Онлайн чтение книги Короли блефа
Глава 4. Из воздуха, или О пользе газет

Газета, милостивые государи, есть периодический печатный орган, информирующий читателя о событиях, происходящих как в мире, так и в стране, в которой выходит газета, а то и в губернии или в городе, в котором он, читатель, имеет неосторожность (а может быть, и счастье) проживать.

Помимо прикладного назначения газета имеет и развлекательную функцию. В ней иногда печатаются короткие рассказы, чаще всего на злободневные темы, сентиментальные рождественские истории, рассчитанные преимущественно на домохозяек, и длинные повести с продолжением в следующих номерах. Попадаются и стихи. Вот, к примеру, что вычитал Сева в «Казанском телеграфе», когда курил послеобеденную папиросу…

Как всегда, было много рекламы и прочих объявлений. Их Всеволод читал более внимательно. Ибо газета для такого человека, каким он являлся, была своеобразным источником вдохновения, так сказать, пищей для разного рода надувательств и авантюр и, ежели уместно так выразиться, одновременно и полным каталогом фигурантов, то бишь лохов, которых можно и должно облапошить…

Интересное рекламное объявление; Долгоруков пометил его галочкой.

И еще одно…

Поставил восклицательный знак без галочки.

Прочитав следующее объявление, он оставил его без внимания, ибо грудных детей, которых надлежит вскармливать, Всеволод Долгоруков покуда не имел и иметь не собирался…

Что касается объявления, против которого Сева поставил галочку с восклицательным знаком, то оно гласило:

В колонке «Приехавшие» Долгоруков пометил лишь несколько строк из многих – опять-таки галочкой с восклицательным знаком. Эти строки были следующие:

Долгоруков отложил газету, задумался. А когда поднялся из-за стола, у него уже был план, связывающий воедино коллекционное вино, поставщика к высочайшему двору в Москве К. Ф. Депре, дом на Покровской улице с подвалом для вин в лучшем виде и визит в губернскую Казань известного коллекционера вин графа Тучкова.

План был хорош. Теперь был нужен помощник. И деньги. Ибо задуманная Всеволодом Аркадьевичем афера, как и любое иное предприятие, требовала значительных вложений, дабы впоследствии принести ощутимую прибыль. Для осуществления задуманного плана надлежало добыть денег. Буквально из воздуха.

И Сева придумал, как это сделать. Вернее, вспомнил одно хитроумное изобретение своего товарища по «Клубу «червонных валетов» и по совместительству охотника до богатых вдовушек и бонмотиста Эдмонда Массари.

* * *

Ранним июльским утром в контору «Российского общества морского, речного и сухопутного страхования и транспортировки кладей» прибыло десять больших одинаковых ящиков с надписью:

Груз каждого из первых пяти ящиков был оценен отправителем, мещанином уездного города Васильсурска Казанской губернии Жадиным Степаном Ферапонтовичем в девятьсот пятьдесят рублей, содержимое трех ящиков Степан Ферапонтович оценил в одну тысячу семьсот пятьдесят рублей, а товар в двух последних ящиках был оценен отправителем в две тысячи триста рублей каждый. Очевидно, в них находилось весьма дорогое белье, да и пункт доставки их был неблизок: город Гельсингфорс Нюландской губернии. Очевидно, в этой губернии Великого княжества Финляндского было худо с хорошим бельем. Три ящика должны были следовать до Мингрелии, а первые пять – в Фергану. Туркестан, похоже, крайне нуждался в дешевом белье. Или просто в белье как таковом.

Ящики запечатали и увезли, чтобы разослать по пунктам назначения, Жадин заплатил транспортную и страховую пошлины и получил за свои ящики товарные расписки на гербовой (как и положено) бумаге. А затем прямиком направился в банк, потому как такие расписки с указанием стоимости товара принимались в залог наравне с векселями. То есть их можно было обналичить в Ссудном или в Учетном банках, заложить в ломбарде или накупить на них товару согласно указанным суммам.

Через малое время мещанин Жадин, то бишь Всеволод Аркадьевич Долгоруков, лишился своих товарных расписок, зато сделался обладателем денежной суммы в размере четырнадцати с половиной тысяч рублей. В ящиках же с «готовым бельем» находилась старая ветошь, стружка и по большей части воздух. Так что столь приличные деньги натурально были сделаны из воздуха. Учитесь, господа!

Дальнейшая судьба ящиков отправителя не волновала. Скорее всего ящики будут стоять длительное время там, куда они прибудут, вызывая раздражение почтовых служащих, ведь их никто не востребует. А когда терпение служащих лопнет, они заявят в полицию. С разрешения начальства ящики будут распечатаны и вскрыты. Что последует далее – смех или удивление, – это зависит от ситуации. И можно с большой долей уверенности констатировать, что рассылка таких ящиков с «готовым бельем» будет сочтена за дурацкую шутку. Полицейские в сердцах сплюнут и удалятся, не располагая никакими зацепками и желанием проводить по поводу пустых ящиков расследование. Ведь за ними никто не явится, а значит, обманутых нет. И даже если найдется среди полициантов какой-нибудь дотошный служака и потянет за ниточку следствия, то конец ее непременно оборвется. Ибо приведет такая ниточка к мещанину уездного города Васильсурска Казанской губернии Степану Ферапонтовичу Жадину, какого в природе не существует, а ежели и существует, то он к афере с ящиками – ни сном ни духом.

С такой суммой разводку графа Тучкова начинать уже было можно.

* * *

Дом на Покровской улице возле церковной ограды был построен, наверное, пару веков назад. Двухэтажный, каменный, со стенами толщиной в два аршина, он стоял недалеко от крепости-кремля и имел большой яблонево-вишневый сад, правда, довольно запущенный.

Службы во дворе, о которых было писано в объявлении, тоже были старинной постройки, и ежели дом подвергался кое-какому ремонту, то служебные строения скорее всего так и не трогались со времен царя Алексея Михайловича Тишайшего и выглядели весьма древне.

Собственно, то, что дом и постройки крепко старые, – было только на руку Всеволоду Аркадьевичу: и для задуманной аферы это хорошо, и цена всего этого хозяйства не должна быть велика. Хозяин усадьбы, Александр Михайлович Лазаревский, отставной поручик, герой Дрезденского сражения, воевал с Наполеоном в Пруссии и Саксонии и брал Париж в четырнадцатом году. После ранения он был вынужден выйти в отставку и вернулся в Казань. К настоящему моменту силы оставили старика и вдовца, и он надумал перебраться к младшему сыну в древнюю столицу. Для того и продавал дом. Ну, и еще, чтобы не быть обузой.

– Двенадцать тысяч, такова моя цена, – заявил Долгорукову отставной поручик, когда осмотр усадьбы покупателем был произведен. – Не дорого, я полагаю. Если бы не мой скорый отъезд, менее чем за пятнадцать тысяч я бы вам дом не отдал.

– Понимаю, – кивнул головой Сева. – И, не буду кривить душой, не дорого, согласен, – добавил Всеволод Аркадьевич. – А как насчет обождания суммы?

– Половину суммы мне надобно сразу, а половину я готов обождать год или два, – сказал старик Лазаревский. И быстро поправился: – Лучше год, потому как мало ли… Я стар, и мой век сделался ныне короток.

– Хорошо, – не стал спорить со стариком Долгоруков. – Шесть тысяч сразу, шесть через год под вексель.

– Семь, – сказал старик.

– Что семь? – не понял Сева. Или как бы не понял.

– Через год – еще семь тысяч.

– Позвольте, вы же сказали, что дом стоит двенадцать? – напомнил старику его слова Долгоруков.

– Двенадцать, – согласился старик.

– Ну, так я вам отдаю сейчас шесть тысяч и через год – еще шесть.

– Через год – семь, – упорствовал отставной поручик.

– Почему семь?

– А проценты?!

– Ах да, – словно только что вспомнил пропечатанные в «Казанском телеграфе» условия продажи дома Сева. – Хорошо, по рукам. Так я зову нотариуса?

Первый шаг в афере по надувательству графа Тучкова был сделан. Всеволод Аркадьевич Долгоруков стал владельцем усадьбы на Покровской, а старик Лазаревский отбыл в Первопрестольную с шестью тысячами целковых и долговым векселем в семь тысяч, который Сева обязался погасить до первого августа восемьдесят первого года. Но ведь давать обязательства и выполнять их – разные вещи, правда?

Теперь надлежало сделать второй шаг. И он был произведен, когда Сева открыл дверь винного подвальчика на Грузинской улице, где, судя по объявлению, продавались помимо прочих коллекционные вина и коньяки.

– Здравствуйте, – произнес Долгоруков, когда звук дверного колокольчика смолк.

– Здравствуйте, – ответил ему хозяин подвальчика, оглядев посетителя оценивающим взглядом и убедившись, что тот вполне платежеспособен. – Чем могу служить?

– Мне нужна бутылочка коллекционного вина, – заявил Всеволод Аркадьевич, оглядывая прилавок. – У моего дяди юбилей, и я бы хотел сделать ему хороший подарок.

– Он коллекционирует вина? – поинтересовался хозяин.

– Да, – ответил Сева. – Он большой любитель коллекционных вин.

– А возраст? – спросил хозяин.

– Дяди?

– Нет, вина, – усмехнулся хозяин.

– Чем старше, тем лучше, – ответил Долгоруков.

– У нас имеются в продаже преимущественно вина «бордо». Есть «Шато Лафит Ротшильд» урожая пятьдесят девятого и шестьдесят второго годов. Еще советую обратить внимание, – хозяин достал бутылку с глубокой выемкой на донышке, – вот на это.

– Прошу прощения, я не очень разбираюсь…

– Это тоже «бордо». «Шато Брион» урожая шестьдесят девятого года. Виноград произрастал в очень благоприятный сезон на склонах речной долины. Осталась одна-единственная бутылка.

– А что-нибудь постарше возрастом у вас есть? – с надеждой спросил Долгоруков.