Онлайн чтение книги Кати в Америке Kati i Amerika
VIII

Солнце село, и наступил вечер, и мы с Бобом пошли в кино в забытом Богом городке, куда причалили на ночь. Тетушка спала в одном из туристических бунгало рядом с мотелем совсем близко от городка, куда мы завернули. Да, она спала как убитая.

— Рано или поздно природа берет свое, — сказал довольный Боб.

Вооруженные колоссальным пакетом попкорна, мы вошли в сверкающий рай, который являл собой самый большой кинотеатр городка. Попкорн, как каждому известно, — воздушная кукуруза. А если не каждому известно, какие колоссальные количества этого своеобразного лакомства потребляются в Америке, спросите у меня. Я сказала Бобу, что если, упаси бог, кто-то ко- го-то случайно переедет и возникнут трудности с установлением личности жертвы, то вскрытие обязательно даст ответ на этот вопрос. Если живот набит кукурузой, то это либо американец, либо курица. Не хочу сказать о попкорне ни единого дурного слова, но шуршание целлофановых пакетов и хруст кукурузы, перемалываемой зубами как раз в тот момент, когда Бетт Дэвис[90] Дэвис Бетт (наст. имя Рут Элизабет, 1908-1989) — выдающаяся драматическая и комедийная киноактриса Америки, лауреат премий «Оскар» (1935, 1938) выходит в звездную ночь с одним желанием — умереть, так сбивают с толку, что тут уж ничего не поделаешь — в твоем духовном мире начинается некоторый кризис.

А вообще-то в американских кинотеатрах тебя сбивают с толку и без попкорна. Я пришла с Бобом в кино, такая счастливая, что увижу настоящий потрясающий триллер, который заставит волосы на голове встать дыбом. А что получается? Только я опускаюсь на свое место и поднимаю глаза к экрану, вижу: там стоит отвратительная личность мужского пола с окровавленным ножом в руке, а полицейские устремляются к ней со всех сторон и один из них говорит тому самому с ножом:

— Стало быть, вы и есть убийца. Ладно, меня это не удивляет!

Разве? Меня это несказанно удивило! Это произошло на экране так внезапно! Толкнув Боба в бок, я прошептала:

— Это что еще за шутки? Мы ведь пришли в середине картины![91]В Америке и в ряде стран Европы в кинозал можно заходить в любое время действия и сидеть там сколько угодно, чтобы по¬смотреть весь фильм.

— Это не важно, — прошептал в ответ Боб. — Мы останемся, пока не посмотрим всю картину — с начала до конца.

Ну и ну! Только представить себе такое! Я спросила Боба, как он читает детективные романы, тоже с конца?

Но именно так и ходят в кино жители Америки! Люди все время поспешно входят и выходят, и садятся на свободные места, и совершенно не реагируют на то, что Кларк Гейбл набрасывается на Лану Тернер[92] Гейбл Кларк (1901-1960) — выдающийся американский актер театра и кино; Тернер Лапа (р. 1920) — актриса кино. Успешно снималась во многих фильмах. с криком «Наконец, наконец-то ты моя!» еще прежде, чем зрители вытащат пакеты с попкорном, и прежде, чем хотя бы мало-мальски убедятся в том, что у Кларка вообще-то благородные намерения в отношении Ланы. Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве в этом случае американцы не похожи на детей? Веселых и приветливых детей, которые смотрят живые картины. Им весело оттого, что герои движутся и что одновременно звучит музыка и раздаются крики. Но то, что, собственно говоря, происходит на белом экране, явно не очень существенно.

Между тем я попыталась сконцентрировать внимание на действиях убийцы, но, о боже, до чего же странно он себя вел! Вместо того чтобы убивать и беспрерывно трудиться, чего можно было бы ожидать от профессионала, знакомого с чувством ответственности, он взял нож для сала на кухне Бейтсов. И тогда прибежала Тетушка и в бешенстве закричала: «Убийца, пусть грех этот останется на твоей совести!»

Верно, все так и произошло, потому что убийца, сев в машину Боба, помчался прямо к крутому обрыву; мне эта картина казалась безумно увлекательной и интересной до тех пор, пока не обнаружилось, что я тоже сижу в этой машине.

В самую последнюю минуту я проснулась — еще секунда, и я бы уже лежала в пропасти, разбившись насмерть. От радости, что я еще жива, я повернулась к Бобу, и... он тоже спал! Он не просыпался до тех пор, пока полицейские, подойдя к нам уже во второй раз, не констатировали:

— Значит, все-таки вы убийца!

Боб, окончательно проснувшись, огляделся и спросил:

— Я спал?

— Да, — ответила я, — рано или поздно природа берет свое.

Боб смутился.

— Могла бы разбудить меня! — сказал он.

Тогда я возразила:

— Как я могла это сделать, если природа по отношению ко мне тоже взяла свое!

Потом мы покинули кинотеатр. И до сих пор я не знаю, кого убили и почему. Зато я знаю, кто совершил преступление, и могу в этом поклясться. Потому что полицейские громко и отчетливо заявили, кто убийца. Причем дважды!

Потом мы пошли в драгстор Дональда, чтобы взбодриться чашечкой крепкого кофе.

Американский драгстор, я снова хочу воздать тебе славу за твой домашний уют и удобства. И горе тому переводчику, который назовет тебя «аптекой», — если, конечно, этот перевод попадется мне на глаза.

Взять хотя бы этот примечательный драгстор в том же маленьком, никому не известном, ничем не примечательном городке. Как приятно было войти туда и взобраться на высокий красный стул перед стойкой, за которой некоему могущественному волшебнику в белом одеянии удалось каким-то таинственным образом приготовить и подать Бобу и мне по чашке кофе с чудесными пышками. Он поджаривал благоухающий гамбургер для сидящего рядом с нами пожилого джентльмена, подвигал две гигантские порции мороженого двум девочкам-подросткам и откупоривал бутылку кока-колы веснушчатому юнцу лет десяти. Драгстор — место в какой- то степени оживленное, где все происходит в быстром темпе и где клиенты постоянно сменяются. Возможно, это в основном зависит от того, что драгстор — одновременно не только кафе, но и магазин. Для меня, привыкшей дома в Швеции к неизменному закрытию магазинов в шесть часов вечера, неописуемо прелестным показалось то, что здесь почти посреди ночи я смогла купить большую банку крема от Элизабет Арден[93]Известная косметическая фирма., бумагу для писем и разные другие жизненно необходимые предметы.

Драгстор, по всей вероятности, играл также роль светского клуба. Мистер Дональд, стоявший за стойкой, знал здесь, очевидно, всех, кроме Боба и меня. И ему, право же, понадобилось совсем немного времени, чтобы выяснить, откуда я приехала. И тогда ему захотелось узнать, очень ли мы боимся России, а пожилой джентльмен, сидевший рядом с нами, охотно и услужливо объяснил нам, что неправильно в политике Швеции. А я, с набитым пышками ртом, слушала его, думая, что, пожалуй, могла бы передать его мудрые слова людям, которые в них нуждаются. Но тут поглощавшие мороженое девочки-подростки захотели услышать, есть ли в Швеции по-настоящему красивые парни, и я сказала:

— Ну да, есть, конечно, и они так красивы, что на них надо смотреть сквозь закопченное стекло, чтобы не ослепнуть.

И тогда веснушчатый юнец сказал:

— Gosh... — и добавил: — Can I have another сос, please! [94] Боже ты мой... Можно мне еще кока-колу, пожалуйста! (англ.)

Все было так интимно, уютно, и я по-настоящему огорчилась, когда Боб сказал, что время его парковки за двадцать пять центов истекло и нам пора ехать домой.

* * *

Домой к Тетушке. Домой в туристические домики. Это были семь почти одинаковых cabins, выстроившихся в ряд.

— Послушай-ка, Боб, — сказала я, — ты не помнишь, в какой cabin остановились мы с Тетушкой?

— Не номер ли это четыре слева? — слегка замешкавшись, спросил Боб.

Сам он жил в крайней хижине справа.

— Номер четыре слева? — переспросила я. — По- моему, это был номер три.

Он думал и сомневался, я думала и сомневалась... А лучше всего было бы просто знать наверняка.

— Предположим, я открываю дверь в хижину номер четыре и вместо Тетушки встречаю там часовщика из Цинциннати... — боязливо сказала я Бобу.

— А что плохого в часовщике из Цинциннати? — громко расхохотавшись, спросил Боб.

— Дурак! — ответила я. — Давай послушаем у дверей. У Тетушки храп специфический, тут уж я не ошибусь: оррх-пух, оррх-пух!

— Тсс, — шикнул на меня Боб. — Ты храпишь так, что разбудишь даже мертвых!

Думаю, я посвящу себя в будущем сравнительному храповедению. Это в самом деле интересно! Мы с Бобом занимались наблюдениями долго, и ой до чего ж это было полезно! Начали мы от дверей номеров три и четыре, но вскоре воодушевились так, что распространили наши исследования и на другие кабины. Собственно говоря, ничего особо хорошего в этом не было, потому что полученные в результате ошеломляющие данные совершенно сбили меня с толку. Сначала я была абсолютно уверена в том, что храп «оррх-пух, оррх-пух», доносившийся через дверь номера четыре, был лейтмотивом Тетушки, но постепенно я начала в этом сомневаться. Оттуда слышался также громкий посторонний звук «ош», объяснить который я как следует не могла.

Боб стоял, прижавшись ухом, напоминавшим кочан- чик цветной капусты, к двери номера три. Восхищенно улыбаясь, он спросил:

— Что ты думаешь о человеке, который храпит: кррр-пи-пи-пи, кррр-пи-пи-пи?

— Звучит потрясающе, — ответила я. — Видно, жирный человек, который по ночам спит крепким сном. Отец семейства в полосатой пижаме.

— Ну, пожалуй так, — согласился Боб.

— Да, это решает дело, — обрадовалась я и посмотрела на дверь номера четыре.

В этой низенькой хижине Тетушка разбила лагерь на ночь, здесь опустила она на подушку свою усталую голову.

То, что дверь была не заперта, подкрепило мое предположение. Дело в том, что ключ у нас был один на двоих и мы с Тетушкой решили, что пусть дверь будет открыта, пока я не приду.

Мы с Бобом коротко и энергично пожелали друг другу спокойной ночи, и я как можно тише, чтобы не разбудить Тетушку, прокралась в хижину. И бесконечно осторожно начала раздеваться в темноте. Тетушка храпела:

— Оррх-пух. — Но иногда: — Ош!

Да, иногда «ош!». Внезапно в душу мою закралось сомнение: что-то не так! В этом «ош!» крылось что-то зловещее и ужасное. Я подкралась к Тетушке и осторожно опустила руку. Я осторожно опустила руку... на щетинистый ус. У Тетушки, правда, были легкие усики над верхней губой, но не могли же они вырасти в такие могучие усы с тех пор, как я видела ее в последний раз. Подавив крик, я выскочила в дверь, сопровождаемая жутчайшим «ош!».

Я направилась к номеру семь, где жил Боб. Пылая жаждой мести, я постучала в дверь, и Боб высунул голову.

— Это ты сказал, что я остановилась в номере четыре? — строго спросила я.

— А разве не ты это сказала? — спросил Боб.

— Нет, не я!

— Ну ладно, кто же там тогда живет? — осведомился Боб.

— Судя по храпу и усам — часовщик из Цинциннати, — ответила я. — Тот, на кого объявлен полицейский розыск за убийство жены и превышение скорости.

— Sorry , — извинился Боб.

— А теперь я пойду и лягу спать в номере три, — сказала я.

Так я и сделала. Я влезла в кровать, твердо решив наутро призвать Тетушку к ответу за то, что она, не предупредив меня, перешла с «оррх-пух» на «кррр-пи-пи-пи» .