Онлайн чтение книги Королевство душ Kingdom of Souls
6

По словам моего отца, в каждом есть немного магии – только в нашей семье ее больше, чем у многих. Он говорит это посетителям, которые приходят в его магазин, чтобы они чувствовали себя особенными. Оше прекрасно знает, что это неправда, но людям нужно во что-то верить. Нет никаких сомнений в том, что у выходящей из Колизея толпы нет никакой магии. А заодно сострадания и совести.

Они говорят о пропавших детях так, будто это всего лишь какая-то сплетня. Это раздражает меня до бесконечности. Чтобы присутствовать на собрании, нужно обладать собственностью и определенным статусом. Никто здесь не будет беспокоиться о своих детях, потому что никто не остается без слуг ни днем, ни ночью. Я проталкиваюсь сквозь толпу людей, теряя по пути несколько бусин на платье. Нас так много, что мрачный Западный рынок вновь заиграл живыми красками. Равно как и жалкими сплетнями.

– Ей нужно вести себя осторожнее, чтобы не повторилась история, как с предыдущим жрецом Ка , – говорит мужчина, наклоняясь к своему другу. Он сказал это достаточно громко, и люди рядом пробормотали что-то в знак согласия. Некоторые, правда, встают на защиту моей матери.

Я пристально смотрю на него. Уже не в первый раз кто-то бросает подобные угрозы в адрес моей матери. И все равно эта звучит довольно обидно. Мне не нравится, что Арти и визирь вечно ссорятся между собой. Иногда дела принимают совсем неприятный оборот. Тем не менее мама сделала много хорошего для Королевства. Когда визирь в очередной раз пошутил о сборе десятины, он умолчал, на что Храм тратит эти деньги. Моя мать и провидцы управляют всеми социальными службами Королевства. Бесплатное образование для тех, кто не может позволить себе частных писцов, а также питание и приюты для сирот. Эти проекты создала моя мать, когда стала жрицей Ка .

Бывший жрец Ка Рен Эке был у власти задолго до моего рождения, но люди все еще воздают ему почести. Его любили за мудрый и спокойный характер, и они с визирем прекрасно ладили. Люди говорят, что тогда гильдия и Храм по-настоящему сотрудничали между собой. Эке принадлежал к племени Лито и занимал почетное положение главы своей обширной семьи. И все же одним туманным утром случайный рыбак нашел жреца Ка у себя на крючке. Голое изуродованное тело Эке плыло по реке.

Поэтому, даже если мы с мамой не всегда сходимся во взглядах, я беспокоюсь о ней. Убить любого общественного деятеля – нелегкое дело. А напасть на колдуна еще труднее. Тем не менее смерть жреца остается такой же загадочной, как и похищения детей. Как и человек, который может спрятаться от магии.

Колдуны – настоящие колдуны – могут вылечить сломанную кость одним словом или отогнать бурю с помощью ритуала. Особо могущественные колдуны, как моя бабушка, могут видеть сквозь время. Арти тоже может, хоть она не носит титул колдуньи с тех пор, как покинула земли племени. Мой отец может обратить годы вспять и продлить жизнь человека сверх предначертанного. Я всегда думала, что благодаря магии моя семья в безопасности, но теперь я не так уж и уверена в этом.

Дрожь пробегает по моим плечам, когда я стараюсь избежать толпы и ныряю в переулок, забитый мусорными баками с гниющей едой. Бабушка увидела зеленоглазую змею, когда читала кости. Змею, которая вполне может оказаться демоном. Теперь Арти увидела лишь силуэт похитителя детей. Она и провидцы думают, что здесь замешана антимагия. А что, если дело в чем-то другом?

Демон и пропавшие дети. Это кажется бессмыслицей, но случайностью такое совпадение быть не может. Обстоятельства слишком странные. Почему демон должен быть в видении обо мне? Во мне нет ничего особенного. И все же, как бы невероятно это ни звучало, даже я чувствовала неправильность магии в бабушкином шатре. Это было совсем не похоже на легкое прикосновение племенной магии. Магия была агрессивной и любопытной. Враждебной. Ситуация с детьми гораздо хуже. Самый большой вопрос в ней – зачем? Зачем кому-то забирать детей?

Я выскальзываю из переулка и попадаю в другую толпу на Восточном рынке. Мои нервы на пределе. Я все время вспоминаю, как Руджек избегал смотреть на меня сразу после того, как мать обвинила одного из его братьев в похищении детей. Что ж, если он не хочет меня видеть, – я не могу его осуждать. Только не после того, что случилось сегодня. Когда я готовлю себя к тому, что он не придет, моя грудь сжимается в страхе. Я скучаю по нашим обычным вечерам – я скучаю по нему .

Я прохожу мимо людей, торгующихся за черствый хлеб, перезрелые фрукты, вяленое мясо и амулеты. Повсюду стоят клубы красной пыли – ее подняли ослы, которые тащат мешки с зерном. Рынок словно живой. Он как Змеиная река после ливня – и так же воняет потными ногами и навозом.

Все занимаются своими делами, и я смотрю на лица случайных прохожих. Милые. Добрые. Разного цвета. Я вижу лица, которые загрубели от солнца. Вижу лица, которые выглядят так, словно они высечены из камня. Вижу и веселые круглые лица. Люди приходят в Тамар отовсюду – через пустыни, моря и горы. Город готов стать домом для всех, кто его примет. Это особенно заметно на Восточном рынке – именно поэтому я люблю сюда заходить.

Есть особое утешение в том, что каждый в этой толпе по какой-то причине не вписывается в общество. Как и я. Меня всегда поражало, как человек на Восточном рынке может одновременно выделяться и смешиваться с толпой. Что было бы огромным преимуществом для похитителя детей. Здесь можно стать невидимкой. Кровь стучит у меня в ушах, когда я снова оглядываюсь и окидываю рынок свежим взглядом.

Сквозь толпу бегают босоногие мальчики в рваных штанах и девочки в грязных лохмотьях. Их маленькие ручки быстро ныряют в карманы, вытаскивая оттуда мешочки с деньгами, или аккуратно сдергивают браслеты. Одна женщина поймала за руку мальчика, пытающегося украсть ее браслет, но тут откуда-то с крыш в нее полетел маленький камень. Женщина отвлеклась, позволив тем самым маленькому воришке ускользнуть со своей добычей. Я не оправдываю то, что сироты делают на рынке, но и не осуждаю их за это. Городская жизнь трудна для тех, кто не происходит из богатой семьи. В отличие от племенных земель, где только магия имеет значение, здесь правят деньги и связи.

Солнце светит мне в спину, когда я пересекаю улицу, заполненную ларьками с едой. Рядом с лавками стоят очаги, от которых идет густой дым. От него слезятся глаза, но пахнет он просто чудесно. Жареные орехи, острое рагу, бананы, обжаренные в арахисовом масле. Мой желудок урчит, напоминая, что я сегодня ничего не ела. Но у меня нет на это времени – я слишком сосредоточена на том, чтобы добраться до Змеиной реки. Там мы договорились увидеться с Руджеком. Я переживаю – а вдруг он не придет?

Он улизнул с собрания до того, как его отец объявил о закрытии. Я наблюдала, как он пытался скрыть свою боль за пустым, скучающим взглядом, но это лишь маска. Я могу видеть сквозь нее, поскольку слишком хорошо знаю Руджека. Моя мать нанесла ему ужасную рану. Он и так ненавидит отца за то, как тот обращался с братьями после Обряда. Винил себя за то, что не был на рынке в тот день и не успокоил Джеми.

Я вздрагиваю от слабого шороха рядом с собой и ловлю одного из маленьких воришек, который пытался снять мой браслет. Я хватаю его за руку – не слишком грубо, но достаточно, чтобы он не мог высвободиться. Мальчик смотрит на меня печальными глазами, его губы дрожат. Маленький мошенник.

Прежде чем он роняет слезу, кто-то хлопает его по затылку:

– Убирайся, или я позову охрану.

– Ой, – протестует мальчик и поворачивается, держась за голову. – Тебе ли говорить, Кофи!

Судя по всему, незадачливый воришка не так давно оказался на рынке – я никогда его раньше не видела. Из потайного кармана под поясом я достаю серебряную монету и протягиваю ему.

– Ты мог бы и попросить, понимаешь?

Он смущенно улыбается.

– В следующий раз так и сделаю.

Когда мальчик убегает, Кофи становится на его место. Ему всего двенадцать, он ненамного старше вора-новичка. Рыбья чешуя покрывает его фартук, от него остро пахнет доками – то есть гниющими рыбьими внутренностями. Его глаза расширяются от удивления, когда он видит, что на мне надето.

– Это что еще такое? – спрашивает он меня.

Я поджимаю губы и свирепо смотрю на него. Хотя он, конечно, прав: мое платье непрактично и слишком бросается в глаза. Такой наряд на Восточном рынке делает меня легкой добычей для любого вора. По крайней мере, моя семья не носит герб, как семья Руджека.

– Лучше спроси, почему у тебя за ухом серебряная монета, – парирую я.

Он ухмыляется, тянется к одному уху и ничего не находит.

– Другое ухо.

Я нетерпеливо постукиваю ногой. На этот раз его рука движется быстрее, как будто деньги могут исчезнуть. Он достает из-за уха серебряную монету и прячет ее в фартук. Его смуглую кожу озаряет радостный румянец. За время нашей дружбы я передала ему достаточно монет, и он больше не говорит, что не может брать деньги просто так и должен отработать их. У нашей семьи больше денег, чем нам нужно, и, как всегда говорит Оше, накопленная монета – это упущенное благословение.

Отец Кофи – торговец рыбой, один из многих. Я наткнулась на их прилавок год назад. Кофи стоял на ящике, рассказывая толпе диковинные истории.

– Пытаясь спастись от ледяной реки, – кричал он, – рыба проплыла весь путь с Севера.

Когда я крикнула ему, что это маловероятно, он быстро изменил свою историю:

– Вы правы! Эта партия выплыла из Великого моря в поисках убежища от гигантского змея. Только они не знали, что мы тоже едим рыбу!

Через несколько дней я увидела его с женщиной, которая, как выяснилось позже, была новой женой его отца. Она схватила Кофи за плечи, стиснув зубы:

– Бесполезный мальчишка. Совсем ни на что не годен!

Она дала ему хлесткую пощечину без какого-либо повода. Этот удар поразил меня. Я остановила ее, но на следующий день Кофи пришел на рынок весь в рубцах.

Когда я снова увидела эту женщину, то представилась ей как дочь жрицы Ка . Я передала ей, что если Кофи причинят еще какой-нибудь вред, это будет иметь серьезные последствия. Впервые в жизни я воспользовалась положением моей матери в личных целях. И это сработало. После этого мачеха Кофи перестала его бить. Теперь она просто игнорирует его. Я знаю, каково это, поэтому с того дня я решила стать его названой сестрой.

– Ты слышала о гигантской морской черепахе, которая сегодня утром пришла с приливом?

Кофи начинает говорить, но мое внимание останавливается на Руджеке. Он пробирается сквозь толпу, направляясь прямо ко мне. Эффект, который он оказывает на рынок, нельзя не заметить. Ему улыбаются девушки. Некоторые даже пытаются поймать его взгляд, вставая у него на пути. Люди смотрят на гребень из кости крейвана, приколотый к его воротнику.

Появление человека из влиятельной семьи на Восточном рынке – это всегда особое событие. Но он любит рынок так же, как и я: это наше второе любимое место для встреч, не считая нашего убежища у реки.

Торговцы требуют его внимания, но взгляд Руджека не отрывается от моего лица. Он обходит человека, который продает крошечные колокольчики, любимые последователями Омы, бога снов. Руджек улыбается от уха до уха. Его бледно-коричневая кожа приобрела красный оттенок. Я выдыхаю, и напряжение в груди спадает.

– Сегодня утром было… интересно, – говорит он, прерывая Кофи. Вблизи видно, что фиолетовый синяк на его правой щеке того же цвета, что и причудливая шелковая элара. Его обсидиановые глаза сверкают на солнце под длинными темными ресницами. Я переминаюсь с ноги на ногу.

– Все хорошо?

Руджек отмахивается от вопроса, хотя все его тело напрягается.

– Вчера ты пропустила славное зрелище. Я занял второе место в играх.

Он смотрит направо, где стоит его помощник и лучший друг Майк, одетый в красную форму жандара. Я только сейчас заметила его.

– Да и то только потому, что он жульничал.

– Ну если считать жульничеством тот факт, что я прочистил всю арену твоим уродливым лицом, – говорит Майк.

Он прижимает два пальца ко лбу и слегка кланяется мне, как это делают в племени моего отца. Настоящий сын дипломата Тамаран. Майк больше Руджека похож на типичного тамаранца высокого происхождения – смуглая кожа, густые, черные как ночь волосы и глубоко посаженные темные глаза. Я отвечаю на приветствие улыбкой.

Слева от Руджека негромко кашлянула Кира. Она тоже одета в красную форму. Через ее плечо перекинута черная коса, а лицо бледное, как зима на Севере. В отличие от Майка и Руджека она носит не скимитары, а с дюжину небольших клинков, которые развешаны по всему ее телу. Торговец пытается одной рукой всучить ей арбалет, а другой машет ножами тобачи, чтобы привлечь ее внимание.

Семьи зажиточных торговцев редко оказываются на рынках – особенно если у них есть слуги, которых они могут послать вместо себя. Некоторые семьи либо не могут позволить себе прислугу, либо предпочитают не использовать их. У нас есть Нези, Тай и Терра, но – к моему облегчению – никому из них не дали задание следовать за мной повсюду. Руджеку не повезло.

– Вижу, Кира, тебе нравится твоя новая должность, – говорю я, когда она прогоняет торговцев.

Ее лицо искажает гримаса.

– Охранять его так себе подходит под определение «работа».

Руджек хватается за грудь в притворной обиде, широко раскрыв глаза:

– Вы ранили меня до глубины души.

Я качаю головой, все еще не привыкнув к Майку и Кире и их новой работе. В свои семнадцать они всего на несколько месяцев старше нас, но достаточно взрослые, чтобы начать собственную карьеру. Мать Майка – командир под началом мастера оружия, тети Руджека. Отец Майка – посол Королевства в Эстерии. Отец Киры – мастер писарей. Они выросли, соревнуясь на арене с Руджеком для развлечения. После того как они присоединились к жандарам, он подал прошение, чтобы они стали его новыми помощниками взамен старых. Это высокая честь – служить королевской семье и их двоюродным братьям Омари. Разумеется, Кира и Майк были слишком молоды, чтобы их кандидатуру рассматривали всерьез. Но отец Руджека согласился – хотя бы для того, чтобы укрепить политические союзы между семьями.

– Эй, я первый с ней начал говорить, – говорит Кофи, скрещивая руки на груди. – Ждите своей очереди.

Руджек смеется и гладит Кофи по голове:

– И тебе привет.

Я бросила виноватый взгляд на Кофи:

– Я зайду к тебе завтра, обещаю.

Кофи высовывает язык в сторону Руджека, прежде чем броситься в толпу.

– Вот же маленький сорванец, – изображает негодование Руджек. – Даже и не знаю, что…

– Может, пойдем? – спрашиваю я.

Не дожидаясь ответа, я направляюсь к нашему месту вдоль реки. Я двигаюсь по одному маршруту, в то время как они выбирают другой. Никакое место не может оставаться секретным, если к нему идут по одному пути сразу четыре человека. У Руджека было много слуг за эти годы, и он подкупал их, чтобы наш секрет и дальше оставался для всех тайной. Когда денег было недостаточно, он обращался к тонким, а иногда и не очень тонким манипуляциям.

Он действительно может быть очаровательным, когда захочет. Правда, я ни за что ему об этом не скажу. Не хватало еще, чтобы Руджек зазнался.

Я пробираюсь сквозь толпу, как вдруг по моей спине пробегает холодок. По рынку, словно стая бешеных кошек, готовых вот-вот наброситься, крадутся фамильяры. Обычно они не больше моей руки. Их темные тела бесформенны и постоянно меняются, как ветер. Когда фамильяры наводняют улицы, их присутствие высасывает из меня все тепло. Я делаю глубокий вдох, наблюдая, как десятки роятся вокруг молодой девушки. Они ползают по ее лицу и цепляются за конечности, но она ничего не замечает.

Несколько других на рынке тоже видят их. Фамильяров видят те, в ком течет племенная кровь. Это заметно по тому, как у некоторых людей резко мрачнеют лица. Кто-то начал тихо переговариваться между собой. Большинство людей вообще не видят фамильяров.

Один или два таких существа – это сравнительно мелкая неприятность. Однако целая стая означает только одно: близится что-то плохое. Думая о пропавших детях, я понимаю, что «что-то плохое» уже здесь.

В раздумьях я пробираюсь мимо глиняных домов на берегу Змеиной реки и иду вверх по течению от доков. Здесь нет фамильяров, но холод все так же пробирает меня до костей. Племенные люди верят, что фамильяры – это остатки народа, уничтоженного демонами много лет назад. В своей жажде ка демоны опустошили целый мир, прежде чем Короли-Близнецы, Коре и Ре’Мек, начали войну и остановили их. Фамильяры – единственное напоминание о тех временах. Беспокойные призраки без души, ищущие то, чем никогда больше не смогут обладать, – жизнь .

Когда я добираюсь до нашего места среди высоких камышей, я вижу Майка и Киру, стоящих на берегу реки. Хоть они и на страже, друзья Руджека встали достаточно далеко, чтобы мы могли побыть одни. Сам Руджек сидит на желтом одеяле, расстеленном на траве.

– Отец устраивает большие бои в честь окончания Кровавой Луны, – говорит он, зевая. – Приходи посмотреть. Никто так и не победил меня на мечах за последние три года. Я всего лишь лучший фехтовальщик в Тамар. Ну, если не считать жандаров. Возможно .

– Не думаю, что после сегодняшнего утра это хорошая идея, – говорю я с пересохшим горлом.

Его глаза, более темные, чем час осаны , вопросительно расширяются. Когда он смотрит на меня, пространство кажется меньше, а воздух теплее.

– Что случилось, Арра?

Его голос дрожит, когда он произносит мое имя. Его хвастовство исчезает.

Я сажусь рядом с ним. Он пахнет сиренью и древесным дымом, и у меня по шее идет приятный жар. Мне следовало бы сказать что-нибудь, чтобы отвлечь его, или притвориться, что мне не нравится, как мое имя слетает с его языка, но я этого не делаю. Потом. Я позволяю этой странной, чудесной вещи остаться между нами. Он мой лучший друг. И порой я терпеть его не могу. Но в последнее время я представляю себе нечто другое – нечто большее.

Я вдруг ощущаю вину, и я отвожу взгляд. Даже если наши родители не ненавидели бы друг друга, дальние уголки моего сознания осуждают это желание. Да, я хочу большего, но я не хочу разрушать то, что у нас есть сейчас, если что-то пойдет не так. В одно мгновение я уже готова признаться ему, а затем закапываю свои чувства глубоко внутрь.

– Ничего, – быстро отвечаю я, прежде чем мы меняем тему. В моей голове путаются мысли. Фамильяры, похитители детей, зеленоглазый змей. Казалось бы, между этими событиями нет никакой связи. Но это все напоминает мне игру в шакалов и гончих. Игру, построенную на стратегии, уклонении и ложном направлении. Вполне возможно, что я вижу связи там, где их нет, – но я не верю в совпадения. Я качаю головой и улыбаюсь ему: – А почему сегодня такое модное одеяло?

Я провожу рукой по одеялу, ощупывая замысловатые узоры стежков. Он так хорошо меня знает, что не возражает, когда я меняю тему.

– Не хотел, чтобы ты испачкала о траву свое изысканное платье. – Он поправляет ножны, которые лежат рядом с ним на земле. – Очень красивое, кстати.

– Спасибо, – говорю я, глядя на медленно плывущие по реке лодки.

Змеиная река так широка, что кажется, будто вода повсюду.

После долгой неловкой паузы мы начинаем говорить одновременно. Мы смеемся, и напряжение немного спадает.

– Начнем с тебя, – говорю я.

– Насчет сегодняшнего утра, – говорит он, и голос его немного дрожит. – Мои братья никогда бы не сделали ничего столь ужасного. Джеми и Уран сами не свои после Обряда посвящения, но мой отец… мой отец держит их в узде. У него есть жандар, который регулярно справляется о состоянии эскадры Джеми. И он никогда не оставляет Урана без присмотра. И когда я говорю «никогда», то имею в виду никогда .

Я протягиваю руку к фамильному гербу, прикрепленному к его воротнику, но останавливаю себя.

– Можно?

Руджек смущенно почесывает затылок:

– Конечно.

Я провожу пальцами по гладкой кости крейвана, из которой вырезали львиную голову. Даже в разгар жаркого дня амулет холодный на ощупь. Будь у меня хоть капля магии, он оттолкнул бы меня. Но ничего не происходит. Еще одно напоминание о том, что я должна слушать свою мать. Может быть, пришло время отказаться от своей мечты.

– Каково это, когда кто-то с магией рядом с тобой?

Я никогда не спрашивала такого раньше, избегая всего, что напоминало мне об отсутствии магии. Что случилось бы, будь у меня дар и мы бы сидели близко… ближе, чем сейчас?

Вот истинный вопрос, горящий на моих губах.

Руджек пожимает плечами:

– Понятия не имею… Он немного вибрирует, если магия направлена на меня. В противном случае я ничего не чувствую.

Я перехожу от гребня на его эларе к кулону, который висит у него на шее. Мои пальцы касаются его горла, и мы оба напрягаемся. Он наклоняется чуть ближе ко мне и шепчет:

– Я скучал.

Майк громко кашляет, и мы отскакиваем друг от друга.

– Я вам не помешал?

– Нет! – одновременно кричим мы.

– Ничуть, – добавляю я, задетая за живое.

– Конечно же нет. – Руджек хмуро смотрит на него: – Чего ты хочешь?

Майк оглядывается через плечо на Киру, которая все еще стоит на страже.

– Я должен напомнить, что твой отец ожидает тебя на заседании совета в четыре часа пополудни.

Руджек морщится, глядя на свои пыльные после рынка штанины.

– Дай нам минутку, пожалуйста.

Майк кивает с кривой усмешкой и уходит к Кире.

– Извини, мне действительно нужно идти. – Руджек вздыхает. – После сегодняшнего утра у отца будет то еще настроение.

– Значит, это правда, – говорю я, и у меня снова пересыхает в горле. – Он собирается назвать тебя своим наследником?

Руджек вздрагивает и отводит взгляд.

– Да. Я… не знаю, что я чувствую по этому поводу. Я младший брат в семье. Никогда не думал, что вся ответственность падет на меня. А теперь планы моего отца на меня немного изменились. Впрочем, не у него одного.

Я не хочу думать о том, что это будет значить для нашей дружбы. Если он… нет, когда он станет визирем, он не сможет уклониться от своих обязанностей и тайком убегать к реке на встречи со мной.

– А как же жандары? Ты ведь мечтал вступить в их ряды. – Я сожалею о своем вопросе, ведь он с тоской смотрит на свои скимитары. – Ты ведь и дня не протянешь без возможности повалять дурака на арене, – добавляю я, чтобы подбодрить его.

– Я справлюсь. – Затем он говорит себе под нос: – Я неплохо соображаю.

Я ковыряю жемчужины на платье.

– Ты ведь не можешь отказаться?

– Нет. – Он хватает камень и бросает его в реку. – Моя мать послала сообщение своей воспитательнице в Делене с просьбой приехать и научить меня этикету. – Он издает невеселый смешок – мрачный, как и наше настроение. – А что говорят Аатири? «Характер человека заключается не в его красивой одежде, а в чистоте его души».

– Чистоте его ка , – поправляю я его.

– Прошу прощения, – говорит Руджек с застенчивой улыбкой. – Я все болтаю и болтаю, а про племенные земли так и не спросил. Как все прошло?

Я недовольно хмыкаю:

– Не очень хорошо.

Руджек удивленно поднимает брови.

– Хочешь об этом поговорить?

– В другой раз.

Я не готова рассказать ему о событиях во время праздника Кровавой Луны и о видении бабушки. Я и сама еще не до конца поняла, что произошло. Незачем ему зря волноваться.

– Нужно обсудить еще кое-что, прежде чем я уйду. – Руджек потирает затылок. – Мама прислала приглашение на церемонию моего совершеннолетия в магазин твоего отца. Я думал, что если твоя мать доберется до него, то никуда вы не пойдете. Но… ты ведь будешь на ней, да?

Я морщу нос, напоминая ему, что я думаю о церемонии вступления в совершеннолетний возраст – осел на моем письме к нему был изображен не просто так. Прежде чем я успеваю ответить, он торопливо добавляет:

– Да, весь этот обряд немного устарел, но…

– О чем ты? Случайно не о полуголых танцовщицах? – Я скрещиваю руки на груди. – Глупая традиция.

– Ну пожалуйста.

Он хлопает ресницами, и я не могу удержаться от смеха.

Дело даже не в том, что наши родители не знают, что мы друзья. Для учеников писцов устраивают полно мероприятий, на которых можно присутствовать, не вызывая подозрений. Я видела Руджека на арене бесчисленное количество раз. Казалось бы, в этой церемонии нет ничего необычного, но я никак не решусь пойти на нее.

– Я подумаю об этом, – говорю я, хоть и прекрасно знаю, что ответит Арти на мою просьбу.

После короткого прощания Майк с Кирой буквально уводят Руджека от меня. Я вновь смотрю на реку, не могу перестать думать о фамильярах, которые наводнили Восточный рынок. Достаточно много людей могут видеть их, писцам придется выпускать официальное объяснение. Они называют их всего лишь безвредными и своенравными призраками, но я никогда в это не верила. Я не слепа, хоть у меня и нет магии. Есть одно слишком подозрительное совпадение.

Куда бы ни пошли фамильяры, вскоре кто-то рядом с ними умирает.