Онлайн чтение книги Кобра под подушкой
Лондон. (Июль — август, 1943)

I

Позвонил старший инспектор Особого отдела Скотланд-Ярда некий Брус и попросил полковника Кэрфакса или кого-нибудь из его группы. Пимброк назвал себя и спросил, в чем дело.

— Вам известен югославский майор Милан Кривош?

— К сожалению, нет.

— Поступили сведения о том, что он ссылается на свое знакомство с полковником Кэрфаксом. Причем намекает на сугубо деликатный характер их связи

— Я лично не замечал у полковника таких наклонностей…

— Вы не поняли меня. Речь идет о доверительном характере их знакомства Значит, вы не знаете Кривоша?

— Не имею чести.

— Майор Кривош сказал одной… даме, которая, так сказать, поддерживает с ним интимные контакты.

— Понятно. Эта дама — ваша подчиненная.

— Короче говоря, майор Кривош намеревается выступить с какими-то разоблачениями. Хотелось бы узнать мнение полковника Кэрфакса.

— Я спрошу у полковника. Позвоните мне через час и тогда можно будет решить, что делать с этой светлой личностью.

Пимброк хотел выйти из комнаты, но снова зазвонил телефон. На этот раз говорила Лилиан.

— Здравствуйте, Бомарше. Только что вернулась из Москвы.

— Здравствуйте, но при чем тут Бомарше?

Лилиан рассмеялась — она, очевидно, знала, что ее смех очень музыкален.

— Ну, тогда Даниель Дефо.

— Почему?

— Потому что эти оба классика — ваши коллеги и по литературе, и по секретной службе. Вы забыли, что говорили о них в Касабланке в день нашего знакомства. Помните, в кафе?

— Помню кафе и все остальное, но не помню, чтобы я когда-нибудь имел отношение к секретным делам. Если не считать интрижки с супругой одного адмирала…

— Я имею в виду не ваши шашни, а службу.

— Я работаю в историческом секторе военного министерства. А насчет секретной службы вам, наверно, наврал Эймз. Он женщинам не говорит ни одного слова правды. Врет с начала до конца.

— Я лучшего мнения о вашем ближайшем друге, — сухо заметила Лилиан. Когда я вас увижу обоих? Как Эймз?

— Он пошел в кафе с миловидной машинисткой, племянницей епископа, и, наверно, сейчас врет ей…

Лилиан перебила его:

— Значит, вы оба здоровы. Жду вас в «Карлтоне».

Она повесила трубку. Пимброк пошел к Кэрфаксу. Тот уже знал о звонке из Скотланд-Ярда.

— Кривош был представителем Михайловича в Стамбуле, — сказал Кэрфакс, и через меня поддерживал связь с нашим штабом в Каире. А потом вдруг порвал с Михайловичем и появился в Лондоне. Знает он очень много. — Сделав небольшую паузу, Кэрфакс добавил: — Я сам позвоню Брусу. Надо напомнить Кривошу кое-что, и он сразу же прикусит язык.

Вошел Эймз. Пимброк доложил Кэрфаксу о приезде Лилиан.

— Эй-Ай 5 очень интересуется Мухиным, — сказал Кэрфакс, — но не соглашается санкционировать арест русского, на чем настаивает Скотланд-Ярд. Мухин — корреспондент, и арест его будет иметь большой резонанс. Требуется специальное разрешение премьер-министра, но никто не хочет идти докладывать ему.

— Можно арестовать его не как советского агента, — заметил Эймз.

— Впутать в уголовную историю? — спросил Пимброк.

— Нет. Можно арестовать его по подозрению в шпионаже в пользу немцев и сразу же взять в оборот. Может быть, признается в чем-нибудь. А если ничего не выжмем, извинимся и выпустим. И взвалим все на немецкую разведку — она, мол, подбросила нам ложные сведения с провокационной целью.

Кэрфакс тихо вздохнул.

— У нас, к сожалению, только подозрения, ничего конкретного. Теперь им займется Марло, он получил группу в пятом отделе. Он просил передать ему вас обоих, чтобы использовать по части Мухина, но я отказался. Разрешил только брать вас напрокат.

Эймз сказал:

— А что, если сделать так… Подослать к Мухину человека, который с нашей помощью установит с ним короткие отношения и при случае предложит ему интересные сведения с грифом «секретно». Если русский клюнет на это, можно будет начать игру и накрыть их в момент передачи следующей партии сведений. И тогда можно будет навалиться на Мухина…

— Но это же… — Пимброк поморщился, — чистая провокация. Гадость… Это все равно что глотать жабу.

Кэрфакс сделал такое движение руками, как будто мыл их.

— Пусть решает сам Марло, что ему глотать. Меня это не касается.

II

Лилиан выглядела отлично: ей очень шел жакет из черно-бурых лисиц русский сувенир. На диванчике она поставила в ряд маленькие закопченные иконы — подарок Поуэла.

— Я думала, что они очень древние, но мистер Мухин разочаровал меня. Сказал, что они написаны в этом веке…

— Теперь понятно, почему Поуэл сделал вам такое щедрое подношение, — сказал Пимброк.

— Я там ходила в брюках и носила нарукавную повязку с указанием группы крови. Говорила всем, что это лондонская мода. Каждый день ходила на балет или на приемы, было весело, но все-таки скучала по Лондону. Никогда не думала, что буду так скучать.

Пимброк бросил взгляд в сторону Эймза, стоявшего у окна.

— Вы, очевидно, очень скучали по дворцу Сент-Джемса и храму Святого Павла?

— Да. Когда я увидела лондонские старомодные такси с чемоданами наверху, — чуть не прослезилась. И голубей в Москве совсем нет. А вороны там большие, страшные, не такие миниатюрные, как здесь. И там не увидишь мужчин с зонтиками…

— А ваш шеф еще долго там будет? — спросил Эймз.

— Он там прекрасно устроился. — Лилиан засмеялась. — Обосновался в старой, но уютной гостинице «Савой», к нему прикрепили гида-переводчицу, русскую студентку. Она обучила шефа петь модные песенки, и он блеснул недавно на коктейль-партии в нашем посольстве — исполнил песенку «Темная ночь». Произвел фурор.

Лилиан стала рассказывать о знакомстве с корреспондентом «Нью-Кроникл» Уинтертоном. Он сказал ей, что решил стать детективным писателем после войны и уже сочинил сюжет романа, действие которого происходит в Москве, убийство совершается в гостинице «Метрополь», находящейся на Театральной площади, в самом центре столицы. Между прочим, выяснилось, что Уинтертон знает Мухина, они встречались на пресс-конференциях.

— А где Мухин? — спросил Эймз, продолжая смотреть на улицу. — Скоро придет?

— Он очень занят, у него какая-то срочная работа. Но обещал прийти. Лилиан приставила пальчик ко рту и понизила голос. — Могу сообщить вам секретную новость. Удалось достать приказ немецкого командования о том, что на днях начнется генеральное наступление на восточном фронте. Немцы возлагают большие надежды на это наступление. Наверно, пустят в ход новое секретное оружие.

— Это вам Мухин сообщил? — спросил Пимброк.

— Нет, я узнала в нашем посольстве от одного человека, хорошего знакомого моего шефа.

— Русские, наверно, тоже узнали об этом. И в частности, Мухин.

— Интересно, какое у немцев секретное оружие? — Она посмотрела сперва на Пимброка, потом на Эймза. — Шеф мне говорил, что немцы построили какой-то очень секретный завод в Норвегии, а потом его уничтожили англичане. — Она взглянула на Эймза. — И вы мне говорили…

Эймз быстро сказал:

— Не помню.

— Я, кажется, спутала. — Лилиан постучала пальчиком по лбу. — Совсем беспамятная стала. Вы говорили мне о рыбной ловле в Норвегии…

— О рыбной ловле? — Эймз пожал плечами. — Может быть…

Пимброк скривил рот, но промолчал. У Лилиан появилось на лице виноватое выражение. Она предложила гостям кофе и снова затараторила о Москве — о том, как ездила к советской гадалке, живущей на окраине Москвы в собственном деревянном особняке. Гадалка предсказала ей, что у нее будет добрый толстый муж и трое детей.

— Очевидно, ваш муж будет похож на Мухина, — сказал Пимброк. — И он будет рассказывать вам по ночам о рыбной ловле в России.

Лилиан покраснела и бросила взгляд на Эймза. Тот, держа в руках чашку, внимательно рассматривал икону.

— Наверно, его вызвали в посольство, — сказала Лилиан.

— Он вам рассказывает о своих делах?

— У нас есть много других, более интересных тем. Но он сказал мне, что скоро уедет и на смену ему прибудет другой корреспондент.

— Когда приедет? — спросил Эймз.

— Недели через две.

Пимброк поинтересовался:

— Как поживает его флейта для заклинания змей? Помните, вы рассказывали нам… Испробовал ли он ее на живом экземпляре?

Лилиан улыбнулась.

— До моего отъезда у него не было змеи. Может быть, достал после… Надо попросить его, чтобы показал нам свое искусство.

Мухин так и не пришел, хотя его прождали до полуночи. По дороге домой Пимброк спросил у Эймза:

— Насчет приказа немецкого командования правда?

— Да, об этом говорили в штабе. Через несколько дней немцы начнут на Востоке большое наступление — «операцию Цитадель». Долго готовились. Получится не совсем хорошо…

— Русские не выдержат?

— Речь идет о другом. Недавно Черчилль послал русским телеграмму о том, что немцы отсрочили свое наступление на восточном фронте, потому что ждут удара со стороны англичан и американцев. Выходит, что Черчилль соврал. Немцы нанесут удар именно на Востоке.

— И это не впервые. Уинни уже несколько раз обманывал русских.

— Они, конечно, очень недовольны тем, что мы опять отложили открытие второго фронта, — сказал Эймз. — Русские демонстративно вызвали послов из Лондона и Вашингтона. Положение сейчас весьма напряженное. Кэрфакс считает, что не исключена возможность разрыва между нами и русскими. Поэтому надо очень внимательно следить за Мухиным. Он, наверно, в курсе их секретов. У него, вероятно, имеются интересные записи.

— А что, если… — Пимброк остановился, — а что, если Мухин никакой не агент. Вбили себе в голову…

— Советую эти сомнения держать при себе, — строго сказал Эймз. Начальство убеждено, что Мухин крупный эмиссар советской разведки. И наша обязанность — подтвердить документально эту гипотезу, основанную на гениальной интуиции лучших умов британской контрразведки. Понятно, капитан Пимброк?

III

Их вызвали ночью в здание «Норд Джи Хауз» на Беккер-стрит — были собраны чины 5-го и 11-го отделов военной разведки и Особого отдела Скотланд-Ярда. Между генерал-лейтенантом с черной повязкой на глазу и Кэрфаксом сидел маленький человек в штатском, в больших очках с роговой оправой. Кэрфакс представил его: господин такой-то из Форин-оффиса. Фамилию его Кэрфакс пробормотал под нос. Все поняли, что перед ними представитель секретной службы ведомства иностранных дел.

Как только он заговорил, Пимброк толкнул локтем Эймза:

— Помнишь наш позавчерашний разговор?

Человек в очках сказал, что, по имеющимся данным, русских очень возмутило то, что на совещании «Трезубец» было принято решение не проводить операции форсирования Канала в этом году. Выслушав доклады послов в Лондоне и Вашингтоне, Сталин, вероятно, примет важное решение.

Сделав многозначительную паузу, представитель Форин-оффиса продолжал. В общем, сейчас складывается такая ситуация, которая отчасти напоминает ситуацию накануне нападения немцев на Польшу. Надо пристально следить за действиями Москвы, чтобы избежать сюрпризов, какие были в 1939 году. Русские очень рассержены тем, что союзники опять нарушили обещание. Сперва русским было обещано провести высадку во Франции до августа этого года, а недавно известили о том, что операция откладывается до следующей весны. Русские больше не верят союзникам. Судя по некоторым признакам, Москва может предпринять решительные шаги.

Из шведских источников поступили сведения о том, что Япония собирается выступить в роли посредницы между Россией и Германией. С этой целью японский император хочет послать своего брата в Москву. Надо проверить по всем линиям — правильны ли эти сведения или, может быть, это только пробный шар со стороны японцев.

В местном русском посольстве в последние дни происходят какие-то собрания. По имеющимся данным, на эти собрания приглашаются все советские корреспонденты и члены русской военной миссии. Надо непременно узнать, о чем говорят на этих собраниях. Надо приложить максимум усилий, чтобы выяснить намерения русских.

После совещания полковник Марло пригласил к себе Эймза, Пимброка и Робинза. Закурив сигару, полковник выпустил вверх струю дыма.

— Бог услышал мои молитвы. Мне фактически предоставлена полная свобода действий. Так вот… надо в первую очередь использовать эту американку. Я думаю завербовать ее — пусть спутается с Мухиным, станет его любовницей.

Эймз мотнул головой.

— Ее нельзя пускать на такие дела. И она сама не пойдет.

— Уговорим ее как-нибудь, — мягко сказал Марло. — А если будет упираться до конца, можно будет подобрать какие-нибудь компрометирующие данные и заставить ее.

— Она может пожаловаться Поуэлу, — сказал Пимброк, — а тот обратится к президенту, и заварится…

Марло остановил его движением руки.

— Надо скомбинировать так, чтобы она ничего не могла сказать своему шефу.

— Мне лично… — Эймз откашлялся, — неудобно принимать участие в этом деле. Не представляю себе.

— Понимаю, — вкрадчиво произнес полковник, — она ваша хорошая знакомая, и вам неудобно вдруг менять характер ваших отношений. Но в данном случае надо отвлечься от личных мотивов ради интересов дела.

— Можно использовать Лилиан Уэстмор, не прибегая к вербовке, — сказал Пимброк. — Это мы берем на себя. Будем с ее помощью прощупывать Мухина, но она не будет знать обстоятельств дела. Совсем не обязательно посвящать ее в наши секреты.

— Во всяком случае, шантаж на нее не подействует, — добавил Эймз.

Марло тихо произнес:

— Можно так подготовить комбинацию, чтобы объект ее не мог никому пожаловаться. Самое главное — хорошенько прибрать к рукам этого человека. Женщины очень боятся компрометации. Секретная статистика гласит, что в тех случаях, когда человеку угрожает гибель его репутации, процент мужчин, кончающих самоубийством, значительно ниже, чем у женщин. Соотношение примерно 12 к 34. Почти втрое.

— Это данные по Англии? — спросил Пимброк.

— Да. Но надо полагать, что эти цифры действительны и в отношении Америки. — Марло взглянул на Эймза и чуть заметно улыбнулся. — Ну, ладно. Пока используем американку без вербовки. Попробуем. Итак цель — обработать как следует Мухина. Из всех русских он самый удобный. Между прочим, меня интересует, почему он научился играть на флейте? Неужели действительно хочет завести змею? Наверно, американка посвящена в эту тайну?

— А кроме Мухина, есть еще интересные русские? — спросил Эймз.

— Я наметил одну комбинацию против заведующего консульской частью. Может быть, что-нибудь получится. Мухин играет в карты?

— Кажется, нет, — ответил Эймз. — А что?

— Надо это выяснить, — сказал Марло. — Можно будет втянуть его в компанию картежников, приучить постепенно к крупной игре, дать ему выиграть, а потом подсунуть мастера по этой части и обыграть его в пух и в прах. И так распалить его, чтобы проиграл казенные деньги и залез в долги. Можно провести хорошую комбинацию. И тогда обойдемся без вашей американки.

— Я выясню через мисс Уэстмор, играет ли Мухин, — сказал Эймз.

Оба вышли из кабинета Марло и некоторое время молча шагали по коридору. Потом Пимброк прошептал:

— Завидую тем, кто на фронте. Им не приходится заниматься всякими гадостями. Непременно напишу обо всем этом после войны. Получится почище любого детективного романа. Верно?

Эймз ничего не ответил.

IV

Мухин обзвонил всех, приглашая к себе на день рождения. Лилиан изготовила пудинг из кукурузной муки, Пимброк и Эймз достали две бутылки «Олд Парра» и головку сыра «стилтон», а Мухин принес из посольства две баночки зернистой икры — получился королевский пир.

Прежде всего выпили за удачную высадку в Сицилии — англо-американские войска не встретили почти никакого сопротивления. На острове оказались только две немецкие дивизии неполного состава и несколько потрепанных итальянских.

— И вас тоже можно поздравить.

Пимброк и Эймз чокнулись с Мухиным, а Лилиан поцеловала его.

Мухин поблагодарил за поздравления. Немецкое наступление, начатое на Курской дуге за пять дней до высадки Монтгомери и Паттона в Сицилии, захлебнулось, и спустя неделю русские начали ответное наступление на Орловском выступе. Немцы не выдержали и попятились назад. Их генеральное наступление, о котором говорилось в приказе оберкомандования от 4 июля, окончательно провалилось. Мощные танки нового типа — «тигры» и «пантеры» не помогли.

Лилиан открыла портфель с пластинками, привезенными из Москвы, и завела патефон. Прослушав первую пластинку, Пимброк пришел в восторг. Эймз тоже одобрительно промычал.

— Недаром сам Тосканини при мне говорил, что «Полюшко-поле» — лучшая песня двадцатого столетия, — сказала Лилиан.

— Песни у русских хороши, — заметил Эймз. — Зернистая икра тоже. Но живопись, к сожалению…

Мухин стал возражать ему. Эймз засмеялся и, еще раз чокнувшись, сказал:

— Не будем тратить время попусту. Наш спор — это спор обитателей разных планет, все равно не договоримся.

— Зато в главном договорились, — сказала Лилиан, делая сандвичи. Победить общего врага.

— И надо сохранить наше согласие после победы, — Пимброк поднял рюмку. — За взаимное доверие и искренность.

Осушив рюмку, Эймз повернулся к Мухину.

— Вы, русские, все-таки не верите нам. Я сужу об этом по разговорам с вашими офицерами на банкетах.

Мухин улыбнулся и развел руками.

— Вы делаете все, чтобы подорвать к себе доверие. Тянете со вторым фронтом. Все время находите отговорки. И самым откровенным образом проектируете создание барьера против нас в Европе. А некоторые англичане и американцы уже начали говорить о той войне, которая должна быть после этой.

Лилиан зажала уши.

— Не хочу слышать о войнах. Мы, женщины, страдаем от них больше мужчин, быстро стареем и теряем любимых людей.

— Иногда находим их… — тихо сказал Пимброк.

Мухин и Эймз продолжали разговор в другом углу.

— Трумэн сказал: «Пусть русские и немцы как можно больше убивают друг друга», — говорил Мухин, размахивая руками. — Откровеннее сказать нельзя. И этого мнения придерживаются некоторые ваши политики, генералы и дипломаты, к сожалению, их немало. Они мечтают о том, чтобы мы пришли к финишу еле живые, обескровленные.

Эймз усмехнулся.

— Чисто славянская черта — любовь к гиперболам. У вас болезненная мнительность.

— Мы, англичане, хорошо относимся к русским, — громко произнес Пимброк. — Это так же верно, как то, что в этой рюмке шотландское виски.

Мухин кивнул головой.

— Простые англичане очень хорошо относятся к нам, так же как и мы к ним. Но не простые англичане…

— Хватит о политике, — простонала Лилиан и топнула ногой. — Не забывайте, что среди вас сидит женщина. Несчастная женщина эпохи второй мировой войны, теряющая свою молодость под грохот канонад. Давайте танцевать.

Она завела патефон и потащила Мухина танцевать. Пимброк подошел к кровати, на которой были разбросаны номера иллюстрированных журналов американских, турецких и испанских. Взяв с подушки журнал, Пимброк стал перелистывать его. Вдруг он замер, приоткрыл рот, приблизил журнал к глазам, потом отставил его и тихо свистнул. Он сел на диван, закрыл рукой подпись под фотоснимком и толкнул Эймза локтем.

— Смотри, — шепнул он. — Узнаешь?

— Знакомое лицо, — промычал Эймз… — Эти глаза.

— Угадай, кто?

Эймз покрутил головой

— Где-то видел…

— Эскориал, — подсказал Пимброк. — Гость из Германии.

— Мистер Би, — Эймз высоко поднял брови. — Это он.

Пимброк снял руку с журнала — под фотоснимком, где фигурировал человек в шляпе с пером и в пальто с поднятым воротником, с длинным лицом и большим длинным носом, стояла подпись «Главнокомандующий германскими тайными силами». Это был последний фотопортрет начальника немецкой военной разведки адмирала Канариса.

— Сколько раз мы видели его фото, — сказал Эймз, — но на них он, оказывается, совсем не похож на себя. Правда, он там везде был в форме, а не в штатском.

Пимброк щелкнул пальцем по портрету.

— Мог ли я думать, что это он… собственной персоной!

Эймз покачал головой.

— Невероятно, но факт.

Мухин и Лилиан кончили танцевать и пошли мыть посуду в ванную. Эймз бросил журнал на кровать. Лилиан крикнула из ванной:

— Полюбуйтесь новыми шедеврами из коллекции мистера Мухина.

На каминной полке лежали тряпичные куклы, соломенный крокодил и японский пес из папье-маше с красными и черными узорами на морде.

Лилиан принесла из ванной тарелки и блюдечки.

— Наш друг на днях познакомился с индусом — заклинателем змей, сообщила она. — Был у него дома и попробовал поиграть на флейте перед живой змеей. И получилось блестяще — змея слушалась его.

Когда Мухин вышел из ванной, Эймз спросил его:

— А как вы познакомились с индусом?

— Очень просто. Зашел к Лилиан, она представила меня жене одного американского дипломата, а та повезла нас в Уолтемстоу к этому индусу.

— В общем, мистер Мухин выдержал экзамен. — Лилиан сделала реверанс. — Маэстро заклинатель.

Мухин почесал затылок.

— Остается только завести змею. И тогда устроим у меня сеанс заклинания.

Лилиан приготовила пунш, но распить его не удалось. Мухину позвонили из отдела печати Форин-оффиса и известили об экстренной пресс-конференции. Пимброк вызвался отвезти Мухина в своей машине, а Эймз пошел провожать Лилиан.

V

Пимброк валялся в своем номере на кровати, задрав ноги на спинку, и читал сборник избранных новелл о привидениях. Эймз, сидя на диване, рассматривал альбом рисунков Марка Шагала.

Вдруг загрохотали выстрелы, загудела сирена. Пимброк сел на кровати.

— Ого, давно не прилетали.

Эймз потушил свет и приподнял штору.

— Где-то далеко, ничего не видно.

Тревога оказалась кратковременной. После отбоя диктор объявил, что вражеские самолеты появились у Брайтона и, не долетев до Рединга, сбросили где попало бомбы и улетели обратно. Прошли те времена, когда они могли легко добираться до Лондона. Затем стали передавать ночные известия, но друзья не слушали.

В дверь постучали — судя по стуку чем-то металлическим.

— Кто? — крикнул Пимброк. — Я сплю.

Дверь открылась. На пороге стоял полковник Марло — в котелке, сюртуке и серых полосатых брюках. В петлице у него торчала орхидея, под мышкой трость с серебряным набалдашником. Пимброк и Эймз встали. Марло уселся в кресло, положил на пол котелок, швырнул туда белые перчатки и вытянул ноги.

Эймз налил ему в стакан содовой. Марло осушил стакан, попросил другой, затем выкурил сигару.

— Ну-с, мальчики, — он потер колено и скривился от боли, — я был на банкете в американском посольстве. Познакомился, между прочим, с вашей американкой, очаровательная девица. Если бы я был моложе лет на пятнадцать и не ревматизм, обязательно соблазнил бы ее. Завтра она с Поуэлом поедет в Истборн. Они уговорили поехать нескольких русских, в том числе Мухина. Там все останутся ночевать.

Эймз сделал удивленное лицо.

— Она мне ничего не говорила.

— Во-первых, это решили на банкете. А во-вторых, она вовсе не обязана согласовывать все с вами. Хотя прекрасно знает, что вы на секретной службе. Так вот, надо воспользоваться поездкой и ударить по Мухину. Обыскать его номер самым тщательным образом. Перерыть все. Он должен где-то прятать секретные записи. Надо узнать, что думают русские о встрече глав правительств. Верят ли, что в будущем году мы переправимся через Канал? И какого они мнения о дунайско-балканском плане Черчилля? А по возвращении в Лондон Мухин будет арестован. Разрешение получено.

Пимброк округлил глаза

— Разрешили?! А если не найдем ничего компрометирующего?

— Должны найти. — Марло ударил по колену и поморщился. — Я все выпытал у вашей американки. Она сказала, что все эти дни Мухин пропадал в посольстве, по вечерам писал дома. Отказывался идти на концерты, хотя очень любит музыку. Значит, где-то должны быть черновики или какие-нибудь записи.

— А если все-таки не найдем? — повторил Пимброк.

— Тогда сделаем так, как велит нам небо. — Он понизил голос. — Подкинем кое-что. Уже приготовили. Найдем это при обыске после ареста и предъявим ему обвинение в шпионаже в пользу немцев.

— Но это же… — Пимброк закусил губу и мотнул головой. — Зачем все это?

— Чтобы нажать на него. А если ничего не выжмем, освободим его и свалим все на немецкую разведку. Дескать, она подбросила подложные документы, чтобы опорочить Мухина. Важно найти предлог для того, чтобы подвергнуть его жесткому допросу. Вот это и будет его проверкой.

— Значит, завтра? — спросил Эймз.

— План утвержден большим начальством. — Марло поднял котелок с пола и стал натягивать перчатки. — Идите вы оба. И… — он вынул из внутреннего кармана сюртука конверт, — содержимое этого конверта засунете ему под матрац у изголовья. Поняли?

Эймз молча кивнул головой. Пимброк пошевелил губами.

— И сейчас же после операции явиться ко мне. А рано утром схватим Мухина. Поезд придет в четыре двадцать.

— На глазах у всех? — спросил Эймз.

— Нет, в отеле. Когда подойдет к дверям своего номера. — Марло посмотрел на Пимброка. — У вас кислая физиономия. Не нравится?

Пимброк молча пожал плечами.

— Мухин — человек в маске, — медленно произнес Марло. — И эту маску надо сорвать с него. Мое чутье никогда не обманывает меня. — Он похлопал Пимброка по плечу. — А ваша щепетильность и то, что вы ее не прячете, мне нравится. Мы, занимающиеся этой работой, должны быть очень порядочными людьми. Мы ведь вроде хирургов, которым приходится рыться в гнойных человеческих внутренностях, но у которых руки должны быть совершенно чистые. Благословляю вас, мальчики.

VI

В номере Мухина ничего не изменилось с того вечера. Только на каминной полке, где красовались игрушки, вместо соломенного крокодила стоял светло-желтый кожаный верблюжонок, а в углу, на ящике из-под радиоприемника, лежала плоская круглая корзинка.

Пимброк направил на нее луч фонарика и шепнул:

— Странная штука. Для патефонных пластинок?

— Для пластинок размер слишком большой, — заметил Эймз. — И ручки нет.

Пимброк подошел к письменному столу. На нем лежала груда вырезок из английских газет и письма. Эймз осветил их фонариком.

— Надо будет сфотографировать все письма, а там разберемся. Или позвать Робинза? Правда, я не особенно доверяю его русскому языку.

— Конечно, можно сфотографировать, — согласился Пимброк. — Только имей в виду… в этой куче находятся, пожалуй, и письма Лилиан. Она, наверно, писала ему из Москвы.

Эймз положил письма обратно на стол. Пимброк показал на два чемодана в углу.

— Этими штуками заниматься не буду. Рыться в белье — это по части Робинза. Позовем его после.

— Все-таки интересно, что это за корзина? — Эймз наклонил голову. — Может быть, для шляп?

— Судя по форме и размеру, — сказал Пимброк, — эта корзина подходит только для мексиканских сомбреро. Или для старинных щитов.

— А для абажуров слишком плоска. Больше всего подходит для сомбреро, — согласился Эймз.

Эймз открыл верхний ящик письменного стола и стал осторожно перебирать записные книжки и блокноты. Он отложил несколько блокнотов с записями на английском языке. Ящики обеих тумб были набиты журналами и брошюрами. В одном из ящиков хранились альбомы с фотоснимками. Эймз перелистал их — фотографии Лилиан не было.

Пимброк закончил осмотр книжных полок и небольшого книжного шкафа. В книгах никаких записок вложено не было. Эймз вынул из кармана конверт, извлек оттуда густо исписанные листки и подошел к кровати. Около подушки лежала толстая тетрадь.

— У него, кажется, странная привычка класть около подушки тетрадь с записями? — спросил Эймз.

— Да, он засовывает под подушку тетрадь с клеенчатой обложкой и папки с черновиками.

— Тетрадь лежит здесь. А черновики, наверно, под подушкой.

— Только осторожно поднимай подушку, — посоветовал Пимброк. — Может быть, там какая-нибудь метка… положил где-нибудь спичку или сделал вмятину на подушке, чтобы заметить, лазил ли кто-нибудь. И где-то здесь лежит флейта для заклинания.

Эймз взял двумя пальцами уголок подушки и приподнял ее. Папки там не было. Он поднял подушку еще больше и увидел какой-то черный клубок — не то пояс, не то веревка. Он направил фонарик на этот предмет. Клубок стал медленно развертываться и приподнялся кончик — веревки или пояса. Что это? Эймз вдруг сдавленно крикнул и отскочил от кровати, сильно толкнув Пимброка. Тот упал на диван и смахнул рукой будильник со столика.

— Кобра! — крикнул Эймз и бросился к двери, но тут же, схватив со стола портативную пишущую машинку, бросил ее на подушку. — Надо прижать подушку!

Пимброк ринулся к кровати с толстым словарем, но споткнулся и упал на одно колено, ударившись головой о спинку кровати.

— Выползает! — заорал Эймз и бросился к двери.

Пимброк зацепил ногой кресло и уронил что-то на пол. Раздался звон стекла. Эймз не мог открыть дверь — шарил рукой, ища замок. Пимброк заколотил по двери руками и ногами. Наконец Эймз нащупал замок и повернул его. Они выскочили в коридор и захлопнули за собой дверь. Эймз сделал прыжок в сторону и чуть не упал — пол в коридоре был скользкий. Робинз стоял с открытым ртом — переводил взгляд с одного на другого. Пимброк, закрыв глаза, прислонился к стене. Эймз тер лоб дрожащими пальцами. Затем стал на колени и осмотрел щель под дверью — она была узка, змея пролезть не могла. Эймз поднялся и вытер платком лицо и руки.

— Дрессированная… — произнес он, с трудом переводя дыхание.

— В чем дело? — спросил Робинз. — Что случилось?

— Теперь понятно, почему эта корзинка… — прошептал Пимброк, оглядывая пустой коридор. — А мы подумали, для сомбреро…

— Он не сказал Лилиан, что достал. — Голос Эймза уже стал нормальным. Хотел преподнести сюрприз.

— Ничего не понимаю. — Робинз замотал головой. — Что случилось?

Пимброк сплюнул и пошел, потирая ушибленную руку. Пройдя несколько шагов, он сказал:

— И преподнес этот сюрприз. Эффект потрясающий — большего желать нельзя.

Эймз прихрамывал. Робинз взял его под руку.

— А где ваш фонарик? — спросил он.

Тот что-то пробормотал. Робинз схватился за голову.

— Оставили там? Это же… какой ужас! Надо взять. Нельзя же…

Пимброк повернулся и, вытащив из кармана ключик, сделал приглашающий жест.

— Пожалуйста, можете открыть дверь и войти. Без стука. Она вас там ждет.

— Кто ждет? — Робинз топнул ногой. — Объясните же в конце концов, что случилось? Привидение, что ли? — Он вынул из кармана револьвер. — Я пойду.

Эймз, морщась от боли, шепнул ему что-то. Робинз переспросил, не поверив своим ушам, мотнул недоуменно головой и засунул револьвер обратно в карман.

Они молча сели в машину и поехали, но когда свернули на Пикадилли, Эймз вдруг накинулся на Робинза:

— Виноваты во всем вы, именно вы. Должны были знать, что он завел эту гадость. Вы собирали сведения у прислуги, а она, очевидно, знает. Ведь русский должен был предупредить всех, потому что в его отсутствие заходят в номер и убирают. А вы ничего не узнали. Или, может быть, знали, но не сказали нам?

— Вы что, с ума сошли? — возмутился Робинз. — Вас, наверно, укусила змея, и вы уже…

— Вы подставили нас под удар! — крикнул Эймз. — Умышленно или не умышленно — пусть в этом разберутся.

— Вы просто взбесились.

— А вы природный болван.

Пимброк, сидевший за рулем, сказал:

— Робинз, вы, конечно, несете ответственность. Вы виноваты. Поэтому вы обязаны… до утра еще много времени… пойти в номер, найти фонарик Эймза, привести в порядок мебель, поднять с пола разные вещи…

Робинз зафыркал.

— Натереть пол, отполировать мебель…

— Я говорю серьезно, — гаркнул Пимброк, — не паясничайте! Вы обязаны подобрать книги с пола, разбитую посуду, затем подойти к кровати, снять с подушки пишущую машинку системы «Корона» и англо-русский или русско-английский словарь… не успел прочитать корешок и, самое главное, осторожно приподнять ближний левый уголок подушки и принести извинение… от имени контрразведки Соединенного Королевства.

— Посмотрим, как вы будете шутить у полковника, — язвительным тоном произнес Робинз. — Я думаю, что он пошлет туда не меня, а вас обоих. Постараюсь достать два комплекта снаряжения для хоккейного вратаря… с наколенниками, которые защитят ваши ноги от укусов.

Он хихикнул.

VII

— Так… — полковник Марло пожевал потухшую сигару, перекатил ее в другой конец рта и с яростью выплюнул ее в бумажную корзину. — Значит, вы обвиняете во всем Робинза. Так…

— Мы полагаем, что он был обязан предупредить нас, — сказал Эймз. — Ведь рекогносцировка была поручена ему.

— Дело не в рекогносцировке! — Марло стукнул кулаком по столу и крикнул — сегодня он давал волю своему голосу: — А в том, что вы удрали из номера, побросав все там… А где те бумаги? Те самые бумаги…

— Я их положил, как вы приказали… то есть там, где вы приказали…

— Где положили? — заорал полковник.

Эймз приподнял бровь и, посмотрев на свои пальцы, медленно произнес:

— Я буду очень обязан вам, если вы немного измените интонацию…

— Плевал я на интонацию! — еще громче заорал полковник, но, увидев, что Эймз приподнялся со стула, сразу же понизил голос до шепота: — Куда вы девали документы? Где оставили?

Эймз бросил взгляд в сторону Пимброка. Тот ответил:

— Как вы приказали, бумаги были положены под матрац у изголовья. При этом произошло легкое смещение подушки и это, очевидно, вызвало пробужде… то есть разбудило…

— Что разбудило?

— То живое существо, которое находилось там.

Полковник кивнул головой.

— И тогда два доблестных, неустрашимых офицера, оглашая воздух воплями, обратились в бегство… помчались, как спринтеры, роняя на ходу принадлежности туалета. Так?!

Пимброк повел плечом.

— Насколько мне известно, электрический фонарик и поднос с посудой не входят в состав офицерского туалета.

— Хорошо, что вы не потеряли такую существенную часть своего туалета, как штаны. Правда, вы их, наверно, это самое…

Эймз поднял голову.

— Я бы очень просил, полковник, выбирать выражения…

— У меня нет под рукой оксфордского словаря, — прошипел Марло. — Поэтому я не мог отобрать подходящие слова для того, чтобы описать как следует ваше героическое поведение на фронте отеля «Дорчестер». Подвиг, о муза, воспой подчиненных отважных Кэрфакса… К сожалению, я не поэт. — Он взял телефонную трубку и рявкнул: — Робинза! Это вы? Сперва прожуйте, потом отвечайте. Немедленно отправляйтесь туда, на Парк-лейн, и приведите все в порядок. Нельзя же в таком виде оставлять. Это все равно что оставить визитную карточку. Да, да, именно туда. Что? Я приказываю. — Он ударил кулаком по столу. — В противном случае предам суду! Что? — Выслушав Робинза, Марло повторил: — Немедленно отправляйтесь в отель и выполняйте приказ. Как? Это меня не интересует. Можете взять с собой мангусту, она питается змеями. Желаю успеха.

— Я думаю… — Пимброк посмотрел на Эймза, — нам следовало бы поехать туда и придумать что-нибудь… вместе с Робинзом.

Марло бросил взгляд на Эймза. Тот сидел насупившись и поглаживая колено. По губам полковника пробежала язвительная улыбка.

— Не стоит беспокоиться. Капитан Робинз справится без вас.

Зазвонил телефон. Марло поднял трубку, молча выслушал то, что ему сообщили, и, положив обратно трубку, потер кулаком висок.

— Только что доложили мне, что скоро в отель «Дорчестер» приедет советский журналист, преемник Мухина. Он сейчас находится в посольстве и заказал номер рядом с номером Мухина. Так что залезать к Мухину уже нельзя. — Он потер виски обоими кулаками и простонал сквозь зубы: — Завтра утром Мухин войдет к себе в номер и поймет все. Какой скандал!

Он обвел взглядом Пимброка и Эймза и сделал движение головой: уходите. Они поклонились и вышли.

На следующий день их вызвал к себе Кэрфакс. На его худощавом, пергаментном лице ничего нельзя было прочитать. Он долго разглядывал разложенные на столе авторучки и аккуратно очиненные карандаши, затем объявил ледяным голосом:

— Полковник Марло отказывается от ваших услуг. Больше вы не должны встречаться с Мухиным. Он, кстати, скоро уедет. Завтра утром вы оба полетите в Багдад. Повезете пакеты, весьма секретные. Поэтому не бросайте их где-нибудь, как вы это уже сделали в одном месте. В Багдаде ждите дальнейших распоряжений.

Он встал и протянул им руку. Когда они уже были в дверях, он сообщил им:

— Установлено, что в номере Мухина уже нет змеи. Он уходил из отеля и просил убрать номер. Туда заходила под видом горничной сотрудница пятого отдела и не обнаружила ничего. Круглая корзина совсем пуста. Очевидно, он отправил куда-нибудь своего ужа…

— Не ужа, а кобру, — сказал Пимброк.

— Это деталь. Мухин выразил удивление, почему в его номере такой беспорядок. Управляющий объяснил ему, что какой-то пьяный подобрал ключи и влез в номер, но после выдворения пьяного решили не трогать ничего, чтобы не было путаницы. Пьяный размахивал какими-то бумажками, возможно, что он их обронил в номере. Так объяснили Мухину. Поверил он или нет, пока неизвестно. Итак, желаю вам всяких удач. — Он неожиданно улыбнулся, но сразу же сделал серьезное лицо. — Надеюсь, что фортуна больше не будет подставлять вам ножку. Очень взбалмошная девица. Прощайте.