Онлайн чтение книги Королева ничего The Queen of Nothing
Глава 6

Дознание должно начаться в тронном зале дворца под Холмом, когда на небе появятся первые звезды. Я прибываю к Верховному Двору в бронзовом платье Тарин, с наброшенной на плечи шалью, мои пальцы обтянуты перчатками, а волосы собраны в свободный пучок. Мое сердце лихорадочно бьется, но я надеюсь, что никто не узнает об этом, как и о том, что я вся мокрая от пота.

Будучи сенешалем Верховного короля, я была наделена определенными привилегиями, и хотя до этого восемь лет прожила в Эльфхейме без них, очень быстро успела привыкнуть к своему новому положению.

Но сейчас я Тарин, поэтому, когда я протискиваюсь сквозь толпу, все смотрят на меня с подозрением и никто не уступает дорогу. Что ж, Тарин – дочь предателя, сестра изгнанницы и жена, подозреваемая в убийстве собственного мужа. Во взглядах окружающих я читаю жадное нетерпение увидеть спектакль с разоблачением, признанием вины и дальнейшим наказанием. Но при этом Тарин никто не боится. Для всех она хоть и возможная преступница, но при этом женщина смертная и слабая.

Я полагаю, что это очень даже хорошо. Чем слабее кажется Тарин, тем легче будет убедить всех в ее невиновности.

Я продолжаю пробираться к помосту, на котором возвышается трон, но смотрю не на него, а по сторонам. Мне кажется, что даже воздух, которым я дышу, пропитан присутствием Верховного короля Кардана. На секунду меня охватывает дикое желание бросить все, повернуться и убежать прочь, прежде чем он меня заметит.

Не уверена, способна ли я сделать то, что задумала.

У меня слегка кружится голова.

Я не знаю, смогу ли смотреть на него так, чтобы на моем лице не отражались чувства, которые я при этом испытываю.

Делаю глубокий вдох и такой же глубокий выдох. Напоминаю себе о том, что он не должен понять, будто перед ним стою именно я. Не узнал же он Тарин, когда она надела мое платье! Вот и сейчас меня в ее платье узнать не должен.

«Кроме того, не забывай, – говорю я себе, – если ты не справишься, то тебя вместе с Тарин ждут большие неприятности».

Неожиданно вспоминаю все доводы Виви, когда она пыталась доказать мне, что это плохая затея – пытаться выдать себя за Тарин. Она права. То, что я сейчас делаю, – это глупость. Безумие. По приговору я должна оставаться в изгнании до тех пор, пока не получу высочайшего помилования, в противном случае меня ждет смертная казнь.

Мне вдруг приходит в голову, что Кардан, возможно, неправильно сформулировал эту часть приговора. А что, если я, как Верховная королева, сама могу помиловать себя? Но затем вспоминаю, как настаивала тогда на том, что я королева фейри, а стражники лишь смеялись в ответ. Кардану не потребовалось отрекаться от меня. Ему достаточно было просто ничего не говорить. И если я помилую саму себя, ему достаточно будет снова промолчать.

Нет, если он меня узнает, мне придется бежать, и прятаться, и надеяться на то, что приемы, которым я научилась во Дворе Теней, окажутся эффективнее приемов, которым обучена королевская стража. Но в таком случае Суд узнает о том, что Тарин виновна, – зачем иначе ей было бы просить поучаствовать меня в этом фарсе? И если я не сумею сбежать…

Я лениво начинаю прикидывать, какую именно казнь может выбрать для меня Кардан. Привязать к прибрежным камням и предоставить всю остальную работу морскому приливу? Никасия с удовольствием взялась бы это организовать.

Впрочем, если Кардан окажется не в духе, есть еще обезглавливание, повешение, обескровливание и четвертование. Или могут живьем скормить верховой жабе…

– Тарин Дуарте, – поизносит рыцарь, прерывая череду моих жутких мыслей. Тон у него ледяной, а серебряные доспехи говорят о том, что этот рыцарь входит в личную охрану Кардана. – Жена Локка. Ты должна встать на место, отведенное для истца.

Я иду, куда мне указано, поняв, что неосознанно встала там, где много раз стояла раньше, когда была сенешалем. Затем вспоминаю, кто я есть сейчас, и низко приседаю, давая понять тем самым, что полностью подчиняюсь воле Верховного короля. Поскольку я не в силах делать реверанс, глядя в лицо Кардану, опускаю голову и все время смотрю в землю.

– Тарин? – спрашивает Кардан, и я внутренне сжимаюсь, услышав этот до боли знакомый голос.

У меня больше нет возможности стоять, потупив взор, и я поднимаю глаза.

Кардан еще красивее, еще прекраснее, чем мне запомнилось. Собственно говоря, все фейри либо прекрасны, либо отвратительны на вид – такова уж их природа. Наш смертный ум не может постичь волшебный народ, его мощь притупляет наш разум.

На каждом пальце Кардана сверкают кольца. С его плеч свисает гравированная и украшенная драгоценными камнями нагрудная броня, прикрывая белоснежную крахмальную рубашку. Носки его сапог загнуты вверх, а их голенища достигают до самых колен Кардана. Виден его обхвативший одну ногу хвост. Очевидно, Кардан не считает больше нужным скрывать его. На лоб Кардана надвинута Кровавая корона.

Он смотрит на меня своими черными с золотистым ободком глазами, в уголках его губ притаилась легкая ухмылка. Темные волосы Кардана падают ему на лицо – свободно, слегка неряшливо, будто он только что выбрался из чьей-то постели.

Я не могу перестать удивляться тому, что когда-то имела власть над ним, Верховным королем Фейриленда. И как самонадеянна когда-то была, считая, что могу удержать эту власть.

Я помню, как эти губы касались моих губ. Я помню все, что он делал со мной.

– Ваше величество, – говорю я, потому что должна что-то сказать и потому что все, что я репетировала, именно с этого и начиналось.

– Мы сочувствуем вашему горю, – величественным тоном произносит он. – И не решились бы беспокоить вас, если бы не крайняя необходимость задать вам несколько вопросов, связанных с кончиной вашего мужа.

– Вы действительно думаете, что она переживает? – спрашивает Никасия. Она стоит рядом с женщиной, которую я пусть не сразу, но узнаю – это мать Кардана, леди Аша. На ней переливается серебристое платье, кончики ее рогов украшены драгоценными камнями. Лицо леди Аши также сверкает серебром, серебряная пыльца нанесена у нее на щеки, блестит на губах. Никасия одета в цвета моря – платье зеленое, словно водоросли, аквамариновые волосы заплетены в уложенную наверх косу и увенчаны короной, искусно сделанной из рыбьих костей и челюстей.

К счастью, ни одна из них не стоит рядом с Верховным королем. Это означает, что должность сенешаля по-прежнему вакантна.

Мне ужасно хочется огрызнуться на Никасию, но Тарин этого не сделала бы, так что и я воздерживаюсь. Ничего не говорю, проклиная себя за то, что знаю, чего Тарин не сделала бы, но гораздо хуже представляю себе, что она стала бы делать.

Никасия подходит ближе, и я с удивлением замечаю на ее лице печаль. Локк действительно когда-то был ее другом и любовником, хотя не думаю, что он был хорош в любой из этих ролей. Впрочем, это совершенно не означает, что Никасия могла желать ему смерти.

– Ты сама убила Локка? – спрашивает она. – Или уговорила свою сестру сделать это ради тебя?

– Джуд в изгнании, – говорю я и тут же отмечаю, что мои слова прозвучали опасно мягко. – И я сама никогда не причиняла Локку вреда.

– Нет? – переспрашивает Кардан, подавшись вперед на своем троне. За его спиной дрожат лозы. Хвост Верховного короля дергается.

– Я люб… – Мне трудно выговорить эти слова, но они их ждут. И я выталкиваю их из себя, слегка всхлипнув при этом. – Я любила его.

– Порой мне казалось, что именно так и было, – рассеянно замечает Кардан. – Но вполне возможно, что ты лжешь. Я собираюсь навести на тебя чары. Они заставят тебя сказать правду.

Он поднимает свою руку, и в воздухе появляется магическое мерцание.

Я ничего не чувствую. Полагаю, что на меня по-прежнему действуют заклинания Дайна. Благодаря им меня не способен околдовать даже Верховный король.

– Ну а теперь скажи мне правду, – приказывает Кардан. – Как тебя зовут?

– Тарин Дуарте, – отвечаю я и делаю реверанс, радуясь тому, как легко удалось мне солгать. – Я дочь Мадока, жена Локка и подданная Верховного короля Эльфхейма.

– Какие прекрасные манеры, – кривит губы Кардан.

– Я была хорошо воспитана.

Это он сам должен знать, как-никак, мы с ним в одной школе учились.

– Это ты убила Локка? – спрашивает он. Шум вокруг меня стихает. Не звучат больше песни, не слышен смех, реже звенят кубки. Народ напрягся. Им интересно, признаю я сейчас свою вину или нет.

– Нет, – отвечаю я и бросаю многозначительный взгляд на Никасию. – Я не убивала сама и не подстраивала его смерть каким-то другим способом. Возможно, причину гибели моего мужа следует искать в море, где его обнаружили.

– Мы знаем, что Джуд убила Балекина, – поворачивается к Кардану Никасия. – Она сама призналась в этом. Кроме того, я давно подозреваю, что она и Валериана убила тоже. Если Тарин не убийца, тогда виновата должна быть Джуд. Моя мать, королева Орлаг, заключила с тобой перемирие. Зачем ей было убивать твоего Мастера развлечений? Какая выгода? Она знала, что он твой друг… и мой тоже.

В конце фразы ее голос срывается, хотя она и пытается скрыть это. Да, ее горе неподдельно, я вижу это.

Пытаюсь вызвать у себя слезы. Было бы очень кстати заплакать именно сейчас, но сделать этого, стоя перед Карданом, мне не удается.

Он смотрит прямо на меня, сведя к переносице свои черные брови.

– Хорошо, скажи, как ты думаешь, это твоя сестра убила Локка? Только не повторяй мне то, что я и без того знаю. Да, я отправил Джуд в изгнание. Это могло остановить ее, а могло и нет.

Как же мне хочется врезать по его самодовольной физиономии, чтобы показать, что меня невозможно остановить.

– У нее не было причин ненавидеть Локка, – лгу я. – Не думаю, что она хотела бы причинить ему зло.

– Так ли это? – с сомнением спрашивает Кардан.

– Возможно, конечно, что это лишь слухи, однако при дворе широко известна история о тебе, твоей сестре и Локке, – вступает в разговор леди Аша. – Она любила его, но он выбрал тебя. Иногда одной сестре просто невозможно вынести, видя, как счастлива другая.

Кардан бросает взгляд на свою мать. Я размышляю над тем, что так сильно могло привлекать ее в Никасии, если не считать, разумеется, того, что они обе – мерзкие твари. И чего, интересно, Никасия ожидает от нее. Да, Орлаг может быть свирепой и ужасной королевой Подводного мира, и мне не хочется больше ни секунды провести в ее присутствии, но она любит свою дочь, этого у нее не отнимешь. Следовательно, Никасия должна и от матери Кардана ожидать большего, чем те жиденькие чувства, которые она в состоянии испытывать даже к собственному сыну?

– Джуд никогда не любила Локка. – Мое лицо краснеет, однако моя стыдливость – это отличная ширма, за которую можно спрятаться. – Она любила кого-то другого. Вот ему она точно желала бы смерти.

С удовольствием замечаю, как вздрагивает Кардан от этих слов.

– Довольно, – говорит он, не давая мне продолжить. – Я услышал все, что мне хотелось знать по этому делу…

– Нет! – прерывает его Никасия, заставляя слегка подскочить всех, кто собрался в тронном зале. Прерывать Верховного короля считается чудовищным нарушением этикета. Даже для принцессы. И особенно – для посла. Едва успев выкрикнуть, Никасия уже, видимо, сознает это, но все же договаривает: – Тарин может иметь на себе какой-нибудь оберег, что-то такое, что делает ее невосприимчивой к чарам.

Кардан бросает на Никасию испепеляющий взгляд. Она не только грубо нарушила этикет, но еще и позволила себе усомниться в магических силах короля. Но проходит секунда, и гнев Верховного короля сменяется каким-то другим чувством.

– Я полагаю, что ее следует обыскать, – криво усмехаясь, объявляет он.

Рот Никасии тоже кривится в злобной усмешке. Мне кажется, что я вновь сижу на уроке в рощице возле дворца и против меня сговорились отпрыски местных джентри.

Вспоминаю и недавнее унижение, когда из меня сделали Королеву Веселья и раздели перед придворными. Если они снимут с меня мое платье сейчас, то сразу увидят и бинты, и свежие порезы у меня на теле, и я не смогу как-либо внятно объяснить их происхождение. И тогда они догадаются, что я не Тарин.

Я не могу допустить, чтобы это случилось. Стараюсь собрать все, что у меня осталось от чувства собственного достоинства, и начинаю говорить, подражая своей мачехе Ориане, ее властному непререкаемому тону.

– Мой муж был убит, – звенящим от напряжения голосом произношу я. – И независимо от того, верите вы мне или нет, я оплакиваю его. И не стану на потеху Двора раздеваться, когда его тело еще и остыть-то толком не – успело.

К несчастью, ухмылка Верховного короля после моих слов становится только еще шире.

– Как пожелаешь, – говорит он. – В таком случае я осмотрю тебя один. В моих покоях.