Протопав вокруг плаца в колонне по одному, новобранцы вошли в подъезд трехэтажного здания.
Один солдат со штык-ножом на поясе стоял около тумбочки, другой мыл длинный прямой коридор.
– За мной, – скомандовал сержант большому и маленькому.
Пацаны потопали по казарме в самый конец. По обе стороны от коридора – койки, койки, койки.
Фрол к радости для себя заметил наволочки на подушках. Комфорт.
От общей массы коек два десятка кроватей были отделены символической фанерной перегородкой. Если в основной части казармы солдат не было, то здесь кипела жизнь.
Фрол и Алексей с радостью для себя обнаружили еще с десяток обритых наголо пацанов. На всех была армейская форма. Никто на кроватях не валялся, все сидели на табуретках и отходили от ужина.
Увидев Простакова, кто-то тихо присвистнул.
– Твоя, – Никодимов указал пальцем на Простакова, затем на койку. То же он проделал и по отношению к Фролу, определив ему место над сибиряком. – Присяга у вас через две недели.
Ближе к девяти вечера к молодым вошел прапорщик. Широкое, как сковорода, лицо с толстыми губами и лоснящимися щеками, с глубокими кисточками морщин около карих узких глаз и красным, вероятно, никогда не бледнеющим носом излучало в пространство любовь к ближнему, если он в форме, желание помочь, если он в форме, даже возможность налить в стакан водяры, но если… Да-да, только тогда. Может быть, время от времени прапорщик становился сволочью, но только по службе. Такое доброе лицо не может принадлежать гаду.
Кто-то гаркнул:
– Встать, смирно!
Все вскочили с табуретов, побросав кто устав, кто иголку с ниткой.
– Вольно, садись, – крякнул недотраханный офицер или перетраханный солдат, что одно и то же – в результате прапорщик получается.
Подразделение запахов плюхнулось на мягкие места.
– Новенькие, пошли со мной, – прапорщик обратил внимание на неудачные попытки защитника Отечества подшить воротничок. – Что ты делаешь, Катерпиллер.
– Катерпиллер – это трактор, – буркнул кто-то позади Фрола.
– Как там тебя?
Солдат назвался:
– Кратерский, товарищ прапорщик.
– Да-а-а. А имя есть?
– Дормидонт.
– А отчество?
– Феофилактович.
– И как мне прикажешь все это запоминать? – Тяжело вздохнув, прапорщик встал на середину прохода, отобрав у Кратерского китель, подшиву, нитку и иголку. – Смотрим сюда. Сейчас бабу трахать будем, – переложив принадлежности в одну руку, мужик достал очки из нагрудного кармана кителя и водрузил их на нос, после чего стал похож на школьного учителя.
Надо ли говорить, что жители самых глухих деревень, и самых крупных мегаполисов, и средних размеров поселений напрягли зрение и навострили уши.
– Первым делом надо что?
– Подмыться! – выкрикнул Фрол.
Народ заржал.
– Не верно. Надо подумать о безопасном сексе. Надо надеть что? Катерпиллер?
Дормидонт покраснел.
– Наперсток надо надеть. Наперсток. Но наперстка у меня нет, поэтому рискую получить СПИД. Итак, вставляем, – прапорщик быстро вдел нитку в игольное ушко. – Вот, со второго раза попал. Неплохо. Теперь сразу ведем ее на постель. Так, постель не подготовлена, оставляем наших молодоженов в состоянии неопределенности перед первой брачной ночью, – он воткнул иголку с ниткой в рукав своей темно-зеленой формы. – Берем белую тряпочку стандартного образца, которая называется как, Катерпиллер?
Солдат покраснел еще больше.
– Если ты думаешь, что точно так же, как и в первый раз, то ты прав. – Дормидонт продолжал смущаться. – В более литературном варианте фрагмент материи, предназначенный для того, чтобы грязная шея не терла воротничок кителя, называется «подшива». Некоторые особо умные военнослужащие режут на это дело простыни, но у меня такого не наблюдается. Прикладываем подшиву к вороту, вот так. Теперь снова возвращаемся к нашей парочке и первым делом задеваем за живое. Вот так. Наживили. Дальше легче, возюкаем туда-сюда и постоянно натягиваем, чтобы больше кайфа. Всем видно?
Со стороны входной двери стал нарастать топот множества тяжелых сапог. Гул становился все сильнее, все громче, пока не перешел в рев. Затем набравшая силу волна пошла на убыль.
– Становись! – раздавалось из коридора.
Учебная рота радиационной, химической и бактериологической защиты, сокращенно РХБЗ, выстраивалась в коридоре.
– Товарищ прапорщик, общее построение, – в закуток вошел подтянутый старший сержант.
Простаков выглянул в коридор и увидел, что военнослужащие уже стоят в две шеренги.
– А у меня формы нет, – пробасил он обиженно. Даже на Валетове было обмундирование, правда, старого образца, но все же.
– В край, последним.
Новобранцы строились напротив своего кубрика отдельно от остальных, что подчеркивало их второсортность. Солдат до присяги – еще не солдат.
В результате Леха возвышался рядом с Фролом. Вся рота успела поглазеть на здоровяка. Кто-то помалкивал, у кого-то язык за зубами не держался.
– Башня.
– Ого-го.
– Монстр.
– Мужчина, – неслось из уст.
Леха надул губы и стал смотреть прямо перед собой.
– Смирно! – скомандовал прапорщик.
На этаж вошел среднего роста капитан с округлым, пухлым, лоснящимся лицом. Узкие черные глазки стреляли из-под густых бровей, оценивая контингент. Леха почувствовал, что и на него тоже посмотрели, а в это время прапорщик докладывал:
– Товарищ командир, вторая рота учебного батальона радиационной, химической и бактериологической защиты по вашему приказанию построена.
– Вольно, – капитан сам опустил приложенную к кепке руку, после чего то же самое сделал и прапорщик.
Выйдя на середину строя, офицер представился:
– Для вновь прибывших и тех, кто макаронами мозги закушал, я капитан Большебобов. Для большинства еще и товарищ капитан, для обормотов российского военного хозяйства – просто капитан. Остальные могут ничего этого не запоминать. Через пять минут вечерняя прогулка. Сержант Никодимов, наряд на завтра.
Боец вышел из строя. Резко повернулся, раскрыл журнал. Он зачитывал фамилии. Оглашение прерывалось звонким «Я!».
– Встать в строй.
– Есть!
Сержант вернулся на место.
– Дорогие дети, – капитан сменил жесткую интонацию на смазливую речь. – Желаю вам в этот прекрасный вечер спокойной ночи… – Была сделана пауза, и вся рота гаркнула:
– Спасибо, товарищ капитан!
– Пожалуйста. Так вот, я хочу, чтобы каждому из вас приснилась голая красивая тетя. Нет, тетю вам рано, голая красивая девушка…
– Спасибо, товарищ капитан!
– До девушки и после нее трехлитровая банка свежего пива…
– Спасибо, товарищ капитан!
– И смотрите, не заболейте во сне триппером. Кому приснится голый мальчик, отправлю служить на север, так как данный сон является неуставным. А в уставе внутриказарменной службы страница 18 пункт 6.4 четко и ясно прописано: «Каждый военнослужащий обязан стойко преодолевать тяготы военной службы и разлуку с женщинами». Умные заметили, что о мужчинах там ничего не говорится. Командуйте, прапорщик.
Капитан ушел. Старшина роты встал на его место, подождал секунд десять после того, как дверь в казарму закрылась, затем тихо проговорил:
– Это был автор собственного устава внутриказарменной службы капитан Большебобов. Редкостный мудак, однако.
Кто-то гыгыкнул.
– Смирно, сироты и пришлые оборванцы! Рота-а-а! – «а-а-а» полетало между стен и затухло, наступила тишина. – Построение перед подъездом в колонну по четыре. Десять секунд. Кто последний, тот очкарик. Сорвались с ужасом!
Сто человек как один ломанулись к выходу, рискуя затоптать друг друга и громко вопя во всю глотку:
– А-а-а-а-а!!!
Открыта была только одна створка, и, естественно, у двери образовалась пробка, а прапорщик считал:
– Восемь, семь, шесть.
Личный состав с гвалтом вылетал на улицу.
По построению Фрол и Леха оказались последними. Простаков не хотел становиться очкариком, хотя и не знал, что это такое. Подняв Фрола под мышки, он отстранил его, очистив себе путь. Остальных он не знал.
– Четыре, три.
Они не успевали выйти. Черт, что это здесь за игры такие?
Фрол видел, что у двери еще десяток пацанов. Он зацепил сибиряка за рукав и закричал: «Не надо!»
Но поздно.
Чуть присев, Простаков уперся в спины двоим хлипеньким солдатикам и так вдавил их в общую кучу, что послышались сдавленные крики, а затем хруст выламываемой второй створки.
– Чего творишь?! – заорал прапорщик вместо «два» и «один».
Замешкавшиеся были вытолкнуты скопом.
Злой прапорщик вышел на улицу.
– Простаков! Ты что творишь?
Леха был доволен.
– Аха-ха! – смеялся он. – Мы все успели, товарищ прапорщик, очкариков в роте нет!
После команды «отбой» прошло не более десяти минут, а в комнатушке появился сержант Никодимов. Личико у него было злое, садистское. Фрол с Лехой еще не знали, что сержанты в учебке с наступлением темноты превращаются в отборных скотов. Пацаны что-то говорили про наступающую ночь, но они как-то пропустили это мимо ушей. И так слишком много впечатлений.
– Всем добрый вечер! – издевательски произнес Никодимов. Следом за ним появилось еще двое из сержантского состава, куда крупнее и тупее первого.
– Здоров, – пробурчал Леха, переворачиваясь с боку на бок и почесывая друг о дружку торчащие за пределами кровати лапы, – а теперь не гунди и дай поспать.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления