Онлайн чтение книги Каждый в нашей семье кого-нибудь да убил Everyone in My Family Has Killed Someone
Глава 12

Толпа, образовавшаяся на парковке, чуть выше по склону от входа в гостевой дом, мало чем отличалась от той, что раньше собиралась на горе: тот же опасливый полукруг, только вместо толкотни ради того, чтобы взглянуть на мертвеца, мы все были там, чтобы увидеть одного воскресшего.

Не одна Люси задавалась вопросом: сильно ли изменился Майкл? Никто из нас не навещал его в тюрьме. Вам не следует удивляться, что мое приглашение затерялось в почте, но то ли от смущения, то ли от стыда Майкл не хотел, чтобы к нему приезжали. Он решил относиться к тюрьме как к кокону, спрятаться в нем ото всех. Кое-какое общение с некоторыми членами семьи происходило, но не личное. Телефонные звонки. Электронные письма. Я не уверен, что отправка документов о разводе обычной почтой может считаться перепиской, но если да, значит Майкл написал несколько писем. Но контакты были редкими. Так что его приезд был действительно грандиозным событием.

Послышался скрежет дернутого вверх ручного тормоза. Потом мотор замолчал, фургон вздохнул рессорами, а дальше – только свист горного ветра. Треск молнии был бы сейчас как нельзя более кстати, но я обещал не лгать. На колесах грузовика Майкла я заметил совершеннейшим образом натянутые цепи.

Люси поправила волосы, затем, дохнув в ладонь, проверила свежесть дыхания. Моя мать скрестила на груди руки.

Открылась дверца со стороны пассажира, из машины вылез Майкл.

Некоторые из вас уже о чем-то догадались. Но пусть это пока подождет.

По прошествии трех лет и в связи с неизбежными в его обстоятельствах переменами, признаюсь, я ожидал увидеть брата вернувшимся как будто с необитаемого острова: курчавые волосы длиной до плеч, густая борода и нервные глаза-бусинки: «Так вот она, цивилизация!» Вместо этого мы получили нечто совершенно противоположное. Волосы у него, конечно, отросли, но лежали волной, густые и пышные. Может, даже подкрашенные. Вероятно, у него было время привести себя в порядок, так как он успел побриться. И хотя я ожидал увидеть на лбу Майкла новые морщины – свидетельства пережитых тягот, – кожа у моего брата была гладкой, щеки румяными, а глаза яркими. Может, так повлиял на него мороз, а может, тюрьма с ее удаленностью от тревог и забот – этот недооцененный режим заботы о коже, – но будь я проклят, если Майкл не выглядел моложе, чем в момент посадки! В последний раз я видел его на скамье подсудимых, он сутулился, и костюм сидел на нем, как смирительная рубашка. Но теперь он выглядел посвежевшим. Возродившимся.

В длинной черной куртке поверх рубашки Майкл выглядел человеком, заплатившим за подъем на Эверест. Он глубоко, со смаком вдохнул горный воздух и издал дикий крик:

– Куи![3] Куи – крик австралийских аборигенов.– который эхом разнесся по долине, а потом сказал: – Вау! Ну и местечко ты отыскала, Кэтрин.

Майкл покачал головой, изображая, как он потрясен красотой этого места, а может, его удивление было искренним, я не знаю. Затем он прямиком направился к моей матери. Полагаю, мне пора начать называть ее «нашей матерью». Или лучше «его матерью», или, пожалуй, я буду придерживаться Одри.

Майкл наклонился и обнял нашу мать, сказал несколько слов ей на ухо. Она схватила его за плечи и встряхнула, будто хотела удостовериться, настоящий ли он. Майкл засмеялся и произнес что-то еще, донесшееся до меня только шепотом, повернулся к Марсело, который крепко пожал ему руку и отечески хлопнул по плечу.

Мой брат обходил полукруг. Кэтрин получила объятие и воздушный поцелуй. Энди – рукопожатие, пробормотав: «Отличный фургон» – и добавив, мол, он надеется, у этого крепыша хватит силенок взобраться обратно на гору, как говорят в неловких ситуациях мужчины, полагающие, что в такие моменты уместно завести речь о машинах. Мой желудок сжимался все сильнее, по мере того как Майкл приветствовал каждого человека, двигаясь вдоль очереди. Мы выстроились так, будто встречали королеву. Я чувствовал, как мое сердце бьется у меня в горле. Боролся с воротником. Слишком много слоев одежды. Я боялся, что уменьшусь в росте на фут, утону в подтаявшем снегу к моменту, когда Майкл доберется до конца очереди. София обняла его одной рукой, как будто неохотно вставала в пару на школьном балу, и сопроводила этот жест формальным:

– С возвращением, Майк.

Это не осталось незамеченным: моего брата за его жизнь как только ни называли – Мики, Каннерс, Хэм, Защитник, – но никто не называл его Майком. Когда он добрался до Люси, та уже сжевала с губ половину помады и упала ему в руки, будто у нее подломился каблук. Она уткнулась лицом в его шею и что-то прошептала. Я один находился достаточно близко и услышал его ответ:

– Не здесь.

Люси собралась, отстранилась от него и часто, судорожно задышала через нос, пытаясь изобразить спокойствие. София положила руку ей на спину. Наконец Майкл оказался в конце очереди, напротив меня.

– Эрн. – Он протянул мне руку.

Пальцы у него были по-тюремному грязные, ногти нечищены. Зато улыбка убедительно теплая. Я не мог определить, рад он меня видеть или преуспел в игре на сцене любительского тюремного театра.

Я пожал его руку и выдавил из себя:

– Добро пожаловать домой, – хотя и не был уверен в своей искренности.

– Не сомневаюсь, у Кэтрин уйма планов, но надеюсь, мы найдем время спокойно выпить пивка, – сказал Майкл.

В моей голове он спрашивал про деньги, но это не соответствовало его тону. Я чувствовал, что София следит за нами, пытается разобрать слова, и подозревал, что утешать Люси она принялась из тактических соображений – хотела быть на шаг ближе к нам.

– Есть несколько вещей, которые я должен сказать тебе. Надеюсь, ты меня поймаешь на слове, – добавил Майкл.

Если отшлифовать и произнести иначе слова «должен» и «несколько вещей», они превращаются в угрозу, но голос Майкла был… смиренным . Только такое слово я могу подобрать, чтобы описать его. Эта встреча оказалась совершенно не такой, какой я себе ее представлял. Я пытался совместить стоявшего передо мной человека с тем, которого нарисовал у себя в голове: напитанного злостью, болью и жаждой мести. Думал, что, может быть, это напускное добродушие и маска спадут, как только мы останемся одни, но чутье подсказывало: Майкл не прикидывается. Назовите это братским чувством. Назовите зовом крови. Я привез сумку с деньгами в надежде, что он меня выслушает. Он привез рукопожатие и улыбку в надежде на то же.

Я кивал столь же часто, как Люси дышала. Мне удалось выудить «ага» откуда-то из пространства между задницей и языком.

И тут распахнулась дверца со стороны водителя. Это деталь, на которую большинство из вас обратили внимание, когда Майкл вылез с пассажирского сиденья.

– Ну и поездка выдалась, – потягиваясь, произнесла Эрин. – Как здесь кофе?