеатр уничтожили видеофильмы. Желающим посмотреть «настоящее кино» теперь нужно ехать двадцать миль до шестизального кинотеатра в Уэверли.

Кафе и рестораны сравнивать бесполезно. Богатство и разнообразие нью-йоркских я почувствовал, заглянув в местный «Дэйри куин», кирпичное здание с высокими окнами и ярким люминесцентным освещением. Очарования в таком не больше, чем в приемном покое. Я подумал о семи заведениях в Гринвич-Виллидж, где подают хоть гурманское мороженое, хоть тофутти, хоть замороженный йогурт, хоть пирог с баварским кремом. В любом из тех заведений я мог оказаться в мгновение ока.

– Маленький рожок в шоколаде, пожалуйста.

Пожилую даму за прилавком я не знал, а вот бургеры жарил Роберт Вернер, с которым мы вместе ходили на биологию. Роберт оторвал взгляд от гриля и нахмурился, словно мое лицо казалось ему знакомым, но он не мог меня вспомнить. Мы с ним не виделись больше года, но неужели он так быстро меня забыл? Обидно.

– Семьдесят три цента.

В Гринвич-Виллидж мороженое куда дороже. Направляясь к облицованной пластиком кабинке, я глянул в зеркало на задней стене. Неудивительно, что Роберт меня не узнал.

На мне были слаксы из магазина «Бергдорф Гудман», рубашка, купленная на Мэдисон-авеню у противного продавца, и туфли из универмага «Сакс Пятая авеню». Аккуратная стрижка в стиле панк разительно отличалась от бесформенной копны, которую мои волосы представляли собой год назад. Тогда я носил вытертые джинсы не по размеру, рубашки несуразных расцветок, древние тенниски и дырявые носки.

Я уставился в зеркало: призрак прошлогоднего заморыша Дэви заставил содрогнуться.

В кабинке я сел спиной к зеркалу и принялся за мороженое.

Роберт вышел из кухни, чтобы убрать посуду с соседнего столика. Он снова взглянул на меня, но так и не узнал. Что за черт?!

– Как дела, Роберт?

Тот улыбнулся и пожал плечами:

– Нормально. А у тебя? Мы же давно не виделись.

Я засмеялся: Роберт до сих пор меня не узнал.

– Да, пожалуй. Уже целый год.

– Так ты из… – Роберт не договорил, надеясь, что я выручу.

Я ухмыльнулся:

– Нет, вспоминай сам. Я помогать не буду.

– Да, черт подери, я знаю тебя, но откуда? – Роберт пронзил меня свирепым взглядом. – Кончай темнить!

Я покачал головой и снова принялся за мороженое.

– Дэви? Господи, Дэви Райс!

– Он самый.

– Ты же вроде бы пропал?

– Ну, в какой-то мере да.

– Так ты вернулся домой?

– Нет! – выпалил я и захлопал глазами, удивленный своим тоном, потом спокойнее добавил: – Нет, просто навещаю родной город.

– А-а… – Роберт сунул руки в карманы. – Выглядишь классно. Ты очень изменился.

– У меня все нормально. Я… – Не договорив, я пожал плечами.

– Так где ты сейчас живешь?

Я начал сочинять, чтобы сбить Роберта с толку, но собственное вранье показалось малодушным.

– Об этом лучше умолчу.

Роберт нахмурился:

– Твой отец до сих пор развешивает те плакаты?

– Господи, надеюсь, что нет.

Роберт принялся протирать стол.

– Ты будешь здесь в субботу? У Сью Киммел вечеринка.

Я почувствовал, что краснею.

– Я ведь с теми ребятами никогда особо не общался. Половина их сейчас в колледже. Мне они не обрадуются.

– Не знаю. – Роберт пожал плечами. – Может, они слишком зациклены на шмотках и на другом барахле. Меня пригласили только потому, что моя сестра дружит со Сью. Сейчас ты, чисто по виду, вписываешься в ту компанию лучше меня. Если хочешь пойти, я скажу, что ты со мной.

Господи, сильно же я изменился!

– У тебя есть девушка?

– Не-а, постоянной нет. Там будет Триш Макмиллан, мы вроде бы встречаемся, но она не моя девушка.

– Спасибо за приглашение, Роберт! Но ты не обязан за меня ручаться.

Тот захлопал глазами:

– Ну… Я не особо вхож к мажорам. Может, ты добавишь мне веса.

– Ну… Постараюсь с удовольствием. Ты всю неделю тут работаешь?

– Ага. Даже в субботу до шести. Сам понимаешь, на колледж зарабатываю.

– Во сколько сможешь поехать на вечеринку?

– Часов в восемь.

– Ты за рулем?

Роберт показал на стоянку:

– Ага, вот тот драндулет мой.

Я вдохнул поглубже. Заявляться к Роберту домой не хотелось. Кто знает, что скажут его родители или что они скажут обо мне папе. Но на вечеринку пойти соблазнительно…

– Заберешь меня прямо отсюда?

– Да, конечно! В субботу ровно в восемь.

В тот вечер я поговорил по телефону с Милли. Было очень неудобно, потому что постоянно приходилось кормить таксофон двадцатипятицентовиками.

– Ну, как учеба?

– Нормально. Особых сложностей пока нет, первый месяц же идет.

Механический голос попросил меня добавить денег. Я закинул несколько двадцатипятицентовиков, а Милли засмеялась.

– Тебе очень нужен телефон.

– Да, я над этим работаю. Поставить телефон в Нью-Йорке… Я позвоню тебе, когда появится номер.

– Ладно.

Я стоял у таксофона в заднем фойе отеля «Гран Хаятт» у Центрального вокзала. Передо мной на полочке лежала горка двадцатипятицентовиков. Мимо проносились люди, спешащие в уборные. Периодически охранник в костюме выгонял из уборных тех, кто в отеле не жил. В основном темнокожих, плохо одетых людей с пакетами, набитыми разным барахлом.

Почему-то мне не давало покоя то, что охранник тоже темнокожий.

– Что ты сказала?

Милли разозлилась:

– Я сказала, что меня пригласили на вечеринку! Она через две недели, а я не хочу идти, потому что там будет Марк.

– Марк – твой бывший бойфренд?

– Ага. Только он уверен, что я еще с ним.

– С чего бы это? Ты же вроде говорила, что не отвечаешь на его звонки и не пускаешь к себе в квартиру?

– Не отвечаю и не пускаю. Но Марк – гений невозмутимости и гнет свое, хотя я знаю, что у него есть другая.

– Хм, похоже, тебе очень хочется на ту вечеринку.

– Черт побери, я не желаю, чтобы мои поступки зависели от Марка и от возможности с ним столкнуться! Меня это бесит!

– Я мог бы…

Механический голос снова попросил денег.

– Что ты сказал, Дэвид?

– Я мог бы пойти с тобой.

– Эй, проснись! Забыл, что ты в Нью-Йорке?

– Ну, сейчас я в Нью-Йорке, а через две недели могу быть в Стиллуотере.

На секунду Милли притихла.

– Было бы здорово! Поверю, когда увижу тебя.

– Можешь на это рассчитывать. Приедешь в аэропорт или мне взять такси?

– Господи, такси в Стиллуотер не поедет – шестьдесят миль, как-никак. Я приеду за тобой, но только после занятий.

– Ладно.

– Слушай, ты это серьезно?

– Да.

Милли снова притихла.

– Хорошо, тогда жду вестей.

Вот, две следующие субботы заняты…

Я попрощался и повесил трубку. Охранник вывел из уборной очередного бродягу. Я сгреб оставшиеся двадцатипятицентовики и высыпал их тому парню в пакет. Он взглянул на меня оторопело, даже испуганно, а охранник – со злостью. Я вышел из фойе, свернул за угол и прыгнул подальше от отеля.

Лео Паскуаль служил посыльным в замечательном «Грамерси-парк-отеле», где я жил, пока не снял квартиру. Среди персонала отеля именно Лео завоевал почетное право мне прислуживать. Я давал отличные чаевые.

– Здравствуйте, мистер Райс! Рад вас видеть.

– Здравствуй, Лео. – Я кивнул.

– Вы снова живете у нас? В каком номере?

– Нет, я снял квартиру. – Я покачал головой. – Но мне нужна твоя помощь.

Лео посмотрел, где старший коридорный, и кивнул на лифт:

– Поехали на десятый этаж.

– Ладно.

На десятом этаже Лео провел меня по коридору к двери, которую открыл общим ключом.

– Заходи, – пригласил он.

Мы попали в номер люкс. Лео толкнул дверь, за которой скрывался большой балкон, почти терраса. День выдался погожий, теплый, но без духоты. Гул транспорта с Лексингтон-авеню доносился волнами, как шум прибоя. Соседние высотки напоминали скалы.

– Так что тебе нужно, Дэвид? Девочек? Легких наркотиков?

Я вытащил из кармана деньги и отсчитал пять стодолларовых банкнот. Их я протянул Лео, а еще пятьсот зажал в руке, так чтобы он видел.

– Это аванс. Остальное после доставки.

Лео облизал губы.

– Доставки чего?

Теперь замялся я.

– Мне нужны водительские права штата Нью-Йорк. Такие, чтобы не дергаться, если документы проверят.

– Фальшивые права стоят меньше сотни. Качественная фальшивка – меньше двухсот пятидесяти.

Я покачал головой:

– Лео, тебе я плачу посреднические. Тысячу я плачу не за фальшивые права, а за наводку на эксперта. Ему за услуги я заплачу отдельно.

Лео изогнул бровь и снова облизал губы.

– Так вся тысяча мне?

– Если принесешь то, что нужно, то да. А если увижу наспех сварганенное нечто, еще пять сотен не получишь. Найди мне умельца – заработаешь тысячу. Ты сможешь или как?

Лео потер банкноты кончиками пальцев, оценивая текстуру бумаги.

– Да, почти уверен, что смогу. Умельцев я лично не знаю, зато знаю многих нелегалов с приличными документами. На какой телефон тебе звонить?

– Ни на какой.

– Вот это осторожность!

Я покачал головой:

– У меня просто нет телефона. Я свяжусь с тобой. Когда у тебя будут новости?

Лео аккуратно сложил деньги и убрал в карман.

– Попробуй завтра.

Я дал бездомному двадцатку и отдельно добавил на самое дорогое шампанское в магазине. Тот вернулся с большой бутылкой для меня и дешевым вином для себя.

– Держи, парень, развлекайся по полной! Я вот точно оттянусь.

Я подумал об отце. Может, отнять у бездомного вино и прыгнуть далеко-далеко, пока он и опомниться не успеет? Вместо этого я вежливо сказал спасибо и, как и планировал, прыгнул к себе в квартиру, едва бездомный отвернулся.

В мой мини-холодильник бутылка влезла только горизонтально. Впрочем, дверца не закрывалась и так, пришлось приставить к ней стул.

Следующие пару часов я провел на Пятой авеню, пополняя гардероб. Местные продавцы меня уже запомнили. Потом я заглянул к своему парикмахеру в Гринвич-Виллидж и освежил стрижку.

Дэви, та компания тебе даже не нравится, напоминал я себе. Зачем суетиться?

Я тщательно побрился – исцарапал себя ради нескольких волосков. Надо купить электробритву. Только бы до вечера порезы перестали кровоточить! Из зеркала на меня смотрело чужое лицо, спокойное, невозмутимое. Никакого сосания под ложечкой, никакого бешеного пульса. Я промокнул капельки крови влажным пальцем, но только размазал их.

Черт!

До вечеринки три часа, а мне не хотелось ни спать, ни читать, ни смотреть телевизор. Я переоделся в старую удобную одежду, которую привез из Станвилла, и прыгнул к папе на задний двор.

«Кадиллака» там не оказалось, и я переместился к себе в комнату.

Письменный стол и подоконник покрылись тонким слоем пыли. Чувствовался запах плесени. Я попробовал открыть дверь в коридор, но ее словно заклинило. Я толкнул сильнее – безрезультатно.

Я прыгнул в коридор.

К дверной коробке и к само́й двери прикрутили по блестящему металлическому ушку. Большой медный замок крепко их соединял. Я почесал затылок. Что за черт?

Коридором я прошел на кухню и увидел на холодильнике записку:

«Дэви, чего ты добиваешься? Может, просто вернешься домой? Обещаю больше тебя не бить. Мне очень жаль, но порой я не в силах совладать со своим темпераментом. Пожалуйста, возвращайся навсегда, а тайком приходить не надо. Ты меня пугаешь. Я могу принять тебя за грабителя и ненароком подстрелить. Вернись домой, ладно? Папа».

К холодильнику записка крепилась магнитом, который я в начальной школе украсил сине-зеленым глиняным шариком. Я вытащил записку и смял в комок.

Снова обещания. Хватит с меня нарушенных обещаний! Немного подумав, я расправил уголок записки и сунул ее обратно под магнит. Бумажный комок повис, удерживаемый цветным глиняным шариком. Посмотрим, как отец отреагирует…

Я злился, сердце болело.

Зачем я прихожу сюда? Я взял с разделочного стола емкость с мукой – большую стеклянную банку с деревянной крышкой – и подбросил к самому потолку. В верхней точке банка на миг остановилась и полетела вниз. Прежде чем она упала на пол, я прыгнул.

6

– Боже, откуда у тебя такие шмотки?

Я пожал плечами и молча забрался к Роберту в машину. Пружины заскрипели, дверцей пришлось хлопнуть дважды, пока она наконец не закрылась. Бутылку шампанского с кокетливой белой лентой на горлышке я поставил на сиденье между нами.

Роберт аккуратно выехал со стоянки. Когда пересекали сточную канаву, трясло машину немилосердно.

– Амортизаторы смазаны, но хреново, – посетовал Роберт.

– Да ладно тебе! Сколько народу будет на вечеринке?

Роберт махнул свободной рукой:

– Человек пятьдесят или сто – кто знает? Сью даже музыкантов каких-то пригласила. Ей такое по карману.

– А где ее родители?

– Уехали за пределы штата.

Вот и хорошо.

Остановиться пришлось за полквартала от дома: столько было машин. У парадной двери собралась толпа футболистов из школьной команды, с сигаретами в зубах и банками пива в руках. Когда мы продирались через них, один крикнул:

– Эй, Роберт, у тебя не подружка, а дружок? Кто он?

Роберт шел себе дальше, словно ничего не слышал, но я заметил, как покраснела у него шея. У самой двери я обернулся. Футболисты ухмылялись. Подначил Роберта Кевин Джамотти, в седьмом, восьмом и девятом классах отнимавший у меня деньги на обед. Я посмотрел на него, и буквально на миг живот скрутило, а пульс участился.

Господи, да он же просто мальчишка! В сравнении с парнями из подворотни у Таймс-сквер Кевин – младенец! Неужели я его боялся? Бред какой-то!

Кевин перестал ухмыляться.

– В чем дело? – хмуро спросил он.

– Ни в чем, – отмахнулся я. – Ни в чем абсолютно!

Я отвернулся и, уже не смеясь, а безудержно хохоча, вошел в дом.

В прихожей стояла Сью Киммел и разговаривала с молодой парой. Парню и девушке было куда интереснее тискаться, чем слушать ее.

– Эй, вы что, с полуоборота завелись? – спросила она. – Бар в гостиной. Если будете пить, отдайте ключи Томми. Он за стойкой.

Парочка двинулась в гостиную, без конца соприкасаясь то бедрами, то губами.

– Привет, Роберт! А это кто с тобой?

Роберт открыл рот, чтобы объяснить, но я опередил его:

– Меня зовут Дэвид. – Я вытащил из-за спины шампанское и с поклоном преподнес его Сью. – «Как чудесно, что вы позволили мне прийти!»

Сью изогнула брови:

– Спасибо, что пришли, мисс Дулиттл. Это ведь «Болленже»? Здесь его не продают. Здесь калифорнийское «Андре» крутым считается. – Сью коснулась белой ленточки и пальцем провела по запотевшей бутылке. – Где ты его взял?

Я нервно сглотнул.

– В холодильнике.

– Хитро! – засмеялась Сью. – Ладно, хватит смотреть в зубы дареному коню. – Она взглянула на Роберта. – Триш тебя искала. Она в патио.

– Спасибо, Сью! – Роберт повернулся ко мне. – Хочешь познакомиться с Триш?

– Я верну его буквально через минуту. – Сью Киммел не дала мне ответить. – Мы только бутылку откроем.

Из прихожей меня привели в большую комнату, набитую парнями и девушками моего возраста или чуть старше. Там было на пару градусов жарче, чем в холле. Ослабив узел галстука, я шел за Сью. Та пробиралась сквозь толпу, используя бутылку как пастуший посох – разгоняла гостей, касаясь холодным стеклом голых или прикрытых тонкой материей тел.

В итоге мы прорвались к длинной, во всю стену, барной стойке. За ней хозяйничал парень ростом под шесть футов четыре дюйма и из встроенного крана наливал пиво кому-то из гостей. Через плечо тот парень надел ремень, увешанный ключами от машин.

– Привет, Томми!

– Привет, Сью!

Сью поставила двухлитровую бутылку «Болленже» на стойку и потребовала бокалы.

– Ага. – Томми снял с полки два винных бокала.

– Не эти, а флюте. Господи, Томми! Бокалы для шампанского.

Сью глянула на меня и закатила глаза. Томми покраснел.

– Сам я вообще из банок пью, – вставил я и улыбнулся Томми.

Тот кивнул мне примерно через минуту и отошел в сторону налить кому-то пива.

– Ну так что? – Я повернулся к Сью и поднял брови.

– Давай, – отозвалась она, показав на бутылку.

Я ждал чего-то подобного и заранее прочел, как открывать шампанское. Фольга оторвалась легко, как и следовало, и я стал раскручивать проволоку, осторожно поднимая ее над пробкой. Судя по тому, как отвернулась Сью, бутылка могла разорваться, словно бомба. В книжке, которую я читал, советовали вытаскивать пробку осторожно, крепко ее держа, чтобы не вылетела и никого не ударила. В книжке говорилось, что стрелять пробками – пижонство.

Как я ни тянул, пробка не шевелилась. Я попробовал дергать и крутить, но ничего не получалось. Взяв бутылку со стола, я зажал ее коленями, чтобы ухватиться поудобнее. Так я и опустил голову до уровня груди Сью.

– Боже, Дэвид, что там у тебя между ног? – Сью положила ладонь мне на затылок и легонько притянула к себе.

Я боднул ее в яремную впадину и уставился в вырез платья, ловя запах ее кожи и духов. Попробовал выпрямиться, чувствуя, как горят уши и щеки. Пробка сидела уже не так плотно. Я сумел отодвинуться от Сью, а она засмеялась, увидев, как я покраснел.

Потом Сью перестала улыбаться, а меня схватили за плечо и развернули.

– Эй, какого хрена ты клеишься к моей девушке? – заорали мне на ухо низким голосом.

Крупный блондин с бородкой был ниже Томми, но тем не менее куда выше меня. Я тупо смотрел на него, держа в руках все еще закупоренную бутылку. Блондин толкнул меня – я отступил на шаг, врезался в стойку и в Сью и случайно тряхнул бутылку.

Тут пробка и вылетела. Она ударила блондина по подбородку, так что он клацнул челюстью и прикусил язык. Шампанское ударило фонтаном, окатив и блондина, и меня. Я в ужасе смотрел на бутылку, отчаянно стараясь остановить поток большим пальцем. За пеной полетели брызги.

– Преждевременное семяизвержение… снова, – чуть слышно проговорила стоящая рядом Сью.

– Мелкий говнюк! – Блондин бросился ко мне, собираясь схватить за горло.

Я съежился, а он навалился на меня, накрыв собой и пряча от чужих глаз.

Я прыгнул.

Мокрые от шампанского рубашка и галстук шмякнулись о стену моей ванной.

– К черту! К черту! К черту!

Почему я вечно влезаю в разное дерьмо?

Шея болела, отчаянно хотелось бить, громить, крушить. Я уставился на себя в зеркало.

Влажные волосы прилипли ко лбу, зубы стиснуты, скулы и шея напряжены. Я постарался расслабиться и понял, что у меня болят челюсти: так сильно были стиснуты зубы. Склонившись над раковиной, я сделал несколько глубоких вдохов.

Через минуту я пустил холодную воду, умыл лицо и сполоснул волосы надо лбом, чтобы избавиться от винного запаха. Потом гладко зачесал их назад.

Вот это трансформация внешности! Волосы теперь казались намного темнее, даже форма черепа визуально изменилась. Нахмурившись, я зашел в спальню и выбрал рубашку с жестким воротником-стойкой. Надел рубашку и глянул в зеркало, оценивая результат.

Неужели я тот парень, который заявился к Сью Киммел с шампанским?

Я прыгнул.

Футболисты ушли с парадного крыльца, но порядком наследили: в траве и на дорожке валялись окурки и пивные банки. Уже на подступах к дому я понял, что музыканты взялись за дело: от бас-гитары и ударных тряслась подъездная дорожка и дребезжали окна. Я открыл дверь, и музыка ударила меня с почти ощутимой силой.

Захотелось прыгнуть домой, но я глубоко вдохнул и окунулся в дикий рев.

В прихожей народу стало больше, а в комнате с барной стойкой, когда я наконец в нее пробрался, – наоборот, свободнее. Музыка ревела в соседней комнате, там же виднелись бешено пляшущие гости. У бара осталась лишь пара человек, хотя Томми никуда не делся – он стучал по стойке в такт музыке. Теперь на ремне у него висело раза в два больше ключей.

Я поставил ногу на металлическую опору и облокотился на стойку. Томми взглянул на меня раз, другой, потом подошел к концу стойки и закричал сквозь рев музыки:

– Господи, быстро же ты внешность меняешь! А я-то думал, что знаю всех местных.

Я покачал головой:

– Так и есть, наверное. Просто я не местный.

– Слинял-то ты быстро. Сью тебя искала.

– Правда?

Томми вытащил из-за стойки бутылку «Болленже».

– Вот, кое-что осталось. Целую кварту можно было выжать из рубашки Лестера, но вкус у того пойла был бы поганый. – Томми вылил остатки из бутылки в бокал-тюльпан.

– Лестер – парень, который на меня набросился?

– Ага. Сью отправила его домой. Она очень разозлилась.

Я улыбнулся:

– Может, я зря вернулся, но я рад, что не застал этого Лестера.

Томми кивнул:

– Чтоб ему в яму провалиться!

Я захлопал глазами:

– Ты его не любишь?

Томми покачал головой и, ухмыляясь, отошел к другому концу стойки.

На вкус шампанское напоминало несладкую имбирную шипучку с неприятным послевкусием. Я посмотрелся в зеркало и велел себе не морщить нос. Потом взял бокал немного иначе, чтобы выглядеть увереннее и изысканнее.

Я снова пригубил шампанское и содрогнулся. Вот тебе и изысканность!

Взяв бокал, я отправился на веранду, подальше от музыки. Там стояли столы и стулья, белые, из кованого железа. Три столика были заняты, а один, свободный, стоял чуть поодаль, в тени изгороди. За него я и сел.

Музыканты заиграли песни начала шестидесятых. Хитами они были задолго до моего рождения, но я их неплохо знал. Мама ставила только рок-н-ролл, песни своей юности, и я рос под эти песни, гадая, что в них такого. Ни любви, ни особой неприязни они не вызывали, зато слова я знал наизусть.

– Вот ты где. – Сью Киммел придвинула стул и поставила на стол бокал с чем-то ледяным. – Томми сказал, что ты вернулся, но я трижды прошла мимо, прежде чем сообразила, что ты переоделся.

Я облизал губы.

– Не хотел создавать проблем.

Сью закатила глаза:

– Проблемы создавал Лестер, а не ты.

– Наверное, он очень тебя любит.

– Любит? – Сью засмеялась. – Лестер не знает значения этого слова. Лестер метит территорию. Он ссал бы на пожарные гидранты, если бы считал, что у людей достаточно сильное обоняние.

Я не знал, что на это ответить, поэтому снова пригубил шампанское. Уф! Сью глотнула из своего бокала и чмокнула губами.

– Вообще-то, я хотела извиниться за поведение Лестера. Ему невдомек, но мы с ним расходимся.

– Мне очень жаль.

– Жалеть тут нечего. Я всю неделю об этом думала. Он слишком часто меня злит.

Я снова пригубил шампанское. Вкус ужасный, но куда лучше, чем казалось вначале. Я поднял бокал, но тост не объявил. Сью подняла свой и осушила.

– Ну, пошли танцевать!

Я запаниковал. Танцевать? Я поставил бокал на стол.

– Я не очень хорошо танцую.

– Какая разница? Пошли!

– Я лучше не буду.

Сью схватила меня за руку и заставила подняться:

– Пошли!

Не отпуская мою руку, Сью поволокла меня туда, где ревела музыка.

Музыканты играли что-то очень быстрое и громкое. Мы пробирались меж извивающихся тел, пока не освободилось несколько квадратных футов пола. Я чувствовал себя зажатым, беззащитным в кольце чужих тел, бешено работающих руками и ногами. Сью начала танцевать, а я на миг замер, потом последовал ее примеру. Музыка хлестала меня, как волны – берег. Я старался поймать подходящий ритм, но не успевал за темпом.

Сью ничего не замечала, молотя ногами в такт музыке. Я старался не глазеть на колышущиеся части ее тела. Мне было тоскливо.

Я едва дождался, когда Сью закружится, отвернулся от нее и прыгнул в патио.

Справа от меня кто-то охнул. Я повернулся в ту сторону: за столиком сидела девушка и смотрела на меня.

– Господи! Во всем черном ты подошел совершенно незаметно!

– Прости, не хотел тебя пугать.

Я отнес свой бокал-тюльпан обратно на стойку.

– Эй, Томми!

– Эй, Дэвид! Шампанского больше нет, братан.

– Так налей имбирной шипучки. И побольше, чтобы с шапкой пены.

Томми кивнул и поставил мой бокал под кран разливной линии.

– Имбирная шипучка для вас, молодой человек!

– Благодарю!

Я вернулся на террасу и сел за столик.

Секунду спустя подлетела Сью, удивленная и слегка рассерженная:

– Эй, что за фокусы? Знаешь, сколько парней на этой вечеринке мечтают со мной танцевать?

– Отлично их понимаю. Ты прекрасна и танцуешь божественно.

Сью захлопала глазами и открыла рот, словно решив что-то сказать, но потом закрыла рот и села.

– Классно ты выразился. Суперклассно. Почти чересчур классно. Почему же ты не хочешь со мной танцевать?

Я пожал плечами:

– Дурацкое положение. Ты вот умеешь танцевать, а я чувствую себя ущербным уродом. Контраст удручающий. Наверное, я парень недалекий, но я не хочу, чтобы все знали насколько.

– Ага, недалекий! В сравнении с Лестером ты дальше линии горизонта.

– Танцевать Лестер наверняка умеет.

– Бездарно и самовлюбленно. В стиле Джона Траволты, а не Барышникова.

Я снова пожал плечами и почувствовал себя глупо. Я что, не способен на другие жесты?

– Пойду принесу себе выпить. Тебе что-нибудь нужно?

Я поднял бокал с имбирной шипучкой.

– Смотри не исчезай!

– Да, мэм!

Сью вернулась с бокалом янтарной жидкости. За ней шли Роберт и рыженькая красотка, которую я смутно помнил по старшим классам. Ясно, это Триш Макмиллан, с которой он «вроде бы встречается».

– Черт, я везде тебя искал! – начал Роберт. – Ты как, ничего? Слышал, на тебя Лестер набросился.

– У меня все нормально.

– Когда ты успел переодеться? У тебя с собой сумка?

Я улыбнулся и использовал свой любимый универсальный жест – пожал плечами. Роберту явно хотелось спросить о чем-то, но его опередила Триш:

– Роберт сказал, что привез тебя на вечеринку, но я не сообразила, что ты Дэвид Райс. Как давно ты сбежал из дома?

Сью смотрела то на Триш, то на меня:

– Что значит «сбежал»?

Я поднял бокал и глотнул шипучки. Чувствуется, здесь кивком не отделаться.

– Я уехал из дома год и два месяца назад.

Триш не успокоилась:

– Ничего себе! Похоже, у тебя все сложилось отлично. Так ты советуешь бежать отсюда?

– От ситуации зависит.

– От какой ситуации?

– От домашней. Чтобы побег показался спасением, дома должно быть очень плохо.

– Значит, у тебя было так?

Я поставил бокал на стол.

– Об этом я лучше не буду.

Триш захлопала глазами:

– Извини, мне не хотелось допытываться.

– Ничего страшного. Зато погода сегодня прекрасная.

Роберт заметно смутился:

– Ага, прекрасная. Дэвид, я отвезу Триш домой. Если хочешь, потом вернусь и заберу тебя.

– Нет, спасибо. – я покачал головой. – Сам доберусь.

Они встали, собираясь уйти.

– Не забудь о контрацепции, Триш, – сказала Сью. – Крайне важно поговорить о ней заранее.

Триш и Роберт синхронно покраснели.

– Да уж, – отозвался Роберт.

Когда они ушли, Сью повернулась ко мне:

– Милые ребятки. Где ты живешь?

Причин врать я не нашел:

– В Нью-Йорке.

– Ясно… Так ты просто решил навестить родной городок?

– Ага, почему бы и нет?

Сью засмеялась:

– А чем ты занимаешься?

– Много читаю.

Сью снова глотнула из своего бокала.

– Что ты пьешь?

– «Гленливет».

Я непонимающе покачал головой.

– Вискарь.

– А-а.

– Хочешь попробовать?

Перед глазами встал небритый мужчина с волосатыми ногами, в нижнем белье и в черных носках. Глаза закрыты, рот раскрыт – в руках он, как младенца, держит открытую бутылку виски. Это папа.

– Нет, спасибо.

Сью наклонилась вперед, словно предлагая заглянуть в глубокий вырез своего платья. Я отвел глаза. Сью выпрямила спину и подтянула бретель.

– Дэвид, ты уже видел дом?

Я покачал головой.

– Пошли, найдем для разговора место поспокойнее.

Сью встала и, пошатываясь, повела меня в дом, а затем вверх по лестнице. Экскурсия получилась короткой: «Это холл второго этажа. Это моя спальня». Господи…

– Сью, что мы тут делаем? – спросил я, когда она закрыла за нами дверь.

– Разговариваем, как я и предлагала чуть раньше. Ну, Триш и Роберту.

Сью двинулась ко мне. Я отступил на шаг и врезался в запертую дверь. Сью продолжала надвигаться.

– Сью, ты же знать меня не знаешь. Вдруг у меня целый букет венерических заболеваний?

Сью положила мне руки на плечи. На каблуках она была выше меня.

– А он у тебя правда есть?

– Что у меня есть?

– Ну, венерический букет?

– Нет, насколько мне известно.

Губы Сью прильнули к моим губам, язычок очертил мне рот и скользнул меж зубов. Я почувствовал, как от затылка по позвоночнику бегут мурашки – ощущение странное, но вполне приятное. У губ Сью был вкус виски, и я осторожно отстранился.

– Эй, погоди!

Господи, Сью – красавица! Я не знал, что сказать. Мне хотелось переспать с ней. Хотелось сбежать. Хотелось прыгнуть подальше.

А как же Милли?

Сью прижалась ко мне:

– В чем дело? Я тебе не нравлюсь? Такое занятие не для тебя?

– Ну, я… Где тут уборная?

Сью показала на дверь в другом конце комнаты и проводила меня до нее. Так я попал в маленькую уборную, из которой не было другого выхода. Черт! Сью включила свет.

– Презервативы в нижнем ящике, – объявила она и захлопнула дверь.

Наверное, такой же звук издает мышеловка, когда в нее попадает мышь.

Я выдвинул нижний ящик. Пачка «Троян голд» лежала рядом с заколками, бигуди и тюбиком лубриканта. Только одна пачка? Это значит, Сью осторожная или, наоборот, легкомысленная? Я закрыл ящик и выглянул в окно. Оно было два фута шириной, находилось справа от раковины и открывалось внутрь. Я выглянул на улицу. Окно в гладкой кирпичной стене, футах в двадцати над землей. Придется использовать его. Помадой Сью я написал на зеркале «Прости, не могу!», спустил воду в унитазе, проверил, что дверь открыта, и прыгнул домой в Бруклин.

– Они нашли парня с физическими параметрами как у тебя и соединили его права с твоим фото. Имя похоже на твое, но немного отличается. Адрес, конечно, его, но, если права пробьют по базе, расхождений не обнаружат. – Лео остановился и посмотрел на меня. – Кстати, все расходные материалы и устройства для тиснения у них настоящие. Права у тебя настоящие.

– А как насчет подписи? – спросил я.

– Тут придется потренироваться.

Поглядывая на права, я молча обдумывал ситуацию. Мы дошли до Лексингтон-авеню и зашагали по ней.

– Вариант отличный, мистер Райс. Все честно.

– Успокойся, Лео. Полный порядок. Я согласен.

Я выплатил ему гонорар с бонусом, и мы расстались.

В тот же день, но чуть позднее я положил тридцать тысяч долларов на паевой счет в «Либерти сейвингс энд лоун» на имя Дэвида Майкла Риса – так значилось на моих новеньких правах. Номер страховки придумал. В подарок девушка предложила мне кухонный комбайн или тостер. Я выбрал тостер.

Новыми чеками я оплатил билет бизнес-класса в один конец до Оклахомы-Сити с прибытием в аэропорт Уилла Роджерса.

– Вам точно не нужен билет туда и обратно? Бизнес-классом получится на триста долларов дороже.

– Нет, спасибо, обратный билет не нужен.

– Так вы не вернетесь?

– Нет, вернусь, – заверил я, покачав головой, – но другим способом.

– А-а, на машине, наверное.

Я пожал плечами. Пусть кассирша думает что хочет. В отсутствие международной пластиковой карты билет я мог забрать, только когда произойдет клиринг по чеку. Уши у меня покраснели, словно я сделал что-то плохое.

– Тогда почему нельзя просто заплатить наличными? – Я достал ворох пятидесятидолларовых купюр.

Кассирша аж глаза вытаращила:

– Ну, мы предпочитаем не принимать наличные. Вы торопитесь и не хотите ждать клиринга?

– Да, – выдавил я.

Ну что такое со мной?

– Давайте я уточню у начальницы.

Кассирша отошла, а я почему-то почувствовал себя школьником, сидящим у кабинета директора в ожидании нагоняя за плохое поведение. Хотелось уйти. Или что-нибудь сломать. Разреветься.

Я уже собрался прыгнуть к себе в квартиру и плюнуть на свою затею, когда кассирша вернулась с женщиной постарше.

– Здравствуйте, мистер Рис, я Шарлотт Блэк, владелица сервиса.

– Здравствуйте, – бесцветным, апатичным голосом ответил я.

– Мы избегаем операций с наличными, потому что их не одобряет наш бухгалтер. Выручку в банк отношу я, и, если честно, мне страшновато ходить с деньгами по этому району.

– Да, понимаю, – сказал я, чувствуя, как затылок пульсирует от боли. – Не хочу создавать проблемы, но я планирую много путешествовать. Все оргвопросы удобнее решать в одном месте. – Я сделал паузу. – Но морока с ожиданием клиринга мне не нравится.

Шарлотт нахмурилась:

– Вы можете открыть у нас кредитную линию. Заведем вам учетную запись и в конце каждого месяца будем рассчитываться.

– Как это работает?

– Вы напишете нам заявку на кредит, и наше кредитбюро вас проверит.

Бюро кредитной информации станет копаться в моем прошлом… Только этого мне не хватало!

– А если поступить немного иначе? – предложил я. – Давайте я выпишу вам чек на десять тысяч долларов. Когда мы их израсходуем, я выпишу еще один. И сегодня я дождусь клиринга по моему чеку и заберу билет до Оклахомы-Сити, – добавил я.

Шарлотт прищурилась и резко выдохнула:

– Это вполне приемлемо.

Я выписал чек, стараясь, чтобы подпись получилась естественной и напоминала стоявшую у меня на правах. Шарлотт взяла чек и посмотрела на него:

– Ой, у нас счет в «Либерти». В обеденный перерыв я отнесу туда ваш чек. Можно позвонить вам после обеда?

Я покачал головой:

– Телефонная компания – моя следующая остановка. Прямо сейчас у меня телефона нет. Давайте я загляну к вам часика в три.

– Отлично, мистер Рис!

Милли встретила меня у выхода для прибывших, улыбаясь одними губами. У меня внутри словно что-то оборвалось.

– Привет! – сказал я, но прикоснуться к ней не попытался.

– А ты быстро вышел! – Милли заметно успокоилась. – Небось в первом ряду сидел.

Я пожал плечами:

– В бизнес-классе только три ряда.

– А-а, ясно.

Милли повела меня прочь.

– Багаж у тебя есть?

– Только это. – я приподнял сумку.

– Машина в той стороне.

Мы пересекли зал ожидания и свернули направо.

– Пожалуйста, подожди!

– А?

Милли остановилась. Мы подошли к табличке «Смотровая площадка». За турникетом, глотающим десятицентовики, наверх убегала лестница.

– Давай поднимемся туда хоть на секунду!

Милли удивленно подняла брови:

– Это, конечно, не Эмпайр-стейт-билдинг, но если тебе хочется…

– Спасибо!

Я разменял в баре двадцатипятицентовик, и мы прошли за турникет, потом поднялись на три лестничных пролета.

С площадки открывался вид на взлетно-посадочные полосы, далекие деревья и бурую траву. Я огляделся по сторонам, запоминая подробности, чтобы в следующий раз прыгнуть прямо в аэропорт.

Милли по-прежнему держалась отстраненно и неуверенно. Оставалось надеяться, что он будет, этот следующий раз.

– В чем дело? – с непринужденным видом спросил я, оглядывая аэропорт.

Искоса посмотрел на Милли: она кусала губы. Вот она перехватила мой взгляд, и я улыбнулся:

– Милли, я создаю тебе проблемы? Ты не рада, что я приехал?

Милли нахмурилась, открыла рот, потом закрыла, словно передумав говорить, а затем выпалила:

– Я не знаю, черт подери! Дурацкое ощущение! Чувствую себя идиоткой, на которую давят, и не представляю, чего хочешь ты.

Казалось, Милли сейчас расплачется. Я поднял руку:

– А чего хочешь ты?

– Даже не знаю. – Милли повернулась к окну.

– Так давай попробуем выяснить. Ты рада, что я приехал, или не рада?

– Да.

– Ясно, «да» относится и к тому и к другому. Наверное, так лучше однозначного «не рада». – Я сам чуть не плакал. – Почему тебе кажется, что на тебя давят? К чему тебя принуждают?

Милли покачала головой чуть ли не со злостью:

– Это неправильно. Если бы я с тобой спала, то, возможно, оправдала бы то, что ты потратился на прилет сюда. Но мы не любовники, и я чувствую себя чуть ли не обязанной переспать с тобой, чтобы компенсировать затраты.

– А тебе этого не хочется? – не смог не спросить я. – Никогда?

Милли прищурилась:

– Видишь? Даже ты считаешь, что должно быть именно так.

Я покраснел:

– Прости, но нет, я так не считаю. Не буду врать, утверждая, что не хотел бы этого, но само собой разумеющимся не считаю. Я прилетел, чтобы пойти с тобой на вечеринку, но принуждать тебя ни к чему не собираюсь.

– Но давление есть. На меня давит сама ситуация.

– Хм, похоже, ты думала о нашем возможном сексе больше, чем я. Мне это очень лестно.

– Прекрати! – буркнула Милли, свирепо на меня взглянув.

– Это ты прекрати. Будь добра отвечать только за свои действия. Ты лишь согласилась пойти со мной на вечеринку. Похоже, ты стремишься взять ответственность и за мои действия. Я взрослый, по крайней мере имею право голосовать. Да, я моложе тебя, но это не значит, что ты обязана думать за меня.

Милли снова нахмурилась:

– Я не могу контролировать свои чувства.

– Ладно, ты хочешь, чтобы я уехал? Я наверняка придумаю, как провести выходные в Оклахома-Сити. Где тут такси?

– Ты сам этого хочешь?

Я резко выдохнул:

– Я хочу быть рядом с человеком, который мне рад. Я провел слишком много времени с людьми, которые мне не рады. С меня хватит.

От такого Милли притихла, потом невидящими глазами посмотрела на взлетно-посадочную полосу:

– Ладно, пошли!

Я не сдвинулся с места.

– Куда?

Милли схватила меня за руку, в которой я держал сумку, и потащила за собой.

– На вечеринку, черт подери! – На лестнице она взяла меня за руку. – И да, я рада, то ты здесь. И прекрати лыбиться!

Время поджимало, поэтому мы поужинали по дороге и отправились прямиком на вечеринку.

Когда мы подходили по асфальтовой дорожке к дому, я испытал дежавю. Футболисты, в свитерах и куртках с логотипом команды, стояли у парадной двери и пили пиво. Курильщиков оказалось меньше, хотя, наверное, для спортсменов из колледжа такое естественно. Тем не менее их присутствие и музыка, волнами льющаяся из дома, напомнили мне вечеринку недельной давности.

Милли представила меня хозяину, изучавшему антропологию в магистратуре. Звали его Пол, фамилию не помню. Я пожал Полу руку.

– Ну и какой у тебя главный предмет? – спросил Пол, потом оглядел мое лицо и одежду. – Попробую угадать. Ты первокурсник, изучаешь искусствоведение.

Я покачал головой:

– Извини, я не местный. Нет у меня главного предмета. Даже школьного аттестата нет.

– О-о… – разочарованно протянул Пол. – Так откуда ты?

– Из Нью-Йорка.

– Ты родственник Милли?

Милли в это время разговаривала с кем-то другим, но последнюю фразу услышала.

– Нет, Дэвид мне не родственник, – твердо сказала она. – Он мой парень.

Пол захлопал глазами:

– Как скажете, мэм. Мне просто показалось, что Дэвид – твой двоюродный брат и помоложе тебя.

Милли погрозила ему пальцем:

– Ты свинья сексистская! Будь Дэвид на три года старше, ты ни слова не сказал бы! А так чушь лицемерную порешь.

Пол попятился:

– Ладно, ладно, он твой парень. У него и культурный прецедент имеется.

Милли глянула на меня:

– Рот закрой! А то муха залетит.

Милли утащила меня на кухню, где устроили бар.

Я решил воздержаться от комментариев.

Милли знакомила меня с другими гостями. Я улыбался, жал руки, но говорил мало. Милли пила вино, я – имбирную шипучку.

Чуть позднее я оказался в патио вместе с Милли и двумя ее знакомыми. Разговор зашел о Нью-Йорке, о его преступниках и бедняках. Самого категоричного мнения придерживалась дама, которая там не бывала.

– Не верю я бездомным, – заявила дама. – По-моему, они либо наркоманы, либо лентяи. Не хотят работать, вот и побираются.

Я вскинул брови:

– Вас послушать, Нью-Йорк черно-белый.

– Хочешь сказать, дело в расовой проблеме?

Милли зажала рот рукой.

– Нет, я хочу сказать, что это чересчур упрощенная точка зрения. Разумеется, такие люди, как вы описали, есть. Но есть и многодетные матери, которые не могут найти работу, потому что их домашний адрес – подворотня, и они…

Милли положила мне руку на плечо.

– Дэвид, это Марк, – тихо сказала она, и я посмотрел на дверь.

Широкоплечий парень ростом чуть выше меня со светлыми волосами и бородой стоял на пороге в обнимку с девушкой, но смотрел на нас, вернее, на Милли.

Я повернулся к категоричной даме.

– Вы удивитесь тому, сколько бездомных не подходят под ваше описание, – сказал я и больше не добавил ни слова.

Милли вся сжалась и скрестила руки на груди. Марк не сводил с нее глаз. Музыканты заиграли медляк – «Sittin’ on the Dock of the Bay»[4] «Сижу на пристани залива» – песня, написанная американским певцом Отисом Реддингом и гитаристом Стивом Кроппером. Отиса Реддинга.

– Милли, пошли потанцуем!

Милли резко повернулась, словно успела забыть, что я здесь, и слабо улыбнулась:

– Пошли.

Я извинился и повел ее через патио к двери, ведущей на танцпол. Марк таращил на нас глаза.

– Господи, ты видел, как он выпучился? – шепнула мне на ухо Милли, когда мы наконец попали на танцпол.

– Да. Не обращай внимания.

– Легче сказать, чем сделать.

Я погладил Милли по спине – она немного успокоилась и принялась раскачиваться под музыку.

– Много времени нужно?

– Что? – Я прижался чуть плотнее.

Милли, похоже, не возражала.

– Много времени нужно, чтобы забыть человека? Особенно если он не оставляет тебя в покое?

– Так кто кого бросил?

Милли чуть заметно напряглась:

– Я бросила Марка. Он переспал с Сисси.

– С Сисси?

– Ага, с секс-бомбой, которую он обнимал.

– Ясно. Он нравился тебе, но оказался предателем.

Милли поникла и уткнулась мне в шею.

На плечо мне легла рука. Марк! Не прерывая танца, я стряхнул чужую руку. Марк схватил меня за запястье. Милли увидела его и отошла в сторону. Я повернулся к Марку лицом.

– Вот, братан, вмешаться захотелось, – заявил он.

Марк широко расставил ноги и улыбался, но совсем не по-доброму.

Я взял Милли за руку и повел прочь с танцпола. Марк двинулся следом, то и дело стараясь повернуть Милли к себе лицом. Меня замутило, почти как в пору, когда я чувствовал, что папа пьян, значит мне достанется. Я загородил Милли собой, и Марк толкнул меня прямо на нее. Милли была на каблуках, и один каблук застрял в деревянном пороге. Она замахала руками, чтобы не упасть.

Я поддержал ее и обернулся. Мы стояли у самой двери, за спиной у меня оказались выключатели. Марк широко расставил ноги и поднял руки. Вокруг гости перестали танцевать и смотрели на нас.

Хотелось, чтобы меня скорее вырвало. Хотелось сбежать. Убить Марка, этого мерзавца. Как он смеет так обращаться со мной и с Милли?

Я резко отвернулся от Марка и обеими руками нажал на кнопки выключателей. Танцпол погрузился во мрак, свет теперь проникал лишь из-за двери патио. Я прыгнул Марку за спину – примерился еще до того, как выключил свет. Я схватил его за пояс и оторвал от пола. Он взмахнул руками, локтем ударил меня в глаз, но я, не отпуская его, прыгнул на смотровую площадку аэропорта Уилла Роджерса в шестидесяти милях к юго-западу от Стиллуотера. И лишь там выпустил Марка. Он отшатнулся от меня, изумленный внезапной переменой места и освещения, рухнул на колени и вытянул руки перед собой, чтобы окончательно не потерять равновесие. Но не успел еще он подняться и обернуться, как я уже был на прежнем месте – на танцполе.