Онлайн чтение книги Красные кресты
ГЛАВА XIV

Когда «Зефир»в конце мая 1596 года вернулся в Дептфорд, Мартен ощутил себя приезжим из глухой деревни, внезапно оказавшимся в шумном городе, где одновременно проходят ежегодная ярмарка, мобилизация войск и царит паника при известии о близком наводнении. Поминутно узнавал он о событиях, новостях, слухах и сплетнях, от которых гудела голова: взятие Кале испанцами, изменение каперских контрактов в пользу казны, небывалый рост цен, союз с Францией, война с Испанией, бунт в Ирландии, производство Уолтера Рейли в контр — адмиралы, экспедиция во Фландрию, реквизиция частных судов, якобы готовящийся указ о запрете импорта вина и экспорта шерсти, а кроме того погоня за наличными на оплату просроченных податей, которые по слухам собирались взыскивать беспощадно и в кратчайшие сроки. Все это создавало атмосферу горячки и небывалого замешательства.

Беспорядок царил и в конторах, на таможне и у капитана порта. Мартен получал там взаимоисключающие указания и приказы, а уж с налоговыми чиновниками вообще не мог найти общего языка; их аппетиты и желания зашли так далеко, что почти четвертую часть добычи пришлось пожертвовать на удовлетворение прежних и нынешних претензий налогового ведомства, а почти все остальное продать при посредстве Королевской торговой палаты, причем на половину имущества получить векселя, подлежащие оплате только в конце следующего квартала. Ян знал, что его обманывают и обирают, но не мог ничего поделать в этом хаосе и спешке, тем более, что привык все коммерческие дела поручать Шульцу.

Но Шульц находился в Плимуте вместе с целым штабом сотрудников своего лондонского филиала.

После трех дней торгов, споров и ожидания в конторских коридорах Мартен был настолько утомлен и измотан, что сдался и подписал все, что было сказано, после чего в присутствии портовых инспекторов Ее Королевского Величества велел выгрузить добычу на барки и баржи, которым впоследствии предстояло снабдить «Зефир» балластом для рейса в Плимут, куда нужно было плыть немедленно, чтобы присоединиться к силам графа Эссекса.

Недовольный, огорченный и злой, напрасно он допытывался о цели намеченной экспедиции. Ему было заявлено, что узнает это на месте и что там же получит запас продовольствия, пороха и амуниции.

Ян не слишком верил этим заверениям, проклиная в душе условия каперского патента, которые принуждали его подчиняться приказам. По опыту он знал, как мало сможет приобрести в ходе регулярных военных действий и чего стоят королевские обещания насчет выплаты награды. Был уже по горло сыт этой службой: Елизавета слишком дорого заставляла платить за корсарский патент и за свой приватный вклад в оснащение «Зефира».

Среди массы слухов преобладало мнение, что флот под верховным командованием Эссекса должен отправиться в Ирландию.

У Мартена не было ни малейшего желания на подобные путешествия. В первый раз он подумал, что можно бы всерьез взвесить предложения и уговоры Генриха Шульца насчет возвращения на Балтику.

Но пока время для этого ещё не пришло. Прежде нужно было свести ещё счеты с Рамиресом. Не сделай он этого, Мария Франческа могла бы подумать, что он испугался.

Мария Франческа…При мысли о ней его охватило ещё большее раздражение. Она упорно отравляла ему жизнь. В то утро устроила ему сцену по поводу платьев, заказанных перед походом в Байонну, о которых вдруг вспомнила. Потребовала, чтобы он поехал с ней в Лондон забрать платья, не хотела даже слушать его объяснений, что на это нет времени. А когда он решительно отказался, хлопнула дверью и заявила, что не притронется к еде, пока это не смягчит его «золотого сердца».

— Золотого только для врагов, — язвительно добавила она. Ибо для меня сердце у тебя из камня!

Такой вывод неожиданно склонил его послать одного из труксманов за портнихой, миссис Лейтон, которая была испанкой, женой кучера Ее Королевского Величества, и которой Англия была обязана обычаем носить кружевные воротники.

Эта требовательная дама, заправлявшая теперь модой при дворе Елизаветы, ценилась весьма высоко. Наверняка она чувствовала себя обиженной, что за ней не прислали экипаж в конце марта, когда платья сеньориты де Визелла были уже готовы, и что с той поры никто не появился в её мастерской, чтобы их забрать. Надлежало ублажить её каким-то подарком, и Мартен выбрал для этой цели золотой браслет, украшенный крупным карбункулом, который якобы обладал магическим свойством завоевывать симпатии.

Сеньора Луиза Лейтон поддалась его чарам и приехала в Дептфорд, а затем в компании двух девушек, несших коробки с платьями, вступила на палубу «Зефира»и, сопровождаемая посланцем, прошла в кормовую надстройку; но вся эта процессия, экипаж, ждавший на набережной, и прежде всего нескромность труксмана, который направо и налево рассказывал, кого ему довелось доставить из Уайтхолла, вызвали немалую сенсацию как среди матросов на борту, так и среди портовых зевак на берегу.

Мартен был зол: все вокруг могли видеть собственными глазами и убедиться, до какой степени покорялся он капризам сеньориты, которая даже не была его любовницей. Знал, что это положение вещей давно не тайна; что его самые интимные дела обсуждаются командой и служат предметом сплетен по портовым кабакам. Притом его бесило, что он вынужден заниматься такими глупостями наряду с действительно серьезными заботами и хлопотами. Вдобавок ко всему он не получил даже благодарной улыбки от Марии, которая при виде портнихи напрочь забыла про его существование.

Вечером он велел свезти себя на берег и отправился к Дикки Грину. Уже с порога он заметил там Хагстоуна, который одиноко восседал за маленьким столом недалеко от стойки и без малейшего энтузиазма взирал на кружку светлого пива с жиденьким ободком пены. Мартен знал, что встретит его здесь: «Ибекс»в тот день бросил якорь неподалеку от «Зефира»и тоже ждал балласта, чтобы идти в Плимут. Оба капитана уже обменялись первыми приветствиями с палуб своих кораблей и Хагстоун успел уведомить Мартена, что последнее время ему не слишком везет. Теперь он несколько оживился, но уже через пару минут опять повесил нос.

— Что тебя так гнетет? — спросил Ян.

Хагстоун ответил не сразу. Вздохнул, отхлебнул из кружки и отставил её в сторону.

— Не могу сказать, что я без ума от пива, — поморщился он. — Смахивает на помои, так его сейчас паршиво варят. Но по крайне мере дешево.

— О, так твои дела настолько плохи? — сочувственно заметил Мартен. — Виски любишь?

— Люблю ли я виски! — оживился Уильям и воздел очи горе, не тратя слов попусту, чтобы выразить степень своей любви к крепким напиткам.

Мартен велел подать графин и два кубка.

— Три, — поправил его Хагстоун. — Сейчас подойдет Каротт. Я его видел в налоговом управлении.

Каротт действительно показался на пороге, как всегда румяный, улыбающийся и полный юмора. Но когда они с Мартеном пожали руки, и он стал серьезным. Все трое принялись жаловаться на неслыханные поборы и взяточничество, которые разрослись среди королевских чиновников, а также на незаконные повеления капитана порта, на которые некому было жаловаться.

Хагстоун кроме всего прочего жаловался на своего жадного тестя: Соломон Уайт правда передал ему командование кораблем и все связанные с этим заботы, но и не думал отказываться от доходов; был подозрителен, безжалостен и скуп как Шейлок из пьесы Шекспира, которую как раз можно было увидеть в «Глобусе».

— Если так дальше пойдет, — сказал Хагстоун, — не будет окупаться ни морская торговля, ни корсарство.

Мартен полностью с ним согласился. Цены на корабельный инвентарь и продовольствие подскочили вдвое, причем таких материалов как парусное полотно и краски в Дептфорде вообще нельзя было достать.

Недоставало и вина, и вяленого мяса. Зато заморские товары, которые пользовались большим спросом на рынке, скупала у корсаров исключительно Королевская торговая палата, платя чудовищно мало и вдобавок только половину наличными.

— Мы могли бы возместить все расходы, — заметил наконец Мартен, — иди речь о походе против Испании. Но если Эссекс поведет нас на Ирландию…

— Я в это не верю, — прервал его Каротт. — Ведь известно, что испанцы готовят новую Армаду. Если весь наш флот тем временем отправится в Ирландию, кто поручится, что Медина — Сидония не попытается высадиться здесь или положим в Чэтхеме? Помните, Кале теперь у них; они там хозяйничают.

— Так ты допускаешь, что речь идет о Лиссабоне? — спросил Мартен.

— Скорее о Кадисе, — ответил Пьер, понизив голос. — Я слышал, что туда вскоре должен прибыть Золотой флот из Вест-Индии. Похоже, испанский эскорт уже вышел ему навстречу.

— Ба, и я об этом слышал! — воскликнул Мартен. — Искал этот эскорт несколько дней. Видимо, они поплыли до самых Багамских островов, потому что ни у Азор, ни в районе Мадейры я их не видел.

— Могли попросту стоять в каком-нибудь порту, — заметил Каротт. — Например, на Терсейре. Ты ведь туда не заглядывал?

Мартен расхохотался — порт Терсейры слыл совершенно неприступной твердыней.

— Нет, туда я в самом деле не заглядывал, потому что вас со мной не было. Зато охотно заглянул бы в Кадис.

— Что до меня, — заявил Пьер, — то я предпочел бы не соваться туда, где свистят ядра. С корсарством я покончил — слишком стар для этого.

— Тогда зачем ты собираешься в Плимут? — спросил Хагстоун.

Каротт пожал плечами.

— Приходится. Откажись я, у меня реквизировали бы «Ванно». Ведь я плаваю под английским флагом. Но — это между нами — я имею желание сменить его на французский, и наверно так и сделаю.

— Полагаешь, в твоем возрасте лучше иметь дело с мужчиной, чем с женщиной, — констатировал Мартен.

Каротт усмехнулся и кивнул.

— Jamais les choses ne se mettent a alltr vraiment mal, s'il n'X a pas une femme sous la roche8Дела никогда не идут по — настоящему плохо, если дело не в женщине (франц.) с умным видом заявил он. — Касается это как проблем графа Эссекса и Генриха IX, так и наших с тобой. Да, кстати, как поживает мадемуазель Мария Франческа?

— Спасибо, — буркнул Мартен, — она надеется…

— Oh! Vts felicitations!9О! Мои поздравления! (франц.) — воскликнул Пьер.

— Надеется, что её нареченный со дня на день её освободит, — закончил Мартен.

Пьер смешался, но Ян не рассердился на него за неуместное поздравление. Они взглянули друг на друга и оба рассмеялись.

— Зря я рыскал вокруг Азор, — вздохнул Мартен. — Видимо, он командует эскортом. Может быть и в самом деле ждет Золотой Флот под защитой орудий Терсейры.

Догадка Пьера Каротта, касавшаяся пребывания испанского эскорта в порту Терсейра, была верна. Золотой Флот ещё в феврале вышел из Пуэрто Белло, где шла погрузка сокровищ, целый год доставлявшихся из Новой Кастилии, но дорога Карибским морем до Ла Хабаны занимала обычно пару недель, и не раз в порту приходилось ещё ждать суда с серебром, двигавшиеся из Вера Крус. Только по их прибытию формировался большой конвой под охраной фрегатов и каравелл, которые сопровождали транспорты во Флоридском и Багамском проливах, потом на пути через Атлантику, чтобы соединиться с дополнительным эскортом в условленном месте к западу от Азорского архипелага или неподалеку от Канарских островов. Случалось, что дополнительному эскорту приходилось по нескольку недель дожидаться запоздавшего конвоя либо у Терсейры, либо в других портах или даже в открытом море.

Той весной, в год от Рождества Христова 1596, ожидание затянулось особенно надолго. Командор Бласко де Рамирес отправился из Кадиса примерно в то же время, что Мартен из Дептфорда, и уже месяц торчал в Ангре на острове Терсейра, высылая оттуда легкие фрегаты на поиски приближавшегося Золотого Флота.

Он терял терпение; его личные дела, как финансовые, так и матримониальные, запутывались все больше, приводя его в отчаяние. Вообще — то они были тесно связаны, поскольку его материальное положение зависело от женитьбы на Марии Франческе де Визелла и от её приданого. Пока Мария была заложницей шевалье де Бельмона, он полагал, что сумеет прийти к соглашению с его представителями и выкупить её с помощью дона Эмилио и старого де Толосы. Но узнав, что она попала в руки Мартена, утратил всякую надежду.

Немного позже командор услышал, что Мартен ищет его в море, и понял, что ему придется самому сразиться с Яном, если хочет вернуть невесту. Дело приобретало все большую известность, и от него теперь зависели и дворянская честь, и вся репутация командора. Но как же он мог сразиться с Мартеном, ничего не зная даже о месте его пребывания?

Он уже решил было назначить Яну встречу, когда приказ адмиралтейства отправил его на Азоры. Нечего даже было и думать уведомить об этом своего врага. Это стало бы изменой, угрожающей безопасности Золотого Флота; Мартен мог явиться на место встречи в сопровождении крупных английских сил и покуситься на ценную добычу. Ведь нельзя же было рассчитывать, что корсар сохранит такую новость исключительно для себя! С другой стороны Бласко де Рамирес готов был пожертвовать нареченной, удайся ему любым другим способом подправить свои финансы, одновременно спася честь идальго.

Был такой способ, но чтобы к нему прибегнуть, надлежало прежде всего прибыть в Кадис достаточно рано, чтобы принять участие в планируемой экспедиции в Ирландию, а затем заманить Мартена в ловушку, которую Бласко обдумал до мельчайших деталей.

На Ирландию он возлагал огромные надежды. Надеялся, что король ему доверит если уж не верховное командование целой Армадой, то по крайней мере главными её боевыми силами, которым предстояло атаковать Дублин и обеспечить высадку войск. Если все пройдет успешно, его не миновала бы подобающая награда, не говоря уже о военных трофеях, которые можно захватить в Дублине. Наверняка он наконец-то стал бы адмиралом, мог даже получить графский титул вместе с подобающими владениями. И тогда уже подумать о выкупе из заклада поместий в Новой Испании, о возвращении в Сьюдад Руэда и наконец — о ещё более выгодной женитьбе.

Все эти планы зависели теперь от более или менее удачных результатов плавания в Атлантике. Еще несколько дней отсрочки с прибытием Золотого Флота могли все испортить, если в Мадриде примут решение послать Армаду в Ирландию до возвращения флотилии эскорта в Кадис.

Де Рамирес знал, что каждый день проволочки уменьшает его шансы. В Испании хватало командоров и молодых контр — адмиралов, которые соперничали за командование в ирландской экспедиции. Если он опоздает, ему будет поручена охрана побережья, а не атака на Дублин…

Известие о приближении Золотого Флота к Илхас Азорес пришла в Ангру знойным июньским днем, когда командир эскорта предавался послеобеденной сьесте. Его доставил капитан легкого фрегата, некий Филип Чавес, корабль которого «Сан Себастьян» отличался небывалой скоростью. Из донесения Чавеса следовало, что во главе транспортов плывет группа из четырнадцати галеонов, груженых золотом и серебром, но лишенная всякой охраны. Остальные суда конвоя оставались далеко позади и вероятно дальше к востоку из-за сильного шторма с запада, который несколько дней назад рассеял корабли. Эта вторая часть конвоя перед бурей состояла из тридцати шести хорошо вооруженных судов, эскортируемых несколько уже устаревшими каравеллами военного флота заморских провинций.

Выслушав доклад, командор де Рамирес решил немедленно выйти с главными силами навстречу головной группе конвоя, чтобы взять её под опеку, и одновременно поручил своему заместителю, капитану Паскуале Серрано, заняться поисками запоздавших, которым не угрожала опасность со стороны пиратов ввиду довольно сильного эскорта.

Капитан Серрано, старый, опытный моряк, одобрил этот план, но позволил себе заметить, что после того, как четырнадцать судов с сокровищами окажутся в защищенном порту Терсейры, стоило бы тут же подождать прибытия и тех, которые ему предстояло найти, чтобы в путь на Кадис вышел весь конвой, под усиленной охраной.

Только это вовсе не входило в намерения командора. Он сухо заявил, что не нуждается в советах; делает и приказывает делать то, что считает нужным. В данном случае он приказал не медлить.

Серрано больше не возражал, хотя собиралась буря и ему казалось, что её надлежало бы переждать в порту, не подвергаясь опасности вновь растерять эскорт. Когда его фрегаты спускали шлюпки, чтобы те отбуксировали их из безопасного укрытия в глубоком заливе, небо стало цвета бронзы, земля — как раскаленная железная плита, воздух — как бесцветное дрожащее пламя. Легкие, обманчивые порывы ветра не наполняли парусов; огромные полотнища вздымались и опадали бессильно, а течение разворачивало корабли то в одну, то в другую сторону. Только ближе к вечеру, когда тяжелое расплывшееся солнце опустилось к вершинам гор, освещая косыми лучами грозные гряды облаков, надвигавшихся с северо-востока, оживившийся ветерок наморщил воду залива. Фрегаты Паскуаля Серрано кое — как выстроились в походный порядок и начали отдаляться, а тяжелые каравеллы де Рамиреса величественно двинулись им вслед.

Буря, которую предвидел капитан Серрано, никак не могла решиться на генеральное наступление. Всю ночь тучи клубились, затягивая небо то с востока, то с севера, и вновь отступали. Ветер то бушевал, то стихал. Было душно, и звезды глядели на вспененное море сквозь туманную мглу, словно испуганные тем, что затевалось на горизонте.

Утро занялось бледное, туманное, пасмурное. Ветер снова стих, а потом задул с востока. Какой-то заплутавший шквал пролетел, гоня растрепанное темное облако, брызнул короткий холодный дождь и так же внезапно перестал. И сразу среди туч на мгновение выглянуло солнце.

Бласко де Рамирес счел это добрым знаком.

— Все это минует нас с севера, — сказал он помощнику, или просто рассеется.

Можно было полагать, что угадал он верно: до полудня погода держалась, и даже немного прояснилось. Но с востока набегала все более высокая зыбь, а когда на корме в офицерском салоне подали обед, «Санта Крус» качало уже так сильно, что де Рамирес велел развернуть его кормой к ветру.

В разгар обеда командору доложили, что матросы с марсов заметили паруса нескольких судов, плывущих встречным курсом.

— Это они! — обрадовался он и выскочил на палубу, чтобы убедиться самому. Но расстояние было ещё слишком велико: с палубы ничего не было видно, а он не испытывал желания карабкаться на мачту. Потому командор решил закончить обед, но его стали беспокоить состояние моря и вид неба. Волны ударяли в высокую, бочкообразную корму, словно подгоняя, а небо нависало все ниже, черное и тяжелое, словно своды огромной пещеры, грозившие рухнуть.

У Бласко вдруг пропал аппетит. Он понимал, что вскоре им придется развернуться и плыть в самый центр затаившегося урагана. С ним было девять больших каравелл и шесть поменьше, что вместе с четырнадцатью галеонами, входившими в состав Золотого флота, составляло двадцать девять кораблей; «Санта Крус» был тридцатым. Пока море оставалось спокойным и погода позволяла, управление такой флотилией и руководство её передвижением не встречало особых трудностей, но во время бури…

Буря шла вслед за ними, наступала мощным фронтом, гася перед собой дневной свет и бросая густую тень на море. Каравеллы тяжело колыхались на мертвой зыби, глубоко проваливаясь между валами и лениво взбираясь на вершины темной, лишенной блеска воды. Их мачты и реи низко склонялись, раскачивались и болезненно скрипели. Раз за разом пролетали короткие дожди, подгоняемые резкими порывами ветра, и тогда море покрывалось пеной, а желтые флаги с красными крестами святого Иакова, которые Бласко велел поднять на верхушки мачт, тревожно трепетали, как испуганные птицы, попавшие в предательские сети.

Уже невооруженным глазом видны были галеоны Золотого флота, выстроенные в две колонны по семь судов. Плыли они прямо на север, правым галсом, и явно готовились встретить бурю, ибо верхние паруса поспешно исчезали с мачт.

Де Рамирес приветствовал их тремя орудийными выстрелами, на что последовал ответ с корабля, который поднял комодорский вымпел.

«Санта Крус» продолжал плыть по ветру во главе эскорта, пока не оказался позади конвоя. Только тогда на его мачтах появились сигналы команд. Десять тяжелых двухпалубных каравелл выполнили поворот на север, шесть более легких двинулись дальше, прикрывая конвой с запада.

Сразу после этого маневра небо, посиневшее от гнева, первый раз разразилось долгим, раскатистым громом, который прозвучал как предостережение перед надвигавшейся бурей. Ветер затаил дыхание и воцарилась мертвая тишина.

Потом темные громады туч разорвались, в них метнулся ослепительный зигзаг, раздался протяжный грохот и с сухим треском ударила молния.

В ту же самую минуту перепуганный ветер в панике пустился наутек. Он свалился на море, задел волны, растрепал их гривы, отлетел, ударил вновь, ворвался между кораблями, наклонил их мачты, очистил палубы, истерически завыл в такелаже и умчался неведомо куда.

Но тут же за ним налетел другой. Этот не бежал, он напирал как тяжеловооруженный воин, который шел напролом, не обращая внимания на препятствия. Волна вздымалась под его натиском, рычала и вторила, плевалась белой пеной, штурмовала надстройки. Несколько парусов гулко лопнули и улетели невесть куда. Но походный порядок пока держался.

Только когда началась атака главных сил бури, когда все небо до самого горизонта потемнело, как свинец, а тьма рухнула на поседевшее море, когда ошалевший ветер пригнал с востока огромные гривастые волны и бросил их на измученные корабли — их колонны вначале выгнулись и разорвались, потом лопнули посередине, и наконец рассеялись.

Внезапный шторм, который так долго собирался, отбушевал однако относительно быстро. Еще до захода солнца он пролился ливневым дождем, а в полночь небо уже сияло звездами. Море успокоилось, а ветер, ласковый и свежий, дул так спокойно, словно с ним никогда не случалось приступов бешенства. Но для транспортов страхи не кончились. Один из груженых серебром галеонов сразу пошел на дно; у другого открылась серьезная течь ниже ватерлинии, и только благодаря неустанной работе на помпах можно было удержать его на поверхности; наконец, три из шестнадцати каравелл эскорта получили столь серьезные повреждения рангоута и такелажа, что не могли поспеть за остальными и остались далеко позади.

Командор Бласко де Рамирес не хотел их ждать, спасая то, что можно было спасти. С неимоверными усилиями слитки серебра перегрузили с тонущего галеона на «Санта Крус», после чего поредевший конвой снова выстроился в походный порядок и направился к Азорам, а под вечер следующего дня бросил якоря в порту Терсейры.

Рамирес колебался, не дождаться ли там второй части Золотого флота. Он должен был доставить его в целости, но во-первых хотел как можно скорее оказаться в Испании, чтобы позаботиться о своих делах на месте и принять участие в ирландской экспедиции, во-вторых полагал, что флотилии под командованием Паскуаля Серрано вместе с военными каравеллами флота провинций вполне достаточно для эскортирования тридцати шести вооруженных транспортов. У него самого было теперь тринадцать каравелл (считая «Санта Крус») для охраны двенадцати галеонов, груз которых оценивался в несколько миллионов пистолей в золоте. Были основания считать, что чем скорее доставит он это сокровище, тем больше угодит королю.

В конце концов он решил выйти в море сразу после пополнения запасов продовольствия и воды и завершения самого неотложного ремонта на потрепанных судах.

Семнадцатого июня конвой вышел из Терсейры и после девяти дней плавания добрался до Кадиса, где в заливе стояла на якорях Вторая Армада, ещё не готовая к выходу в море.

В тот же день, двадцать шестого июня, пришло известие, что Серрано разыскал остатки Золотого флота, соединился с ними в Атлантике и сопровождает к Мадейре.

Бласко де Рамирес мог быть доволен собой. Его решение встретило одобрение герцога Медина — Сидония, которому позарез нужны были деньги, чтобы наконец довооружить Армаду, а в соответствии с королевским обещанием он рассчитывал получить нужные средства сразу по прибытии транспортов из Вест — Индии.

Только оба они — и адмирал, и командор — недолго тешились удачным поворотом судьбы.