Октябрь 1977
Мужчина, сидевший напротив нее, вставил кассету в магнитофон и нажал клавишу.
– Сегодня двадцатое октября 1977 года, – сказал он, когда магнитная лента пришла в движение. – Я детектив Джошуа Блэк из полиции Клэр-Лейка. Присутствуют также детектив Мелвин Вашингтон из полиции штата Орегон и Элизабет Грир. Мы находимся в комнате для допросов отделения полиции Клэр-Лейка. Мисс Грир, вы не возражаете, если наш разговор будет записываться?
Руки Бет неподвижно лежали на коленях.
– Нет, не возражаю.
– Пожалуйста, назовите ваш возраст – для протокола.
– Мне двадцать три года.
– Вы здесь по собственной воле и вы не задержаны?
– Верно.
Детектив Блэк помедлил секунду, потом кивнул. Ему было чуть за тридцать, отросшие густые каштановые волосы слегка вились на концах. Она узнала его по фотографиям из газет, главным образом по снимку, сделанному утром после первого убийства. Место преступления сфотографировали с противоположной стороны дороги: машина на обочине, рядом с ней на земле – накрытое простыней тело. Мужчина в темной куртке стоит рядом с машиной и хмуро смотрит себе под ноги – тот самый, что теперь сидел напротив нее. Бет узнала его, когда он пришел к ней домой вместе с коллегой и предложил поехать в полицейский участок. Симпатичный, чисто выбритый – в отличие от коллеги, детектива Вашингтона, который стоял теперь позади него, прислонившись к стене, и глазел на Бет поверх пышных усов.
Она скрестила руки на груди. Было холодно, и Вашингтон снова окинул ее торопливым взглядом.
– Итак, – сказал детектив Блэк. – Мисс Грир…
– Называйте меня Бет.
Он моргнул, потом продолжил:
– Итак, начнем. Можете сказать нам, где вы были вечером пятнадцатого октября, пять дней назад?
– Я была дома.
– Не торопитесь, подумайте. Вы уверены?
– Да, я уверена.
– Абсолютно? – Это уже был Вашингтон, по-прежнему сверливший ее взглядом. Его пальцы забарабанили по бедру, потом замерли. – Чем вы занимались?
Бет сдержала дрожь.
– Я пила.
– Одна?
– Не знаю. – Бет нервничала, мысли путались, она уже сомневалась в себе самой. – Да. Я была одна. Пила.
Вашингтон неодобрительно прищурился. Бет привыкла к подобным взглядам. Так на нее смотрели все – незнакомые люди, продавцы в продуктовом магазине, соседи по Арлен-Хайтс, с которыми она случайно сталкивалась. Этот взгляд говорил: «Тебе двадцать три, ты одна из самых богатых жительниц города, у тебя есть все, а ты только пьешь и устраиваешь вечеринки. Тебе должно быть стыдно». Всем было плевать, что ее родители погибли и что богатство и счастье – не одно и то же. Всем было плевать, что она не спит по ночам, лежа в пустом доме, прислушивается к доносящимся из коридора звукам и гадает, реальные они или только мерещатся ей. Алкоголь позволял забыть обо всем этом – по крайней мере, на время. Бет была нечувствительна к такому взгляду, как и ко всему остальному в своей жизни.
– Мисс Грир, – повторил симпатичный коп, и, хотя его голос звучал мягко и успокаивающе, ее безразличие сменилось таким пронзительным, выворачивающим наизнанку страхом, что она едва не вскрикнула. Это не ночной кошмар, после которого она проснется. Она в полиции, и это реально. И она здесь одна.
Бет посмотрела на детектива Блэка, ожидая продолжения. Ужас сковал ее язык.
– Вы должны хорошенько подумать, – сказал детектив Блэк. – Я знаю, вы говорили, что много выпили и не очень хорошо все помните. – Презрительное фырканье коллеги он проигнорировал. – Но вы должны точно вспомнить, где были в тот вечер и был ли кто-то с вами. Может, вас кто-то видел. Напрягите память.
В памяти эта сцена предстала четко, как на фотографии: Блэк в коричневом костюме и темно-синем галстуке сидит за столом; Вашингтон, без пиджака, с распущенным на полдюйма галстуком, прислонился к стене. В комнате пахнет сигаретным дымом, хотя никто из них не курит. Магнитофон, яркий свет, поцарапанный стол. Ручка, которую Блэк держит в руке, зависла над лежащим на столе блокнотом – детектив ждал, когда она заговорит. Она сама, сидящая со скрещенными на груди руками. На ней темно-зеленая блузка, джинсы с высокой талией и сапоги на молнии и высоких каблуках. Рыжие волосы собраны в хвост, в ушах золотые кольца.
Когда она шла вслед за Блэком и Вашингтоном через полицейский участок в комнату для допросов, все копы беззастенчиво пялились на нее. Стало тихо; все разговоры смолкли. Бет знала, что выглядит как богачка. Она и была богачкой. Таких не приводят в полицейский участок. Богатство не означает счастья, но никому не было до этого дела, и особенно копам, которые смотрели на нее и видели девушку, которая отшила бы их, заговори они с ней в баре. Девушку, которая высмеяла бы их, если бы они захотели с ней переспать. Девушку, которая могла от скуки застрелить двух почтенных отцов семейства.
Если она действительно это сделала, значит, она безумна. Неужели все они считают ее сумасшедшей?
– А прошлым вечером? – спросил детектив Блэк, вежливо, но настойчиво. – Вы помните, где были вчера вечером?
Да, это происходит на самом деле. Определенно. Она почувствовала такой же приступ паники, как тогда, когда увидела залитую кровью кухню, где убили ее отца. Тело к тому времени успели увезти, но Бет до сих пор казалось, что все происходит прямо сейчас и никогда не прекратится, что она не может просто закрыть книгу или выключить телевизор, а потом уйти. Что это начало чего-то плохого.
– Вчера вечером я была дома, – ответила Бет, потому что это не имело значения. Ответы должны быть одинаковыми. Правду она сказать не могла. Никак.
Накануне вечером убили второго мужчину. Об этом написали все газеты.
Детектив Вашингтон отделился от стены. Сунул руку в карман и достал пачку сигарет.
– У вас есть черный «бьюик» 1966 года? – Его голос звучал резко.
Они уже знали ответ. Должно быть, еще до того, как пришли к ней домой.
– Да, это одна из моих машин.
У нее их было три. Свидетельство ее богатства. Вашингтона это жутко злило, она видела по глазам.
– Вы ездили на ней пятнадцатого октября?
– Нет.
– Вы только что сказали, что пили и точно не помните.
– Я бы знала, если бы садилась за руль.
Даже в нетрезвом состоянии Бет всегда помнила, как усаживалась в машину и поворачивала ключ зажигания. Она уже садилась пьяной за руль и в ее памяти запечатлевалась каждая из таких поездок, независимо от того, сколько выпила. Кроме того, утром после убийства «бьюик» был аккуратно припаркован рядом с другими машинами: она не смогла бы этого сделать, напившись до потери памяти.
Как и сегодняшним утром. С вечера она поставила «бьюик» на его обычное место. Бет точно это помнила.
– Возможно, вы забыли. Допустим, вы садились за руль, но не помните, – сказал детектив Блэк.
Он как бы искренне сожалел, что она сидит здесь и ее приходится беспокоить всеми этими вопросами. Вероятно, это была такая тактика, действовавшая – вместе с привлекательной внешностью – на женщин, подозреваемых в убийстве. Подумав об этом, она сообразила, что на ее памяти в Клэр-Лейке не было убийств, не говоря уже о женщинах-подозреваемых. Только эти два. И она.
Вашингтон открыл пачку сигарет, и Блэк посмотрел на коллегу. Один короткий взгляд, и Вашингтон убрал сигареты. Лицо его пошло пятнами, но он подчинился. Блэк снова повернулся к Бет, ожидая ответа.
– Я была дома, – сказала она.
– Вы знали Томаса Армстронга?
– Нет.
– Вы знали Пола Верхувера?
– Нет.
Вашингтон сделал еще один шаг вперед. Теперь он стоял рядом с коллегой, нависая над Бет, – все еще злясь, оттого что ему не позволили курить.
– У вас есть пистолет? – спросил он.
– Нет.
– Мужчина, выгуливавший собаку, слышал выстрелы, – сообщил детектив Вашингтон. – И видел похожую на «бьюик» машину, которая ехала по Клэр-Лейк-роуд от места убийства. За рулем была женщина.
По спине Бет потекли ледяные капли пота.
– Это была не я, – сказала она.
– На Клэр-Лейк-роуд движение небольшое, – заметил детектив Блэк. – У женщины были длинные волосы и широкий плащ. Свидетель убежден, что волосы были рыжие. Он узнал вас по фотографии.
Страх прошел, как проходит лихорадка. Достиг определенной точки, а затем просто пропал. Его сменила злость, холодная ярость, которая не помещалась внутри и норовила выплеснуться наружу. У нее всегда был непростой характер, но она редко позволяла себе его проявлять.
– Это была не я, – повторила Бет, стараясь, чтобы слова звучали презрительно.
– Вы не можете этого утверждать, потому что сами сказали, что не помните, – не сдавался детектив Вашингтон. – Вы были слишком пьяны – по крайней мере, так вы сказали. Откуда вам знать, что это были не вы?
Бет подняла голову и посмотрела ему в глаза. Злость исчезла, и Бет подумала о том, что он глуп. Что он понятия не имеет, во что ввязался, и теперь только путается под ногами. Ее ответ был пропитан холодной яростью.
– Это была не я, идиот. Меня не было в той сраной машине.
На секунду оба следователя растерянно умолкли. Они могли справиться с паникой, они привыкли иметь дело со страхом. Они даже были готовы ко лжи и неловким попыткам уклониться от ответов. Чего они не ожидали, так это злости. Ярость пылала у нее внутри, выжигая кислород. Бет знала, что должна погасить ее, но все равно смотрела в глаза Вашингтону, позволяя пламени бушевать с прежней силой.
Он посмотрел на нее с удивлением и отвращением, словно на животное в зоопарке, мочащееся на пол. Гнев и ругань. Надо сдерживаться.
Но гнев уже вырвался на волю, а раскаяния Бет не чувствовала.
Детектив Блэк прочистил горло и продолжил допрос:
– Мистер Армстронг и мистер Верхувер были убиты пулями двадцать второго калибра. Я понимаю, вы смущены, потому что обычно мы не спрашиваем юных леди о таких вещах. В обычных обстоятельствах вы были бы последней в списке подозреваемых.
Бет сидела неподвижно, ожидая продолжения. В наступившей тишине слышалось только гудение магнитофона.
– Ваш отец погиб в 1973 году. Застрелен на кухне ворвавшимся в дом преступником, когда был дома один. Из оружия двадцать второго калибра. Мы собираемся сравнить результаты баллистической экспертизы тех пуль и этих.
Этого не может быть.
И тем не менее.
– Может, вы хотите что-нибудь сообщить нам? – сказал детектив Блэк.
– Мне нечего вам сообщить, – ответила она.
Возможно, это ложь. В глубине души ей хотелось рассказать ему, на что похожа ее жизнь. Что алкоголь прогоняет призраков – не всегда, но почти. Что иногда ею овладевает страх, а иногда ярость. Что иногда она не понимает, что реально, а что нет.
Но Бет не будет ничего говорить. Ни о смерти отца. Ни о чем другом. Некоторые вещи лучше похоронить в глубинах памяти.
Некоторые вещи следует там похоронить.
– Вы знали Томаса Армстронга? – повторил вопрос Вашингтон.
– Нет, – ответила она, с трудом шевеля непослушными губами.
– Вы знали Пола Верхувера?
– Нет.
– Вы видели кого-то из них?
– Нет.
– Записки – ваших рук дело?
– Нет. – Теперь злость иссякла, и Бет чувствовала себя опустошенной. Ей нужно выпить. Она встала. – Я больше не намерена отвечать на ваши вопросы. Я ухожу.
Детективы позволили ей уйти – Вашингтон с раздражением, Блэк покорно. Она чувствовала на себе взгляды копов, пока шла через полицейский участок. Разговоры снова смолкли. Кто-то тихо присвистнул. Бет была уже у самых дверей, когда один из них сказал:
– Ты вернешься, дорогуша. В следующий раз будет хуже.
Она вышла наружу и остановилась на ступеньках, вдыхая запах океана. Душевное равновесие восстанавливалось: больше не нужно сидеть в душной комнате и смотреть на этих двух мужчин.
Все только начинается.
Может, она этого не переживет.
Может, она это заслужила.
Она направилась к машине, чтобы ехать домой.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления