Онлайн чтение книги Кошмарных снов, любимая
Глава 5

Джесс пришла в себя уже в больнице, и первым, кого она увидела, был Эрик. Мать и отец приехали позднее.

– Джесс, ты как? – он взял ее за руку, глядя встревоженными голубыми глазами.

– В порядке, – проговорила она пересохшими губами, пытаясь осмотреться. Электрический свет был слишком ярким. Голова казалась тяжелой, виски ныли, а лоб болел. И горло саднило – словно от сильных криков.

– Что со мной?

– Ты попала в аварию, – Эрик прижал ее ладонь к своей щеке. – Ты уснула за рулем, милая. Ударилась головой. У тебя сотрясение. Ничего страшного.

Вот оно как… Уснула за рулем.

– А с машиной… что? – спросила девушка, касаясь свободной рукой лба – голова была пере- вязана.

– Почти в порядке, – уклончиво отозвался жених. – Впереди немного помялось. Я все улажу. Не переживай, Джесс.

– Спасибо, – закрыла она глаза. Перед внутренним взором предстал образ чудовища, сидевшего на заднем сиденье.

Тотчас ей вспомнилось все – как она отбивалась, как ее запихали в темный мешок, как несли куда-то.

Джесс передернуло от отвращения и страха.

Это была галлюцинация? Или снова очередной кошмар?

– Что такое? – жених, казалось, чувствовал все, что с ней происходит. – Это из-за Вивьен, верно?

– Наверное, – сглотнула Джесс. – Мне страшно. Эрик, пожалуйста, не уходи никуда. Побудь со мной. Пожалуйста.

Ухмылку пугала страшно было забыть.

«Унесу».

Джесс охватил новый приступ испуга, и она поняла, что даже дышит с трудом. Пульс зашкаливал. Виски заламывало.

– Я останусь с тобой, – согласился Эрик и прищурился. – Эй, Джесс, что такое?

– Мне очень страшно, – повторила она, цепляясь за его ладонь. – Очень.

– Тебе не стоит бояться, – сказал он и, видя, что Джесс не в себе, позвал доктора с просьбой поставить невесте успокоительное.

Лекарство подействовало довольно быстро, и девушка вновь провалилась в сон.

Ей снилось, что она неспешно шагает по осколкам тускло сверкающих звезд, разбросанных по темно-синему бархатному ночному небу. Звездная дорога вела сквозь горизонт, к арчатым воротам, сотканным из ветра и северного сияния, около которых ее ждет мужская фигура.

Джесс была облачена в свободное полупозрачное сапфировое платье до колен, которое сверкало под светом тонкого месяца и отсветов города, раскинувшегося внизу под звездной дорогой. Волосы ее были заплетены в косу, в которую вплеталась белая лента. Босыми ногами она ступала на прохладные гладкие, как зеркала, осколки и легкой походкой шагала вперед, дыша легко и свободно.

Брент ждал ее в конце пути.

На этот раз он был в белой рубашке с закатанными рукавами и в брюках и казался совсем взрослым и презентабельным.

Засунув руки в карманы, Брент ждал Джесс и улыбался. А стоило ей подойти к нему, счастливо улыбаясь в ответ, как он протянул ей руку и пригласил на звездный танец.

Они закружились в объятиях друг друга, ступая по осколкам звезд и неотрывно глядя друг на друга. Он вел, уверенно и галантно, держа Джесс нежно и осторожно – как и десять лет назад. И она, с восторгом глядя ему в глаза, двигалась легко и грациозно, совсем не стесняясь того, что платье ее пошито из полупрозрачной легкой, как дуновение ветра, ткани.

Небесный танец закончился также внезапно, как и начался.

Над их головами раздался вдруг стук. Брент, коснувшись губами лба Джесс, остановился, держа ее за талию, и поднял, нахмурившись, глаза вверх. Девушка перехватила его взгляд и тоже задрала голову.

Сквозь небесное стекло на них внимательно и недобро смотрел кто-то огромный и стучал кулаком в перчатке по этому самому стеклу, пытаясь его разбить. Джесс вдруг показалось внезапно, что она видит маску снеговика, и это ее испугало. Она теснее прижалась к Бренту, словно ища у него защиты. Он успокаивающим жестом коснулся ее спины, и страх моментально прошел.

Она всегда верила Бренту.

Стекло треснуло под очередным ударом снежного чудовища.

– Мы встретимся, – шепнул Брент Джесс, прежде чем небесное стекло рассыпалось на миллиарды осколков.

Один из них, сияющий и искрящийся, падал прямо на Джесс, но Брент оттолкнул ее, и осколок наполовину вошел в его тело, пронзая насквозь. Он рухнул на колени, опираясь руками о поломанную звезду и опустив голову.

На город закапал кровавый дождь.

Наверху захохотали громом.

– Брент! Нет! – упала перед ним на колени Джесс, трясущимися руками касаясь его напряженных твердых плеч. Ее кожу выше запястья опалило болью – оцарапал один из крохотных осколков, но девушке было все равно. Она думала только о Бренте, и до собственной боли ей не было дела.

Платье ее посерело. В волосах блестела стеклянная пыль. Улыбка пропала. И сердце сжалось от горького предчувствия.

– Что делать, что делать, – беспомощно шептала Джесс. – Брент…

Он поднял голову. Из-за упавших почерневших прядей сверкнули лиловые глаза. Джесс едва сдержала себя, чтобы не отпрянуть назад. Брент протянул дрожащую окровавленную ладонь с выступающими венами и коснулся ее предплечья.

Небо вдруг перевернулось.

Они стали падать.

Джесс пыталась схватить Брента за руку, но он растворился в осколках и сизой дымке.

Когда ноги Джесс коснулись земли, она распахнула глаза.

Девушка все еще находилась в больнице, в своей одиночной палате, из окна которой можно было увидеть блеклый грязно-оранжевый рассвет.

Сумасшедший сон…

Джесс попыталась встать, и это у нее получилось не с первого раза – так кружилась голова. Что там говорил Эрик? Сотрясение?

Самого Эрика нигде не было. Возможно, он все-таки оставил ее и уехал домой, и Джесс отлично его понимала.

Возможно, все еще находясь под действием успокоительного и, не чувствуя ставшего уже привычным страха, она подошла к двери и вышла в длинный коридор. Ей показалось, что тень вдалеке имеет форму огородного пугала, но, кажется, это был обман зрения.

Когда Джесс вернулась к себе в палату и вновь заснула, ничего ей больше и не снилось, как бы сильно ни хотела она увидеть Брента вновь.

Брент-Брент-Брент…

* * *

Следующие дни были серыми и страшными. Прощание с Вивьен, похороны и понимание – ее больше нет. А есть дело в полицейском участке с присвоенным ему номером, есть свидетели, опросы и показания, и есть новая жертва, найденная в городе – в паре кварталов от больницы, в которой в ту ночь проводила время попавшая в аварию Джесс.

Паника, вопреки желаниям властей, усиливалась, и средства массовой информации почти с удовольствием обмусоливали происходящее, едва ли не мифологизируя. Полиция не бездействовала, а работала в усиленном режиме, привлекая к делу лучших специалистов, однако видимых результатов не было.

Джесс не захотела оставаться в больнице и на время перебралась к родителям. Она лежала на кровати в своей старой спальне, спокойная от того, что знала – в доме всегда кто-то есть. Вставать ей не разрешалось – единственным исключением за последние дни стали похороны Вивьен, куда Джесс приехала вместе с Эриком. Он же поддерживал ее, не давая упасть от головокружения тогда, когда гроб с телом подруги опускали в землю.

Джесс чувствовала вину – вместо того, чтобы скорбеть, она не могла думать ни о чем другом, кроме как о подступающей к горлу тошноте. Она ужасно боялась, что прямо здесь, прямо сейчас ее вывернет наизнанку.

В какой-то момент ей показалось, что на нее кто-то смотрит, и когда Джесс обернулась, увидела, как мелькнула между надгробиями чья-то мужская фигура. После ее голову пронзила такая головная боль, что она едва не упала, повиснув на Эрике, и тот только крепче прижал ее к себе.

– Потерпи, милая, – прошептал он, едва касаясь губами обрамляющих лицо темных прямых волос. – Скоро уедем…

Как потом она добралась до дома родителей, Джесс плохо помнила – она запоздало плакала, сидя на заднем сиденье машины Эрика, но в ее слезах была не только скорбь по Вивьен.

Она безмерно скучала по Бренту и, кажется, только сейчас осознала это в полной мере за все прошедшие десять лет.

К Вивьен она хотя бы могла приходить, а Брент не имел и этой роскоши. Они могли встретиться лишь в ее памяти и теперь – во снах.

Кем бы он мог быть сейчас, если бы не она? Кем бы работал? Был бы женат? У него были бы дети? А они все еще оставались бы вместе?

Да, если бы не ее глупость, не ее наивность, не ее ошибка, они были бы вместе и стали бы самой счастливой парой. Она родила бы ему ребенка. Или двоих – мальчика и девочку, он ведь хотел большую семью. Думать о детях для Эрика ей было страшно.

В какой-то момент Джесс поняла, что хочет увидеть Брента не только во сне. Но она не знала даже, жив он или мертв.

Надежда давно растворилась, как порошок в воде.

Брент снился ей еще несколько раз, но бессвязными урывками, и сны эти девушка не запоминала, как ни старалась. Что-то постоянно мешало этому.

В память ей въелся только один сон, яркий, как вспышка, и такой же короткий.

Брент сидел на подоконнике в одних джинсах и задумчиво смотрел на озаренный закатом город с высоты. Увидев Джесс, он поманил ее к себе, не сводя светлых глаз и улыбаясь уголками губ, и едва только она сделала шаг по направлению к Бренту, как в окне, за его спиной, появилась голова знакомого пугала. Оно скалилось.

Джесс хотела предупредить Брента об опасности, хотела закричать – но не смогла. Громкий звук телефона разбудил ее, вытащив из сна, – Эрик звонил ей каждое утро. И каждый вечер, на радость маме, приезжал.

Честно говоря, Джесс не очень хотела его видеть. Целовать его ей было неприятно, почти противно, и она с удивлением осознала однажды тот факт, что рада сотрясению – это стало отличной отговоркой, чтобы не ложиться с Эриком в одну постель.

Тот если и замечал холодность и отстраненность невесты, то списывал это на ее плохое самочувствие и эмоциональную травму. По крайней мере, так хотела думать Джесс.

В какой-то момент, когда Брент совсем перестал сниться ей, она стала искать информацию о том, можно ли вызвать сон с желаемым сюжетом и как это сделать. Джесс много читала об осознанных сновидениях, о непонятных практиках, пыталась следовать инструкциям, но у нее ничего не получалось, а когда все-таки она увидела во сне Брента, стоявшего на обрыве, ее вновь разбудили посредине ночи – словно кто-то кинул камень в окно. Она все время потом просыпалась – по нескольку раз за ночь, тяжело дыша и чувствуя иррациональный страх. Иногда девушка просыпалась от собственного крика. С ее снами творилось что-то неладное.

Устав от всего и все еще желая увидеть во сне Брента, Джесс в какой-то момент вдруг решилась на отчаянный шаг – тайком взяла в комнате матери снотворное и выпила, надеясь, что теперь ничего ее не отвлечет. Она словно с ума сошла, и почему так делает – сама не понимала. Возможно, если бы Джесс не совершила этого, не решила бы самовольно пересечь черту, отделяющую реальность от мира сновидений, ничего бы не случилось.

Но тяга увидеть Брента, пусть даже во сне, пересилила здравый смысл.

В ту ночь, когда снотворное заменило чай перед сном, Джесс сильно пожалела, ибо тогда и начался ее самый страшный кошмар.

Очутившись в стране Морфея с одним-единственным желанием увидеть Брента вновь, она встретилась с тем, кто лишь вселял в нее ужас.

Он называл себя Темным Пугалом.

В ту ночь она долго не могла заснуть, комкая край одеяла в кулаке и думая о Бренте, и лишь снотворное матери заставило ее закрыть глаза.

Открыла их Джесс уже в другом, казалось бы, мире.

Она стояла в поле, над которым нависли вечные сумерки.

Ни солнца, ни луны, ни звезд, одни лишь темные низкие облака всюду, которые вот-вот, казалось, упадут на землю.

Духота, безветрие, тяжелый запах полыни. Травы вокруг были желтые, завядшие, сухие – наверняка земля неплодородна.

Где-то слышалось хриплое карканье ворон и неспешное тиканье гигантских часов.

Джесс огляделась, чувствуя, как быстро стучит ее сердце.

Это сновидение было слишком реалистичным. Слишком пугающим. Злым.

И было ли оно сновидением? Или она попала в другой мир?

– Зачем ты пришла? – вдруг спросил знакомый шепот за плечами.

Джесс в панике оглянулась, сжав кулаки. Никого за ее спиной не было.

– Я тебя не звал сегодня, – раздался голос около другого уха.

Девушка вновь резко обернулась на звук и вновь никого не увидела. А потом вдруг заприметила вдалеке, в поле, силуэт покачивающегося соломенного пугала.

Она прижала дрожащие руки ко рту.

Но было поздно.

Пугало заметило ее. И, высоко подпрыгивая, отталкиваясь руками, как животное, поскакало к ней.

Вороны замолчали.

Небо вздохнуло.

И Джесс поняла вдруг – если она хочет жить, то должна бежать.

Она сорвалась с места. Бежала так быстро, как только могла, изо всех сил работая руками и ногами.

Жесткая сухая трава колола босые ноги, высокие пожелтевшие стебли хлестали по бедрам, как кнуты, пытались схватить за запястья, щиколотки, но Джесс неслась вперед, не давая поймать себя.

Гигантские часы отбивали секунды все громче, сливаясь с ударами ее сердца. А может быть, это оно билось так громко и так неистово, отмеряя ей последние секунды.

Пугало мчалось следом, издавая повизгивающие смешки. Оно то отставало, то ускорялось, почти догоняя девушку, радостно ухало – вело свою охоту.

Джесс с легкостью перепрыгнула засохшую канаву и оказалась на земле, черной и жирной. Она в панике огляделась и поняла, что попала на кладбище – стройные ряды одинаковых надгробий тянулись до самого горизонта. Однако Джесс не могла позволить себе остановиться. Страх перед пугалом оказался сильнее страха перед могилами. И она помчалась вдоль надгробий, сбивая ноги в кровь.

Пугало вдруг прыгнуло над ее головой и приземлилось прямо перед остолбеневшей Джесс, приземлившись на колени, из дырок на которых вываливалась солома, и упираясь руками в землю.

– Тебе не стоило приходить, – мягко сказал голос за спиной девушки.

Оголенного плеча ласково коснулись чьи-то пальцы.

Джесс закричала страшно, отчаянно, почти безумно, развернулась и помчалась в другую сторону, к осколкам врезавшегося в землю самолета, чей силуэт чернел в полутьме. Позади него, кажется, виднелся дом.

До него она, однако, не добежала – опора под ее ногами вдруг пропала, и Джесс, на долю секунды зависнув в воздухе, упала в глубокую сырую яму. Перед ее глазами лишь мелькнуло надгробие с золотыми светящимися буквами: «Моя Кэнди».

Джесс лежала животом на скользкой земле. Казалось, от сильного удара воздух вышел из легких, все тело ломило, ступни жгло, но девушка нашла в себе силы встать на четвереньки, а затем – на колени. Ладони ее хаотично заскользили по земляным стенам, безуспешно пытаясь найти выход.

Она упала в выкопанную для кого-то могилу.

Не для нее же, верно?..

Сверху раздался хохот.

Джесс подняла голову и с ужасом увидела, как над ней склоняется пугало, тонкая ядовито-зеленая полоска, заменяющая рот, растянулась от уха до уха.

Ему было весело.

Последнее, что она видела, перед тем как потерять сознание, – когтистую неуклюжую руку пугала, которую то глумливо протягивало ей.

Пальцы-коренья извивались, как червяки.

Джесс падала, падала, падала…

И проснулась, тяжело дыша.

В комнате ее дома было тихо, темно и очень холодно из-за открытого окна.

С гулко бьющимся сердцем и ощущением грязи на всем теле после падения в могилу Джесс встала, поспешила включить нижний свет и подошла к окошку, из которого дуло так, что тонкие марципанового цвета шторы шевелились.

Где-то далеко протяжно завыла собака, и девушка поспешила закрыть окно, за которым царила тьма, разрываемая вдалеке тусклыми огнями, похожими на светящиеся точки.

– Я не должна бояться, – сказала Джесс собственному отражению в круглом зеркале изящного туалетного столика. Она выглядела более изнеможенной, чем обычно: осунувшееся лицо, бледная кожа, синяки под уставшими глазами. Да и голос был хриплый, испуганный.

– Не должна, – повторила она, сжимая руку в кулак. Что-то казалось ей странным, неправильным.

Она не видела, как отражение кивнуло ей в ответ, взяло со столика заколку с цветком лилии, подаренную Вивьен, и закололо на темных густых волосах. Поправило пряди, обрамляющие лицо, улыбнулось, склонив голову набок.

Джесс, не выключая свет, легла в кровать, на спину, и со вздохом закрыла глаза, подумав, что ей пора обратиться к психотерапевту.

Только тогда, когда тени на стене зашевелились, приобретая очертание пугала, а тело вдруг сделалось тяжелым, набитым ватой и перестало слушаться, она вдруг поняла, что ее смущало с самого момента пробуждения.

Она засыпала в доме своих родителей. Так почему же проснулась в своем доме?

Ловушка?!

Пугало, выйдя из тени стены напротив, лишь развело руками.

Алые глаза его, не мигая, смотрели прямо в ее лицо.

– Ты сама этого хотела, – раздался голос у самого уха Джесс. – Ты сама. Сама. Сама…

Пугало облизнулось. И вдруг стало приближаться, и тени тянулись следом за ним, липнув к распростертым в объятиях рукам, как паутина, растягиваясь и рвясь.

– Нет, – прошептала с трудом Джесс, объятая животным ужасом и умирающая от страха. – Нет…

– О да. Меня зовут Темное Пугало. А тебя…

Когда чудовище склонилось над ее лицом, обдав запахом горьких трав, Джесс зажмурилась. И вновь, проглоченная темнотой, полетела куда-то.

…туда, где властвовала сама вечность. Вне времени и пространства.

Ее отражение вышло из зеркала, став полупрозрачным, и спокойно шагнуло к задумчивому Пугалу. Улыбнулось, надело на его голову из холщового мешка черную шляпу и улыбнулось, с любовью глядя на прошитое грубыми стежками лицо с угольками глаз.

Пугало улыбнулось в ответ.

И, кажется, даже подмигнуло.

Комната Джесс сложилась пополам, и еще раз, и еще – как флаг, и превратилась в кирпичик дома, стоявшего за кладбищем.

Подул ветер, поднимая черную пыль, и вскоре все вокруг заволокло темнотой.

А после – пропало, словно и не было тут ничего. И никогда.

* * *

Джесс не любит неудачников. Но никогда не опускается до открытых издевок и оскорблений лузеров. По большей части ей все равно, главное, чтобы они жили своей жизнью – никчемной, а она – своей, яркой и полноценной.

Джесс любит себя.

Джесс любит танцы, особенно вог, и благосклонна к чирлидингу, потому что состоит в команде поддержки. Она состоит во множестве клубов и везде старается выделиться.

Джесс любит восхищенные взгляды, журналистику, театр, ванильное мороженое и пиццу.

И, кажется, она любит Стивена Бэнкстона из школьной футбольной команды.

Они ходят на свидания, но у них еще ничего не было, и белокурая Аманда, глядя в зеркало и рассматривая свое обнаженное тело, говорит ей в раздевалке:

– Как можно начать встречаться, если вы еще не спали?

Она искренне так считает, но на это Джесс только пожимает плечами, нанося на губы блеск. Аманда – королева школы, и Джесс – ее лучшая подруга, тайный манипулятор, истинный лидер.

Они обе – элита школы. Лучшие ученики – и в учебе, и в спорте.

Им нет дела до других. И до друг друга тоже порой нет дела.

– Прежде чем переспать, мы должны лучше узнать друг друга, – говорит Джесс мягко. Стивен хорош собой, но высокомерен. Джесс пытается оправдать это высокомерие, но пока что получается плохо.

– Ты слишком носишься с этим, – уверенно заявляет Аманда. – Потому что твоя мать – католичка.

– Потому что я – принципиальная.

– Глупая, – хлопает ее по щекам Аманда. – Ты молода, красива и свободна. Оставь принципы серым мышкам и уродинам. Это их отговорка. Не упускай свой шанс, живи в полную силу, детка, – она подмигивает Джесс и наконец начинает надевать белье.

Свой шанс Аманда не упустила – она подружка Джеймса Уорнера, капитана футбольной команды. Они – самая яркая пара выпускного класса, самая яркая пара школы. И на выпускном обязательно будут королем и королевой.

Девушки, разговаривая и смеясь, выходят из раздевалки, юные, свежие, пахнущие персиковым гелем для душа, и их встречают Джеймс и Стивен. Они тоже друзья. Их тренировка только что закончилась.

Стивен небрежно кладет руку Джесс на плечо, словно невзначай касаясь кончиками пальцев груди, хотя ей и не слишком нравится это, и они идут по коридору, залитому солнцем. Джеймс, обнимающий щебечущую Аманду, вдруг оборачивается на Джесс, и взгляд его зеленых глаз ей не нравится – слишком он внимателен, слишком игрив, слишком настойчив порой.

Джесс против того, чтобы парень подруги оказывал ей знаки внимания, но как сказать об этом Аманде, она еще не знает. Но точно знает, что парни не должны помешать их дружбе. Хоть пусть эта дружба и пластилиновая.

Они вчетвером проходят мимо учеников из низа школьной иерархии, и в одной из девушек со спутанными черными волосами и густо подведенными глазами Джесс узнает подружку из младшей школы, но не здоровается с ней.

Они давно уже не здороваются.

Над лузерами не издеваются, их просто не замечают.

Параллельные вселенные не соприкасаются.

Проходя мимо и слушая Аманду, Джесс вдруг запинается. Казалось бы, сильные руки Стивена не удерживают ее, и она летит вперед. Один из парней в компании лузеров вдруг подхватывает ее и не дает упасть.

Его руки – теплые. И он легко удерживает ее на весу.

Их взгляды встречаются, и тогда-то Джесс видит самые красивые в своей жизни глаза насыщенного голубого света, только еще не знает об этом. Она чувствует, как ее тело пронзил слабый ток, и понимает, что с ее душой становится что-то не так, но не осознает только что зародившихся чувств. Джесс смущена из-за собственной, несвойственной ей неловкости, но держится молодцом. Дарит спасителю улыбку – такими улыбками она не разбрасывается просто так. Аманда охает и заботливо спрашивает, все ли в порядке.

– Не лапай чужих девчонок, придурок, – с угрозой говорит Стивен, который зол на себя за то, что не смог удержать подружку, но вымещает злость на лузере, имени которого он даже не знает.

– Я просто помог, – возражает спокойным голосом тот.

– Ты просто получишь по морде, – заводится Стивен, и Джеймс, рассудительный и куда более сдержанный с виду, успокаивает его.

– Остынь, чувак, – говорит он, глядя при этом на Джесс и словно не замечая того, кто не дал ей упасть. – Затеешь драку – очередной визит к Риччи обеспечен. Ты ведь помнишь о камерах?

Риччи, или Ричмонд Эллион, – школьный директор, делающий ставку на индивидуальный подход к каждому ученику. Он неоднократно делал замечания Стивену, и слова друга убеждают его не тратить силы на какого-то придурка, чтобы потом тащиться в администрацию. Риччи привык читать долгие нудные нотации, пытаясь воззвать к совести ученика, в отличие от предыдущего директора, который просто повышал голос, за что и был убран с должности не без помощи Попечительского совета.

Аманда, Джеймс, Стивен и Джесс уходят, оставляя компанию лузеров позади.

Не выдержав, Джесс все-таки оглядывается, и их взгляды с ее спасителем вновь сталкиваются.

Ей становится тепло на душе.

Она не знает еще, что уже влюблена.