Теоретически на генеральной репетиции «все должно быть как во время спектакля» – декорации, освещение, костюмы, грим, звуки за сценой, реквизит и статисты. Практически – это репетиция, на которой ничего такого нет и в помине; на сцене обычно только половина декораций, другая половина еще сохнет или набивается на рамы и «вот-вот будет на месте»; дошиты брюки, но не пиджаки; выясняется, что во всем театре нет ни одного подходящего парика; выясняется, что не хватает главных предметов реквизита, что статистов не будет, потому что один из них вызван свидетелем в суд, другой где-то на службе, а остальные в больнице и еще бог весть где; что нанятый флейтист может явиться только в три часа, так как он служит в акцизном управлении. Короче говоря, генеральная репетиция – это генеральный смотр всех нехваток последней минуты.
Автор сидит в зрительном зале и ждет, что будет делаться. Долго ничего не делается, сцена пуста. Собираются актеры, зевают и уходят в уборные, недовольно говоря друг другу:
– Я, знаешь, рольку-то еще не учил.
Потом привозят декорации, и на сцену устремляются рабочие. Автору хочется бежать им на помощь. Ему приятно, что сейчас он увидит готовую сцену. Рабочие в синих спецовках тащат стену комнаты. Превосходно! Волокут вторую стену. Ура! Теперь осталась только третья стена. Но она еще в декорационной.
– Закройте пока каким-нибудь лоскутом! – кричит режиссер, и вместо третьей стены ставят дремучий лес.
Затем все дело застревает из-за какой-то кулисы. Начинается с того, что двое рабочих в синих блузах что-то там привинчивают.
– Что вы там делаете? – кричит мастер.
– Тут надо бы закрепить косячок, – отвечают рабочие.
Мастер бежит навести порядок, садится на корточки и тоже начинает привинчивать.
– С чем вы там возитесь, черт возьми? – кричит через четверть часа режиссер.
– Тут надо закрепить косячок, – отвечает мастер. Режиссер изрыгает проклятие и бежит навести порядок, то есть садится на корточки и созерцает кулису.
– Господин режиссер, почему мы не начинаем? – взывает через четверть часа автор.
– Да тут нужно закрепить косячок, – отвечает режиссер.
Уничтоженный автор садится. Итак, им важнее какой-то косячок, чем пьеса. И что это такое – «косячок»?..
– Господин автор, почему мы не начинаем? – спрашивает из темноты зала женский голос.
– Нужно закрепить косячок, – тоном знатока отвечает автор, стараясь в темноте узнать того, кто спрашивает. Пахнет духами и мылом.
– Это я, Катюша. – И во тьме видна сверкающая улыбка. – Как вам нравится мое платье?
– А, платье! – Автор счастлив, что кто-то интересуется его мнением. С восторгом он заявляет, что именно так представлял себе наряд Катюши – простенький, без претензий…
– Да ведь это последняя модель, – обижается Катюша.
Наконец каким-то чудом загадочное дело с косячком улажено.
– На места! – кричит режиссер.
– Господин режиссер, этот парик на меня не лезет.
– Господин режиссер, а трость мне нужна?
– Господин режиссер, пришел только один статист.
– Господин режиссер, кто-то опять разбил аквариум.
– Господин режиссер, в этих тряпках я играть не буду!
– Господин режиссер, у нас перегорели две лампы по тысяче свечей.
– Господин режиссер, я сегодня буду только подавать реплики.
– Господин режиссер, вас зовут наверх.
– Господин режиссер, вас зовут вниз.
– Господин режиссер, вас зовут во вторую комнату. – Начинаем, начинаем, – орет режиссер, – опустить занавес! Суфлер! Сценариус! – Начинаем! – голосит сценариус.
Занавес опускается, в зрительном зале темно. У автора от нетерпенья захватывает дух. Сейчас, вот сейчас он увидит свое творение.
Сценариус дает первый звонок. Наконец-то писаный текст станет живым действием!
Второй звонок, но занавес не поднимается. Вместо этого вдруг слышится бешеный рев двух голосов, заглушенный занавесом.
– Опять поругались, – говорит режиссер и мчится на сцену наводить порядок. Теперь из-за занавеса слышен рев трех голосов.
Наконец еще один звонок, и занавес, дергаясь, ползет кверху. На сцене появляется совершенно незнакомый усатый мужчина и говорит:
– Клара, со мной приключилось нечто необыкновенное.
Навстречу ему выходит какая-то дама: – Что с тобой стряслось?
– Стоп! – кричит режиссер. – Потушите рампу. Усильте желтый свет. А почему солнце не светит в окно?
– Как не светит? Светит! – кричит голос из-под сцены.
– Это называется солнце? Сделайте ярче, да быстро!
– Тогда надо ввинтить пару тысячных, – говорит подземный голос.
– Так ввинтите же, черт возьми!
– А откуда их взять? – И на сцену вылезает человек в белом халате. – Я ж говорил, что они перегорели.
– Так ввинтите какие-нибудь другие! – страшным голосом распоряжается режиссер.
И он снова устремляется на сцену, где разражается скандал еще небывалой силы, каким начинается всякая генеральная репетиция.
Автор сидит как на иголках. «Господи боже, – думает он, – в жизни не буду больше писать пьес».
Если бы он сдержал слово!
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления