Онлайн чтение книги Комната бабочек The Butterfly Room
Поузи. Адмирал-хаус

Голубянка орион (Phengaris arion (лат.))

Декабрь 1944

Меня немного огорчило, что маман больше не выглядела расстроенной, когда мы, задохнувшись от морозца декабрьского утра, забрались в двуколку, запряженную малорослой лошадкой, и выехали на подъездную аллею. Хотя еще не было и семи утра, маман успела облачиться в красивое платье и подкрасила губы красной помадой.

– Сегодня вы выглядите очень элегантно, – заметила я, когда она вышла из парадной двери и спустилась к нам по ступенькам крыльца.

– Спасибо, chérie, но ведь скоро уже Рождество, и мы все должны постараться выглядеть как можно лучше. – Пожав плечами, она приподнялась на носочки и поцеловала меня в щеку. – Итак, надеюсь, ты будешь хорошо себя вести у бабушки?

– Да. Счастливого Рождества, маман, – сказала я, когда Бенсон слегка хлестнул по боку лошадь, готовясь к выезду. – До встречи в новом году, – добавила я, когда наша малорослая лошадка побежала от дома по подъездной аллее.

Однако маман, отвернувшись, уже поднималась по ступеням крыльца обратно в дом.

На самом деле Рождество получилось совсем не таким скучным, как я себе представляла. Для начала, за день до Рождественского сочельника выпал снег. Живя вблизи моря, я за всю свою жизнь удостоилась радости видеть всего три или четыре снежных дня, да и то снежное покрывало белело на земле всего несколько часов, а потом смывалось дождем. Здесь, на склонах Бодмин-мур, выпавший снег напоминал огромные кучи сахарной пудры и, похоже, ничуть не собирался таять. Он лежал снаружи на подоконниках, а внутри в каминах мерцали языки огня и колебалось пламя свечей Адвента. Билл, молодой парень, выполнявший разные поручения бабушки и приносивший дрова для камина, подарил мне свои старые санки, на которых в детстве катался зимой. Я шла за ним, по колено утопая в снегу, а его указательный палец показывал мне на какую-то снежную горку. Я видела, как по склону на всевозможных скользящих приспособлениях, начиная с жестяных подносов и кончая старыми деревянными досками, неслись вниз какие-то маленькие, разноцветные свертки.

Он довел меня до подножия склона и познакомил с маленькой фигуркой, чье лицо практически скрывалось под розовой вязаной шапочкой и шарфом, я смогла разглядеть лишь пару сияющих голубых глаз.

– Это моя крестница, Кэти, – промурлыкал Билл с явным местным акцентом, мелодичным и тягучим, как сливки тех коров, что паслись на здешних пастбищах. – Она поможет вам.

И она действительно помогла. Хотя девочка едва доставала мне до плеча, оказалось, мы с Кэти однолетки, и она пользовалась в этом провинциальном сообществе некоторым авторитетом. Мы полезли вверх по склону, и по пути Кэти махала рукой и что-то кричала своим приятелям.

– Вон тот, Бойси, сын мясника, а это Рози, дочка почтмейстера, – сообщила она мне, когда мы забрались на вершину заснеженного холма. – А мой па – молочник.

– А мой папа… па – пилот, – сообщила я Кэти, пока она показывала мне, как надо ложиться лицом вниз на санки и отталкиваться руками от снега, чтобы выехать на склон.

– Лети давай! – крикнула Кэти, изо всех сил подтолкнув сзади мои санки, и я, набирая скорость, покатилась вниз по крутому склону, вереща от восторга, точно малыш.

В тот день я забиралась на горку и скатывалась оттуда бессчетное множество раз, и это катание на всю жизнь стало моим лучшим и самым веселым воспоминанием детства, не считая, конечно, ловли бабочек с папой, но теперь, когда я думала о ней, мне невольно хотелось плакать. Все дети на горке общались со мной вполне доброжелательно, потом мы с удовольствием согрелись, выпив горячий шоколад, принесенный чьей-то матерью и налитый в оловянные кружки, а домой я шла, счастливая оттого, что у меня появилось много новых друзей. Эта радость согревала мне душу так же, как шоколад – тело.

Наступил канун Рождества, и мы с Биллом побрели по снегу на окраину деревни, где зеленела сосновая рощица. Я выбрала маленькое деревце, и хотя оно, безусловно, не могло сравниться с той огромной елкой, что обычно ставили к Рождеству в холле Адмирал-хауса, но и такая сосенка выглядела очень симпатично с бабушкиными старыми и слегка потускневшими серебряными украшениями и со свечками, мерцавшими на ветвях живыми огоньками.

Целый день в бабушкин дом приходили жители деревни, и их угощали свежим рождественским пирогом со сладкой начинкой. Дейзи была потрясена, увидев на верхней полке кладовой шесть банок со специями. Бабушка рассмеялась и спросила, как же можно удивляться этому, ведь такие пироги едят всего пару дней в году; она объяснила Дейзи, что этого запаса, сделанного ее бывшим поваром еще до войны, хватило бы, чтобы накормить половину Западного фронта, и все равно осталось бы еще на целую жизнь. Вечером мы с бабушкой и Дейзи собрались за праздничным столом, чтобы насладиться восхитительными запеченными в тесте сардельками. Сарделек было маловато, зато их недостаток с лихвой компенсировали хрустящие золотистые корочки и густая подливка. Мне показалось, что во время войны эта деревенька на краю корнуоллских пустошей питалась лучше, чем герцоги и герцогини в Лондоне.

– Все потому, что мы тут живем дружно и поддерживаем друг друга, – объяснила бабушка. – У меня есть огород и куры, и я меняю куриные яйца и морковь на молоко и мясо. У нас здесь натуральное хозяйство. Издавна нам приходилось выживать, питаясь тем, что давала земля. Ты выгляни за окошко-то. – Она махнула рукой, показав на пушистые снежинки, кружившие за оконными стеклами. – Завтра дорога станет непроходимой, но вот увидишь, утром на крыльце, как обычно, будет стоять свежее молоко. Джек преодолеет любые заносы.

И в самом деле, когда наступило Рождество, Дейзи принесла еще теплое молоко, оставленное на крыльце в жестяном бидончике. В этой местной общине на вересковых пустошах люди заботились друг о друге, живя в изоляции от всего остального мира. Ближайший город Бодмин находился в десяти милях. Глядя на снежные сугробы, наваленные небесами, я думала, что с тем же успехом он мог бы находиться и в запредельных далях. В нашем безопасном и пушистом снежном гнездышке я чувствовала себя защищенной от суровой реальности. И мне здесь нравилось, несмотря на то что я ужасно скучала по маман, и по папе, и по нашему Адмирал-хаусу.

Вернувшись из церкви, мы по очереди открыли наши подарки, и я с восторгом увидела, что мне подарили книгу ботанических иллюстраций Маргарет Ми[20]Маргарет Урсула Ми (1909–1988) – британская художница, специализировавшаяся в изображении растений дождевых лесов Амазонии. из коллекции Кью-Гарденс, книга лежала в коробке, посланной для меня папой на имя бабушки, посылку доставили несколько дней назад.

«С Рождеством 1944 года!

Моей любимой Поузи – желаю весело провести праздники с бабушкой и считаю дни, оставшиеся до нашей долгожданной встречи. Люблю, целую, папа».

«Ладно, – подумала я, – по крайней мере, он знает, где я». – И осознание этого порадовало меня так же, как и прекрасный подарок – эти рисунки я буду с удовольствием разглядывать долгими зимними вечерами. Дейзи связала для меня шерстяную шапочку с ушами, и я сразу примерила ее, завязав под подбородком.

– Ах, как же тепло будет в ней кататься на санках! – воскликнула я, обнимая порозовевшую от удовольствия Дейзи.

Бабушка подарила мне серию книг в кожаных переплетах, написанных сестрами Энн, Эмили и Шарлоттой Бронте[21]Сестры Бронте: Шарлотта (1816–1855), Эмили (1818–1848) и Энн (1820–1849) – английские писательницы, чьи романы произвели сенсацию и впоследствии были признаны классикой английской литературы..

– Моя милая Поузи, – с улыбкой сказала она, – ты, вероятно, еще немного не доросла до понимания этих романов, но я в юности зачитывалась ими.

Дейзи пригласили присоединиться к нам за рождественским обедом, что меня несказанно удивило. Я не могла даже представить, что Дейзи сидит с нами за столом в Адмирал-хаусе, но бабушка настояла на своем, заявив, что несправедливо было бы Дейзи есть одной на кухне в самый святой день года. Мне очень понравилось рассуждение бабушки о том, что ее не волнует, в какой семье людям выпал жребий родиться или чем им приходится зарабатывать на жизнь. На самом деле я все больше и больше любила бабушку.

Я также заметила, что после пары глотков виски бабушка становится гораздо разговорчивей. Одним рождественским вечером мы сидели у камина, я уже в ночной рубашке потягивала горячий шоколад перед сном и слушала историю ее знакомства с дедушкой. Они познакомились в разгар того, что бабушка называла «сезоном», когда она начала «выезжать» (я тогда не поняла толком откуда) на бесконечное множество званых приемов и балов, где, к восторгу дебютанток, их приглашали танцевать молодые привлекательные мужчины из высшего общества. Вероятно, она танцевала с дедушкой.

– Я заметила его на первом же балу… впрочем, могла ли я его не заметить?! Под два метра ростом, он как раз закончил Оксфорд. С потрясающе большими карими глазами, которые унаследовали вы с отцом, моя милочка… во время того сезона он мог покорить сердце любой барышни, несмотря на то, что, в отличие от многих тамошних кавалеров, не имел особых титулов. Его матушка имела титул «Достопочтенной»… – Не зная этого слова, я догадалась, что оно означает нечто хорошее. – В общем, к концу того сезона мы с ним обручились. Разумеется, женитьба подразумевала, что мне придется оставить свой любимый дом здесь, в добром старом Корнуолле, и переехать в Саффолк, однако во времена моей молодости такая судьба ждала любую молодую леди. Они следовали за своими мужьями.

Бабушка сделала очередной глоток виски, взгляд ее стал мечтательным.

– Ах, милочка, мы были так счастливы те первые два года до начала Первой мировой войны. Я уже носила под сердцем твоего отца, и мы жили, как в чудесной сказке. А потом… – Бабушка тяжело вздохнула. – Джорджи завербовался, как только объявили войну, и его отправили в окопы во Францию. Он не дожил даже до того, чтобы увидеть родившегося сына.