Марина
– Бензина не хватит, – с досадой сказала я, глянув на недвусмысленно загоревшийся красным огонек на приборной панели. Девчонки, только что загрузившиеся на заднее сиденье и сложившие пакеты с едой из торгового центра в багажник, дружно застонали.
– И докуда мы доедем? – с отчаянием спросила Полина. Я и сама была готова застонать, ибо тащиться с тяжеленными сумками поздним вечером к отчему дому на транспорте, пусть даже у всех были проездные, не хотелось. Да и успеть бы на этот транспорт! Электрички ходили до половины двенадцатого, а сейчас уже пол-одиннадцатого. Вокзал находился на другом конце города, и ехать что напрямую, что по кольцевой – вряд ли доедем. Мы отправились в центр сразу после того, как я закончила смену, и денег на покупки у меня было впритык. А я, как умная, потратила последние на крем для рук и ночнушку – старой уже можно было только полы мыть, да и руки мои после работы в больнице выглядели в последнее время как у сорокалетней.
– Я что, оракул? – огрызнулась я. – До заправки бы доехали точно. А теперь как получится, все лучше, чем тащиться отсюда. Если заглохнем – перегрузимся и потащим на себе, аки верблюдицы. Благо, я не заблужусь, выведу.
Очередной дружный стон был мне ответом. Я завела машину, и она ответила мне уверенным мурчанием. Ах ты ж моя кошечка, не подведи, довези! Довезу как смогу, ответила моя старая, почти отслужившая свое кошечка, однако не на святом духе же.
Мы тронулись и выехали наискосок через ярко освещенную парковку к дороге, которая пролегала мимо гипермаркета и выводила на кольцевую. Машин практически не было, я ехала, погрузившись в невеселые мысли и в недобрые предчувствия. Успеть бы до электрички.
– Мариш, погоди! – заверещала сзади та же Долинка. Она сидела справа и смотрела в окошко. – Стой! Сдай назад! Смотри, там мужик стоит около остановки маршруток, давай его подбросим куда надо, а он нам заплатит, нам же много не надо на бензин-то!
Идея была здравая, но я по природе такой застенчивый человек, что скорее руку себе отгрызу, чем навяжусь кому-то или попрошу об услуге. Впрочем, я давно научилась скрывать неуверенность в себе за показной бравадой.
Я сдала назад – девчонки взволнованно запищали – и остановилась возле этого мужчины. Увидела в окошко только, что он опирается на трость, открыла окно. Мужчина чуть помедлил и наклонился.
– Здравствуйте, – сказала я самым нежным и завлекательным голосом, на который была способна. – Может быть, вас подвезти?
Он был как-то впечатляюще некрасив, даже возраст определить не представлялось возможным. Черты лица, состоящие из углов, крупный нос, широкий рот, мощные брови и большие, чуть сощуренные глаза. Мужчина усмехнулся, перевел взгляд на моих сестер. Девочки все тоже старательно улыбались и просто излучали радостное желание подвезти незнакомого и несимпатичного хромого мужика туда, куда тот скажет.
Наконец он заговорил.
– Нет, спасибо. За мной уже едут. Да и вряд ли вам со мной по пути.
Голос у него был спокойный, низкий, немного насмешливый и будто чуть простуженный. Неудивительно, если учесть, что он курил, и сигаретный дым проникал через окна в машину.
– Нам с вами по пути, по пути! – вразнобой заверили сестры, а я промолчала – зачем навязываться.
Но, видимо, на наших лицах отразилось такое разочарование, что он помедлил, уже с открытой насмешкой разглядывая нас и не отнимая руку от окна, а затем со словами «Впрочем, почему бы и нет» открыл дверь, выбросил сигарету и забрался внутрь.
Машина сразу показалась очень маленькой, мужчина мгновенно заполнил ее чужим запахом. Крепкий табак и свежая туалетная вода. Пассажир был высоким и сложился чуть ли не втрое, поморщившись, когда сгибал правую ногу. Трость он положил поверх колен.
Я тихо тронулась с места, глядя прямо перед собой. Было ну очень неловко.
– Вы не хотите спросить, куда мне? – насмешка в его голосе просто убивала. – Или милые дамы решили меня похитить?
– Да, и правда, – я заставила себя улыбнуться, – куда вас подвезти?
– В центр, на Императорский переулок, дом три. Знаете, где это?
Знала ли я? Конечно, я знала. Это было что-то из прошлой жизни, где мы не считали деньги, а работать членам нашей семьи считалось просто невозможным.
– Знаю, – сухо ответила я, получив косой взгляд с его стороны.
Так мы и поехали, я – старательно глядя только прямо или в зеркала, он – беззастенчиво разглядывая меня или смотря на дорогу, а сестры сзади – в каком-то траурном молчании. Они, видимо, тоже стеснялись. Или, как и я, вспоминали. Хотя Каролинке тогда было всего четыре года.
Мы ехали минут двадцать, и моя красавица с моторчиком даже не фыркнула. Я стала робко надеяться, что дело не в бензине, а в неисправности его индикатора, и что, может, доберемся-таки до дома без приключений.
С оживленного центрального проспекта, где, несмотря на поздний час, машин было много, а света еще больше, мы свернули в тихий проулок. Несколько поворотов и пять минут поездки – и мужчина кивнул влево.
– Остановите здесь, пожалуйста.
Да. Огромный дом, выглядывающий из утопающего в зелени сада. Невысокие, но явно недоступные для незваных гостей ворота и витая ограда вокруг. Горящие окна только на третьем этаже – там, где традиционно живет прислуга. Автомобильная дорога до дома, освещенная наземными фонариками. Деньги, власть и многие поколения аристократии. Я почувствовала, как у меня встает комок в горле.
– Конечно, – произнесла я вежливо, развернулась и припарковалась у ворот дома.
– Спасибо, – сказал мужчина, открыл дверь, не без труда выбрался из машины под наше гробовое молчание и вышел.
Мы посидели немного, наблюдая, как он медленно идет к воротам, открывает маленькую калитку магнитным ключом, проходит внутрь, и тут неугомонная Полинка озвучила общую мысль:
– А как же деньги?
У меня не открылся рот попросить у него денег. Если он сам не сообразил, то как-то неловко просить… Да, я робкая и щепетильная дурочка и поступила глупо и нелогично, но что поделаешь, если в таких ситуациях, когда надо просить для себя, у меня отнимается язык?
– Может, доедем без дозаправки, – оптимизма в моем голосе было хоть отбавляй.
Но не тут-то было. Не отъехав от дома и трехсот метров, машина встала прочно и бескомпромиссно.
Я в ярости вышла из автомобиля, достала пачку сигарет и закурила. В нашей семье курила только я одна, впрочем, работая в хирургии, трудно было не закурить. Девчонки выбрались из салона, окружили меня. Переулок был глух и тих, ближайшая заправка в двух километрах отсюда, а метро – рядом с ней. Автобусы в этом районе не ходили – у аристократов, живущих здесь, просто не было в них нужды.
– Может, бросим машину и продукты, дойдем пешком до метро, а завтра вернемся и заберем? – предложила молчавшая до сих пор Алинка.
– Продукты испортятся, – тоскливо протянула Полина, – да и посмотри, какой квартал. До завтра машину обязательно эвакуируют, потом ищи ее на штрафстоянках и выкупай. А откуда мы деньги возьмем?
Пухленькая Каролина ожесточенно жевала пончик и молчала. Она всегда ела, когда нервничала, и надо бы ее показать психологу, но он стоил больше, чем содержание машины или пончики.
Я докурила, пальцы мои дрожали, как всегда перед отчаянным шагом. Было дико страшно.
– Я сейчас все решу, ждите в машине. – И я пошагала обратно, к дому, у которого мы высадили попутчика.
Подошла к воротам, позвонила. Засветился экран справа, появилось изображение охранника.
– Что вам нужно?
Я тряслась как заячий хвост.
– Я владелица машины, довезла хозяина дома, ну, вы видели ведь? – По его лицу было непонятно, слышит он меня или нет. – Дело в том, что он забыл кое-что.
– Сейчас к вам выйдет охранник, отдадите, – отчеканил сидящий в экране.
– Да нет, нет, – суетно заговорила я, – он не вещь забыл, а забыл нам кое-что отдать.
– Зайдете завтра, заберете, в такое время я беспокоить хозяина не стану.
– Но я не смогу завтра зайти, – с нажимом произнесла я, – мне надо сегодня!
– Извините, ничем не могу помочь, – и экран погас.
Я повернулась спиной к воротам, прислонилась к ним. Снова закурила. В трехстах метрах отсюда, в машине, полной необходимых нам продуктов, сидели сестренки, которых везти ночью на общественном транспорте ой как не хотелось. Пусть даже завтра выходные и никому не надо в школу или в институт, перспектива ночевки в машине тоже не вдохновляла. Побилась легонечко о холодный металл затылком, стало полегче. Звонить отцу или старшей сестре? Это значит искать стационарный телефон, будить соседку. У нас мобильных не было, да и чем помогут родные? Я стала лихорадочно вспоминать знакомых или коллег, к кому могла бы обратиться. Беда, что старых друзей не осталось, а с новыми я, памятуя о старых, сходилась очень трудно.
– Проблемы? – раздался сзади насмешливый и хрипловатый голос.
Я обернулась. Оказывается, он все время сидел рядом, на скамейке, расположенной у ворот и укрытой от лишних глаз какими-то цветущими кустами.
– Что вы, – со злостью сказала я, – никаких проблем.
Оттолкнулась от ограды и, громко топая, пошла вверх по улице, к машине.
Оставшись без собеседницы, Люк покачал головой. Ему сразу стало понятно – нервничающим девицам что-то от него нужно, поэтому он и не сдержал любопытства, сел на свой страх и риск в машину. Да, начальство бы по голове за это не погладило, благо, оно не в курсе его авантюры. Девицы вполне могли оказаться нанятыми убийцами, похитителями или подосланными забраться в койку, чтобы завтра появился благородный папаша с дюжиной свидетелей и священником. Поэтому он всю дорогу ждал, пока заговорит старшая.
Что-то точно было нечисто, так как она старательно не смотрела на него, а уж сидела с таким выражением на лице, будто сейчас оторвет от напряжения руль. А девчонки сзади просто высверлили в его затылке дырку своими взглядами, да еще и подглядывали в зеркало. И он был почти разочарован, когда его спокойно высадили и уехали. Сел на скамейку у ворот, спрятанную в «розовом гроте», закурил, позвонил Михаилу, чтобы разворачивал автомобиль, высланный за ним, послушал пение птиц, отхлебнул коньяка из фляги, чтобы унять растревоженную ногу. И тут старшая вернулась. Охранники молодцы, сработали на «отлично», но проклятое любопытство все-таки дернуло Люка обнаружить свое присутствие.
И что же? Ни выстрела, ни попыток соблазнения (хотя он понимал, что это глупо, за почти полчаса поездки его можно было убить много раз). Но что же тогда надо проклятой девице?
Люк быстро, насколько позволяла нога, пошел к пункту охраны, как только собеседница скрылась из виду. Двое охранников подняли на него взгляды.
– Борис, сходи, посмотри, что там, – обратился он к тому, что постарше. Тот понял без слов, кивнул и вышел из сторожки на улицу.
Сестры встретили мое возвращение вопросами «Ну как, получилось?», и я покачала головой.
– Девочки, меня даже внутрь не пустили.
– Ты молодец, что попыталась, – приободрила меня Полина. – Я бы со страху умерла.
Учитывая, что сестра училась на геологическом, отделение вулканологии, и уже проходила практику на вулкане, это был весомый комплимент.
– Что же нам теперь делать? – всхлипнула Каролинка. Ей только исполнилось двенадцать, и она очень просила взять ее с собой за покупками. Теперь она устала, перенервничала и отчаянно зевала. Алина, наша спокойная и немногословная сестра, обняла ее за плечи.
В стекло с моей стороны неожиданно постучали, да так неожиданно, что я взвизгнула. Заглядывал в салон тот же охранник, что разговаривал со мной по коммуникатору.
– Выйдите из машины, – сказал он. Девчонки испуганно примолкли.
– Что вам нужно? – я приоткрыла окно чуть больше, всем видом показывая, что для нашего разговора этого достаточно.
– Нет, это вам что нужно? – резко спросил он. – С какой целью вы рвались в дом, почему не уезжаете сейчас?
– Да не рвалась я! – я была уязвлена до мозга костей.
– Дяденька, – сзади Полина тоже открыла окно, – да у нас бензин кончился. А мы вашего хозяина подвезли, вот и думали, вдруг он поможет. Машина полна продуктов, до заправки не дотолкаем, а если и дотолкаем, то оплатить нечем.
Лицо охранника смягчилось, и он снова оглядел нашу расстроенную компанию.
– Покажите багажник, – сказал он.
– Зачем?!! – возмутилась я.
– Хотите помощи – показывайте, – настойчивости ему было не занимать.
Я хотела послать его подальше и послала бы, если бы была одна. К сожалению, люди, находящиеся под твоей ответственностью, очень способствуют усмирению гонора, особенно если это младшие сестры.
Охранник тщательно просмотрел все пакеты, прохлопал дно багажника и обернулся ко мне.
– Можно ваши документы?
– Ну конечно, – мне оставалось только язвить. – Можно и документы, и деньги. Правда, денег нет.
Он внимательно глянул на меня.
– Либо документы, либо мне придется вас всех обыскать.
– Мы бросимся врассыпную, – я протянула ему водительское удостоверение, – и будем визжать на всю улицу.
Охранник, по-моему, даже улыбнулся в усы и скомандовал:
– Ждите, сейчас попробую решить.
Он отошел, начал кому-то звонить.
– Да, – доносились его слова, – все в порядке, я проверил. У девочек кончился бензин, хотели попросить помощи. Да? Нет, скорее всего, нет. Михаил уже поехал домой. Да, понятно. Сейчас.
Усатый дядька выключил телефон и подошел к нам. Мы с надеждой, как цыплята на маму-курицу, воззрились на него снизу вверх.
– Хозяин зовет вас в дом, пока мы будем решать вашу проблему, – сказал он.
Я, конечно, и смутилась, и возмутилась, и попыталась отказаться. Решающим стал голос Каролины, которая пропищала, что хочет в туалет. Пришлось выбираться из машины и идти к дому. Ключи от авто я оставила охраннику.
У ворот уже ждал лакей, который проводил нас в дом и пригласил, расположившись в небольшой гостиной, подождать, пока изволит явиться хозяин. Каролинка сразу же попросилась в туалет, и он повел ее куда-то вглубь дома. Я села в мягкое кресло, и меня тут же потянуло в сон. Встала я сегодня в шесть и была уже на пределе. Полина и Алина изучали гостиную.
Да, комната оказалась прекрасна, как и сам дом. Небольшая, но просторная, с диванчиком и несколькими креслами из зеленой кожи посередине, образующими круг у невысокого чайного столика из красного дерева. Высокие стены, обитые светлыми деревянными панелями с вырезанными на них лилиями и розами и такие же панели из красного бархата. Камин – вычищенный, со стальными приборами на треноге и аккуратно сложенными дровами рядом. Книжные полки, уставленные книгами. Телевизор на полстены и небольшая, но мощная аудиосистема, из которой сейчас лилась приятная расслабляющая музыка.
Алина сразу схватила какую-то книгу, забралась с ногами на диван и погрузилась в нее. Я мельком увидела название: «Редкие и исчезающие виды живых существ». Ну, она всегда любила читать, поэтому и была самой умной из нас. Мне боги такого ума не дали, поэтому я и пошла учиться на медсестру в колледж, параллельно подрабатывая на «скорой помощи» и ухаживая за престарелыми пациентами. Сейчас я работала в государственном госпитале хирургической сестрой, и это было неплохо. Денег платили мало, но их отсутствие было еще хуже.
Полинка ходила по комнате, изучая обстановку, изредка касаясь каких-то предметов пальцами. Она вдруг оглянулась, и я увидела в ее глазах отражение своих чувств. Семь лет мы не были в таком доме. Прошлое вовсе не забылось, оно просто спряталось, чтобы напоминать о себе сжиманием в груди и горькими сожалениями, которыми, впрочем, делу не поможешь. Поэтому я ободряюще улыбнулась ей и кивнула на кресло. Сядь, посиди, не трави себе душу, сестренка. Ну и мне, конечно.
В комнату вошла Каролина, уже успевшая где-то обзавестись чашкой с чаем, за ней – тот самый лакей, который нас встретил у ворот, с подносом в руках. Он ловко расставил по столику чайные приборы, разлил чай и водрузил в центр корзину со свежеиспеченным хлебом. От сладковатого и душистого запаха у меня судорожно сжался желудок – после работы я ничего не ела. Сестренки, такие же голодные, как и я (кроме Каролинки), быстро окружили столик.
Раздалось какое-то дребезжание, и красивая пышная женщина в годах вкатила в гостиную тележку, полную еды. Она поздоровалась с нами («Здравствуйте», – поприветствовали мы ее нестройным хором), разгрузила содержимое тележки на столик и ушла. Теперь сидеть и ждать неизвестно чего было совсем невыносимо. Еда яростно пахла, желудок яростно грыз меня изнутри.
– Как королевишн принимают, – горько сказала Алина. Я усмехнулась, а Полинка нахмурилась. Каролинка села на диван и, прихлебывая чай, рассказала, как она побывала на такой огромной кухне, где поместится весь наш дом и где та самая повариха, Марья Алексеевна, угостила ее чаем и конфетой и сказала идти в гостиную, ибо хозяин приказал нести туда ужин.
Тут вошел сам хозяин. Он выглядел посвежее и даже не таким страшным, хотя и симпатичным его при всем желании назвать было нельзя. Он заметно хромал и опирался на трость. По всей видимости, пока мы его ждали, мужчина успел принять душ и переодеться.
– Вот мы и снова увиделись, – сказал владелец дома, кивая. – Дамы, мне очень неловко, что из-за меня вы оказались в такой ситуации. Давайте поужинаем, а за это время слуги решат проблему.
– Вовсе нет, – я с усилием подняла на него глаза. – Мы бы оказались в такой ситуации в любом случае. Это полностью моя вина, я не подумала заправиться заранее. Мы благодарны вам за ваше гостеприимство, лорд..?
Он улыбнулся, разгадав мой маневр.
– Лорд Кембритч. Теперь вы тоже можете представиться.
– Мы сестры, – медленно сказала я.
– Я Каролина! – выкрикнула одновременно со мной младшенькая. Кембритч перевел взгляд на нее.
– Очень приятно, Каролина. А как зовут твоих сестер?
Ничуть не смутившись, Каролинка представила нас. Марина, Полина, Алина, Каролина. Что сделаешь, если с детства чувствуешь себя частью детской считалочки. Хорошо, что здесь нет Ангелины и Василины, а то ситуация стала бы комической. У папы с мамой были накрепко связаны руки в том, что касалось выбора имен. Но на их месте я бы точно постаралась как-то соригинальничать. Видимо, они так ждали сына, что биться за имена дочерей не было смысла. Хотя у нас традиция еще достаточно мягкая. Были и похуже. У Инландеров, правящей королевской семьи соседней с нами Инляндии, все мужские имена должны были начинаться на букву Л. А в семействе Ши мужчины назывались именами, несущими значение, близкое к слову «великолепный». Каково всю жизнь прожить с именем Великолепный Ши? Лучше уж быть Мариной, так я думаю.
– А ваш род? – снова спросил он.
– Богуславские, – ответила я. Сестры посмотрели на меня и закивали. Богуславские – это одна из наших родовых фамилий. Правда, такая дальняя и малозначащая, что публично ее не объявляли никогда. На моей памяти уж точно никогда.
– Вот и познакомились, – хрипло сказал лорд Кембритч. Глаза его впились в мое лицо, будто изучая или пытаясь что-то понять. Даже при том, что узнать нас было невозможно, мне стало не по себе. – Давайте ужинать.
Формат гостиной предполагал, что гости едят, взяв тарелки в руки. По этикету в таких ситуациях хозяин сам ухаживает за гостями. Но так как ему было тяжко двигаться, эту роль взяла на себя я. Конечно, лорд Кембритч мог пригласить нас в столовую, но это означало бы ту степень близости, которой мы не обладали.
Я двигалась вокруг столика, выполняя пожелания хозяина и сестер, и чувствовала на себе его раздражающий взгляд. Больше всего я боялась, что он каким-то чудом узнает нас. Хотя это было невозможно, но кто поймет иррациональный страх? Поэтому я, не глядя на хозяина дома, обошла вокруг столика, убедилась, что все имеют на тарелках всё, что хотят, и села на свое место. Наконец-то я могу поесть!
Полина, которая ела, как птичка, и весила столько же, увидела мое состояние и стала развлекать (и отвлекать, умничка моя, сестричка любимая) лорда, расхваливая его дом и спрашивая об обстановке, о том, кто живет здесь еще (жил он один, со слугами), женат ли он, где путешествовал, задавая прочие обязательные и безопасные с точки зрения этикета вопросы.
Несмотря на голод, мне кусок в горло не лез. Я взяла чай в руки, откинулась на спинку кресла. Раздражал взгляд хозяина. Переживала, как там моя машинка, каким образом нам помогут – дадут денег или зальют бензина, и насколько трудно будет ехать по загородной ночной дороге долгих два часа до дома. Снова прислушалась к разговору.
– А что с вашей ногой? – учтиво спрашивала Полина, подливая лорду чай. – Надеюсь, ничего серьезного?
– Глупости, – отмахнулся Кембритч и снова искоса взглянул на меня. Достал, ей-богу. Я явно представила, как размахиваюсь и бросаю чашку с чаем ему прямо в лицо. В последние несколько лет у меня бывали такие приступы, когда хотелось что-то разбить или кого-то убить. – Я как любитель был участником небольшого ралли в горном районе, не справился с управлением, и мы свалились с берега в реку. Больше воды наглотались.
– Ох, – сказала Полина, глядя на него лучистыми глазами, – вы же могли погибнуть!
Умничка моя. Умничка!
– Там не река, а одно название, – усмехнулся хозяин дома. Ага, а ты не хвастун и не тщеславен. – Да и было это полгода назад. Мы проехали почти полторы тысячи километров и стали бы первыми, если бы я не гнал слишком быстро и был осторожен на берегу.
В моей голове зашевелились обрывки новостей: ралли «Северная звезда», катастрофа, реанимация. Фотографии были во всех газетах и новостях. Странно, как я его сразу не узнала. Виконт Кембритч, бывший гонщик, скандально известен в свете. Любитель, как же. Небольшое ралли, ага.
– А что говорят медики, что будет с ногой? – продолжала сестричка.
– Хромота постепенно уменьшается, но перегружать ногу не стоит…
Теперь все мои сестры смотрели на него с восхищением. Я же смотрела на девочек и забавлялась. Раненый герой, гонщик и к тому же лорд. Что еще нужно, чтобы заставить девичьи сердца биться чаще. Глупышки мои. Я сжала губы и отвернулась.
Черт, черт, черт, опять его взгляд! Ну что же такое! Пальцы крепче сжали ручку чашки, а с губ уже было готово сорваться колкое замечание. Не надо на меня смотреть. Я вам не знакома. У меня самая обычная внешность. Она не может вам никого напоминать.
– Марина, вы напряжены. Что-то не так?
Спросил все-таки, не удержался. Я изобразила светскую улыбку.
– Все в порядке, лорд Кембритч, спасибо за заботу. Я устала после смены, вот и кажусь не очень общительной.
– А где вы работаете?
– В областном госпитале, в Земноводске.
– Марина у нас хирургическая медсестра, – похвасталась Полли, – может, даже делала вам операцию после аварии.
Не сестренка, а святая простота. Наш хозяин улыбнулся, покачал головой.
– Нет, меня сразу переправили в Королевскую лечебницу, на листолете.
Понятно. Простых смертных на листолетах в лазареты не доставляют. Видимо, благородный облик воздушного корабля-капли не сочетается с неаристократической кровью.
– А живете вы где? – прервал он мои размышления.
Спас нас лакей, заглянувший в дверь и сообщивший, что машину заправили и перегнали в гараж особняка.
– Лорд Кембритч, благодарю вас за помощь и прием, но нам нужно ехать, – сказала я со слишком явным облегчением и отругала себя. – Время уже позднее, родные наверняка волнуются.
Лорд с изумлением и неодобрением посмотрел на меня.
– Госпожа Богуславская, неужели вы думаете, я отпущу вас из дома после полуночи, да еще и за рулем? Это просто возмутительно!
Да, это было на грани оскорбления, но пусть думает, что мы не знаем этикета, чем ломает голову над тем, откуда мы его знаем. И так уже подставились по полной.
– Тем не менее я настаиваю, – твердо сказала я, глядя ему в глаза.
– Ни в коем случае, – ответил лорд своим простуженным голосом, не менее твердо глядя на меня. – Мои предки мне этого не простят.
Мы сидели друг напротив друга, а девчонки на диванчике замолкли, перестали жевать и даже, по-моему, дышать, ожидая, чем закончится наше противостояние.
Казалось, что он смотрит уже не в мои глаза, а куда-то внутрь головы, в затылок, и пауза в те моменты, когда мы сверлили друг друга взглядами, затянулась до неприличия. Мир вокруг поплыл и заглох. Стучали часы, поскрипывало окно от ветра, я слышала, как колотится кровь в висках. Мы будто неслись навстречу друг другу на немыслимой скорости, и до столкновения оставались какие-то доли секунды.
Я с трудом отвела взгляд.
– Хорошо. Но рано утром мы уедем. Спасибо вам за все, что вы сделали для нас.
В эту ночь Люк Кембритч, властительный господин и лорд, долго не мог уснуть, пытаясь понять, что же в девицах Богуславских было такого несоответствующего их внешнему виду, и вспомнить, не мог ли он видеть их раньше. Но вспомнить виконт ничего не мог, как ни пытался сопоставить виденные им вечером девичьи лица с набором лиц из прошлого. И это было неудивительно – тех, кем его гостьи были раньше, он мог встретить только на семейных портретах много лет назад. Да и трудно было бы даже искушенному разуму сопоставить золотоволосых и сияющих юных девушек и девочек с забредшими к нему потрепанными и усталыми разновозрастными девицами.
Я проснулась засветло, действительно рано, и в первый миг не поняла, где нахожусь. Затем все вспомнила. На часах было около пяти, но что поделаешь – привычка вставать рано на работу не оставляла мне выбора даже в выходные. Я просыпалась до восхода солнца, и уснуть снова не получалось, а валяние в кровати вызывало головную боль. Сестер будить еще рановато, да и по дому бродить тоже.
Вчера, измученная долгим днем и неудачным вечером, я просто упала в кровать. Мне едва хватило сил, чтобы снять одежду. А теперь я могла изучить комнату.
Спальня была обставлена выше всяких похвал. Сдержанные тона, много дерева. Огромная кровать у одной стены, напротив нее – туалетный столик с зеркалом. Справа от кровати во всю стену шторы, рядом с ними – столик, кресло. Слева – дверь в коридор, следом – двери в гардеробную и, по всей видимости, в ванную комнату. Ох, если там есть ванна, я знаю, чем займусь!
Ванна была. Нет, не так. Там была ВАННА. Огромная, со ступеньками, спускающимися к полу, с батареей нераспечатанных бутылочек с шампунями, гелями и маслами. Огромное же зеркало, умывальник, напоминающий формой морскую ракушку, прикрепленную к стене. Кабинка с туалетом. Недолго поколебавшись, повернула рукоятки кранов, и в ванну с гулом забили мощные струи воды. Почистила зубы, пока она набиралась, скинула маечку с трусиками и зашла в теплую воду получить свои полчаса удовольствия. Когда еще придется побывать в таком доме?
Через полчаса я приказала себе встать. Честное слово, не хотелось. Хотелось остаться тут жить, пока не растворишься в бурлящей от хитро сделанных массажных струй воде, спрятаться от того, что ожидало нас за пределами этого дома. Хотелось продлить сказку. Но по опыту я знала, что чем дольше ты в сказке, тем больнее от нее отрываться. Поэтому я безжалостно выгнала себя из воды, жестко растерлась полотенцем и вышла из волшебной комнаты обратно в спальню.
Еще не было и шести – чем мне заняться? Есть не хотелось, воды я напилась из стоявшего у кровати кувшина, книги навевали скуку. Хоть в окно посмотреть, что ли. Я подошла к тяжелым шторам, занимавшим всю правую от постели стену и спускавшимся до самого пола, и с силой дернула их. И замерла, медленно отодвигая занавески до упора – сначала одну, потом другую.
Моя спальня находилась на первом этаже, а шторы закрывали огромное высокое окно во всю стенку.
А за волшебным окном колосилась пшеница мне по грудь, расцвеченная затесавшимися среди колосьев фиолетовыми вьюнками и голубыми колокольчиками. В розовом и красном сиянии из-за пшеничного поля вставало солнце, и лучи его пробивались через утреннюю дымку, освещая мое лицо. Вдалеке виднелся какой-то лес. Слева вставали горы, судя по характерным красным склонам, пограничные Милокардеры.
– О боги, – прошептала я, потрясенная. Я была права – в таком доме мне вряд ли еще придется побывать. Рука сама потянулась к едва различимой двери в прозрачной стене.
Я вышла на улицу. Прямо от нее через поле уходила узкая тропинка. Было уже жарко, как и всегда на юге. Пели полевые птицы, вьющие гнезда прямо в пшенице. Стрекотали цикады. Мир был полон покоя и счастья. Я не собиралась уходить далеко от дома, но тут вдруг побежала навстречу солнцу, крича от восторга, чувствуя, как давно забытое и зарубцевавшееся раскрывается новой надеждой, будто я сейчас смогу взлететь, полная этого чувства. Не смогла – упала. И впервые за семь лет заплакала. Слезы пошли тяжелые, густые, будто из души изливался гной, прятавшийся все это время под старой раной, они липкими каплями падали на одежду, протекали сквозь пальцы, прижатые к лицу, и никак не хотели останавливаться. Я лежала, скорчившись на боку, в одной майке и трусиках, посреди прекрасного, освещенного восходящим солнцем поля и тихонько, но безудержно выла, чувствуя, как судорожно царапает горло, как что-то сжимает сердце, как подкатывает к горлу тошнота, будто слез не хватало, чтобы извергнуть из себя все накопившееся.
Так я лежала достаточно долго, пока не кончились слезы. А с ними и мое самоуважение. Семь лет я клялась себе, что не пророню ни слезинки после того, что случилось. Надо было быть сильной ради отца, ради сестер. И вот, хватило нескольких часов привета из прошлого, чтобы я расклеилась, а то, что так хорошо держалось внутри, вышло наружу.
– Простудитесь.
Нет, только не это.
Не глядя на него, я встала и пошла к дому. Он хромал следом.
Со стороны поля дом был одноэтажным, с полностью стеклянной стеной. Судя по отдернутым шторам в соседней комнате, этой ночью мы были соседями.
Перед входом я обернулась и постаралась, чтобы мой голос звучал уверенно. Насколько вообще может звучать уверенно голос девушки, одетой в тапочки, майку и трусики, измазанной с одного бока землей, с опухшим лицом и красными глазами.
– Спасибо за гостеприимство и помощь, лорд Кембритч. Мы в течение часа уедем. Прошу вас, не провожайте нас. Мы доставили вам немало хлопот.
Он покачал головой, но ничего не сказал. В глазах его я увидела понимание. Ситуация была неловка нам обоим.
– До свидания, – произнесла я сухо и, закрыв дверь, задернула шторы.
Мы приехали в Орешник к одиннадцати утра. Я была молчалива, сестры же наперебой обсуждали наше «приключение». В других обстоятельствах и я бы к ним присоединилась, но только не сейчас. Я еще глубоко переживала и свои слезы отчаяния, и неловкую ситуацию в поле за домом. Были и хорошие стороны – бак был полон, и его хватит надолго, продукты не испортились, так как их держали в холодильнике.
Кембритч так и не появился, а слуги очень вежливо нас накормили, собрали и проводили. Усатый охранник, прощаясь, даже подмигнул мне.
Папа работал в огороде. После гибели матери отцу надо было чем-то заниматься, чтобы мы не умерли с голоду. Работать по понятным причинам он не мог – кто же возьмет инвалида на работу? А вот свое хозяйство как-то вдруг пошло. Огородом, курами и козами заведовал отец, а кухней и домом – Ангелина. Ей было уже под тридцать, и она фактически заменила нам мать, насколько ее можно было заменить.
А вот и она, машет из окна, приглашает скорее зайти в дом. Ветер и правда пронизывающий. Крупная Ангелина с раскрасневшимся лицом, закатав рукава, пекла пирожки. Мы дотащили пакеты и стали рассортировывать продукты – что в холодильник, что в чулан, что в погреб, семена отцу на стол.
Девчонки со смехом рассказывали о вчерашних происшествиях, а я молча наблюдала за Ангелиной. Когда-то она была изумительно красива. На руках ее не было следов от ожогов, появившихся, когда она только училась готовить, и мозолей от работы в огороде. Учиться надо было быстро, ведь на попечении оказались бестолковые сестры и раненый отец. У Ангелины тогда были длинные белые косы, а сейчас – закрученные в узел черные волосы чуть ниже плеч. Не было морщинок и усталой спины, не было потухших глаз.
«А ведь она помнит больше нас всех, – вдруг подумалось мне. Растревоженное прошлое никак не хотело возвращаться туда, где оно хранилось все это время. – Кто знает, что ей пришлось пережить, когда от нее отказался жених, когда у нее были самые блестящие перспективы и ей предрекали счастливую жизнь. Светлый Ангел, Снежный Ангел, так ее называли. Не плачет ли она каждую ночь так, как я сегодня?»
После смерти мамы я ни разу не видела Ангелину плачущей. Она всегда была тепла и всеобъемлюща, ее любви, казалось, хватало на всех. Сестра полностью взяла на себя хозяйство и уход за отцом после произошедшего. Пока он выздоравливал, она фактически одна тянула на себе нас и дом. Мы, конечно, помогали по мере сил. Но именно Ангелина устроила младших в школу, неизвестно каким образом договорившись с директором, и настаивала, чтобы они учились. Именно она решала все вопросы с главой поселения, когда он интересовался, откуда в Орешник прибыла такая необычная семья. Именно она уговорила отца отпустить сестру замуж, когда королевский егерь, небогатый, но происходящий из древнего рода, попросил руки Василины.
Конечно, в прежние времена такой мезальянс был бы невозможен. Но не сейчас – приходилось быть практичными. Мы, правда, никогда не сможем отплатить Ангелине за все, что она для нас сделала.
Полинка с Алинкой побежали в огород обнять отца и показать ему семена, которые они купили. Каролина побежала в другую сторону – к соседским девчонкам. А я вымыла руки и стала помогать сестре.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления