Онлайн чтение книги Король шрамов King of Scars
3. Нина

Нина крепче стиснула нож, стараясь не обращать внимания на бойню, что творилась вокруг. Опустила взгляд на жертву, очередную беспомощно распластанную тушку.

– Прости, дружище, – пробормотала она на фьерданском. Вонзила нож в брюхо рыбы, резко провела вверх, к голове, сгребла влажную алую кашицу внутренностей и швырнула на грязные доски – потом это смоют водой из шланга. Вычищенная тушка отправилась в бочку слева. Носильщики заберут содержимое бочки на расфасовку, переработку или засолку. Нина понятия не имела, что там дальше происходит с рыбой, да ее это и не интересовало. После двух недель работы на консервной фабрике в гавани Эллинга она в рот не возьмет ничего, что от природы наделено чешуей или плавниками.

Представь, что ты лежишь в теплой ванне с вазочкой ирисок . А можно вообще целую ванну наполнить ирисками и лопать их сколько влезет. Здорово будет – полная ванна ирисок и вафельных крошек.

Нина тряхнула головой. Это место медленно сводило ее с ума. Руки сплошь в порезах и мелких ссадинах от неуклюжего обращения с филейным ножом; волосы пропитались запахом рыбы; от стоячей работы ломит спину. Нина стоит на открытом воздухе с рассвета до заката, и в дождь, и в жару – от непогоды ее защищает разве что мятый жестяной козырек. Однако во Фьерде для незамужних женщин работы найдется немного, так что Нина – под именем Милы Яндерсдат – охотно пошла на консервную фабрику. Работа изматывала, зато давала удобную возможность передавать сообщения через связного, а место среди бочек с рыбой, где она целый день стояла, служило отличным наблюдательным пунктом и позволяло следить за охранниками, патрулирующими гавань.

Сегодня их было много: там и сям в доках мелькала синяя униформа. Kalfisk – «кальмары» – называли их местные, потому что они повсюду совали свои щупальца. Эллинг стоял в устье реки Стельге – там, где она впадала в Исенве, – и на скалистом северо-восточном побережье Фьерды эта гавань была одной из немногих, открывавших выход в море крупным судам. Порт славился двумя вещами: контрабандой и рыбой. Здесь торговали сайдой, морским чертом, треской; из речных городов с востока сюда везли лосося и осетра, из холодных глубоких вод открытого моря доставляли гребнеголова и серебристую королевскую макрель.

Вместе с Ниной работали еще две женщины – вдовая хедьютка Аннабель и худая как щепка Марта, старая дева из Джерхольма, которая постоянно трясла головой, словно все вокруг ее раздражало. Их болтовня помогала Нине отвлечься, а кроме того, была ценным источником как слухов, так и достоверных сведений, хотя отличить первое от второго получалось не всегда.

– Говорят, капитан Биргир завел новую любовницу, – начинала Аннабель.

– Уж конечно, он может позволить себе содержать девок – такие-то взятки берет, – поджимала губы Марта.

– После того, как поймали тех «зайцев», патрули усилили, – сообщала Аннабель.

Марта цокала языком.

– Народу из Гефвалле все прибывает. Вода у старой крепости совсем испортилась.

Марта быстро покачивала головой туда-сюда, словно довольный пес – хвостом.

– Это знак, что Джель гневается. Надо отправить туда священника, пусть прочтет над водой молитвы.

Гефвалле. Один из городов на реке. Нина ни разу там не была и даже не слыхала о нем, пока не приехала во Фьерду вместе с Адриком и Леони два месяца назад по приказу короля Николая. Название города почему-то неизменно вызывало у нее легкое беспокойство, что-то вроде внутреннего вздоха, точно это было не просто слово, а начало магического заклинания.

Марта стукнула рукояткой ножа по деревянному прилавку.

– Старшина идет.

Хильбранд, цеховой старшина с суровым лицом, шел вдоль прилавков и подгонял носильщиков, требуя побыстрее убирать с дороги наполненные рыбой ведра.

– Опять копаешься, – рявкнул он на Нину. – Никогда рыбу не потрошила, что ли?

Представь себе, нет.

– Прошу прощения, сэр, – сказала она. – Я буду стараться.

Старшина рубанул ладонью воздух.

– Слишком медленно работаешь! Партия, которую мы ждали, уже прибыла. Переводим тебя в упаковочный цех.

– Да, сэр, – хмуро отозвалась Нина. Она сгорбилась и втянула голову в плечи, хотя на самом деле ей хотелось петь от радости. В упаковочном цехе платили значительно меньше, так что сейчас требовалось правдоподобно изобразить огорчение, однако Нина прекрасно поняла истинный смысл слов Хильбранда: наконец-то последняя группа беженцев-гришей благополучно добралась до Эллинга и находится в надежном месте. Теперь Нина, Адрик и Леони должны проводить семерых новеньких на борт «Отверженного».

Хильбранд повел ее обратно к корпусам фабрики. Нина шла вплотную за ним.

– Вам придется действовать быстро, – бросил он, не глядя на девушку. – Поговаривают, сегодня вечером заявится нежданная проверка.

– Ясно. – Это помеха, но они справятся.

– Еще кое-что, – продолжал старшина. – Сегодня дежурит Биргир.

Ну, разумеется. И внезапная проверка, несомненно, – его идея. Из всех «кальмаров» он – самый продажный, но в то же время самый хитрый и наблюдательный. Если нужно провезти легальный груз так, чтобы он не застрял на таможне на веки вечные, или незаметно провезти груз нелегальный, изволь дать на лапу Биргиру.

Человек без совести и чести , зазвучал в голове Нины голос Матиаса. Ему должно быть стыдно .

Она фыркнула себе под нос.

Если бы мужчины стыдились всякий раз, когда следует, у них не осталось бы времени ни на что другое.

– Я сказал что-то смешное? – нахмурился Хильбранд.

– Нет, просто холодно, – солгала Нина.

Грубоватая манера старшины заставляла ее сердце сжиматься: широкоплечий и угрюмый, он до боли напоминал Матиаса.

И ничуть он на меня не похож. До чего же ты упертая, Нина Зеник. Не все фьерданцы одинаковы.

– Ты в курсе, как Биргир поступил с теми «зайцами»? – осведомился Хильбранд. – Надеюсь, об осторожности напоминать не нужно?

– Не нужно, – ответила Нина. Вышло резче, нежели она хотела.

Она знает свое дело и понимает, что поставлено на кон. В первый же день, проведенный в доках, она видела, как Биргир и один из его молодчиков, Каспер, выволокли с китобоя мать и дочь и избили их до полусмерти. Капитан обмотал шею каждой тяжелой цепью и навесил таблички с надписью дрюсье – «ведьма». Потом он окатил обеих смесью жидкой грязи, помоев и рыбных потрохов и выставил на палящее солнце перед воротами гавани, привязав к столбу. Головорезы Биргера, ухмыляясь, смотрели на это зрелище, а тем временем вонь и надежда на поживу привлекли чаек. Всю смену Нина наблюдала, как женщина пыталась заслонить тело дочери своим, и слушала крики обезумевших от боли пленниц, чьи тела терзали клювы и когти чаек. Воображение рисовало Нине тысячу картин: вот она убивает головорезов Биргира на месте, вот снимает со столба мать и дочь и прячет их в укрытии… Можно украсть лодку. Можно заставить капитана одного из судов вывезти женщин в море. Можно сделать хоть что-нибудь .

Но она слишком хорошо помнила, что сказала Зоя королю о работе Нины под прикрытием: «Она не умеет быть незаметной. Просить ее не привлекать внимания – все равно что просить воду не течь под гору».

Николай все же рискнул, доверив Нине важное задание, и она была полна решимости не подвести. Она выполнит миссию, не выдаст себя и не поставит под угрозу Адрика с Леони. По крайней мере, при свете дня. Сразу после захода солнца Нина проскользнула в гавань, чтобы освободить пленниц, но женщин уже не было. Куда их забрали? На какие мучения обрекли? Нина уже не считала, что самое страшное для гриша, попавшего в руки фьерданских солдат, – это смерть. Ярл Брум и его охотники на ведьм преподали ей хороший урок.

Нина шагала на фабрику вслед за Хильбрандом. Скрежет механизмов сверлил мозг, одуряющий запах соленой трески вызывал тошноту. Она не будет жалеть, что на время покинет Эллинг. Трюм «Отверженного» битком набит гришами, которым ее команда – точнее, команда Адрика – помогла спастись и добраться до Эллинга. После окончания гражданской войны король Николай направлял силы и средства на поддержку подпольной сети, которая существовала во Фьерде уже не один год. Эта сеть помогала гришам, тайно находившимся на территории Фьерды, бежать оттуда. Ее члены называли себя Рингса – в честь священного ясеня, древа Джеля. Нина знала, что Адрик уже получил от информаторов новые данные, и как только «Отверженный» благополучно выйдет в море и возьмет курс на Равку, Нина и остальные смогут отправиться в глубь страны на поиски других гришей.

Хильбранд привел ее в контору, запер за собой дверь и пробежал пальцами по дальней стене. Раздался щелчок, а потом открылась вторая, потайная дверь, выходившая на Фискстраад, оживленную улицу, где шла торговля рыбой и где молоденькая девица могла ускользнуть от внимания портовой стражи, просто растворившись в толпе.

– Спасибо, – сказала Нина. – Скоро мы отправим к вам новую партию.

– Погоди. – Хильбранд придержал ее за локоть прежде, чем она шагнула на залитую солнцем улицу. – Помявшись, старшина выпалил: – Ты и вправду она? Та девушка, что одолела Ярла Брума и заставила его валяться в крови в доке Джерхольма?

Нина вырвала руку. Она сделала то, что должна была сделать, чтобы освободить друзей и не позволить фьерданцам раскрыть тайну парема. Однако победа, одержанная только благодаря парему, далась ей страшной ценой, изменив всю дальнейшую жизнь и даже природу ее магической силы.

Если бы мы не отправились к Ледовому Двору, был бы Матиас сейчас жив? Осталось бы целым мое разбитое сердце? Бессмысленные вопросы. Ни один из них не вернет Матиаса.

Нина пронзила Хильбранда испепеляющим взглядом, которому научилась у самой Зои Назяленской.

– Меня зовут Мила Яндерсдат, я молодая вдова, которая берется за разную работу, чтобы свести концы с концами, и надеется устроиться переводчицей. Какой идиот затеет ссору с коммандером Брумом? – Хильбранд открыл рот, но Нина продолжала: – И какой болван станет рисковать прикрытием, когда на кону столько жизней?

Развернувшись, Нина исчезла в людском море. Она чуяла опасность. Если действуешь под глубоким прикрытием, нельзя вести себя легкомысленно, Нина это знала. Однако знала и другое: одиночество порой заставляет совершать глупости, одинокий человек устает лгать и хочет просто поговорить. Хильбранд потерял жену – ее убили солдаты Брума, безжалостные дрюскели, натасканные на отлов и уничтожение гришей. После этого старшина стал одним из самых надежных агентов Николая во всей Фьерде. Нина не сомневалась в его преданности, тем более что и собственная безопасность Хильбранда зависела от того, насколько он будет осторожен.

Нине потребовалось меньше десяти минут, чтобы найти указанный Хильбрандом адрес. Это оказалась еще одна консервная фабрика, ничем не отличавшаяся от соседних построек, за исключением фрески на западной стене. На первый взгляд фреска изображала идиллическую сцену в устье Стельге: рыбаки забрасывают сети в море, а счастливые селяне наблюдают за ними в лучах заходящего солнца. Но если знать, что ищешь, то в гуще толпы можно увидеть беловолосую деву, чей силуэт, словно нимб, окружал солнечный диск. Санкта-Алина, заклинательница Солнца. Знак убежища.

На севере страны святые не пользовались особой популярностью, но потом Алина Старкова уничтожила Тенистый Каньон, и алтари в ее честь стали возводить далеко за пределами Равки. Фьерданские власти делали все возможное, чтобы задушить культ Солнечной святой, клеймя его как чуждую религию извне, но, несмотря на это, число ее приверженцев росло, словно цветы, взлелеянные в тайном саду. Предания о святых, их мученичестве и сотворенных ими чудесах стали своеобразным кодом для всех, кто поддерживал гришей. Роза – символ Санкты-Лизаветы, солнце – знак Санкты-Алины. Рыцарь, пронзающий копьем дракона, мог быть Дагром Отважным из детской сказки или Санкт-Юрисом, который уничтожил огнедышащее чудовище и погиб в пламени, извергнутом из пасти монстра. Особый смысл несли даже татуировки на руках Хильбранда, например узор из оленьих рогов. Похожий рисунок часто набивали северные охотники, но этот имел вид ошейника и символизировал мощный усилитель, амулет Алины Старковой.

Нина постучала в боковую дверь фабрики, и секунду спустя та распахнулась. Адрик впустил девушку; его хмурое лицо, усыпанное веснушками, было бледным. Юношу можно было бы назвать очень даже симпатичным, если бы не это вечно унылое выражение, из-за которого его лицо напоминало оплывшую свечу.

У Нины моментально заслезились глаза.

– Знаю, – безрадостно кивнул Адрик. – Это Эллинг. Подохнешь если не от холода, так от вони.

– Рыба так не воняет. У меня аж в глазах щиплет.

– Это щелок, тут его целые бочки. Видимо, в нем выдерживают рыбу. Что-то типа местного деликатеса.

Нина почти услышала негодующий возглас Матиаса: Это вкусно! Мы подаем это блюдо на кусочках жареного хлеба. Святые, как же ей без него плохо… Тоска вонзилась в сердце острым крюком. Боль не затихала никогда, но в такие моменты, как сейчас, казалось, будто кто-то схватил привязанную к крюку веревку и изо всех сил тянет ее на себя.

Нина набрала полную грудь воздуха. Матиас посоветовал бы ей сосредоточиться на задании.

– Они здесь?

– Здесь. Но есть проблема.

Адрик выглядел еще более подавленным, чем обычно, и это что-то да значило.

Сперва Нина увидела Леони, склонившуюся над деревянным ящиком, что стоял подле шеренги бочек и выполнял роль стола. У локтя девушки горела лампа, на лице, обыкновенно веселом и жизнерадостном, залегла суровая решимость. Кудрявые волосы были закручены в земенскую прическу, шоколадная кожа поблескивала от пота. На полу рядом с ней стоял раскрытый сундучок с рабочими материалами: бутылочками чернил, порошковыми красителями, свертками бумаги и пергамента. Странно: паспорта давно должны были быть готовы.

Нина все поняла, когда ее глаза привыкли к освещению и она увидела сбившихся в полутьме людей: бородатого мужчину в серовато-бурой куртке и глубокого старика с густой копной седых волос. Из-за них выглядывали два мальчугана, от страха таращившие глаза. Четверо беженцев. А должно быть семеро.

Леони вскинула голову, посмотрела на Нину, перевела взор на гришей и тепло улыбнулась.

– Не волнуйтесь, это друг.

Беженцев, похоже, ее слова не убедили.

–  Jormanen end denam danne nӓskelle , – произнесла Нина традиционное фьерданское приветствие путникам. «Укройтесь от бури под этой крышей и будьте как дома».

–  Granem end kerjenning grante jut onter kelholm , – по традиции ответил старик. «Счастливы войти в сей дом, куда несем одну лишь благодарность».

Нина надеялась, что это не так. Равке не нужна благодарность, Равке нужны гриши. Солдаты. Оставалось лишь гадать, как Зоя найдет применение этим рекрутам.

– Где еще трое? – осведомилась она у Адрика.

– Не пришли на встречу с проводником.

– Их арестовали?

– Возможно.

– Может, они передумали, – сказала Леони, открывая бутылочку с какой-то синей жидкостью. В любой ситуации она надеялась на хороший вариант развития событий, пускай даже самый маловероятный. – Нелегко расстаться со всем, что любишь.

– Легко, если от этого всего несет рыбой и отчаянием, – пробурчал Адрик.

– А что с документами? – осторожно спросила Нина.

– Стараюсь, – вздохнула Леони. – Ты сказала, женщины не путешествуют в одиночку, поэтому я сделала разрешения на семьи, а теперь у нас не хватает двух жен и дочери.

Плохо. Особенно сейчас, когда «кальмары» обыскивают доки. Но Леони – одна из самых талантливых фабрикаторов, что встречались Нине.

В последние несколько лет фьерданские власти начали строже охранять границы и запрещать своим гражданам покидать страну. В первую очередь это делалось, чтобы выловить беглых гришей, а кроме того, чтобы сократить поток отбывающих в Новый Зем в поисках теплого края и лучшей доли – тех, кто был готов перебраться на новое место, лишь бы не жить в постоянном страхе перед войной. Так же поступали многие равкианцы.

Неохотнее всего из Фьерды выпускали крепких мужчин и вообще всех, годных к военной службе, а изготовить фальшивое разрешение на выезд было практически невозможно. Для этого и потребовались услуги Леони – не просто художницы, умеющей подделывать документы, но фабрикатора, способного воспроизвести цвет чернил и текстуру бумаги на молекулярном уровне.

Нина вытащила из кармана чистый носовой платок и промокнула вспотевший лоб девушки.

– Ты справишься.

Леони покачала головой.

– Мне нужно больше времени.

– У нас его нет. – Нина сожалела, что пришлось произнести эти слова.

– А вдруг есть? – В голосе Леони прозвучала надежда. До того как перебраться в Равку на обучение, почти всю свою жизнь она провела в Новом Земе и, как большинство фабрикаторов, ни разу не видела настоящего сражения. Пока во главе Второй армии не встала Алина Старкова, фабрикаторов вообще не учили воевать. – Можно послать весточку команде «Отверженного», попросить подождать…

– Не получится, – возразила Нина. – Судно должно выйти из порта до заката. На сегодняшнюю ночь капитан Биргир запланировал один из своих «нежданчиков».

Протяжно вздохнув, Леони указала подбородком на мужчину в серовато-бурой куртке.

– Нина, нам придется выдать тебя за его жену.

Не лучшая идея. Нина проработала в гавани уже несколько недель и могла примелькаться. И все же риск этот оправдан.

– Как тебя зовут? – обратилась она к мужчине.

– Енок.

– Это твои сыновья?

Он кивнул.

– Да. А это мой отец.

– Вы все гриши?

– Только я и мальчики.

– Что ж, Енок, считай, тебе повезло с женушкой. Я люблю поспать подольше, а поработать поменьше. Если что, я предпочитаю левую половину кровати.

Енок растерянно заморгал, а его отец и вовсе остолбенел от такой дерзости. Благодаря стараниям Жени внешне Нина была почти неотличима от фьерданки, однако подражать скромным нравам северных женщин ей было куда сложнее.

Леони продолжала трудиться, Адрик тихонько разговаривал с беженцами. Нина старалась унять нетерпение и не мерить комнату беспокойными шагами. Что случилось с тремя другими гришами? Она подняла с пола не пригодившиеся разрешения – бесценные документы, которыми никто не воспользуется. Две женщины и шестнадцатилетняя девушка не явились в условленное место. Сочли, что жизнь в бегах, но на родной земле лучше неясного будущего на чужбине? Или попали в облаву? А может, они где-то рядом, испуганные и беспомощные? Нина изучила бумаги и нахмурилась.

– Эти женщины действительно были из Кеджерута?

Леони кивнула.

– Проще указывать настоящий город.

Отец Енока осенил воздух охранным знаком – старинным жестом, призванным смыть дурные мысли силой вод Джеля.

– В Кеджеруте часто пропадают девушки.

Нина поежилась: голова вновь наполнилась шелестом странных вздохов. Кеджерут расположен всего в нескольких милях от Гефвалле… Впрочем, скорее всего, это ничего не значит.

Она потерла руками плечи, прогоняя внезапный озноб. Зря Хильбранд напомнил ей про Ярла Брума. Нине пришлось пережить многое, но это имя до сих пор имело над ней власть. Она одержала победу над Брумом и его отрядом, а ее друзья взорвали к чертям его тайную лабораторию и выкрали самого ценного заложника. Для Ярла Брума это означало позор и разжалование, конец командованию дрюскелями и жестоким экспериментам с юрдой-паремом, которые ставились на пленных гришах. Однако Брум не только уцелел, но и по-прежнему оставался во фьерданской армии командиром самого высокого ранга. Надо было убить его еще тогда .

Нина, ты проявила милосердие. Никогда об этом не жалей.

Но милосердие – это роскошь. Матиас может себе это позволить, он ведь мертв.

С твоей стороны очень грубо об этом напоминать, любимая .

А чего ты ждал от девицы из Равки? Кроме того, я с Брумом еще не покончила.

Ты поэтому здесь?

Я здесь, чтобы похоронить тебя, Матиас , подумала Нина, и голос в голове умолк, как всегда бывало, стоило ей вспомнить о своей утрате. Она постаралась отогнать мысли о теле Матиаса, сохраненном благодаря мастерству фабрикаторов, завернутом в брезент и перевязанном веревками, как тюк на санях. Спрятанное за ящиками под грудой одеял, оно лежало в пансионе, где Нина снимала комнату. Она поклялась доставить Матиаса домой, предать тело земле в той стране, которую он так любил, чтобы его душа нашла путь к богу. Почти два месяца она возила за собой этот скорбный груз, возила мертвого Матиаса из города в город. Давно уже могла бы его похоронить и попрощаться навсегда, так что же мешало это сделать? Нина знала, что Леони и Адрик не станут ее расспрашивать, однако участие в многомесячной похоронной процессии им едва ли по душе.

Мы должны найти подходящее место, любимая. Ты узнаешь его, как только увидишь.

Узнает ли? Или так и будет таскать Матиаса за собой, не в силах расстаться?

Вдалеке прозвонил колокол – сигнал к окончанию рабочего дня.

– Опаздываем, – заметил Адрик.

Леони не стала спорить, просто выпрямилась и сказала:

– Помоги подсушить чернила.

Адрик взмахнул рукой, магией шквального создав над бумагами поток теплого воздуха.

– Приятно быть полезным.

– Не сомневаюсь, ты очень пригодишься, когда мы соберемся запускать воздушного змея.

Леони и Адрик обменялись улыбками. Ощутив укол досады, Нина тут же одернула себя: необязательно, чтобы окружающим было так же плохо, как тебе.

Но когда они повели беженцев в доки и Адрик начал отдавать распоряжения, Нина вновь почувствовала нарастающее раздражение. Пускай формально он ее командир, но за время, проведенное в Кеттердаме, она разучилась подчиняться приказам.

Леони и Адрик направлялись к «Отверженному». Пара привлекала внимание, но в шумной толчее порта смотрелась вполне естественно: земенка и ее муж-торговец, супружеская чета, которую привели в гавань дела. Взяв Енока под руку, Нина вместе с детьми шла чуть позади, стараясь держаться на расстоянии.

Она чуть ссутулила плечи и попыталась сосредоточиться, однако лишь сильнее напряглась. В этом облике ей было неуютно. В Ос Альте Женя Сафина полностью преобразила ее, употребив для этого все свое мастерство. Нинины волосы теперь были прямыми, гладкими и почти белоснежными; разрез глаз стал у́же, зеленые радужки приобрели бледно-голубой цвет горного ледника. Скулы резче выделялись на лице, брови сделались гуще, рот – крупнее.

– Я выгляжу какой-то сырой, ненастоящей, – пожаловалась она, увидев в зеркале свою новую кожу – бледную до голубизны, точно снятое молоко.

– Ты выглядишь, как фьерданка, – невозмутимо ответила Женя.

Бедра Нины по-прежнему были крепкими, талия – широкой, зато Женя сдвинула назад ее уши, уменьшила грудь и даже изменила линию плеч. Переделка костей порой вызывала боль, но Нину это не волновало. Она больше не хотела быть той, кем была раньше, – девушкой, которую любил Матиас. Если Женя заново вылепит ее внешность, может быть, тогда и Нинино сердце смирится и войдет в новый ритм? Конечно же, этого не произошло. Фьерданцы видели перед собой Милу Яндерсдат, но это была все та же Нина Зеник, легендарная сердцебитка и не ведающая жалости убийца. Все та же девушка, которая обожала вафли и засыпала в слезах, когда ее рука тянулась к Матиасу и натыкалась на пустоту.

Мышцы Енока под пальцами Нины напряглись; у трапа «Отверженного» она увидела двух офицеров портовой стражи.

– Все будет хорошо, – пробормотала Нина. – Мы проводим вас на борт.

– А потом? – дрожащим голосом спросил Енок.

– Как только выйдем из залива, я и мои друзья на лодке вернемся на берег, а ты с семьей поплывешь в Равку, где вы будете жить свободно и без страха.

– У меня заберут детей? Отправят моих мальчиков в ту специальную школу?

– Только если захочешь, – промолвила Нина. – Мы не чудовища. Мы такие же люди, как и вы. А теперь молчи.

Часть ее безумно хотела прямо сейчас броситься назад, в безопасное укрытие: она увидела, что один из двоих стражников – это Каспер, главный головорез Биргира. Нина спрятала лицо в воротник.

– Земенка? – спросил Каспер, взглянув на Леони.

Девушка кивнула.

Каспер перевел взор на пустой рукав Адрика.

– Как это произошло?

– Несчастный случай на ферме, – на фьерданском отозвался Адрик. Язык он знал плохо, однако умел произносить отдельные фразы без равкианского акцента, а конкретно эту ложь повторял много раз. При виде подшитого рукава почти все интересовались, каким образом он лишился руки. Механический протез, который изготовил для него Давид Костюк, пришлось оставить в столице – слишком уж узнаваема была работа гришей.

Стража задавала им обычные вопросы: сколько времени они провели в стране, где побывали, что видели. Знают ли об иностранных шпионах, которые работают на территории Фьерды? По окончании допроса стражники небрежно махнули им, пропуская на борт.

Наступила очередь Енока. Напоследок Нина легонько стиснула его локоть, и мужчина шагнул вперед. Она видела капли пота, выступившие у него на висках, чувствовала дрожь в его пальцах. Нина охотно вырвала бы бумаги из рук Енока и сама передала бы их страже, если бы могла, но фьерданские женщины никогда не лезут вперед мужей.

– Семейство Гран. – Каспер неприятно долго вчитывался в бумаги. – Что это, контракты? Где собираетесь работать?

– На плантациях юрды под Кофтоном, – ответил Енок.

– Это тяжелый труд. Слишком тяжелый для старика.

– Отец и мальчики будут заняты в подсобном хозяйстве. Он хорошо управляется с иголкой и ниткой, а ребятки побегают курьерами, пока не подрастут для работы в поле.

Легкость, с которой лгал Енок, впечатлила Нину. Впрочем, если он всю жизнь был вынужден скрывать способности гриша, то врать ему приходилось часто.

– Контракты выбить не так-то легко, – задумчиво произнес Каспер.

– Мой дядя помог.

– И чем же ломовой труд в Новом Земе привлек того, кто много лет честно зарабатывал на хлеб во Фьерде?

– Будь моя воля, я бы жил и умер здесь, среди льдов, – воскликнул Енок с таким жаром, что Нина поняла: он говорит правду. – Но с работой плохо, а легкие моих сыновей не переносят холода.

– Всем сейчас нелегко. – Стражник повернулся к Нине. – А ты что будешь делать в Кофтоне?

– Шить, если найду заказы. Могу и в поле работать. – Нина опустила голову. Черт побери, она умеет хитрить, что бы там ни говорила Зоя. – Как велит супруг.

Каспер продолжал разглядывать бумаги, словно чего-то ждал. Нина подтолкнула Енока локтем. С таким видом, будто его сейчас вырвет, мужчина полез в карман, достал оттуда мешочек с фьерданскими монетами и протянул Касперу.

Стражник вздернул бровь, потом его физиономия расплылась в довольной ухмылке. Нина вспомнила, с каким выражением он смотрел на чаек, терзавших прикованных к столбу на солнцепеке женщин-гришей, на окровавленные птичьи клювы, к которым прилипли ошметки кожи и клочья волос.

Каспер махнул рукой.

– Да пребудет с вами Джель.

Однако не успели они ступить на трап, как сзади послышалось:

– Одну минуту!

Биргир. Ну что ж так не везет! Солнце еще не село, им должно было хватить времени. Отец Енока, стоявший на трапе рядом с Леони, заколебался; Адрик, глядя на Нину, едва заметно качнул головой. Посыл означал: не поднимай шума . Нина подумала об остальных гришах, набившихся в трюм «Отверженного», и прикусила язык.

Биргир встал между Каспером и вторым стражником. Для фьерданца он был низкорослым, с покатыми, как бычья холка, плечами. Мундир сидел на нем безупречно – скорее всего, предположила Нина, был пошит на заказ.

Стоя за спиной Енока, она шепнула мальчикам:

– Идите к дедушке.

Братья не двинулись с места.

– Мы все сильно утомились с дороги, – дружелюбно сказал Енок Биргиру. – Ребятишки уже хотели бы прилечь.

– Сперва посмотрю ваши бумаги.

– Мы только что показали их вашему человеку.

– У меня зрение получше будет, чем у Каспера.

– А как же деньги… – слабо запротестовал Енок.

– Что за деньги?

Каспер и его напарник пожали плечами.

– Знать не знаю ни о каких деньгах.

Енок неохотно протянул документы капитану Биргиру.

– Может, мы договоримся по новой? – предложил старик.

– Стой где стоишь, – приказал Биргир.

– Но наш корабль скоро отплывает, – робко проговорила Нина из-за плеча Енока.

Биргир бросил взгляд на «Отверженного», потом на мальчишек, беспокойно дергавших отца за руки.

– В море эти ребятки сами изведутся и всех изведут. – Он опять посмотрел на Енока и Нину. – Странно, что жмутся они не к матери, а к отцу.

– Им страшно, – объяснила Нина. – Вы их пугаете.

Холодный взор Биргира переместился на Адрика и Леони. Капитан хлопнул бумагами по обтянутой перчаткой ладони.

– Это судно никуда не уйдет. По крайней мере, пока мы не осмотрим его до последнего дюйма. – Биргир махнул Касперу. – Тут дело нечисто. Дай знать остальным.

Каспер потянулся за свистком, но прежде, чем он успел набрать воздуха, Нина выбросила вперед руку. Два острых обломка кости вылетели из ножен, пришитых изнутри рукава, – вся ее одежда имела такие «карманы». Дротики вонзились в трахею Каспера, из горла стражника вырвался свистящий хрип. Нина сделала быстрое движение, и заостренные обломки провернулись. Стражник рухнул на землю, схватившись за горло.

– Каспер! – Биргир и второй стражник полезли за оружием.

Нина толкнула Енока и детей себе за спину и прорычала:

– Быстро на борт. – «Не поднимай шума», да? Начала не она, но она будет той, кто это закончит.

– Я тебя знаю. – Биргир направил на нее ствол пистолета. Его взгляд был ясным и жестким, как речные камни.

– Смелое утверждение.

– Ты работаешь на консервной фабрике, потрошишь рыбу. Я сразу понял, что с тобой что-то не так.

– Со мной много чего не так, – не сдержала усмешки Нина.

– Мила, – предостерегающим тоном произнес Адрик.

Мила, Нина – какая теперь разница? Время уговоров и взяток прошло. Она больше всего любила именно такие моменты – когда слетали все маски.

Нина шевельнула пальцами. Костяные дротики выдвинулись из трахеи Каспера и исчезли в потайных ножнах на рукаве. Стражник корчился на земле, на его губах пузырилась кровавая пена; выпучив глаза, он хватал ртом воздух.

– Дрюсье, – с ненавистью прошипел Биргир. – Ведьма.

– Не нравится мне это слово. – Нина шагнула ближе. – Называй меня гришом, зовой или, если хочешь, смертью.

Биргир расхохотался.

– На тебя смотрят два ствола. Ты вправду рассчитываешь убить обоих, прежде чем один из нас спустит курок?

– Ты уже умираешь, капитан, – нежно проворковала Нина. Костяное оружие, изготовленное для нее фабрикаторами Ос Альты, придавало уверенности и бессчетное количество раз выручало из трудных ситуаций, и все же порой Нина чувствовала смерть, уже выбравшую свою жертву, – как, например, этого человека в мундире с начищенными пуговицами, что стоял перед ней, надменно задрав подбородок. При ближайшем рассмотрении он оказался моложе, чем думала Нина; золотистая щетина торчала неровными кустиками, словно капитан не мог отрастить нормальную бороду. Стоит ли сожалеть о нем? Нет, решила она.

Нина , с мягким упреком промолвил Матиас. В его голосе сквозило разочарование. Что ж, видимо, ей уготовано судьбой расправляться с фьерданцами в доках. Бывают судьбы и похуже.

– Ты ведь и сам знаешь, верно? – продолжала она. – Там, глубоко внутри. Твое тело тоже знает. – Она приблизилась еще на шаг. – Неотступный кашель. Боль, которую ты списываешь на ушиб ребра. Потеря вкусовых ощущений. – В угасающем свете дня Нина видела, как на лицо капитана легла тень страха. Это дало ей силу, а странные вздохи в голове зазвучали громче. Шепот нестройного хора нарастал, заглушив собой голос Матиаса.

– Ты служишь в гавани, – вела монолог Нина, – и сам видел, как легко крысы прогрызают стены изнутри. – Рука Биргира, сжимавшая пистолет, дрогнула. Он не сводил с нее глаз, сверлил взглядом, но не как стражник, а как человек, который хочет заткнуть уши, однако вынужден дослушать все до конца. – Враг уже поселился у тебя внутри, больные клетки медленно пожирают здоровые – там, в легких. В таком молодом возрасте это необычно. Ты умираешь, капитан Биргир, – негромко, почти по-доброму сказала Нина. – А я просто тебе помогу.

Капитан словно вышел из транса. Вскинул пистолет, но опоздал. Сила Нины уже проникла в скопление больных клеток, и смерть начала брать свое, множа эти клетки в чудовищном количестве. Биргир мог прожить еще год или два, но сейчас болезнь захлестнула его организм черной волной, сметающей все на своем пути. Капитан Биргир глухо застонал и рухнул. Его подчиненный среагировать не успел: Нина шевельнула пальцами, и ему в сердце вонзился костяной дротик.

В доках воцарилась странная тишина. Нина слышала плеск волн о борт «Отверженного», пронзительные крики морских птиц. Многоголосый шепот в ее голове усилился, почти возликовал. А потом сын Енока заплакал.

Какое-то мгновение на причале были только двое – Нина и смерть, два усталых путника, давних компаньона, – но теперь девушка заметила прикованные к ней взгляды. Беженцы-гриши, Адрик и Леони, даже капитан и экипаж – все смотрели на нее, столпившись у леера. Возможно, это должно было иметь для Нины значение; возможно, отчасти имело. Магическая сила Нины повергала в ужас – парем изуродовал дар сердцебитки, данный ей от рождения. Но девушка дорожила этой силой. Матиас принял перемену, смирился с ее темной стороной и настаивал, чтобы Нина поступила так же. Однако чувство, которое она испытывала, было не смирением. Это была любовь.

– Скучать по этому городу я точно не буду, – вздохнул Адрик и крикнул судовой команде: – Хватит таращить глаза, лучше помогите нам поднять трупы на борт. Избавимся от них, когда выйдем в открытое море.

Некоторые люди заслуживают твоего милосердия, Нина.

Ты прав, Матиас . Нина наблюдала, как Енок с отцом поднимают мертвого Биргира. Я непременно сообщу тебе, как только встречу одного из них.

* * *

Адрик молчал, пока они не сели в лодку и не поплыли к берегу. Гриши собирались высадиться в одной из укромных бухт севернее Эллинга, пешком дойти до города и забрать свои вещи.

– Когда обнаружат, что эти трое исчезли, будет много проблем.

Нине отнюдь не нравилось, что ее отчитывают как ребенка.

– По счастью, к тому времени мы будем далеко.

– Мы больше не сможем переправлять людей через этот порт, – прибавила Леони. – Охрану наверняка усилят.

– Не становись на его сторону, – сказала Нина.

– Я не становлюсь ни на чью сторону, – возразила Леони, – просто говорю.

– Ты хотела подвести всех, кто уже сел на корабль? Всех гришей в трюме?

Адрик выровнял руль.

– Нина, я на тебя не злюсь, я просто пытаюсь сообразить, как быть дальше.

Нина налегла на весла.

– Нет, злишься.

– Никто не злится, – сказала Леони, подстраиваясь под ритм Нины. – Мы вызволили целый корабль гришей из этого ужасного места. Кроме того, у Биргира и его «кальмаров» в доках полно врагов. Во время «незапланированной» проверки кто угодно мог доставить им неприятности. Я бы назвала это победой.

– Ну еще бы, – усмехнулся Адрик. – Ты в чем угодно разглядишь хорошее.

Его слова соответствовали истине. Леони напоминала лучик солнца, пойманный в бутылку. Ее жизнерадостность не притупили даже месяцы, проведенные во Фьерде.

«Ты что, напеваешь? – изумился Адрик однажды, когда им целый час пришлось выталкивать застрявшие в грязи сани. – Откуда такой беспощадный оптимизм? Это что-то нездоровое». Леони задумалась над вопросом и перестала напевать, продолжая тянуть лошадь вперед. «Наверное, это потому, что в детстве я чуть не умерла. Когда боги дают тебе второй шанс видеть мир, нужно им наслаждаться». Адрик недоверчиво вздернул бровь. «Меня расстреливали, пыряли ножом, кололи штыком, а сумрачный демон оторвал мне руку. Что-то это не повлияло на мой жизненный настрой». И это тоже было правдой: если Леони – ходячее солнышко, то Адрик – унылая грозовая туча, слишком надутая и обиженная, чтобы пролиться дождем.

Направив лодку в сторону берега, юноша окинул взглядом россыпь звезд на небе.

– «Отверженного» придется перекрасить, выправить ему новые документы и придумать новую историю, а нам – перенести все дела в другой порт. Возможно, в Хьяр.

Нина крепче стиснула весла. По распоряжению короля Николая «Отверженный» начал доставлять грузы в Эллинг почти за год до начала их миссии. Давно знакомое судно почти не привлекало внимания портовой охраны и служило идеальным прикрытием. Может, она все-таки поступила опрометчиво? Капитан Биргир был алчным негодяем, никак не праведником. Пожалуй, Нина слишком сильно желала ему смерти. Но такой она стала после гибели Матиаса – то держалась спокойно, а то вдруг свирепо ощеривала клыки, готовая напасть, как дикий зверь.

Точнее, как раненый зверь. И, подобно раненому зверю, она заползла в укрытие. Несколько месяцев Нина прожила в Малом дворце – общалась со старыми друзьями, ела привычную пищу, проводила время в зале с золотым куполом, стараясь вспомнить, какой была до встречи с Матиасом – до того, как свирепый фьерданец перевернул всю ее жизнь своим неожиданным благородством и она узнала, что охотник на ведьм способен отринуть ненависть и страх и стать ее возлюбленным. Однако если и можно было вернуться к себе прежней, Нина этой дороги не нашла. А теперь она здесь, на родине Матиаса, в холодной враждебной стране.

– Отправимся на юг, – предложила Леони, – тем более что здесь холодает. Можем вернуться через пару месяцев, когда все забудут про старину Биргира.

Разумный план, но шепчущий хор в голове Нины становился все громче, и она будто со стороны услышала собственный голос:

– Надо ехать в Кеджерут и Гефвалле. Беженцы, которые не явились на встречу, не могли просто передумать.

– Сама знаешь, их скорее всего схватили, – проговорил Адрик.

Открой им правду, любовь моя.

– Знаю, – кивнула Нина. – Но вы ведь слышали, что сказал старик. В Кеджеруте пропадают девушки.

Скажи им, что слышишь зов мертвых.

Матиас, я в этом не уверена.

Одно дело – вести мысленные беседы с мертвым возлюбленным, и совсем другое – утверждать, будто чувствуешь… что именно? Нина не знала. Но понимала, что шепот голосов в мозгу – не игра воображения. Что-то тянуло ее на восток, в речные города.

– Есть еще кое-что, – прибавила Нина. – Женщины, с которыми я работала, утверждали, что вода в реке у Гефвалле отравлена, что город проклят.

Адрик внимательно посмотрел на нее. Как там она говорила Джесперу в Кеттердаме? «Подсказать тебе лучший способ отыскать замаскированного гриша? Следи за чудесами и слушай истории, которые рассказывают детям на ночь: байки о ведьмах и волшебстве, наказы не ходить в «плохие» места… Все это – опознавательные знаки странного и, по меркам простых людей, необъяснимого. Чаще всего байки остаются байками, но порой в тех местах, что упоминаются в рассказах, можно обнаружить гришей, скрывающих свои способности из страха перед властями. Гришей, которым можно помочь».

Скажи им правду, Нина.

Нина потерла озябшие плечи.

Матиас, ты как тот пес с косточкой.

Волк, а не пес. Я рассказывал тебе, как Трассел грыз мои ботинки, если я не подвешивал их высоко на дереве?

Рассказывал. Чего только Матиас ей не рассказывал, отвлекая от мыслей о пареме, когда она выходила из-под влияния наркотика. Именно Матиас помог ей выжить. Почему же она не смогла сделать для него то же самое?

– Проклятье, отравленная вода, – продолжала Нина. – Если ничего не обнаружим, повернем на юг, и с меня сытный ужин.

– Во Фьерде? – переспросил Адрик. – Не стану ловить тебя на слове.

– Но если я права…

– Хорошо, – заключил Адрик. – Я отправлю весточку в Равку о том, что нам нужен новый порт, и мы двинемся в Гефвалле.

Шепот в голове Нины стал тише, превратившись в умиротворенное бормотание.

– Нина… – Леони помедлила. – Там такой простор… И так красиво. Ты могла бы найти для него… место.

Нина устремила взор на темные воды, на огни, поблескивавшие на берегу. Найти для него место. Как будто Матиас – старый платяной шкаф или растение, которому нужно определенное количество света. Его место рядом со мной . Нет, неправда. Матиаса больше нет. Осталось только его тело, которое без тщательного ухода Леони давно бы сгнило.

К горлу Нины подступил комок, но она решила, что не заплачет. Два месяца провели они во Фьерде, почти четырем десяткам гришей помогли сбежать из-под фьерданского ига. За их плечами сотни миль заснеженных пустошей и равнин – сколько угодно места, чтобы упокоить останки Матиаса. И теперь пришло время это сделать. Она это сделает. Выполнит одно из данных ему обещаний.

– Да, я этим займусь, – сказала Нина.

– И вот еще что. – Голос Адрика прозвучал решительно, с командными нотками, совсем не похоже на его обычный скорбный тон. – Наша задача – искать рекрутов и беженцев. С чем бы мы ни столкнулись в Гефвалле, мы не имеем права развязывать войну. Мы лишь собираем информацию, устанавливаем каналы связи, открываем пути к побегу для тех, кто этого хочет. На этом все.

– План ясен, – кивнула Нина. Она провела пальцами по рукаву, в котором скрывались костяные дротики.

Но иногда планы меняются.