Онлайн чтение книги Поцелуй меня, дьявол Kiss Me, Deadly
Глава восьмая

В газете «Глоуб» я получил информацию о Николасе Реймонде. Это была старая газетная вырезка, которую извлек из архива Рэй Дикер. Такую заметку вообще бы не напечатали, если бы она не перекликалась с передовицей. В те дни пресса заострила вопрос о водителях, которые скрываются, сбив пешехода, и этот случай был использован как один из аргументов в пользу повышения освещенности на предмостных участках улиц.

Реймонд был сбит машиной на переходе в момент переключения светофора. Его отбросило с такой силой, что он пробил витрину магазина. Свидетелей не было, если не считать одного алкаша, который находился за полквартала от места происшествия. Машину установить так и не удалось. Информации было негусто — возраст 32, мелкий импортер, жил в многоквартирном доме в районе 50-х улиц.

Я поблагодарил Рэя Дикера и воспользовался его телефоном, чтобы позвонить по последнему адресу Реймонда. Управляющий домом говорил с акцентом, который можно было резать ножом. Да, он помнит мистера Реймонда, это был прекрасный человек, всегда платил по счетам и давал чаевые, как истинный джентльмен. Очень жаль, что он умер. Я с ним согласился, закинул несколько вопросов насчет личности Реймонда и убедился, что он не вызывал никакого интереса у окружающих. Судя по всему, за ним ничего не было.

Получить кое-какие сведения о Макграте не составило большого труда. В газетах было то же самое, о чем рассказала Велда, и ничего больше. Рэй сделал пару звонков и сообщил остальное. Уолтер Макграт довольно часто посещал некоторые ночные клубы известного пошиба, обычно в компании с хорошенькой девушкой. Не без нажима с моей стороны Рэй ухитрился раздобыть его адрес. Большая гостиница на Мэдисон-авеню. Совсем неплохо жил этот Макграт.

Несколько минут мы сидели молча, потом Рэй спросил:

— Еще что-нибудь?

— Ли Кавольский. Помнишь такого?

Ему даже не понадобилось лезть в свой архив.

— Хороший был парень. Жалко, что он не смог продолжить свою карьеру. Как сломал руку на тренировке, так и не вылечил ее до конца. А мог бы стать чемпионом.

— Чем он после этого зарабатывал на жизнь?

— Дай-ка подумать. — Рэй наморщил лоб. — По-моему, какое-то время он работал барменом у Эда Руни, но совсем недолго, потом понемножку тренировал других боксеров. Секундочку! — Он снова снял трубку, позвонил в отдел спорта и с минуту слушал монотонный голос на другом конце провода. Когда он положил трубку, в глазах у него стоял вопрос.

— В чем дело, Майк?

— А что?

Он смотрел на меня озабоченным взглядом.

— Ли устроился на работу в частное сыскное бюро, предлагавшее всем желающим услуги телохранителей. Одним из его первых заданий была охрана девушки, которую убили под Нью-Йорком несколько дней назад.

— Интересно, — сказал я.

— Очень. А как в смысле материала для газеты?

— Если бы я все знал, я бы сейчас здесь не сидел. Как он умер?

— Убийство исключается.

— Из чего это видно?

Он взял трубку, зажал ее в руке и начал выскребать чашечку перочинным ножом.

— Убийцы не развозят пиво на одном и том же грузовике десять лет подряд. У них в семье не бывает по пятеро детей, и они не плачут на улице, когда первый раз в жизни сбивают пешехода.

— У тебя хорошая память, Рэй.

— Я ходил на похороны. Интересно было узнать, что случилось.

— Свидетели?

— Ни одного.

Я встал, нахлобучив шляпу.

— Спасибо за информацию, Рэй. Я тебе сообщу, если что-нибудь узнаю.

— Нужна помощь?

— Даже очень. Есть три человека, о которых ты можешь собрать сведения. Если раскопаешь что-нибудь ценное, я позабочусь, чтобы твои труды не пропали даром.

— Все, что я хочу, — это получить исключительное право на публикацию материала в нашей газете.

— Возможно, ты его получишь.

Он улыбнулся и сунул трубку в рот. С виду Рэй ничего собой не представлял. Маленький, тощий, вечно без денег. Но он умел первым оказываться в нужном месте. Я тоже улыбнулся ему, махнул на прощанье рукой, спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу.

Кабинет доктора Соберина выходил окнами на Центральный парк. Если не лучшее место в мире, то близкое к нему. Дом был угловой, белой каменной кладки, с венецианскими окнами и с очень деликатной табличкой, которая сообщала, что здесь проживает Мартин Соберин. В данный момент она указывала также, что он у себя, поэтому я толкнул дверь, и мелодичные звуки колокольчика возвестили о моем приходе.

Внутри было даже лучше, чем я ожидал. В доме царила атмосфера строгости и пунктуальности, говорившая о том, что здесь принимает известный врач, который ориентирован на высшие слои общества, но в то же время доступен абсолютно каждому как с финансовой, так и с этической стороны. Стены покрыты полками с книгами, медицинские журналы аккуратно сложены на столе, мебель подобрана и расставлена таким образом, чтобы любой пациент чувствовал себя непринужденно. Я сел в кресло, достал сигарету и щелкнул зажигалкой, но тут в приемную вошла медсестра, и рука моя застыла в воздухе.

Бывают женщины просто хорошенькие. Бывают просто красивые. Бывают просто роскошные. И бывают такие, как эта. Я испытал такое чувство, будто получил удар в живот, а когда перевел дыхание, мне хотелось только одного — чтобы она не сходила с того места, где свет из окна за ее спиной пробивался сквозь белую нейлоновую униформу.

У нее были светло-каштановые волосы и очень подходящий голос. Глаза тоже были под цвет волос. И они ощупывали меня и смеялись, потому что она знала, что я чувствовал. И лишь на какой-то миг в ее глазах появилось разочарование. Потому что ее присутствие все-таки не помешало мне закурить, и за дымом сигареты трудно было разглядеть выражение моего лица.

— Доктор у себя?

— Да, но у него сейчас пациент. Он скоро освободится.

— Я подожду.

— Пройдите, пожалуйста, к моему столу, я заполню на вас карточку.

Я глубоко затянулся и выпустил ровную струю дыма, потом встал и посмотрел на нее сверху вниз, слегка улыбаясь.

— Сейчас это было бы очень кстати, но дело в том, что я не пациент.

— Вот как! — Выражение ее лица нисколько не изменилось, только брови чуть выгнулись вверх.

— Но я хочу сказать, что готов заплатить по обычной таксе, если потребуется.

— Я не думаю, что это потребуется. — Брови у нее встали на место, и она взглянула на меня с быстрой дружелюбной улыбкой. — А я могу вам чем-нибудь помочь?

Я растянул рот в такую улыбку, что она не выдержала и засмеялась.

— Не стесняйтесь, — сказала она.

— Сколько доктор будет занят?

— Возможно, еще полчаса.

— Ладно, попробуем обойтись без него. Я следователь. Меня зовут Майк Хаммер, если это что-нибудь вам говорит. В данный момент я хотел бы получить информацию об одной девушке по имени Берга Торн. Совсем недавно доктор Соберин прописал ей лечение покоем и направил в санаторий.

— Да-да, я ее помню. Может быть, вы все-таки пройдете ко мне?

Против ее улыбки не устоял бы ни один мужчина. Она открыла дверь, снова вступила в полосу света и прошла в угол комнаты к своему столу. Перед тем как сесть, она оправила юбку легким движением руки. Стоя в дверях, я услышал слабый треск статического разряда, и тонкая ткань еще плотней прилегла к ее телу.

— Удивительно, как быстро пациент решает, что он совершенно здоров, — сказала она.

— А пациентки?

— Эти находят у себя все новые болезни. — Губы ее дрогнули, словно бы она старалась подавить смех. — О чем вы думаете?

Я подошел к ее столу, подтянул стул.

— Что дает такой красотке эта работа?

— Богатство и славу, если вам непременно надо знать. — Она достала из шкафа историю болезни и начала ее перелистывать.

— А если серьезно? — сказал я.

— Вам действительно интересно? — спросила она, быстро взглянув на меня.

Я кивнул.

— Я училась на медсестру сразу после школы. Получила диплом. На свою беду, еще не успев начать работать, выиграла конкурс красоты. Неделю спустя я была в Голливуде и позировала для фотографий, но дальше этого дело не пошло. Через полгода я работала официанткой в придорожном ресторане, и мне потребовался еще год, чтобы мозги встали на место. Тогда я вернулась домой и стала медсестрой.

— Значит, кинозвезды из вас не вышло?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Но ведь не из-за того, что у вас нет фигуры?

Она бросила на меня быстрый взгляд, который означал: «Вы все отлично понимаете».

— Представьте себе, я оказалась нефотогеничной.

— Этого невозможно представить.

Она села за стол, держа в руке три карточки, заполненные на машинке.

— Вы очень любезны, мистер Хаммер. — В ее голосе звучал зов невидимой лесной птицы, который заставляет вас остановиться и прислушаться. Она разложила карточки на столе, и лицо ее приняло деловое выражение. — Думаю, это то, что вам нужно. Теперь покажите мне, пожалуйста, вашу доверенность от страховой компании, и если у вас имеются с собой бланки…

— Я не страховой следователь.

Она бросила на меня недоуменный взгляд и машинально сложила карточки вместе.

— О… извините. Вы знаете, конечно, что такая информация всегда является конфиденциальной, и…

— Девушки нет в живых. Ее убили.

Она хотела что-то сказать, но внезапно остановилась. Потом спросила:

— Вы из полиции?

Я кивнул. Оставалось лишь надеяться, что она ничего больше не спросит.

— Понятно. — Она прикусила нижнюю губу и взглянула искоса на дверь слева. — Насколько я помню, к доктору не так давно приходил человек из полиции.

— Все правильно. Мне передали это дело. Я предпочитаю лично ознакомиться со всеми обстоятельствами, а не перечитывать бумажки. Если вы считаете, что надо подождать доктора…

— Нет, нет, я думаю, все в порядке. Прочитать вам, что здесь написано?

— Читайте.

— Если коротко, она была в состоянии сильного нервного расстройства. Видимо, от переутомления. У нее прямо здесь была истерика, и доктору пришлось дать ей успокоительное. Она нуждалась в полном покое, и доктор направил ее в санаторий. — Она чуть сдвинула брови. — Откровенно говоря, не вижу здесь ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию. Никаких физических нарушений, только симптомы, связанные с ее психическим состоянием.

— Можно взглянуть на карточки?

— Разумеется. — Она протянула их мне, наклонившись над столом, но тут же поймала мой взгляд и с улыбкой откинулась на спинку стула.

Я не стал смотреть карточку, которую она мне читала. Во второй было записано имя пациента, адрес, история развития болезни, а внизу слева, в графе «кем рекомендовано» стояло имя Уильяма Уитона. В последней карточке был диагноз, рекомендуемое лечение и подтверждение санатория, что диагноз поставлен правильно.

Я еще раз взглянул на карточки, недовольно поморщился ввиду полного отсутствия нужной мне информации и отдал их назад.

— Помогут хоть немного?

— Сейчас трудно что-либо сказать.

— Вы все-таки хотели бы видеть доктора?

— Не особенно. Возможно, я зайду еще раз.

Что-то изменилось в ее лице.

— Пожалуйста, заходите.

Она не стала меня провожать. Дойдя до двери, я обернулся. Она сидела за столом, уперев подбородок в ладони, и смотрела на меня.

— Вы должны еще раз попробовать Голливуд, — сказал я.

— Здесь я встречаю более интересных людей, — ответила она.

Потом добавила:

— Хотя трудно что-нибудь сказать после такого короткого знакомства.

Мы обменялись дружескими улыбками, и я вышел на улицу.

Бродвей опять сверкал и переливался, раскрывая свои объятия сонмищу простаков с громким призывным кличем, который никогда не затихал. Я приближался к царству света, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь сложить воедино куски и заполнить пустоты.

По дороге я зашел в бар, наскоро заправился и пустился в плавание по Бродвею, бросая якорь в каждой удобной гавани. Так прошло два часа, но ничего не случилось. Нет, я не остался на Бродвее, потому что никто не стал бы искать меня на Бродвее. Может, попозже, но не сейчас.

Итак, я сменил курс и направился в восточную часть города, где люди говорили по-другому, и одевались по-другому, и были людьми моей породы. У них не было денег и не было форса, но они знали свой город, знали его образ мыслей и образ действий. Это были люди, откровенно боявшиеся монстра, который разросся вокруг них, и все-таки он им нравился.

Я двигался с остановками в сторону 20-х улиц.

Я ловил на себе взгляды, видел кивки, слышал шепот.

Теперь я сразу узнал бы их в толпе по тем описаниям, которые были сообщены мне вполголоса.

В одном месте мне шепнули, что надо остерегаться еще кое-кого.

В два тридцать я разминулся с ними на десять минут.

Еще через полчаса они, видимо, заблудились.

Я вернулся на Бродвей, когда кабаки еще не начали закрываться. На углу я вылез из такси и приступил к обходу. В двух местах мне были рады, в третьем бармен, который не раз оказывал мне услуги, попытался захлопнуть дверь перед моим носом, бормоча какие-то извинения насчет того, что он уже закончил работу. Я протиснулся внутрь, оттеснил его от двери и навалился на нее спиной, пока не щелкнул замок.

— Они были здесь, Энди?

— Майк, мне это не нравится.

— Мне тоже. Когда они были?

— Час назад.

— Ты их знаешь?

Он замотал головой и мельком взглянул мимо меня в боковое окно.

— Мне их показали.

— Трезвые?

— Взяли два виски, но едва притронулись. — Он снова посмотрел мимо меня. — Низенький нервничал… злился, что другой не дает ему выпить.

Энди засунул руки под передник, чтобы не тряслись.

— Майк… никто даже говорить с тобой не станет. Кому охота связываться с этими подонками? Может, не будешь сюда заходить… пока все не утрясется?

— Ничего не утрясется, приятель. И я хочу, чтобы ты шепнул об этом тому, кто услышит и передаст дальше. А ребяткам этим скажи, что не надо больше меня искать. Пусть сидят на месте, я сам их найду.

— Не лезь на рожон, Майк!

— Запомни — тому, кто услышит и передаст дальше.

Я нащупал ручку и открыл дверь. Улица была пуста, на углу стоял полицейский. Мимо проехала патрульная машина, и он ей козырнул. Двое пьяных у него за спиной завернули за угол и передразнивали его, приставив большой палец к носу.

Я повернул ключ в замке. Я знал, что изнутри должна быть накинута цепочка, поэтому лишь чуть приоткрыл дверь и сказал:

— Это я, Лили.

Вначале не было ни звука. Потом я услышал медленный выдох — так выпускают воздух после глубокого вздоха. Лампа в углу была включена, и в ее неярком свете комната казалась пустой. Она появилась безмолвно, и блеск ее волос словно бы прибавил света.

В улыбке, с которой она взглянула на меня через приоткрытую дверь, была какая-то неестественная напряженность. Странная, далекая, непонятная улыбка, которая мелькнула и погасла. Она сняла цепочку, и я шагнул в открывшуюся дверь.

Теперь пришел мой черед сделать медленный выдох. Она стояла, как изваяние, устремив на меня неподвижный взгляд. Рот у нее был полуоткрыт, за белой полоской зубов двигался кончик языка. Глаза, похожие на два бездонных колодца, были страшны своей черной пустотой.

Потом она улыбнулась, и свет, который золотил ее волосы, отбросил тени на плоский живот, обозначив пышные формы, замершие в напряженном ожидании, и на ее лице появилось такое же выражение, как тогда, в доме на Атлантик-авеню… а потом оно внезапно исчезло, как спугнутая птица.

— Тебя никто не просил ждать.

— Я… не могла заснуть.

— Звонки были?

— Два. Я не отвечала. — Пальцы ее прошлись по пуговицам халата от подбородка до коленей, как бы проверяя, все ли они на месте — видимо, машинальный жест, который вошел у нее в привычку. — Кто-то здесь был, — сказала она, и в ее глазах мелькнул страх.

— Кто?

— Сначала постучали, потом пытались открыть дверь. — Она говорила почти шепотом, и я видел, как у нее дрожит подбородок. Ненависть из прошлого захлестнула меня с головой, руки судорожно сжались в кулаки.

Она медленно отвела глаза.

— Сколько можно бояться, Майк? — спросила она. — Сколько… можно?

Я обхватил ее лицо ладонями, приподнял вверх, заглянул в жаркие глаза, затуманенные слезами. Мне хотелось сказать ей, что скоро она избавится от страха. Избавится навсегда. Но я не мог этого сделать, потому что ее полураскрытый жадный рот был слишком близко. А потом она отпрянула от меня коротким резким движением, в котором тоже чувствовался страх.

Это продолжалось недолго, и мне вспомнились ее слова, что я славный парень, а славный парень должен быть осторожным, когда рядом женщина. Тем более женщина, которая только что вылезла из ванны, чтобы открыть ему дверь, и на ней лишь тонкий шелковый халатик, а вы знаете, что происходит, если он намокнет. В глазах у нее заплясали огоньки, затем она ушла в спальню и закрыла за собой дверь.

Я слышал через дверь, как она двигалась, как легла в постель, потом погасил свет, сел в кресло у окна и включил приемник. Но я ничего не видел и не слышал, мысли мои блуждали далеко в горах. Я вышел на поворот, и внезапно из темноты вынырнула женщина-викинг, размахивая руками в лучах фар. Пронзительно взвизгнули тормоза, она приближалась с каждой секундой, и уже не было никакой надежды остановить машину. Она испустила последний крик, который вобрал в себя весь ужас мира, и я почувствовал, как холодный пот стекает у меня по затылку. Она была уже мертва, а крики все еще неслись из-под колес, и лишь после того, как я очнулся и поднял трубку, они окончательно стихли.

Я сказал короткое «алло», сказал еще раз, и тогда приятный тихий голос спросил:

— Майк Хаммер?

— Совершенно верно. Кто говорит?

— Неважно, мистер Хаммер. Я просто хотел привлечь ваше внимание к одному факту. Когда вы сегодня выйдете на улицу, перед вашим домом будет стоять новый автомобиль. Он принадлежит вам. Документы на сиденье, и все, что вам остается сделать, — это подписать их, поставить свои номера.

Из трубки на меня дохнуло смрадом.

— И что дальше, приятель?

В тихом голосе появились металлические нотки.

— А дальше то, что мы извиняемся за вашу прежнюю машину, очень извиняемся. Очень жаль, что так получилось. Но что было, то быльем поросло.

— Заканчивайте.

— Вы берете машину, мистер Хаммер, и уезжаете в длительный отпуск, месяца на три-четыре.

— А если не уеду?

— Тогда оставьте ее там, где она стоит. Мы позаботимся о том, чтобы она была возвращена покупателю.

Я засмеялся в трубку злым, презрительным смехом, который говорил сам за себя.

— Вот что, приятель… Я возьму машину, но не стану брать отпуск. Зато когда-нибудь возьму тебя.

— Как вам угодно.

— Вот именно, как мне угодно, — сказал я, но трубку уже повесили.

Теперь меня обложили со всех сторон. Двое взяли подряд на прочесывание Бродвея. Одним глазом высматривают меня, другим — оперов из полиции, которых наверняка отрядил Пэт. Теперь-то они расщедрились.

Как сказала Лили, сколько можно бояться. Им совсем не нравилось, как развиваются события. Я сидел у окна и скалился в темноту, думая о главарях, которых никто не знал в лицо. Может, они и сумели бы меня убрать, если бы я раскипятился, как в былые времена. Они не привыкли ждать.

Я вытряхнул из пачки сигарету, докурил ее до конца и раздавил в пепельнице. Потом пошел к себе в спальню и прилег на кровать. Будильник стоял на восьми, и спать оставалось совсем мало, но я переставил его на семь, хотя знал, что буду ругать себя за это.

Машина была блеск! Темно-бордовый «форд» с открывающимся верхом сверкал на утреннем солнце, как капля росы. Боб Гелли обошел ее кругом, улыбаясь своему отражению на хромированной поверхности, и встал рядом со мной на тротуаре.

— Классная тачка, Майк! Сдвоенная выхлопная труба. — Он вытер руки о комбинезон и выжидательно взглянул на меня.

— Она заминирована, Боб. Сумеешь найти взрывное устройство?

— Как ты сказал? — переспросил он, бросив на меня недоверчивый взгляд.

— Эта машина — подарок… От кого-то, кому я не нравлюсь. Они надеются, что я в нее сяду. А потом будет большой грохот. Возможно, они даже учли, что я могу заподозрить неладное и пригласить механика. Поэтому устройство надежно спрятано. Найди эту штуку, Боб!

Он вытер рот рукавом и сдвинул шляпу за затылок.

— Лучше всего загнать ее в реку на пару часов.

— Давай, Боб, берись за дело, мне нужна машина.

— Послушай, Майк, за сотню я могу сделать очень много, но…

— Значит, две сотни. Только найди эту штуку.

Две сотни решили дело. За такие бабки можно было и рискнуть. Он опять вытер рот рукавом и кивнул. Солнце еще не поднялось над крышами, и было совсем не жарко, но лицо его взмокло от пота. Чтобы не торчать у него над душой, я пошел в ресторан и плотно позавтракал, потом скоротал час за разглядыванием витрин. Когда я вернулся, «форд» стоял с откинутым капотом, а Боб сидел за рулем, погруженный в раздумье. Увидев меня, он вылез из машины и зажег сигарету.

— Ну как, нашел?

Он сжал губы и быстро взглянул по сторонам.

— Да. Шесть динамитных патронов подключены к зажиганию.

— Что-то очень уж просто.

— Вот и мне так показалось. Я ее чуть не наизнанку вывернул, но ничего больше не нашел. Если там есть что-нибудь еще, значит, ставил человек, который знает свое дело.

— Знает, Боб. Он на этом деле собаку съел.

Он докурил сигарету, взглянул на двигатель и залез под машину. Я стоял рядом и ждал. Через несколько минут он вылез и снова посмотрел на двигатель. Лица у него сделалось напряженным, словно он пытался что-то вспомнить, потом напряжение перешло в растерянную улыбку, он взглянул на меня и хрипло произнес:

— Держу пари, Майк, что я нашел эту штуку.

— На сколько?

— Еще сотня?

— Порукам.

— Понимаешь, я вспомнил о взрывном устройстве, которое подложили в машину генералу Гейни. Хитрая штука! — Он снова улыбнулся.

— Генерал-то остался жив, а вот водитель накрылся через пару дней.

Он скользнул на сиденье и склонился с отверткой над приборным щитком. Потом вышел с довольным видом, просунул под машину инструменты и полез туда сам. Минут через двадцать он медленно выбрался из-под машины, бережно держа на весу какой-то предмет, похожий на продольно разрезанную трубку. Из одного конца торчал колпачок взрывателя.

— Вот, полюбуйся, — сказал он. — Симпатичная штука, а?

— Н-да…

— Была соединена со спидометром. Через несколько сотен миль должно было произойти замыкание, и тебя разнесло бы в куски. Они закрепили ее на верхнем конце глушителя. Что с ней делать?

— Выброси в реку, Боб. И никому об этом не рассказывай. Зайди ко мне вечером, я выпишу тебе чек.

Он взглянул на продолговатый предмет в своей руке, вздрогнул и зажал его еще сильнее.

— Майк… если тебе все равно… я хотел бы получить деньги сейчас.

— Что за срочность? Ты ведь знаешь, что я заплачу…

— Знаю, знаю. Но если кто-то за тобой так охотится, ты можешь и не дожить до вечера, ясно?

— Куда яснее. — Я поднялся к себе и выписал чек. Вместе с чеком я дал ему доллар на такси до набережной, потом влез в машину. За три сотни это было совсем неплохое приобретение. Даже с учетом доллара сверху. Я запустил двигатель, прислушался к низкому утробному урчанию, вселившему в меня чувство уверенности, включил скорость и тронулся в короткий путь на север.

Пэт ошибся, когда сказал, что Карл Эвелло в городе. За последнюю неделю он сменил два адреса и сейчас жил в Йонкерсе, в самом фешенебельном районе.

На первый взгляд дом мог бы показаться скромным. Потом вы обращаете внимание на тщательно ухоженный садик, замечаете «кадиллак» с открывающимся верхом, новый «бьюик-седан», стоящие рядышком в гараже, который мог бы достойно выглядеть, как крыло Тадж-Махала. Вы прикидываете, что в доме не меньше двух десятков комнат, и видите, что предусмотрена каждая мелочь.

Я подкатил к подъезду по крытой аллее. Где-то за домом слышался приятный женский смех на фоне тихой музыки из радиоприемника. Засмеялся мужчина, к нему присоединился другой.

Я заглушил двигатель и вылез из машины, соображая на ходу, как лучше поступить — явиться без предупреждения или пройти через обычную процедуру. В этот момент послышался шорох шин на аллее, и я увидел светло-зеленый «мерседес», который остановится около дома, коротко просигналил в знак привета, взревел и заглох.

Странная вещь красота. Например, все дети прекрасны независимо от того, как они сложены. В какой-то момент любая женщина прекрасна, лишь бы была подходящего цвета. Здесь главную роль играет не внешний фактор, а нечто более сложное, не поддающееся точному описанию, но воспринимаемое с первого взгляда, и именно этим обладала женщина, которая вышла из «мерседеса».

У нее были светло-каштановые волосы, буйная копна волос в отблесках солнечного света. Она улыбнулась мне, и в очертаниях ее рта было столько своеобразного великолепия, что все остальное отошло на задний план. Он был обольстительно красивый, с полными и влажными губами, своевольный и нетерпеливый.

Она подошла ко мне быстрыми шагами, чуть заметно улыбаясь, и легкий ветерок трепал ее волосы.

— Привет, — сказала она. — Приехали в компанию?

— Нет, — сказал я. — К сожалению, по делу.

Она засмеялась гортанным смехом, обнажив ровные зубы, скользнула по мне мгновенным оценивающим взглядом, и на лице у нее появилось смешанное выражение озадаченности и любопытства.

— То-то я вижу, что вы немножко не такой, — сказала она.

Я промолчал, и она протянула мне руку.

— Мики Фрайди.

Я улыбнулся и взял ее руку.

— Майк Хаммер.

— Два Майкла.

— Похоже, так. Вам придется сменить имя.

— А почему не вам?

— Вы правильно сказали, что я не такой. Я говорю, а не мне говорят.

Она сжала мне руку, и ее смех заглушил все другие звуки.

— Все-таки я останусь Мики… во всяком случае, пока. — Я выпустил ее руку, и она спросила:

— Ищете Карла?

— Совершенно верно.

— Не знаю, что там у вас за дело, но попробую помочь. Дворецкий все равно скажет вам, что Карла нет, так что не будем его спрашивать, ладно?

Вот такой и надо быть, подумал я. Дружелюбной и без всяких выкрутасов. Чтобы каждому было видно хорошее воспитание. Чтобы оно могло проявиться во всем своем блеске. Если она берет вас за руку, то так, будто вы близки и знаете друг друга всю жизнь; если заводит разговор, то так, будто его только что прервали.

Мы пошли вокруг дома по дорожке, вымощенной каменными плитами и обсаженной цветами, нисколько не торопясь и любуясь красотами этого райского уголка.

Я предложил ей сигарету, щелкнул зажигалкой, потом прикурил сам. Выпуская дым изо рта, она спросила:

— Кстати, какое у вас дело? Как мне вас представить — как своего друга или как-нибудь еще?

Ее рот был слишком близок и вызывающе нетерпелив. Смотреть на него было таким же испытанием, как для голодающего смотреть на жареный кусок мяса на вертеле. Я глубоко затянулся и сказал, глядя ей в глаза:

— Я ничего не продаю, Мики… пока не пришла беда. Возможно, я ошибаюсь, но очень сомнительно, чтобы меня нужно было представлять Карлу.

— Не понимаю.

— Тогда прочитайте обо мне. Любая газета даст вам информацию.

Она посмотрела на меня, как на редкого зверя в клетке.

— Наверное, я это сделаю, Майк, — улыбнулась она, — но вряд ли я найду там что-нибудь такое, чему я могла бы удивиться. — И снова улыбка и гортанный смех.

В этот момент мы завернули за угол, и я увидел Карла Эвелло.

В нем не было ничего особенного. На улице он вряд ли привлек бы ваше внимание, в крайнем случае его можно было принять за бизнесмена. Мужчина лет под пятьдесят, заурядной внешности, начавший раздаваться в талии, но тщательно скрывающий полноту за счет искусства портного. Он смешивал коктейли на столе под пляжным зонтом, пересмеиваясь с тремя девицами, которые сидели в шезлонгах.

Двое мужчин рядом с ним тоже могли бы показаться бизнесменами, если бы вы не знали, что один из них был главарем рэкетиров в портовом районе и частым гостем на первой полосе газет. Другой не торговал принудительным трудом, краденым товаром или несчастьями на заказ, но его бизнес был не менее грязным. Он держал контору в Вашингтоне и торговал влиянием. Он с одинаковым усердием жал руки президентам и бывшим каторжникам, наживался на устройстве нужных знакомств.

Я бы чувствовал себя более свободно, если бы разговор при моем появлении прервался. Тогда я бы знал, как себя вести. Но ничего не произошло. Девицы мило улыбнулись и вежливо поздоровались. Пока шел обмен именами, Карл изучал меня с таким лицом, словно пытался припомнить, где он меня видел.

— Хаммер, Майк Хаммер, — сказал он. — Ну да, конечно. Частный детектив, не так ли?

— Был.

— Да-да, несомненно. Я частенько читал о вас. Сестре только волю дай, уж она постарается найти себе необычного провожатого. — Он широко улыбнулся, прямо-таки просиял. — Позвольте представить вам Эла Аффи, мистер Хаммер. Мистер Аффи — деловой представитель бруклинской фирмы.

Главарь портовой мафии изобразил на своем лице кривую улыбку и протянул руку. Меня так и подмывало дать ему по роже, но вместо этого я пожал ему руку и посмотрел в глаза с такой же улыбкой, с какой он смотрел на меня, потому что мы с ним когда-то встречались и оба прекрасно помнили об этом.

Лео Хармоди казался невозмутимым. У него была потная и вялая рука. Он повторил мое имя, кивнул и вернулся к своей девушке.

— Выпьете? — спросил Эвелло.

— Нет, спасибо. Если у вас найдется несколько минут, я бы хотел поговорить с вами.

— Конечно, конечно.

— Это не светский визит.

— Ко мне вряд ли кто-нибудь пожалует со светским визитом. Можете мной располагать. Разговор личного характера?

— Да.

— Пойдемте в дом. — Не утруждая себя извинениями, он взял со стола наполненный бокал, кивнул мне и пошел через лужайку к дому. Два амбала, сидевшие на ступеньках, почтительно встали, открыли дверь и проводили нас внутрь.

Дом был такой, как я и ожидал. Миллион долларов в подобающей упаковке. Богатство в хорошем вкусе, который не мог быть продиктован человеком, воспитанным на задворках мафии. Через длинный холл мы прошли в кабинет, в котором господствовал большой концертный рояль, и Карл жестом руки пригласил меня сесть.

Два парня вошли следом и встали спиной к двери.

— Разговор личного характера, — сказал я.

Карл небрежно махнул рукой и сказал:

— Они ничего не слышат. — Потом сделал несколько неторопливых глотков. Я видел только его глаза над краем бокала, круглые и блестящие глаза-бусинки. Я видел слишком часто такие глаза — острые буравчики под припухшими веками.

Я взглянул на парней, и один из них, повыше ростом, качнулся на носках и осклабился. У каждого из них оттопыривался карман на правом бедре.

— Тем не менее они имеют уши.

— Тем не менее они слышат только то, что я хочу. — Лицо его расплылось в улыбке. — Необходимые излишества, так сказать. Есть люди, которые постоянно предъявляют ко мне требования, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Я вытащил сигарету, неторопливо прикурил, побарабанил пальцами по ручке кресла. Я дал ему возможность увидеть мою улыбку и слегка повернул голову, чтобы парни у двери тоже могли ее увидеть. — Они тебе помогут, Карл, как мертвому припарки, ты это тоже имей в виду. Я запросто шлепну и тебя, и этих двоих еще до того, как любой из вас попробует вытащить свою хлопушку.

Карл привстал в своем кресле, большой парень перестал раскачиваться, и в какой-то момент мне показалось, что он все-таки попробует. Возможно, ему не понравилась моя улыбка, и он не стал ничего затевать.

— Выйдите, ребята, — сказал Карл, и они молча вышли.

— Теперь мы можем поговорить, — сказал я.

— Мне не нравится ваше поведение, мистер Хаммер.

— Конечно, это их портит. Они знают, что им платят не по делу, не такие уж они крутые. Смешно подумать, как меняется человек перед лицом смерти. Они крутые только потому, что отличаются от обычных людей. Их не тревожит совесть. Они застрелят человека и будут смеяться, потому что знают, что не получат пулю обратно, но стоит им оказаться в одном шаге от смерти, и они тут же меняются. Я тоже не подвержен угрызениям совести.

Все это время он сидел, подавшись вперед. Когда я кончил говорить, он откинулся на спинку кресла и взял свой бокал.

— Что у вас за дело, мистер Хаммер?

— Девушка, которую звали Берга Торн. — Мне показалось, что у него слегка раздулись ноздри.

— Насколько я знаю, она умерла.

— Она была убита.

— А чем вызван ваш интерес?

— Вот что, приятель, давай не будем терять время, — сказал я. — Ты отвечаешь на мои вопросы, или я применяю грубые методы воздействия. Выбирай сам.

— Послушайте, мистер Хаммер…

— Заткнись. Это ты послушай. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своей связи с этой девушкой. Ничего больше. Но без дураков! Можешь травить кому угодно, только не мне. Я не полиция, но сколько было таких случаев, когда ребятки только мечтали, чтобы на моем месте оказался полицейский!

Трудно было сказать, что он думает. Глаза у него стали ледяные, потом оттаяли, губы тронула улыбка.

— Хорошо, мистер Хаммер, не будем ссориться. Я обо всем рассказал полиции, поэтому не имеет смысла скрывать что-нибудь от вас, если вы действительно заинтересованы. Берга Торн была девушка, которая мне нравилась. Какое-то время я… ну, содержал ее, если хотите.

— Зачем?

— Не смешите. Если вы знали ее, тогда вы знаете, зачем.

— Она не имела ничего такого, что вы не могли бы получить еще где-нибудь.

— Она имела достаточно много. Ну, так что еще?

— Почему вы с ней порвали?

— Потому что я так хотел. Она вцепилась в меня как клещ. Я слышал, вы пользуетесь успехом у женщин. Вы должны знать, что это такое.

— Я гляжу, ты здорово меня проверял, Карл.

Глаза у него снова стали ледяные.

— Я думал, мы разговариваем серьезно.

Я затянулся, медленно выпустил струйку дыма.

— Как у тебя дела в мафии, Карл?

Он проявил завидную выдержку. В лице у него ни один мускул не дрогнул.

— Это заходит слишком далеко.

— Вот и я говорю, что далеко. — Я встал с сигаретой во рту. — Но скоро зайдет еще дальше. — Я направился к двери.

Он снова выпрямился в кресле и со стуком опустил стакан на столик.

— Стоило поднимать такой шум из-за минутного разговора, мистер Хаммер?

Я повернулся к нему с проникновенной улыбкой, в которой было столько же смеха, сколько в оскале мертвеца, и увидел, как он весь напрягся.

— Я не для разговора приходил, Карл. Я хотел увидеть твое лицо, чтобы хорошенько его запомнить. И, когда я увижу, как оно посинеет, а может, зальется кровью, как остекленеют глаза и язык вывалится наружу, у меня не будет никаких сомнений насчет личности покойника. Подумай об этом, Карл, лучше всего на сон грядущий.

Я вышел из комнаты.

Парни стояли за дверью. Они лишь скользнули по мне взглядом, в котором я не заметил особой симпатии. Их тоже надо было запомнить.

Когда я вышел из дома, Мики Фрайди увидела меня и помахала рукой. Я ей не ответил, и она подошла ко мне с нарочито нахмуренным лицом. Я не мог оторвать взгляда от ее рта, даже с надутыми губами.

— У, обманщик! — сказала она. — Ведь не было никакого дела?

Она была как ребенок, прелестный ребенок, вполне взрослая там, где полагается, но с улыбкой и шаловливостью ребенка. А на детей не сердятся.

— Значит, вы его сестра?

— Не совсем. Только по матери.

— А-а…

— Собираетесь составить им компанию?

Я взглянул на группу людей, все еще занятых своими коктейлями.

— Нет, спасибо. Она мне не нравится.

— По правде сказать, и мне тоже. Давайте уедем?

— Удачная мысль.

Мы даже ни с кем не попрощались. Она просто взяла меня за руку и потащила вокруг дома, болтая без умолку. Когда я садился в свою новую тачку, к дому подкатил «кадиллак», из него торопливо вышел мужчина и открыл дверцу с другой стороны.

Интересно, подумал я, что здесь делает почтенный конгрессмен Гейфи, когда он должен сидеть на заседании сенатской комиссии в Вашингтоне? Мне не пришлось долго удивляться. Он подал руку женщине, помогая ей выйти из машины, и Велда благовоспитанно улыбнулась в нашу сторону перед тем, как пошла по дорожке вокруг дома.

— Потрясная женщина, правда? — сказала Мики.

— Даже очень. А кто она?

Мики стояла как вкопанная, потому что она действительно была потрясена.

— Не знаю, — сказала она, слегка качнув головой. — Скорее всего одна из его протеже. У Боба отменный вкус.

— Не очень, если он вас проглядел.

Она рассмеялась.

— Спасибо за комплимент, но это не он, а я его проглядела.

— Виноват! — улыбнулся я. — А что связывает сенатора с Карлом? Хоть он и ваш брат, но репутация у него далеко не безупречная.

Она ничуть не смутилась.

— Мой брат, конечно, не образец нравственности, но он крупный бизнесмен. Может, вы об этом не знаете, но большой бизнес и правительство иногда идут рука об руку.

— Ага. Только не тот бизнес, которым занимается Карл.

На этот раз она и вправду нахмурилась. Она посмотрела на меня изучающим взглядом, скользнула в машину и сказала, когда я сел за руль:

— Перед тем как Боба избрали в конгресс, он был адвокатом у Карла. Он работал с отчетами какой-то корпорации на Западе, которую контролировал Карл. — Она замолчала и взглянула мне в глаза. — Какие-то махинации, да?

— Боюсь, милая девушка, что махинации не то слово.

Я запустил двигатель, посидел минуту, прислушиваясь к его урчанию, потом включил скорость. Вся эта мощь под капотом рвалась наружу, но я держал ее в узде. Я проехал по аллее, вырулил на улицу и покатил к центру города. Мы не разговаривали. Какое-то время мы просто ехали и смотрели, как мимо проносятся дома. Солнце стояло высоко над головой. Большой горячий шар, который улыбался миру, и от этого казалось, что все в порядке, тогда как все было ни к черту.

Скоро она заговорит, я в этом нисколько не сомневался. Я думал о том, как она это скажет и как я буду отвечать. Может быть, она начнет осторожно, намеками?

Но когда она заговорила, вопрос был задан в лоб:

— Что вы хотели от Карла? — Голос ее звучал сонно и расслабленно. Она полулежала в ленивой позе, откинув копну волос на спинку сиденья. Рот ее был все так же великолепен, губы восхитительно алые, влажные и трепетно-нежные, готовые мгновенно откликнуться на прикосновение, как струны скрипки.

Мой ответ был таким же прямым, как ее вопрос.

— Когда-то у него была девушка. Сейчас ее нет в живых. Возможно, он причастен к ее убийству. Возможно, ваш братец-бизнесмен связан с мафией.

Она медленно перекатила голову по спинке сиденья и посмотрела на меня.

— А вы?

— Когда меня начинают интересовать люди вроде вашего брата, дело обычно заканчивается тем, что они становятся покойниками.

— О-о! — Одно короткое восклицание, ничего больше. Она отвернулась и стала глядеть в окно.

— Хотите, я отвезу вас обратно?

— Нет.

— Хотите, поговорим об этом?

Она пошарила рукой по сиденью и взяла пачку сигарет, потом одновременно прикурила две сигареты и одну вставила мне в рот. Я почувствовал вкус губной помады. Приятный вкус, который влечет к источнику.

— Удивительно, что для этого потребовалось столько времени, — сказала она. — Раньше он пытался водить меня на нос, но теперь-то ему все равно. Я часто думала, когда это произойдет. — Она сделала глубокую затяжку и долго смотрела, как струйка дыма втягивается в полуоткрытый вентилятор.

— Вы не будете возражать, если я немножко поплачу?

— Не стесняйтесь.

— Серьезная неприятность?

— Если считать убийство неприятностью, то серьезнее не бывает.

— Но ведь не Карл?..

Когда она взглянула на меня, в глазах у нее стояли слезы.

— Не знаю, — сказал я.

— Значит, вы не уверены?

— А мне незачем быть уверенным.

— Но… вы из полиции?

— Нет. Я никто. Но такой важный никто, что многие хотели бы видеть меня в гробу, да вот закавыка — кишка тонка!

Я притормозил у бара, поставил машину на свободное место и заглушил мотор.

— Так вы говорили насчет брата…

Она на меня не смотрела. Докурила сигарету до конца, швырнула окурок в водосточную канаву.

— Да особенно и рассказывать нечего. Я знаю, какой он, знаю людей, с которыми он связан. Это не сливки общества, но он вращается в их кругу. Значит, он чем-то для них важен.

— Вы слышали когда-нибудь о Берге Торн?

— Да, я хорошо ее помню. Похоже было, что Карл врезался в нее до уши. Он долго… содержал ее.

— Почему он ее бросил?

— Я… не знаю, — сказала она прерывающимся голосом. — Она была странная девушка. Однажды ночью они повздорили, и после этого Карл к ней охладел. Потом появилась другая. Это все, что я помню.

— Все?

Она кивнула.

— Вы когда-нибудь слышали о мафии?

Она опять кивнула.

— Майк, Карл не имеет отношения к мафии. Я знаю, что нет.

— Если бы имел, вы бы все равно об этом не знали.

— Ну, а если имеет?

Я пожал плечами. На такой вопрос был только один ответ.

Пальцы ее немного дрожали, когда она вытаскивала из пачки еще одну сигарету.

— Майк… теперь я хотела бы вернуться.

Я зажег ей сигарету и запустил двигатель. Докурив сигарету, она тут же взяла другую. За всю дорогу она слова не проронила. Нижняя губа у нее припухла, потому что она все время ее прикусывала, и каждые несколько минут плечи ее вздрагивали от сдерживаемых всхлипываний. Я подъехал к воротам, перегнулся через нее и открыл дверцу.

— Фрайди…

— Да, Майк?

— Если ты решишь, что знаешь ответ… Позвони мне.

— Хорошо, Майк. — Уже выходя из машины, она задержалась и повернула голову. — Ты славный парень, Майк. Жаль, что у нас так получилось, честное слово, жаль!

Ее рот был слишком близок и слишком нежен, чтобы просто смотреть на него. Моя ладонь словно бы сама по себе легла на копну волос, и внезапно эти прекрасные влажные губы оказались на расстоянии нескольких дюймов, а потом расстояние исчезло. Они были жаркие, нежные и зовущие — именно такие, как я и ожидал. Едва прикоснувшись, я оторвался от них, пока не стало слишком поздно. Она слегка улыбнулась, сверкнув жемчужными полосками зубов, дотронулась до моего лица кончиками пальцев и вышла из машины.

Всю дорогу до Манхэттена я чувствовал вкус ее губ, их жаркую влажность и дразнящий аромат.

В гараже не было места, поэтому я припарковался у обочины, велел залить бак бензином, чтобы не привлекать лишнего внимания, и направился в контору. Боб Гелли возился с карбюратором. Когда я вошел, он отложил его в сторону.

— Как дела, малыш? — спросил я.

— Привет, Майк. Ну и работенку ты мне задал.

— Так что насчет машины?

— Они ловко придумали. Машина была куплена в Бронксе. Покупатель сказал, что хочет сделать сюрприз своему партнеру. Заплатил наличными. Болван продавец одолжил ему свои номера, потом их возвратили. — Он открыл ящик стола, вытащил конверт и передал его мне. — Вот документы. Не знаю, как им это удалось. Но они зарегистрировали машину, не оставив никаких следов.

— Кто купил машину?

— Догадайся.

— Смит, Джонс, Робертсон — кто?

— Некий Клэнси О’Брайен. Подставное лицо. Мистер Средний Человек. Никто не смог описать его даже приблизительно. Ты ведь знаешь эту породу?

— Знаю. Ладно, Боб, считай свою работу законченной. Продолжать не имеет смысла.

Он кивнул и скосил на меня глаза.

— Плохо, Майк?

— Не так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.

— Ну, желаю удачи.

Когда я выходил, он снова возился с карбюратором. По улице сплошным потоком шли машины, по тротуарам сновали женщины с покупками, вдоль стен домов стояли детские коляски.

Нормально, подумал я, обычный погожий день. Я вырулил на проезжую часть и поехал домой.

Полчаса на дорогу, еще полчаса на быстрый обед в ресторанчике на углу, и я вошел в дом, на ходу доставая ключи.

В любое другое время я бы их увидел. В любое другое время снаружи было бы темно, а внутри светло, и глазам не пришлось бы приспосабливаться к темноте. В любое другое время я имел бы при себе пистолет. Но это произошло теперь, а не в другое время.

Они вышли из углов вестибюля, сразу двое, каждый с длинноствольным пистолетом в руке. Ушлые ребята, мастера своего дела, для которых выстрелить в человека — раз плюнуть. Я вошел в лифт и неподвижно стоял лицом к стенке, пока они меня охлопывали. Когда лифт дернулся, я повернулся к двери, но один из них нажал кнопку «вестибюль», и кабина поползла вниз. Я вышел из лифта, спустился по ступенькам на улицу и направился к своей машине. Они все время были у меня за спиной.

Один из них, пониже ростом, был удивлен, что при мне не оказалось оружия. Ему это совсем не понравилось. Он прощупал переднее сиденье, потом сел рядом со мной, его напарник сел позади, и ствол уперся мне в шею.

В такой момент вы не очень-то разговариваете. Вы ждете и надеетесь на случай, зная при этом, что если он и произойдет, то все равно обернется против вас. Вы хватаетесь за мысль, что они не могут пристрелить вас средь бела дня, но боитесь пошевельнуться, потому что знаете, что могут. Это Нью-Йорк. Каждую минуту здесь что-нибудь происходит. К этому привыкают и перестают замечать. Выстрел или выхлоп — кто там разберется, да и кому какое дело. Пьян человек или мертв — выглядят они одинаково.

Сосед сбоку сказал:

— Сядь на руки.

Я подсунул под себя руки. Он влез ко мне в карман, достал ключ и запустил двигатель, потом сказал:

— Лопух ты, парень!

Голос сзади произнес:

— Чем болтать, ехал бы побыстрее.

Машина взяла с места, и тот же голос сказал мне в ухо:

— Учти, стреляю без предупреждения.

Ствол пистолета холодил кожу.

— Знаю, — сказал я.

— Это тебе только кажется, что знаешь, — сказал голос сзади.