Онлайн чтение книги Карденио
Глава III

КАКИМ ОБРАЗОМ АББАТ ПОЛЬ-МИШЕЛЬ УКРОЩАЛ ДИКИХ ЗВЕРЕЙ

В ту минуту, когда Фраскито собирался открыть дверь, снаружи послышались тяжелые шаги, смех, проклятия и лай собак. Брови священника слегка нахмурились.

– Тише, – сказал он Фраскито, положив руку ему на плечо, – вернемся!

Они вернулись в комнату. В ту же минуту в наружную дверь забарабанили.

– Где лошади? – спросил священник.

– Они в конюшне, я не хотел заранее их выводить, – отвечал Карденио.

– Хорошо, дитя мое. Сам ты тоже иди в конюшню и не двигайся с места, пока я тебя не позову. Даже если услышишь сильный шум.

– Вам угрожает какая-нибудь опасность? – вскричал молодой человек. Глаза его блеснули.

– Не бойся ничего, дитя мое, – кротко отвечал священник. – Ступай и слушайся меня!

– Хорошо, отец мой, я исполню ваше приказание. Но если вам грозит оскорбление…

– Тише, дитя, – прервал его миссионер. – Забота о моей чести касается меня одного. Ступай!

Между тем стук становился все сильнее и сильнее. К нему примешивались брань и угрозы. У Карденио вырвался гневный возглас. Но повелительный жест аббата заставил его сдержаться и молча выйти из комнаты. Едва он вышел, как священник обратился к своему служителю:

– Фраскито, помоги мне быстренько привести здесь все в порядок.

В один момент все было убрано и расставлено по местам.

Люди, находившиеся снаружи, продолжали яростно колотить в дверь, будто хотели сломать ее.

– Пойди, Фраскито, открой! – сказал миссионер.

– Боже мой, что же будет? – тихо вымолвил пономарь.

– Ничего особенного, сын мой. Неужели ты думаешь, чтоэти люди способны нас убить?

– Я этого не говорю, отец мой. Но вы не знаете…

– Чего же я все-таки не знаю?

– Что это сам майор Струм! Я узнал его голос…

– Я тоже узнал. Что ж с того?

– Отец мой, я боюсь…

– Не бойся ничего, дитя мое! Бог даст выдержку и терпение. Иди же, Фраскито, и впусти майора. Он так яростно трясет нашу дверь, словно и вправду вознамерился ее сломать. Если ты будешь медлить, все может в самом деле закончиться печально.

Это было произнесено с таким полнейшим хладнокровием, что несчастный пономарь окончательно растерялся. Он смотрел на аббата испуганными глазами, не зная, на что решиться. Но повелительное движение священника заставило его опомниться и повиноваться.

– С нами крестная сила! – прошептал он. – Что-то будет?! – И он вышел, с отчаянием воздевая руки к небу.

Аббат медленно опустился на скамью и пробормотал:

– Однако с этим надо раз и навсегда покончить!

Он прибавил немного огня в лампе и стал ждать. Поль-Мишель оставался спокойным и хладнокровным, пряча, однако, в глубине непреклонную решимость.

Почти в ту же минуту с шумом распахнулась дверь и в комнату, как бомба, влетел какой-то бесноватый. Он рычал, кричал, метался. За ним медленно вошел незнакомец, лица которого нельзя было разглядеть, поскольку оно было закрыто полями фетровой шляпы, надвинутой почти на самые глаза. Да и весь он был завернут в какую-то тяжелую мантию. Человек этот почтительно поклонился священнику, а затем отошел в глубину комнаты, где продолжал стоять совершенно неподвижно и безмолвно,

Первый из прибывших оказался действительно майором Эдвардом Струмом, комендантом города, а точнее сказать, жалкого городишки, называемого Кастровиллом.

Прежде чем рассказать о том, что произошло между ним и священником, опишем его наружность.

Майор Эдвард Струм был маленький толстый человек. Широкоплечий, коренастый, с короткой шеей, он, по-видимому, обладал недюжинной силой. Передвигался Струм на коротких ногах. Руки же, напротив, казались непомерно длинными и заканчивались нервными, волосатыми и широкими, как баранья лопатка, ладонями. Лицо его было совершенно обезображено пьянством, но серые маленькие глаза, словно горящие угли, сверкали из-под нависших бровей. Громадный рот его с отвисшими губами ощерился злой ухмылкой, а толстый красный нос резко выделялся на фиолетовом лице. Затянутый в мундир, он походил на одну из потешных немецких табакерок, к которой приделали ножки, или на пивную бочку, в которую посадили короля Гамбринуса, так что были видны только его руки, ноги и голова.

Слова, произнесенные Струмом вместо приветствия, не предвещали ничего доброго.

– Черт побери! – вскричал он, яростно топая ногой. – В, этот проклятый домишко так же трудно попасть, как в крепость!

– Майор Струм! Имею честь приветствовать вас, – спокойно произнес священник. – Какому счастливому случаю обязан я удовольствием принимать вас?

– Удовольствием принимать меня? Черт побери! Хм… Тьфу, да вы что, смеетесь, милостивый государь?

– Ничуть, – холодно парировал священник. – Я только спрашиваю вас о цели посещения вами приходского дома.

– «Приходского дома»! Тьфу… Черт подери! Хорош приходский дом! Жалкая лачужка, в которую я не поместил бы даже своих собак. Нечего сказать, приходский дом… Хм! – добавил он отдуваясь.

– Тем не менее, – возразил аббат, ничуть не изменяя своему хладнокровию, – я попрошу вас относиться к этому дому с уважением.

– Что, что такое?! Хм, тьфу… Что он такое сказал? Да вы никак смеетесь надо мной, милостивый государь?

– Ошибаетесь, господин майор! Я вас просто спрашиваю, зачем вы сюда пришли? .

– Я пришел сюда, потому… Да черт подери! Обязан я вам, что ли, давать отчет. Пришел – и все! Хотя бы потому, что это мне доставляет удовольствие. Помните – я комендант Кастровилла. А потому не говорите ерунды, иначе это плохо кончится для вас, черт вас подери! Я вовсе не расположен шутить.

– Угроза – не ответ, господин майор. Я жду, когда вы соизволите объясниться.

– Проклятье! Он действительно смеется надо мной! Или просто сошел с ума! Я – хороший протестант… а… хм… Черт побери все ваши католические бредни! Я не позволю вам завлекать моих солдат вашими погаными обрядами. Черт вас дери, какую еще вы выдумаете ерунду?! Разве есть дело до религии этим отвратительным индейцам и вечно пьяным солдатам? Религия! Ха-ха!.. Им нужны палки, а не религия. Куда вы лезете? Вы не во Франции. Убирайтесь-ка отсюда ко всем чертям!.. Хм… Кха… кха… Вечно эти чертовы французы… хм… вмешиваются в то, что их не касается! На черта вам сдались эти болваны индейцы! Мне все-таки придется научить вас уму-разуму… Кха… кха…

К несчастью для почтенного майора, страшный приступ кашля не дал ему закончить его речь.

Струм весь побагровел, глаза его, казалось, были готовы выскочить из орбит. На него было страшно смотреть. Вид этого человека, опустившегося из-за постоянного пьянства до уровня животного, вызывал невольную улыбку сострадания у священника. Он велел налить стакан воды и, подавая его задыхавшемуся от кашля американцу, кротко проговорил:

– Выпейте воды, мистер Эдвард!

Но эти слова вызвали новый приступ ярости офицера, он как от электрического удара привскочил на месте, и из уст его посыпались самые отборные ругательства.

– Воды?! – завопил он, страшно ворочая зрачками. – Мне – воды?! Хм, тьфу… Ах ты французский разбойник, отравить меня хочешь, не так ли? Подожди, чертов лягушатник, подожди! – заорал он еще громче, замахиваясь тростью. – Я тебя проучу, собачье отродье…

Миссионер ничуть не смутился и спокойно поставил стакан на стол. Сложив руки на груди, он остановился перед беснующимся комендантом, пристально глядя на него.

– Попробуйте! – воскликнул он.

Спокойствие и самообладание священника невольно произвели на майора впечатление. Охваченный сильным внутренним волнением, он попятился назад. Несколько раз Струм замахивался тростью, но ударить аббата так и не посмел.

– Что ж так? Попробуйте! Совершите геройский подвиг, ударьте беззащитного человека, да еще служителя Бога!

– Католический священник!.. Подумаешь, какая важная птица!

– Однако, господин майор, довольно оскорблений! Благодарите Бога за то, что вы пьяны, и за то, что он дает мне терпение выслушивать ваши ругательства!

– Я пьян? – захрипел комендант, задыхаясь от ярости. – Ах ты проклятая французская собака! – С этими словами он бросился на священника с поднятой тростью.

Последний не шевельнулся, не сделал ни малейшего движения, чтобы защититься от удара. И майор невольно отступил.

– Проси прощения, хам! – прорычал он. – Проси прощения, а не то…

– Я вас не оскорблял и мне не за что просить у вас прощения. Но вы будете просить его у меня.

– Я… Просить прощения! Ха-ха…

– Да, – холодно произнес священник.

– А-а-а! – заревел комендант. – Так вот оно как!

На этот раз, не помня себя от гнева, он изо всех сил замахнулся тростью на аббата, но тот предупредил удар и схватил противника за руку с такой силой, что Струм невольно выронил оружие. Миссионер с презрением оттолкнул его от себя, но и сам невольно попятился назад.

– Проклятый французишка! – прохрипел Струм.

– Да, милостивый государь, я – француз. И сумею заставить вас с уважением относиться к народу, к которому я принадлежу по рождению, и к Богу, которому я служу по убеждению. Миссионер – тот же солдат и, несмотря на смирение и терпение, которые предписывает ему сан, должен уметь заставить уважать себя. Если бы мне приходилось сносить муки и оскорбления от несчастных невежественных людей, я бы сумел стерпеть все – они невинны в своем невежестве и часто не ведают сами, что творят. Но знайте, что я как француз и священник никогда не позволю оскорблять себя человеку, равному мне по положению, офицеру, который должен быть умственно развитым и образованным, но который вместо этого отдается презренной страсти к пьянству и нравственно пал так низко, что оскорбляет беззащитного, которому он сам должен был бы быть поддержкой.

– Черт возьми…

– Молчите! Довольно я вас слушал. Теперь потрудитесь выслушать меня не прерывая. Буду краток. Я нахожусь здесь по разрешению вашего правительства с миссией мира и благотворительности. Эти обязанности я выполняю настолько добросовестно, насколько мне позволяет слабая человеческая природа: помогаю несчастным, утешаю их, учу познавать Творца и исполнять свой долг по отношению к нему и к своим ближним, следовательно, и к вам. Я имею полное право на поддержку всего общества, особенно на вашу, так как я священник в том городке, которым вы управляете. Можете быть спокойны! Жаловаться на вас я никому не буду, но помните, клянусь вам в этом как священник и француз, что сумею заставить вас уважать себя. А теперь говорите, я вас слушаю, только поскорее. Меня призывают священнические обязанности; я давно уже должен быть у умирающей, душа которой, может быть, ждет только моего напутствия!

В душе американца происходила борьба. Только что испытанное им волнение протрезвило его. Теперь он осознал всю непристойность своего поведения.

– Как? – прошептал он с удивлением. – Ехать ночью в такую ужасную погоду?

Миссионер, внутренне улыбаясь, спокойно заметил:

– Да, майор. Мне необходимо ехать. Для священника не должно существовать преград к исполнению долга. Бог говорит ему: «Иди! » – и он идет. Будьте же добры, не задерживайте меня и сообщите причину вашего посещения.

В эту минуту незнакомец, стоявший в углу и бывший до «их пор безмолвным, свидетелем происходившего, сделал несколько шагов вперед, снял шляпу и, кланяясь миссионеру, проговорил:

– Сеньор падре, позвольте объяснить вам цель нашего {прибытия, а также попросить у вас прощения за то, что я, хотя бы и невольно, стал причиной неприятной сцены, которая здесь только что разыгралась. Поверьте, если бы потребовалась моя помощь, я выступил бы на вашу защиту.

– Вы, милостивый государь, видите, что это было совершенно излишне. Господин комендант и сам сознает свою вину передо мной.

– Да, да, – проворчал майор, в эту минуту походивший на собаку, которой только что надели намордник. – Я вел себя как ирландская скотина, а не как истинный американец.

К чести майора надо сказать, что, хотя он и был чистокровным янки, то есть пьяницей, невежей и грубияном, вместе с тем он обладал некоторыми хорошими качествами: у него было честное сердце и при умелом обращении он оказывался добродушнейшим человеком.

– Слушаю вас, милостивый государь! – продолжал миссионер.

– Видите ли в чем дело, сеньор падре, – заговорил незнакомец. – Всего два часа тому назад я приехал из Галвестона и привез очень важные письма, которые хотел бы передать вам и вместе с этим попросить у вас маленькую аудиенцию. Мне нужно просить вашего совета и помощи в очень серьезных делах, которые касаются лично меня. Вот почему, господин аббат, я решился, несмотря на столь поздний час, просить майора Струма проводить меня сюда и представить вам. Мог ли я предполагать, что это даст повод к скандальной сцене? Иначе, конечно, я отложил бы свой визит до завтра и представился бы сам!

– Хм, хм, – проворчал майор, – лежачего не бьют! Сознаюсь, я вел себя как ирландская скотина… Кажется, теперь господин аббат ничего больше не может от меня требовать.

– Хорошо, хорошо, господин майор. Не будем ворошить былое.

– Будьте добры, сеньор падре, – вновь заговорил незнакомец. – Ответьте, пожалуйста, сможете ли вы исполнить теперь мою просьбу?

– Сожалею, милостивый государь, но сейчас никак не могу уделить вам внимания. Вы уже слышали, у меня спешное дело. Я должен немедля отправиться в дорогу.

– Да-да, поезжайте, аббат, – вставил комендант. – Хм, тьфу… Кажется, я вас уже не задерживаю. А все-таки у вас крепкие кулаки.

– Милостивый государь, – улыбнулся священник незнакомцу, – я надеюсь вернуться назад поутру и тогда буду к вашим услугам.

– Бесконечно вам благодарен, падре, – проговорил, кланяясь, незнакомец.

– Хорошо все, что хорошо кончается, – сказал майор. – Однако и нам пора отправляться восвояси. А все-таки вы, хотя и сыграли со мной злую шутку, славный малый. Кулаки-то у вас крепкие. Черт подери! Ну да я еще отомщу вам!

– Вы собираетесь, майор, мстить мне? – проговорил, пряча улыбку, священник.

– Ну да уж вы увидите… хм, тьфу. Спокойной ночи, аббат… Черт!.. Прощайте, тьфу, хм, хм.