Онлайн чтение книги Когда ты проснешься…
6

Следующие несколько дней в тропическом раю проходят почти так же, как и первый. Днем я проводил время на пляже с новыми знакомыми, а вечером встречался с ними же в клубе, чтобы неспешно, в мерцающем свете свечей, побеседовать на отвлеченные темы. Ребята познакомили меня с другими гостями острова – оказалось, что они неплохо знали всех отдыхающих, поскольку местный контингент менялся редко. Впрочем, «познакомили» – это громко сказано. Каждый из гостей отеля к моменту нашего знакомства уже знал мое имя, так что ситуацию можно было бы описать высокопарным «Я был представлен этим людям», если бы не тот факт, что мои новые знакомые с первой минуты знакомства фамильярно делали вид, что мы знакомы минимум со школы. И никакой высокопарностью или вежливой холодностью, обычно свойственной членам устоявшихся сообществ, от них не веяло.

На фоне всеобщего дружелюбия островная идеология полного отречения от мирских забот, первое время вызывавшая раздражение, стала восприниматься как нечто неизбежное. Я решил перестать сопротивляться реальности и получать удовольствие от всех немногих доступных мне развлечений.

Желая разнообразить досуг, в один из вечеров я не иду в клуб с друзьями, а остаюсь в номере, чтобы почитать случайно найденные в одной из прикроватных тумбочек книги. Нужно ли говорить, что находка в полной мере соответствовала моим литературным вкусам?

Так что после пляжа, боясь показаться невежливым, я ссылаюсь на плохое самочувствие и сообщаю, что сегодня не смогу составить друзьям компанию. Не думаю, что они поверили, – обстановка острова, казалось, не допускала самого факта существования у людей плохого самочувствия. Но будучи людьми вежливыми, не подают виду, а лишь желают мне скорейшего выздоровления и скрываются в отеле, чтобы привести себя в порядок перед традиционными вечерними посиделками.

Остаток вечера я провожу в кровати, погрузившись в книги. Чтение настолько увлекает истосковавшийся по новым впечатлениям ум, что я не замечаю, как на острове наступает ночь.

Бросаю взгляд на окно, вижу сквозь занавески вновь появившуюся луну и вспоминаю причудливый ночной танец морских огоньков, к которому не возвращался с первого вечера. Ведомый странным чувством, поднимаюсь с кровати, вдеваю ноги в шлепанцы и направляюсь к двери.

Выйдя на улицу, вдыхаю прохладный ночной воздух. Где-то справа играет музыка, слышатся смех и звон бокалов. Клуб живет своей жизнью. Но сегодня я направляюсь в сторону темного пляжа.

Через некоторое время вдалеке появляется знакомое голубое свечение. Приближаясь к нему, я вдруг замечаю у воды маленький желтый огонек. Огонек колеблется и то виден отчетливо, то на несколько секунд исчезает из поля зрения. Заинтересовавшись, поворачиваю к загадочному источнику света.

Когда подхожу ближе, удается разглядеть рядом с огоньком силуэт человека. Человек сидит на песке у самой воды, наполовину освещенный стоящей рядом старомодной керосиновой лампой.

«Кто-то из гостей?» – думаю я.

Маловероятно.

Я несколько раз делал попытки вытащить друзей вечером из уютных клубных кресел и переместить вечеринку на пляж, но они всегда вяло отмахивались от этой затеи. Судя по всему, будучи завсегдатаями этих мест, они уже не раз посещали береговую линию ночью, и сумасшедшая красота неоновых огоньков не вызывала у них таких эмоций.

Когда до человека с лампой остается несколько шагов, мне наконец удается рассмотреть его. Точнее ее – сидящая на берегу рядом с лампой фигура оказывается женской. Девушка с интересом наблюдает за реакцией светящихся обитателей на ее действия. В точности как и я в свою первую ночную вылазку.

Незнакомка склоняется к воде, и ее светлые длинные волосы тут же окрашиваются в мистический синий оттенок. Девушка настолько увлечена происходящим, что не слышит, как я подошел.

Некоторое время думаю, как привлечь ее внимание, чтобы случайно не напугать. Но, перебрав все возможные варианты, прихожу к выводу, что не существует ни одного способа подкрасться ночью к одинокому человеку на пляже, не испугав его, и тихо произношу:

– Привет.

Девушка вздрагивает от неожиданности, раздается плеск воды, и огонечки отшатываются от опущенных в воду ног. Она поворачивается ко мне, и керосиновая горелка освещает половину ее испуганного, красивого, немного детского и совершенно незнакомого мне лица. Я еще не успел выучить имена всех обитателей острова, но худо-бедно узнавал их в лицо и готов был поклясться, что этой девушки раньше не видел.

Незнакомка тем временем берет себя в руки и, смущенная своей реакцией, произносит с легким вызовом в голосе:

– Вы меня напугали! Привет.

– Прости, я… Я не хотел, – неловко отвечаю я, привыкший к тому, что гости отеля с первой минуты знакомства переходят на «ты». – Просто весело хлопнуть тебя по плечу показалось мне еще худшей затеей. Я присяду?

Девушка молчит, а потом вдруг неожиданно задает вопрос:

– Как меня зовут?

– Это какая-то игра? – озадаченно отвечаю я, пытаюсь улыбнуться, но тут же стираю улыбку с лица, наткнувшись на совершенно серьезный взгляд.

– Я не знаю, как тебя зовут, – признаюсь я.

Взгляд девушки теплеет, и она чуть улыбается:

– Садись. Я тут провожу эксперименты над этими странными светлячками. – Она кивком головы указывает на синие осмелевшие огоньки, снова обступившие ее ступни. – Кстати, не знаешь, кто это такие?

– Это какой-то фитопланктон, – говорю я, усаживаясь рядом. – Эта красота называется биолюминесценция.

– Какое красивое слово для такого красивого явления. Есть в этом что-то очень правильное, когда красивые вещи называют красивыми именами. Жаль, что так бывает не всегда.

– Тогда я хочу узнать твое имя, чтобы проверить, насколько оно тебе соответствует.

Девушка бросает на меня хитрый взгляд.

– Ах ты, какой подкат! Засчитано! – И добавляет, чуть помолчав: – Я Оля. А ты?

– Саша.

Она протягивает руку, и я пожимаю ее тонкую, мокрую, перепачканную в песке ладошку.

– Ну что, подходит мне мое имя? – кокетливо спрашивает Оля, неловко отряхивая с рук песок.

– А вот и не скажу! Зазнаешься еще. А почему ты спросила, знаю ли я, как тебя зовут?

Она пожимает плечами:

– Здесь всем известно мое имя. Мне хотелось встретить того, кто его не знает. Тогда мы могли бы познакомиться как все нормальные люди. А не вот так…

В сознание вдруг врывается догадка.

– Когда ты прилетела?

– Сегодня днем, – отвечает она. – А что?

– Поздравляю, – улыбаюсь. – Теперь ты – новичок.

– В каком смысле новичок?

– Раньше новичком был я. И все, с кем я знакомился, уже знали мое имя. Этот остров, насколько я понял, построен на некоем подобии клубной системы. Гости давно знают друг друга, а обо всех впервые появившихся на острове узнают мгновенно.

– Да, я сегодня была в этом ресторане…

– В клубе?

– Да, в клубе. И не понимала, почему все так на меня смотрят. А когда бармен обратился ко мне по имени, так и вовсе неловко стало. Непривычный какой-то сервис…

– Бармена зовут Джим, он приятный парень. – зачем-то поясняю я. – Пьет только не в меру, но, похоже, это никак не сказывается на его работе.

Оля рассеянно кивает и, тряхнув головой, откидывает упавшие на глаза волосы.

– Несовершенная система. Так не должно быть. Новички могут испытывать неловкость, оказавшись под столь пристальным вниманием.

– И испытывают, – соглашаюсь я. – Но к этому быстро привыкаешь.

– Ты здесь давно?

– Несколько дней.

– Не скучно?

– Немного, – честно признаюсь я. – Не уверен, что это мой стиль отдыха: целыми днями ничего не делать и постигать нирвану.

– Понимаю, – смеется Оля. – Я тоже не в восторге, когда нечем занять мозги. Мой мобильник не работает, и я чувствую себя неуютно, будучи отрезанной от внешнего мира.

– Зачем же ты сюда приехала?

Оля смотрит, широко распахнув глаза:

– Затем же, зачем и ты, думаю?

– Мне эту путевку подарили, так что я пока сам не понимаю, зачем оказался здесь. Остров призывает к отказу от всего, что окружало нас там. – Я неопределенно киваю в сторону темного горизонта. – Но я пока не понял, что он дает взамен. Мне все говорят – расслабляйся, Саша. Ну я и расслабляюсь в меру сил. Что еще остается-то?

– Жаль, что ты провел здесь несколько скучных дней. Прости, я не могла прилететь раньше, – то ли в шутку, то ли всерьез произносит девушка.

– Кстати, откуда ты прилетела?

– Разве это так важно?

Смеюсь.

– Ну вот, ты всего несколько часов на острове, а уже разговариваешь как его обитатели. Никакой конкретики, только мягкие, обтекаемые формулировки. И всеобщее состояние расслабленности. Ом-м-м… – Я закрываю глаза и сажусь в позу лотоса.

Девушка смеется и брызгает мне в лицо водой.

– Саш, может, это и неплохо. В городах мы потребляем слишком большое количество ненужной информации. Мы отравлены этими сыплющимися на нас со всех сторон фактами. Нам нужно быть в определенном месте в определенное время, нужно постоянно делать какие-то дела, встречаться с нужными людьми. Представляешь, какой оборот речи? «Нужные люди». Как инструменты. И у каждого инструмента есть свои особенности. Этот богат, этот глуп, этот слаб, этот веселый, а этот заставляет нас грустить. С этим нельзя флиртовать, а с этим чуть-чуть придется. На этого можно надавить, а с этим стоит держать ухо востро. Не люди, а какие-то манекены с ярлыками. Никакого волшебства. А здесь теплое море, солнце, простые люди, не лезущие в твою душу и не пытающиеся окунуть тебя с головой в свою. И вот огонечки эти еще, – она поводила ногой в воде, и огоньки закружились в неоновом водовороте, – волшебные. Ты веришь в волшебство?

Я глупо молчу, растерявшись от этого кажущегося на первый взгляд детского, но неожиданно глубокого вопроса. Широты восприятия мира большинства женщин, с которыми я раньше бывал на отдыхе, обычно хватало лишь на то, чтобы сформулировать свои претензии к сервису отеля. Окажись они со мной на этом острове, уже на второй день свели бы с ума, жалуясь на жару, слишком тесный номер и недостаточную светскость отдыхающего здесь общества. А тут незнакомая девушка вместо того, чтобы попытаться выяснить, в каком районе расположена моя квартира в Москве и в каком классе номера я остановился, спрашивает, верю ли я в волшебство.

– Я не верю в сказочное волшебство, – честно отвечаю я. – Но верю в право каждого человека считать волшебством все, что ему захочется. Чтобы стать волшебником, не обязательно уметь творить чудеса. Мы становимся волшебниками, когда начинаем находить чудеса в повседневных явлениях. Волшебник – это лаборант в фотоателье. Он видит чистый лист бумаги, а потом с помощью специального раствора позволяет на этом листе проявиться фотографии. Он не оценивает композицию кадра, не оценивает натуральность эмоций людей на снимке. Его задача – родить на свет изображение, чтобы другие его увидели. Наверное, если смотреть на мир так же, как этот проявщик, без ожиданий и оценок, то мы увидим для себя много волшебства.

– Проявщик, да… Или скульптор, – вдруг подхватывает Оля. – Создает ли скульптор фигуру из камня или просто освобождает от лишнего уже существующий в куске камня образ?

– Или так, – соглашаюсь я, подумав. – Так даже поэтичнее.

– Ты забавный, – говорит Оля, – с тобой будет нескучно.

Смущенно пожимаю плечами, и мы еще некоторое время молча наблюдаем за игрой света в воде. Потом Оля, опершись рукой на мое плечо, поднимается и потягивается, разминая затекшую спину.

– Наверное, мне пора отдыхать, – произносит она сквозь зевок. – Я устала.

– Ты чувствуешь себя уставшей? – удивляюсь я, вспомнив свое невероятное ощущение бодрости, не отпускавшее меня с момента пробуждения в самолете до самой ночи.

– Да, я направилась сюда сразу после работы. Меня выдернули внезапно, я даже не успела толком подготовиться.

«Похоже, Оля прилетела по горящей путевке», – думаю я, но ничего не говорю, а тоже поднимаюсь, подхватываю горящую лампу, и мы направляемся в сторону отеля.

Мы подходим к стойке портье, чтобы вернуть позаимствованный Олей фонарь. За стойкой дежурит тот же парень, с которым я познакомился в день своего заезда. Встретив нас с профессиональной любезностью, он принимает из моих рук старомодную лампу и желает спокойной ночи.

Поднимаемся на второй этаж. Оля живет в другом конце коридора, в комнате под номером два. Мы некоторое время неловко стоим у лестницы, потом обнимаемся, желаем друг другу приятных снов и расходимся.

Засыпая в необъятной кровати, я думаю, что еще никто в этом мире ни в дорогих отелях на лучших курортах, ни в лучших московских ресторанах, ни в самых дорогих клубах никогда не пытался узнать, верю ли я в волшебство. Люди все чаще измеряют любое волшебство цифрами. Но становятся ли голубые огоньки менее прекрасными оттого, что мы не можем их посчитать?

На следующее утро, спустившись к завтраку, неожиданно встречаю Олю в лобби. Она одета в похожие на мои белые свободные брюки и фирменную отельную рубашку, на которой Оля закатала рукава. Волосы собраны в хвост и оголяют длинную изящную шею. Оля о чем-то спорит с человеком за стойкой, и лицо работника отеля, сменившего ночью знакомого портье, выражает полное недоумение.

– Доброе утро. – Я подхожу к спорящим.

– Привет, Саша! – возбужденно здоровается Оля. – Представляешь, у них нет на острове никаких развлечений. То есть совершенно никаких: ни водных мотоциклов, ни дурацких надувных бананов, ни полетов на парашютах и дельтапланах!

– Мы не допускаем на острове того, что может производить шум и мешать спокойствию других отдыхающих, – поясняет портье.

Оля, видимо, не первый раз услышавшая это вежливое объяснение, кивает в подтверждение его слов.

– Видишь, Саш?

Благодарю растерянного служащего и за локоток отвожу от стойки разбушевавшуюся новую знакомую. Оля для вида протестует, а сама улыбается комичности масштаба устроенного ею скандала.

– Пойдем-пойдем. Не ты ли вчера мне говорила о расслаблении? И вот я застаю тебя с утра в самом разгаре боевых действий.

– Ай, – отмахивается Оля. – Мне просто хотелось вывести его из себя. Они все тут такие вежливые. Просят меня чувствовать себя как дома, а я, понимаешь, не могу чувствовать себя как дома, если мне не хамит обслуживающий персонал!

Смеемся и вместе направляемся в сторону клуба. За стойкой в баре все так же работает Джим. Желающих пить с самого утра немного, поэтому он просто задумчиво смотрит в сторону террасы, на которой уже завтракает несколько гостей.

Увидев нас с Олей, Джим оживляется и машет рукой. Я, страшно довольный тем, что наконец пришел в клуб не в гордом одиночестве, с радостью пожимаю протянутую руку и представляю бармену свою спутницу. Оля сдержанно здоровается и почему-то нетерпеливо тянет меня на террасу.

Мы садимся за свободный столик, уже сервированный к завтраку. На столе графин с апельсиновым соком, ароматные круассаны и тарелки с мелко нарезанными сыром и колбасой.

Оля оглядывает завтракающих гостей. Некоторые из них бросают на девушку ответный любопытный взгляд. Потом Оля смотрит на наш стол так, словно видит его впервые, и некоторое время о чем-то размышляет, по-детски закусив губу.

– Ты говорил, что здесь все гладко и однообразно, так? – спрашивает она.

– Да, полная благодать, – медленно отвечаю я.

Оля вдруг перегибается ко мне через стол и манит рукой. Я тоже подаюсь вперед так, чтобы наши лица встретились. Оказавшись рядом с моим ухом, Оля вдруг вполголоса начинает ругаться:

– Тогда, может, к черту их всех, а? С этими их нейтральными улыбками и безупречным поведением. С этими светскими разговорами о погоде и футболе.

– Допустим. К черту, – соглашаюсь я. – И что же ты предлагаешь?

– Идеология острова предполагает расслабленное следование течению событий, так?

Киваю, по-прежнему не понимая, куда она клонит.

– События складываются таким образом, что я прямо сейчас собираюсь отправиться завтракать на пляж. Чтобы брать эти вкусные круассаны руками, кусать их, не боясь испачкать скатерть или измазать лицо в джеме. И чтобы нас окружала не болтовня этих людей, а шум набегающих волн. И возможно, я даже буду чавкать, потому что ужасно голодна! Саша, если мы не можем сбежать с острова, давай сбежим хотя бы с этого чертова светского раута?

Я отстраняюсь и внимательно смотрю девушке в глаза. Их задорный блеск наводит на мысли, что моя новая знакомая сумасшедшая. Но с сумасшедшими спорить нельзя, тем более с такими очаровательными. Поэтому, не сказав ни слова и не сводя с нее глаз, начинаю медленно стаскивать со стола скатерть вместе с находящимися на ней предметами.

Оля распознает в моем жесте полное согласие и быстро переставляет со скатерти на оголившуюся деревянную поверхность все тарелки с едой. После этого я беру в руки похищенный кусок белоснежной ткани, и мы, действуя синхронно, словно проделывали это уже тысячу раз, заворачиваем в скатерть несколько произведений французских пекарей и кидаем сверху закуски. После чего я складываю скатерть уголками и закидываю за спину на манер мешка.

Заговорщицки улыбаясь и прыская со смеху, взявшись за руки, мы направляемся к выходу. Несколько гостей провожают нас удивленными взглядами, пока мы, лавируя между столиками и ожидая возмущенного окрика официантов, похищаем завтрак с террасы. Покидаем клуб и двигаемся в сторону пляжа.

Мне доводилось завтракать в лобби самых дорогих европейских отелей, в кафе лучших альпийских курортов с закрытой клубной системой и панорамным видом на величественные заснеженные горные вершины. Мне приносили завтрак в постель служащие пятизвездочных отелей и угощали лучшими круассанами, утренним рейсом привезенными из Франции. Но ничто из перечисленного не могло сравниться с расстеленной на песке, мятой, перепачканной скатертью, рядом с которой сидит Оля и, прищурившись, глядит на низкое утреннее солнце, хрустя слоеным тестом. Крошки падают на ее просторную рубашку, но она даже не пытается их стряхнуть и весело мычит какую-то песню с набитым ртом, в такт шевеля ступнями.

Теперь, при свете дня, мне удается лучше рассмотреть этот внезапно появившийся в моей жизни маленький тропический торнадо.

Светлые волосы, прядями спадавшие на плечи, обрамляют ее лицо с большими серыми глазами. Порой, задумавшись, Оля морщит маленький, чуть вздернутый носик, отчего ее лицо озаряется хитрым ребяческим упрямством.

Она не была красива в том смысле красоты, в каком ее понимали знакомые мне девушки, всеми силами старающиеся подчеркнуть достоинства и с не меньшим рвением замаскировать недостатки. В Оле не было вызывающей, дразнящей, лоснящейся, как центр ночного города, показухи. Вместо этого она как бы светилась изнутри теплой, спокойной, убаюкивающей красотой. Ее привлекательность исходила изнутри, проявлялась в жестах, мимике, голосе и напоминала ласковое свечение ночника. И Оля не только не старалась при каждом встречном врубить на всю катушку свой яркий женский прожектор красоты, но, казалось, даже не подозревала о его существовании.

Уже позднее, когда мы провели бесконечные часы в разговорах, я понял, что Оля из тех девочек, которым в детстве хочется признаваться в любви. В ней не было искусственной, надменной холодности, которой маленькие девочки учатся сразу же, как только у них начинают получаться песочные куличики. Как только она понимает, что если начать вести себя с мальчиками определенным образом, то куличики – стараниями попавших под детское обаяние мальчишек – начинают появляться перед ней сами собой, мир маленькой принцессы с тех пор никогда не становится прежним.

Оля больше была похожа на девочку, которая не только сама слепила все свои куличики до единого, да еще и показала мальчишкам по песочнице, как это правильно делается. После чего скорее всего быстро потеряла интерес к скульптурам из песка и стала смотреть, что еще в этом мире осталось непознанным.

С появлением Оли на острове время потекло иначе. Она всегда находила способы внести разнообразие в тихую расслабленную рутину тропического рая. Умела смотреть на кажущиеся простыми вещи под другим углом, после чего с легкостью консервного ножа вскрывала скучную действительность и извлекала на свет новые, блестящие точки зрения.

Иногда Оля проявляла прекрасное чувство такта, чувствуя момент, когда стоило выключить неуемный жужжащий моторчик. Но уже через минуту в ней снова включался дух авантюризма, и девушка начинала изобретать все новые способы внести в монотонную и умиротворенную окружающую обстановку толику контролируемого безумия.

Бывало, мы о чем-то жарко спорили, но, не сойдясь во мнениях, Оля всегда внимательно выслушивала мои аргументы, прежде чем высказать свои. И даже иногда их принимала. Я отвечал ей взаимностью, признавая за ней право отличаться. Но это различие ничуть не умаляло моей симпатии, а даже, напротив, с каждым днем распаляло ее еще сильнее.

В другой раз она что-то с интересом рассказывала, и мы невзначай касались друг друга, неловко жестикулируя. От этих прикосновений меня била дрожь. В них не было и намека на вульгарные, пьяные клубные облапывания, ни намека на сексуальный вызов. Она прикасалась своими прохладными ладонями, в шутку заключала меня в объятия, и я сходил с ума, вдыхая медовый аромат ее волос и тонкий терпкий запах молодого загорелого тела.

Оля тоже чувствовала возникающее между нами электричество. Вдруг замирала, когда я невзначай гладил ее по спине, и задерживала свою руку в дружеском прикосновении чуть дольше, чем того требовали правила приличия.

Были в ее поведении и некоторые странности. Например, даже после нескольких дней пребывания на острове и состоявшегося формального знакомства Оля предпочитала избегать компании других обитателей. Мои островные друзья, с которыми я провел свой первый вечер в клубе, проявляли тактичность, не навязывая свое общество. Мы лишь перекидывались несколькими общими фразами, если пересекались на пляже или в клубе. Но Оля почему-то это общение игнорировала, не заходила дальше вежливого приветствия и постоянно тянула меня подальше от других гостей.

После того завтрака с похищением скатерти мы редко проводили время в клубе. Оля говорила, что «всякие рестораны» надоели ей еще дома и на острове ей хотелось бы все делать «не так, как обычно». Я разделял желания подруги, и большую часть времени мы проводили под густой растительностью, окружавшей отель, и на берегу моря, наслаждаясь послеобеденным сном в тени пальм, купаясь и загорая.

Наша кожа быстро приобрела ровный бронзовый оттенок без каких-либо последствий, вроде охватывающих все тело огнем солнечных ожогов – еще один подарок таинственного острова, заботящегося о комфорте своих гостей.

Но самым главным подарком все-таки была Оля. Не проходило и дня, чтобы я не поразился странному совпадению, по которому мы оба оказались в этом маленьком тропическом раю, где одежда подходит по размеру, а на полке вдруг находится твоя любимая книга. Иногда я в шутку говорил, что так гармонично подходящая мне Оля – часть идеальной сервисной программы отеля, за что получал щелчок по лбу и хвастливые заверения в том, что «вообще-то так и должно быть».

В комнате Оли так же, как и в моей, нашлись книжки, и иногда мы развлекали друг друга чтением вслух. Подруге традиционно доставались женские роли, а мне мужские. Она своим тоненьким голоском пыталась изобразить монолог героини в летах, а я покатывался со смеху. Оля картинно обижалась, запускала в меня книгой и заставляла дочитывать монолог престарелой леди за нее. И тогда наступала ее очередь смеяться.

Мы не пытались выяснить ничего об обычной жизни друг друга с тех самых пор, как Оля отказалась назвать свой город. Вполне хватало объединяющего нас маленького райского уголка и того волшебства, которое мы в нем находили. Местные могли бы нами гордиться – настолько мы стали похожими на них в отказе от всего мирского. Могли бы, если бы порой не приходили в полный ужас от нашей манеры нарушать все возможные принятые на острове правила.

В один из вечеров мы выпрашиваем у Джима бутылку вина и пару бокалов к ней. После чего, привычно игнорируя светский вечер на террасе, направляемся прямиком туда, где однажды случайно встретились.

Оказавшись на пляже, садимся на прохладный песок и по очереди, как в студенческие годы, отпиваем прямо из бутылки. Позабытые бокалы остаются лежать на песке, а мы молча смотрим на гипнотизирующий калейдоскоп синих огоньков в воде.

– Как ты думаешь, эти огоньки знают, насколько они красивы? – задумчиво спрашивает Оля, положив мне голову на плечо.

– Думаю, нет. Им ведь никто об этом никогда не говорил.

– А разве для того, чтобы узнать, что ты красив, кто-то обязательно должен об этом сказать?

– Ты знаешь, что ты красивая? – задаю я вопрос в лоб.

– Догадываюсь… – тянет Оля через несколько секунд смущенного молчания.

– Ты знаешь об этом потому, что тебе так говорили мужчины. Женщина свою красоту познает через мужчин. Скажет мужчина своей женщине «ты самая лучшая» – и она каждое утро будет просыпаться с этой мыслью. Самые красивые женщины – те, которых любят. Их легко узнать по глазам – их освещает свет, зажженный мужчиной. Есть мужчины, которые всю жизнь этот свет в своих женщинах гасят. Но есть и другие – кропотливо поддерживающие яркий огонь, подбрасывающие ветки и оберегающие его от ветра.

– Так почему же тогда эти огонечки такие красивые?

– Потому что мы их любим.

Оля улыбается, делает глоток, а я забираю у нее бутылку, втыкаю донышком в песок и, поднявшись, протягиваю руку.

– Что? – не понимает она, но протягивает руку в ответ и поднимается с песка.

Молча привлекаю Олю к себе, обнимаю за талию и подаюсь чуть в сторону, увлекая ее за собой, и какое-то время мы молча танцуем под размеренный, понятный лишь нам двоим, ритм ночного моря. Чувствую сквозь тонкую отельную одежду, как сильно бьется Олино сердце.

Сквозь прикрытые веки вижу слабое синее мерцание. Дыхание девушки становится отчетливее. В полной темноте слух обостряется настолько, что я даже могу расслышать кажущийся сейчас таким далеким шум клубного вечера.

Отстраняюсь от девушки и заглядываю ей в глаза. По Олиной щеке несколько раз пробегают голубоватые, отраженные от воды, блики. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга, сбившись с ритма. Ее рот чуть приоткрыт, и я замечаю маленькую капельку вина под ее нижней губой. Не отдавая себе отчета, чуть наклоняюсь и подхватываю эту капельку губами, и через мгновение наши губы встречаются.

Долго целуемся с закрытыми глазами: сначала нежно и осторожно, едва касаясь, точно пробуя друг друга на вкус, а потом все более жадно, крепче сжимая друг друга в объятиях. Голова кружится, руки слабеют от раздирающего изнутри, наполняющего все тело восторга. Окружающая темнота взрывается в закрытых глазах голубыми искрами, уже не понимаю, где нахожусь я, где Оля, а где море с его голубыми огоньками. В мире остается только хрупкое подрагивающее тело, теплые влажные губы, ее рука в моих волосах.

Не замечаем, как безнадежно пьяные – не от вина, но от каждой секунды, проведенной вместе, задыхающиеся от счастья несемся по пляжу. Гормональный любовный коктейль, смешанный лучше любого из напитков в барном шейкере Джима, ударяет нам в головы. Едва оказавшись в номере, мы жадно набрасываемся друг на друга и двигаемся в сторону постели, по пути скидывая просторную одежду и неловко задевая немногочисленную мебель.