Онлайн чтение книги Книжный магазин «Бюро находок» The Lost and Found Bookshop
Глава 4

Жена Эндрю Харпера ушла в понедельник. Он запомнил, что это был понедельник, потому что именно в этот день Мэй Лин приносила постиранное белье, аккуратно сложенное и завернутое в бумагу. Потом она забирала собранную за неделю сумку с надписью Харпер и китайскими иероглифами.

Без вещей Лавинии сумка с грязным бельем стала значительно меньше. Жена упаковала все свои вещи в потрепанный чемодан, который заставила его вытащить из подвала. Чемодан был семейной реликвией и принадлежал Коллин О’Рурк, бабушке, которую Эндрю никогда не знал. Коллин эмигрировала из Ирландии в 1880-х, в одиночестве, в возрасте пятнадцати лет. Она нашла работу горничной в том самом здании, где сейчас располагался книжный магазин.

Теперь ее чемодан будет путешествовать с красавицей Лавинией, и не на корабле, а на поезде в Лос-Анджелес, где ее ждет богатый любовник, который обещал подарить ей жизнь, которую она заслуживала.

Ее прощание с Эндрю и Блайз было кратким.

– Я не могу быть здесь счастливой, – сообщила она в понедельник утром, пока водитель такси грузил ее чемодан в багажник своего громоздкого плимута. – Вам будет лучше без меня.

Блайз, которой было меньше года, все еще была в пеленках, что-то вякала и хлопала в ладоши, струйка ее слюны стекала на рукав Эндрю. По радио передавали глупую песню Сонни и Шер «I Got You, Babe». Малышка протянула обе ручки к матери. Лавиния помолчала, но недолгое сомнение в ее глазах быстро сменилось ледяной решимостью.

– Будьте здоровы, – сказала она и ушла.

Через несколько минут появилась Мэй Лин со свежим бельем. Эндрю все еще стоял в оцепенении посреди магазина, окруженный печатными машинками и кассовыми чеками своих заказчиков, с Блайз, которая прижималась к его груди.

Вид Мэй Лин заставил его очнуться. Он и Мэй влюбились друг в друга еще подростками, но ее семья запрещала ей встречаться с Эндрю, он был gweilo[1]В кантонском диалекте Китая, на котором говорят в Гонконге и Гуанчжоу, так называют белых европейцев.. Его родители не запрещали, но предупреждали, что ему будет сложно с американкой китайского происхождения. Мэй Лин вышла по расчету за престарелого китайца, выходца из того же региона в Китае, где жил и ее отец. Он владел прачечной, не хватало только жены.

Убитый горем, Эндрю искал утешения в объятиях Лавинии. Она была потрясающе красива. Когда она забеременела, он оказался настолько глуп, что принял чувство долга за любовь.

Они редко разговаривали с Мэй, когда виделись раз в неделю. Им не нужны были слова, они говорили сердцем.

Впрочем, он не жалел о том, что все так сложилось. У него был лучший в мире ребенок и достаточно здравого смысла, чтобы понимать, что любовь приходит внезапно. Лавиния ушла, но оставила лучшую часть себя. Лучшую часть их обоих.

* * *

– Нас было только двое, – обратился Эндрю к людям, собравшимся на поминальной службе по Блайз. Их лица расплывались у него перед глазами, но воспоминания сохраняли четкость. – Она стала моей ежедневной радостью. Сейчас в это трудно поверить, но было время, когда магазин «Бюро Находок» представлял собой выставочный зал пишущих машинок и мастерскую с типографией в подвале. Я зарабатывал на жизнь, ремонтируя вещи, вещи писателей. Открыть книжный магазин было идеей Блайз, и это стало большим приключением для нас обоих.

В день, когда Блайз уехала в колледж, Эндрю думал, что умрет от тоски по ней. Колледж располагался на другом берегу залива, в Беркли, с таким же успехом он мог находиться в Тимбукту, одинокому сердцу было бы все равно. Он по-настоящему жил только на выходных, когда она приезжала с полной головой блестящих идей и кучей грязного белья в выцветшей сумке, все еще помеченной их фамилией и китайскими иероглифами. Из-за компьютерной революции его бизнес, связанный с печатными машинками, пришел в упадок. Большую часть времени он проводил за чтением старых книг. Он научился мастерски реставрировать старинные издания, которые выставлял в витрине своей мастерской. Иногда коллекционеры покупали какую-нибудь книгу, и со временем это занятие стало чем-то большим, чем хобби.

Четыре года спустя Блайз вернулась домой со степенью бакалавра, разбитым сердцем и незапланированной беременностью. Она слезно покаялась, что влюбилась в преподавателя, который обещал подарить ей весь мир. Она верила ему, представляя великолепную жизнь, полную приключений, с молодым, красивым соискателем докторской степени.

Ну а потом она узнала, что мужчина женат и у него трое детей. Он дал Блайз деньги на аборт и попросил больше не звонить ему.

Секрет Эндрю заключался в том, что на самом деле он даже был благодарен Дину Фогарти. Человек, разбивший сердце его дочери, подарил Эндрю новый смысл жизни. Блайз нужно было как-то обеспечить себя и своего ребенка. А Эндрю нуждался в свежем ветре, который бы переменил его жизнь. Вместе они открыли книжный магазин, надеясь обеспечить достойное будущее себе и маленькой Натали.

Он вновь посмотрел на собравшихся и попытался сконцентрироваться на настоящем. Знакомые лица, имена, затерянные в сознании. Были здесь и призраки, люди, которые давно ушли, но по-прежнему жили в его голове. «Пожалуйста, пусть так и будет», – подумал он.

Оставшаяся часть его речи была краткой, он рассказал, что больше всего любил в Блайз и чего ему будет не хватать. Он знал, что слов недостаточно, но только с их помощью он мог отдать дань уважения своей первой и единственной дочери.

– Я абсолютно уверен, что не смогу никогда засмеяться, не услышав ее смеха. Я никогда не улыбнусь, не увидев ее лучезарную улыбку. Я благодарен всем вам за то, что были частью ее блестящей жизни. Мне жаль тех, кто не успел познакомиться с этим исключительным человеком.

Удушливая печаль сжала его грудь, и он сделал паузу, потом заговорил опять.

– Через секунду вы услышите другого исключительного человека. Из всех подарков, которые моя дочь преподнесла этому миру, самым лучшим стала ее дочь Натали.

Эндрю держал себя в руках, отступая назад, несмотря на то, что его колени дрожали. Когда заиграла новая песня, Натали проводила его до кресла, и он с достоинством опустился на свое место.

– Я следующая, – сказала она, – понятия не имею, как это сделать.

Слезы безудержно текли по ее щекам, оставляя серебристые следы, покрывавшие болезненно-прекрасное лицо. Лицо Блайз. Они так похожи, наверное, поэтому он путал их иногда. Он крепко сжал трость, когда заиграла «What a Wonderful World». На самом деле, ему не нужна была трость, это, скорее, вошло в привычку. Это был крючок, который не давал ему уплыть навсегда на волнах невыразимой печали.

Ожидая своей речи, Натали не пела вместе со всеми. Вместо этого она путешествовала во времени, пытаясь найти свою мать в другом мире, пытаясь вернуть ее назад.

Когда Натали была маленькой, мама стала для нее центром вселенной. Она стала безудержной силой, наполняющей ее жизнь идеями и книгами.

Даже в очень раннем возрасте Натали понимала, что это необычно. Их семья необычная.

Она помнила момент в четвертом классе, когда после урока у миссис Блессинг, она вернулась домой в недоумении.

– Мы делали в школе семейное древо, – поделилась она с матерью, – мое мне кажется странным.

– Почему ты считаешь его странным? – когда разговор касался чувств, мама часто отвечала Натали вопросом на вопрос. Она перечитала тонны книг для родителей и почерпнула из них всевозможные идеи.

– Кайла говорит, что мы живем не так, как все. Она рассказала всем на перемене, что это означает, что мы чудики.

– Ты говоришь так, словно это что-то плохое, – ответила мама, поглаживая страницы старинной книги. Она любила выставлять самые необычные коллекционные экземпляры в освещенной стеклянной витрине. Люди, которые хотели взглянуть на них поближе, должны были спросить разрешения и надеть белые перчатки.

– Это хорошо? – спросила Натали.

– Это, – сказала мама, подняв, наконец, глаза, – не ее собачье дело.

Натали всегда испытывала тайный восторг, когда мама ругалась. Она делала это не часто, потому что слишком много ругательств ослабляло эффект.

– Можно я ей об этом скажу?

– Конечно, но вообще постарайся не реагировать. – Мама аккуратно положила книгу в шкаф, раскрыв на странице с иллюстрацией, изображавшей птицу. Она прошла в ту часть зала, где они продавали кофе, взяла для Натали печенье из «Шугера», пекарни через улицу, и налила ей стакан холодного молока. Это был их ежедневный полуденный ритуал, когда Натали приходила со школы.

Мама поставила поднос на крошечный кофейный столик. Она часто говорила, что хочет выделить больше места для кафе, но не хотела жертвовать пространством для книг.

– Я люблю нашу семью. И я знаю, что ты тоже любишь. То, что мы не такие как все, еще не означает, что мы чудики.

Натали ездила в школу на автобусе. У некоторых ее друзей были машины, некоторые ездили с водителями. У мамы не было даже машины. У всех друзей Натали были отцы. Или отчимы. Или две мамы. Или два папы. Она же за все время встречала своего биологического отца всего пару раз. Его звали Дин Фогарти, и он ей не очень понравился. Может быть потому, что ему не нравилась она. Мама называла его своей самой большой ошибкой, в результате которой получилось ее самое великое достижение. «Он дал мне тебя, Ната, – часто повторяла мама. – И потому я ни о чем не жалею.»

Натали не могла поверить в то, что она чье-то величайшее достижение. Она надкусила мягкое имбирное печенье.

– Нам нужно было нарисовать свою семью, и мне было немного не по себе.

Она достала свой рисунок из рюкзака и положила на прилавок. Она довольно точно изобразила – мамины волнистые черные волосы, дедушку во весь рост, себя без переднего зуба, улыбку Мэй Лин в виде полумесяца и Джили, магазинного кота, свернувшегося в клубок.

– Что заставило тебя чувствовать себя странно?

Натали вспомнила рисунки других детей. Большинство из них изображали маму, папу, брата, сестру или двух сестер, и всегда красивый дом на заднем плане. Было также несколько семей, которых миссис Блессинг назвала «смешанными», что звучало очень мило, как название напитка у фонтана Рейнбоу Сода внизу по улице. А еще был Кэлвин с двумя папами и Энсон с двумя мамами, что не было чем-то странным для такого города как Сан-Франциско. О таких семьях ничего плохого не говорили. И мама тоже. Мама объясняла, что у многих детей есть только мамы, и это тоже нормально. И все же, когда речь зашла о Натали, возникло много вопросов.

– Как так получилось, что у тебя есть дедушка, но нет папы? – спрашивали ее.

– Кто эта китайская леди? – требовала ответа Кайла.

– Она живет с нами, – объясняла Натали.

– Это ваша прислуга? Твоя няня?

У большинства детей в школе была прислуга и няни. Все потому, что это был дорогой район, и все они жили в домах или даже особняках, а не в квартире над книжным магазином.

– Ну? – не унималась Кайла.

Натали очень хотелось соврать, но она совершенно не умела этого делать.

– Это подруга дедушки.

– Она его девушка?

– Думаю, да, – по какой-то причине ее смущала эта беседа. Она взглянула на маму и решила не упоминать про этот разговор.

– Никто не может указывать тебе, как думать и что чувствовать, – сказала мама. – Это твой выбор.

– Тогда почему я чувствую себя фриком? Я бы точно этого не выбрала.

Мама посмотрела на нее. В ее глазах зажглась искра.

– Иди сюда, – позвала она, указывая на детский отдел.

О боже. В разговорах о книгах мама профессионал. Натали доела печенье, запив его последним глотком молока, и вымыла руки. Она очень любила книги и чтение, но иногда ей просто хотелось поговорить с мамой. Тем не менее, она послушалась, потому что маме всегда удавалось найти ту самую, правильную книгу, и она читала ее так, что хотелось делать это вечно.

Как всегда, мама оказалась права. Для любой ситуации находилась своя книга. Натали была уверена: в бескрайней Библиотеке Вселенной мама обязательно найдет книгу, которая ответит на вопрос, беспокоящий Натали.

И точно – они нашли историю «Майя убегает », про индийскую девочку, которой не подходила ее семья. Книга действительно помогла. Это означало, что Натали не была единственным в мире ребенком с необычной семьей. Мама любила повторять: «Читая книгу, ты никогда не будешь одинок».

* * *

Когда песня закончилась, Натали вернулась к трибуне с книгой, папкой заметок и коробкой салфеток. Она осторожно раскрыла книгу и опустила микрофон.

– Я Натали, – сказала она. – Дочь Блайз.

Почти сразу ее горло обожгло болью, а дыхание перехватило от слез. Она запаниковала, потому что отчаянно хотела, чтобы ее услышали. Сделала глубокий вдох. Сегодня она рано проснулась, чтобы отрепетировать свою речь. Чтобы держать себя в руках, Натали использовала специальный прием: нужно со всей силы сжать указательный и большой пальцы.

– Книги были миром моей мамы, а она стала моим миром. Когда мы жили в квартире над магазином, каждый день, проведенный с мамой, превращался в приключение. Из-за магазина мы не уезжали в отпуск.

Натали очень хотелось поездить по миру, как делали ее школьные друзья, – в Диснейлэнд, на Гавайи, в Лондон, в Японию. Но вместо этого мама отправляла ее в путешествия на страницах книг – на остров Принца Эдуарда, в Саттерс Милл, в Нарнию и на ферму Саннибрук, в открытый космос и в Хогвартс.

Она изо всех сил пыталась вернуть мать с помощью нескольких анекдотов и слезных воспоминаний. Потом достала книгу, которую читала много раз, когда росла – «Минпины » Роальда Даля.

– Впервые мама прочитала мне эту книгу после визита к Клеймору Арборетуму. Мне было пять лет, и я верила, что стрекозы – это феи, а маленькие эльфы летают на спинах певчих птиц. Она позволяла мне так думать столько, сколько я хотела. И я глубоко убеждена, что это был лучший родительский совет.

Она вдохнула, вспоминая приятный запах маминого банного халата, когда они прижимались друг к другу, чтобы вместе почитать на ночь. Сейчас она надеялась, что мама ее слышит.

– Прежде всего, наблюдай за миром вокруг тебя, потому что все величайшие тайны скрыты в самых неожиданных местах. Тот, кто не верит в волшебство, никогда его не найдет.

Натали закрыла книгу и прижала ее к груди, как делала в детстве. Когда она снова заговорила, ее голос был на удивление ровным.

– Я могу держать вас здесь весь день, рассказывая истории о моей матери, – сказала она. – Но маме бы это не понравилось. Она всегда верила, что у каждого из нас своя история, и ничто с ней не сравнится. Так что на этом я закончу. Спасибо.