Онлайн чтение книги Как влюбиться без памяти
Глава VIII. Как искренне просить прощения

Значит, это он?

– Да, – прошептала я, присев у постели Саймона.

– Знаете, он ведь вас не слышит. – Адам нарочно говорил громче обычного. – Незачем шептать.

– Шшш.

Меня возмутило его неуважение и очевидное желание показать, что состояние Саймона его ничуть не трогает. Ну а меня очень даже трогает, и я вовсе этого не стыжусь, напротив, меня переполняет жалость. Всякий раз, как я смотрела на Саймона, мне вспоминался тот момент, когда он выстрелил. В ушах раздавался грохот. Я мысленно еще раз произносила слова, которые его тогда успокоили, и он положил пистолет на подоконник. Все было хорошо, его решимость покончить с собой ослабла, он готов был передумать. А потом вдруг я потеряла нужный настрой и сказала что-то не то – если вообще сказала. Я зажмурилась и постаралась вспомнить.

– Так что, я должен немедленно осознать нечто важное? – Адам бесцеремонно вторгся в мои мысли. – Это такой психонамек, поучительная демонстрация: радуйся, Адам, что ты здесь, а не там, где бедняга Саймон? – вызывающе спросил он.

Я бросила на него уничижительный взгляд.

– Вы кто такие?

Я вскочила со стула – в палату вошла незнакомая женщина. Ей было лет тридцать восемь, она держала за руки двух маленьких светловолосых девочек, и обе они удивленно смотрели на нее большими голубыми глазами. Джессика и Кейт. Саймон мне про них говорил. Джессика очень переживала, когда умер ее кролик, а Кейт, чтобы она не так грустила, притворялась, будто видит его, стоит только сестре отвернуться на минутку. Саймон еще сказал тогда: интересно, будет ли Кейт делать то же самое, когда он умрет, а я ответила, что гораздо лучше для всех ему остаться живым. Женщина выглядела абсолютно измученной. Вспомнила, Саймон говорил, ее зовут Сьюзан. Я страшно разволновалась, сердце колотилось как бешеное. Я всячески убеждала себя, что и Анджела, и все остальные были правы: моей вины тут нет. Я старалась помочь, но, увы, безуспешно.

– Здравствуйте.

Непонятно, как мне лучше представиться ей. Я замялась, и она выжидательно, с нескрываемой враждебностью смотрела на меня. От этого я занервничала еще больше и почувствовала себя виноватой во всем. А тут еще Адам внимательно наблюдает, как его спасительница демонстрирует уверенность и самообладание в сложной ситуации.

Я шагнула к ней и протянула руку, голос у меня дрожал:

– Меня зовут Кристина Роуз. Я была рядом с вашим мужем в ту ночь, когда он… – я посмотрела на девочек, которые таращили на меня круглые глазенки, – когда это произошло. Я хотела бы объяснить вам, что…

– Убирайтесь отсюда, – негромко сказала Сьюзан.

– Простите? – У меня моментально пересохло во рту.

Сбывался мой худший ночной кошмар. В уме я сотни раз проигрывала эту сцену, представляла ее так и эдак глазами разных людей, но все же не думала, что это может случиться на самом деле. Я убеждала себя, что мои опасения абсурдны, единственным, что помогало мне с ними справляться, была вера в их нереалистичность.

– Я, кажется, ясно сказала. – Она слегка подтолкнула девочек вперед, освобождая выход.

Ошеломленная, я словно приросла к месту. Адаму пришлось положить мне руку на плечо и малость встряхнуть меня, чтобы я наконец очнулась.

Мы оба не произнесли ни слова, пока ни сели в машину и ни выехали с больничного двора на улицу. Адам открыл рот, намереваясь что-то сказать, но я его опередила:

– Я не хочу говорить об этом.

Мне с трудом удавалось не разрыдаться.

– Ладно, – сочувственно кивнул он, потом поглядел на меня, словно собирался что-то добавить, но передумал и отвернулся к окну.

Интересно, что же он хотел сказать?

Я выросла в Клонтарфе, прибрежном районе северного Дублина. А познакомившись с Барри, любезно переехала на другую сторону Лиффи, в Сандимаунт. Мы жили в его холостяцкой квартире, потому что он хотел быть поближе к матери, которая меня невзлюбила за то, что я протестантка, хотя я вовсе не религиозна, – и неизвестно, что раздражало ее больше. Барри ухаживал за мной полгода, потом предложил пожениться, возможно, потому, что так поступали почти все наши сверстники, и я сказала да, возможно, потому, что почти все мои сверстницы говорили да, и это казалось взрослым, разумным поступком. А еще через полгода я была уже замужем и мы жили в новой квартире, которую купили там же, в Сандимаунте. Свадьба осталась позади, наступила реальная жизнь, отныне и навеки. Офис у меня в Клонтарфе, и каждое утро я совершала туда короткий бросок на скоростной электричке. Барри не мог расстаться со своей холостяцкой квартирой, поэтому сдавал ее, а деньги уходили на взносы по ипотеке. Если бы теперь Барри вернулся обратно в свое жилище, которому он вечно пел такие хвалы, а мне позволил пока остаться дома, это избавило бы нас от кучи лишних хлопот, но нет, он не желал поступиться ничем. Машину, как я уже говорила, он тоже оставил себе, и я временно ездила на автомобиле своей подруги – год назад Джулия эмигрировала в Торонто, но продать машину ей все не удавалось. Взамен я обязалась ездить с наклейкой «Продается» на переднем и заднем стекле, где был указан мой номер телефона. Так что я подробно рассказывала потенциальным покупателям о достоинствах машины, а также проводила тест-драйвы. Выяснилось, что люди, желающие приобрести машину, звонят в самое неожиданное время суток и задают самые идиотские вопросы, точно не верят тому, что написано в объявлении на сайте и в журнале, и надеются услышать нечто противоположное.

Мой офис находится на Клонтарф-роуд, на втором этаже четырехэтажного дома. Раньше дом занимали три незамужние тетушки моего отца, Бренда, Адриана и Кристина, в честь которых нас с сестрами и назвали. Сейчас здесь живут отец и мои сестры, и здесь же расположена их адвокатская контора «Роуз и дочери»: мой отец – феминист, это ясно из ее названия. Отец обосновался тут тридцать лет назад, когда последняя из его теток решила перебраться в изолированную квартиру в цокольном этаже, с отдельным входом. Поддерживать порядок в большом доме ей было уже не под силу. Как только сестры получили дипломы, они пришли в отцовскую фирму. Я с ужасом ждала того дня, когда мне придется объявить ему, что я там работать не хочу, но он отнесся к этому с полным пониманием.

– Ты у нас из породы философов, а мы все – практики, – сказал он. – Девчонки пошли в меня, мы дело делаем. А ты в маму, ты размышляешь. Вот и размышляй.

Бренда специализируется по имущественному праву, Адриана – по семейному, а отец защищает интересы клиентов при несчастных случаях и убежден, что это самое прибыльное. Они занимают весь верхний этаж, мой офис на втором, там же последние двадцать лет арендует помещение бухгалтер, который все эти годы держит бутылку водки в ящике письменного стола и думает, что никто об этом не знает. Вообще-то и его комната, и он сам прочно пропитались перегаром, но подробности я узнала от Джасинты, нашей уборщицы, которая поставляет папе сплетни обо всех его арендаторах. Они об этом не уговаривались, но молчаливо подразумевается, что чем больше она добывает информации, тем больше он ей платит. Порой я думаю, что же она рассказывает ему обо мне?

Арендаторы на первом этаже сменялись с такой скоростью, что я не понимала, кто есть кто, сталкиваясь с ними в холле. Из-за кризиса они сдавали позиции, не успев толком нанять помещение. В квартире, которую занимала в последние годы жизни моя тетя Кристина, сначала была страховая компания, потом там обосновались биржевые маклеры, вскоре их место заняла студия графического дизайна, а теперь там временно обитаю я. Все циклично – от одной Кристины к другой. Без большой охоты отец все же согласился мне ее сдать и даже слегка обставил: въехав, я обнаружила односпальную кровать в спальне, одинокий стул на кухне и одинарное кресло в гостиной. Пришлось совершить рейд по домам сестер. Бренда расщедрилась и отдала мне спальное покрывало своего сына с гигантским изображением Спайдермена – ей показалось, что это ужасно смешно. Она считала, что подарочек поднимет мне настроение, но я совсем загрустила, что дошла до жизни такой. Сначала я собиралась его куда-нибудь сбагрить, а потом и вовсе перестала замечать.

В соседнем доме находится «Приют книголюба», также известный как «Последний приют». Это прозвище закрепилось за ним из-за упорного нежелания признать поражение в борьбе с крупными сетевыми магазинами, когда все остальные книжные лавки в округе давным-давно закрылись. Его хозяйка Амелия моя близкая подруга, и подозреваю, что только благодаря мне она еще держится на плаву, потому что покупателей в магазине почти нет. Выбор книг у нее небогатый, их приходится заказывать, а кому охота тратить время. Амелия живет над магазином со своей больной матерью, за которой после обширного инсульта требуется постоянный уход. И колокольчик в зале чаще звонит не потому, что вошел посетитель, а потому, что матери нужна помощь и она зовет Амелию наверх. Она заболела, когда Амелия была еще подростком, с тех пор дочь неустанно о ней заботится, и мне кажется, она сама настоятельно нуждается в отдыхе, любви и поддержке. Как и большинству тех, кто ухаживает за больными, ей нужно иметь возможность в свою очередь на кого-то опереться. Книжный у Амелии на втором месте, а на первом мать, все свои силы и время она отдает ей.

– Привет, солнышко. – Амелия вскочила с кресла, в котором проводила бо́льшую часть рабочего дня, читая книжки в ожидании покупателей.

Тут она узрела Адама, который, оказывается, последовал за мной в магазин. Глаза ее восторженно округлились.

– Я думала, вы меня в машине подождете.

– Вы забыли оставить окно открытым, – невозмутимо парировал он, оглядываясь вокруг.

– Амелия, это Адам. Адам, это Амелия. Адам… мой клиент.

– А, – разочарованно протянула Амелия.

Я точно знала, зачем пришла, поэтому сразу направилась к разделу «Помоги себе сам», а он бесцельно прохаживался вдоль книжных полок с совершенно отсутствующим видом.

– Он потрясающий, – прошептала Амелия.

Я рассмеялась и шепнула в ответ:

– Он – клиент.

– Он – потрясающий.

– Фреду бы твои слова не понравились, – улыбнулась я.

Амелия принялась изучать свои ногти, задумчиво задрав брови.

– Он пригласил меня в «Перл» на обед.

– В «Перл»? Как романтично. – Вот так новость, Фред вовсе не романтик. Потом меня осенило: – Он хочет сделать предложение!

Амелия больше не могла сохранять равнодушный тон, она явно думала то же, что и я.

– Ну, может, и нет. Знаешь, вовсе не обязательно, но… ты думаешь…

Я восторженно ахнула:

– Господи, Амелия, я так рада за тебя! – Мы взволнованно обнялись.

– Не хочу радоваться раньше времени. – Амелия шутливо меня отпихнула. – Перестань, а то сглазишь.

– Ладно, пробей вот это.

Амелия посмотрела, что я беру.

– Ну наконец-то! Кристина, это замечательно, – с воодушевлением заявила она.

Я нахмурилась.

– Это не для меня. А ты вообще о чем?