Онлайн чтение книги Графиня Калиостро La Comtesse de Cagliostro
Глава XII. ГЕНИЙ И БЕЗУМИЕ

До сих пор Рауль испытывал страх лишь за себя и графиню Калиостро — кроме них двоих, опасность никому не угрожала. В себе он был уверен: нет, его звезда еще не погасла. Да и графиня доказала, что сможет в одиночку справиться с Боманьяном.

Но Кларисса… Ее появление все изменило. Она превращалась в добычу хитрой и жестокой хищницы Жозефины… Рауль испытал ужасное ощущение физического бессилия. Волосы зашевелились у него на голове, тело покрылось липким потом. Глянув на бесчувственное лицо Леонара, Рауль вспомнил распухшие, израненные от пыток пальцы вдовы Русслен и стал белым как мел. Недаром часом раньше, когда он пробирался к маяку, у него появилось предчувствие, что впереди его ждет новое сражение. И вот сражение в полном разгаре, а он, Рауль, присутствует на нем в роли зрителя, со связанными руками и веревкой на шее, лишенный возможности вмешаться в ход действия.

«Что ж, по крайней мере это еще один хороший урок, — сказал он сам себе. — Надо признаться, во всем виноват один я. Но Кларисса, милая моя Кларисса, как же я тебя подвел!»

Девушка застыла неподвижно, с удивлением глядя на угрожающий ей револьвер Леонара. Она беспечно шла к месту назначенной ей встречи и была застигнута врасплох зрелищем борьбы и насилия. Она успела пролепетать лишь несколько слов:

— Что здесь творится, Рауль? И почему ты связан?

Она протянула к нему руки — не столько в мольбе, сколько для того, чтобы помочь ему освободиться.

Но что они могли сейчас сделать против графини и Леонара?

При виде ее исхудавшего, изможденного лица, Рауль с трудом подавил готовое вырваться восклицание жалости и сочувствия. Вместо этого, он сказал уверенно:

— Все в порядке, Кларисса, ни тебе, ни мне ничего не угрожает. Все будет хорошо, я тебе обещаю.

Она посмотрела на присутствующих, узнала Боманьяна и робко спросила:

— Что вы от меня хотите? Не могу понять, кто пригласил меня сюда?

— Я, мадемуазель, — прозвучал тихий, но властный голос Жозефины.

Красота Жозефины поразила Клариссу и вместе с тем внушила надежду: такая прекрасная женщина не могла желать дурного, наверное, она хочет помочь, защитить…

— Но я вас не знаю, мадам.

— Зато я вас знаю, — энергично кивнула Жозефина Бальзамо, которую, кажется, начинали раздражать изящество и благородство манер юной девушки.

— Вы дочь барона д'Этиг, вы любите Рауля д'Андрези, — продолжала Жозефина и обратилась к Леонару:

— Запри дверь и повесь надпись: «Частная собственность. Вход воспрещен».

— Мне уйти? — спросил Леонар.

— Да, сейчас ты мне не нужен, — сказала Жозефина, с поразившей Рауля интонацией. — Постой там, за дверью, и проследи, чтобы нас никто не беспокоил.

Леонар заставил Клариссу сесть на стул, завел ей руки за спину и хотел связать, но Жозефина остановила его и вновь потребовала, чтобы он оставил их. Леонар повиновался.

Жозефина взглянула на три свои жертвы. Все три были безоружны и не могли сопротивляться. Да, поле битвы оставалось за нею. Рауль не сводил с Жозефины глаз, изо всех сил стараясь понять цель ее действий или хотя бы угадать ее намерения. Она была на удивление спокойной. В ее жестах, словах, во всем облике не было ничего торжествующего, приподнятого, возбужденного. Впервые он видел в ее лице с неизменной ослепительной улыбкой черты неотвратимой судьбы, которая скрывалась под маской молодости и красоты. Теперь Рауль, кажется, проник в тайну этой загадочной души.

Жозефина села подле Клариссы, устремив на нее неподвижный взгляд прекрасных, но сейчас таких холодных глаз, и заговорила сухо и монотонно:

— Три месяца назад, мадемуазель, одну молодую женщину похитили, едва она сошла с поезда, и привезли в замок, принадлежащий барону д'Этигу. Там была разыграна гнусная комедия суда, в которой участвовали несколько нормандских помещиков, в их числе были и присутствующий здесь Боманьян и ваш отец. Когда прения закончились, ваш отец и его кузен Бенто отнесли эту женщину на берег, привязали ее к лодке, перед этим положив туда же огромный камень, вывели лодку в открытое море и выбили затычку из пробитого днища.

— Это неправда, неправда, — прошептала Кларисса. — Мой отец никогда не пошел бы на такое!

Не обращая внимание на ее протесты, Жозефина Бальзамо продолжала:

— К счастью, некий молодой человек был свидетелем этой сцены. Он был в замке, проследив за действиями двух убийц. Этот юноша незаметно ухватился за корму лодки, увозившей жертву в море, и спас ее, как только палачи удалились. Откуда появился этот молодой человек? Скорее всего, он провел предыдущую ночь и утро рокового дня в вашей комнате. И вы принимали его не как жениха, ибо ваш отец отказал ему, но как своего любовника.

Обвинения обрушивались на Клариссу, как тяжкие удары дубиной. С первой же минуты она поняла, что не сможет сопротивляться этой женщине, не сможет защититься. Бледная, едва не теряя сознания, она сгорбилась на стуле и простонала:

— Ах, что вы говорите, мадам?!

— То, что было в действительности, моя милая, — проговорила графиня Калиостро. — Последствия вашего опрометчивого шага вынудили вас во всем признаться отцу. Продолжать ли дальше? В тот же день, когда соблазнил вас, Рауль д'Андрези вам изменил. Он покинул вас, чтобы повсюду следовать за женщиной, которую спас от ужасной смерти. Он предался ей душой и телом, он поклялся никогда более не встречаться с вами. «Я не любил ее, — говорил он. — Это было не более чем мимолетное увлечение, с этим все покончено». Но спустя какое-то время эта женщина узнает, что вы обмениваетесь письмами. Одно из них было перехвачено вашим отцом. Вот оно. В нем он просит у вас прощения и умоляет дать ему возможность искупить свою вину. Теперь вы понимаете, что у меня есть право относиться к вам как врагу… и врагу смертельному!

Последние слова прозвучали совсем глухо.

Кларисса молчала, охваченная страхом. Сердце Рауля сжималось от жалости и раскаяния, и, не страшась более гнева Жозефина Бальзамо, он повторил:

— Не бойся, Кларисса, я клянусь, что ни один волосок не упадет с твоей головы. Не пройдет и десяти минут, как ты выйдешь отсюда живой и невредимой. Десять минут, Кларисса, не больше!

Жозефина Бальзамо перебила его:

— Наши отношения определены вполне ясно и окончательно. Но необходимо изложить еще кое-какие обстоятельства. Ваш отец, мадемуазель, его друг Боманьян и их сообщники добиваются той же цели, что и я. Позднее в схватку ввязался и Рауль. Естественно, жестоких страданий было не избежать. Мы все заинтересованы узнать важные сведения от некой вдовы Русслен, которая владеет древним ларцом, необходимым, чтобы прийти к цели. К глубокому моему сожалению, вдова передала шкатулку какой-то другой особе, нам не известной. Пришлось настойчиво допросить старуху, но она так и не назвала имя нового владельца ларца. Она, мол, ни за что не хочет навредить тому, кто сделал ей так много добра. Зато нам удалось узнать одну старую историю. Сейчас я вам ее перескажу, дабы и вы могли понять, к чему мы стремимся… и присоединиться к нам.

Теперь Рауль, кажется, догадался, к чему клонила Жозефина. Это было так гнусно, что он яростно крикнул:

— Немедленно прекрати, Жозефина! Есть вещи, о которых нельзя говорить!

Но графиня не обратила внимания на его возглас:

— Итак, двадцать четыре года тому назад, когда шла война между Францией и Пруссией, два человека бежали от нашествия. Чтобы завладеть лошадью, они убили и ограбили сьера Жобера, секретаря архиепископа де Бонншоза. Среди похищенных вещей оказался ларец, наполненный драгоценными камнями баснословной стоимости. Во всем этом убийцам помогал — может быть, невольно — возчик Русслен. В награду за молчание он получил кое-что из сокровищ — несколько колец. Русслен вскоре вернулся к жене в Руан и умер под бременем болезни и совершенного злодейства. Вот каким образом установилась связь между преступниками и вдовой Русслен… Теперь, думаю, вы поняли, о ком идет речь?

Кларисса внимала ее словам с нескрываемым ужасом. Рауль снова не выдержал:

— Замолчи, Жозина, это будет самое гадкое и бессмысленное из всех твоих дел! Зачем ты творишь его?

— Зачем?… Затем, что всякая истина заслуживает, чтобы ее когда-нибудь открыли, — ответила она. — Ты столкнул нас, ее и меня, ты бросил нас поочередно, так пусть она страдает так же, как я. Между нами и в этом должно быть равенство!

У Рауля вырвалось безнадежное проклятие. А Жозефина Бальзамо, повернувшись лицом к Клариссе, стала уточнять:

— Ваш отец и его кузен Бенто не упускали из виду вдову Русслен. Должно быть, именно барон устроил ее в Лильбонне, где следить за ней было гораздо легче. С годами появился человек, который взял на себя эту работу, — вы, мадемуазель. Вдова Русслен относится к вам с искренней благодарностью. Она ни за что не хотела навредить девочке, прибегавшей поиграть с нею, ради вас она не выдала вашего отца, который умело скрывал свои визиты к ней. К тому же эти встречи назначались в укромных местах, вроде этого старого маяка. Но чаще, мадемуазель, к ней в домик наведывались вы… Однажды у нее на чердаке вы случайно увидели ларец — тот самый, который Рауль и я безуспешно искали. И вы забрали ларец к себе в замок. Все это мы узнали от самой вдовы Русслен — правда, имя человека, взявшего ларец, она так и не назвала, зато проговорилась в бреду о месте и дне ваших встреч. Как только вы появились, нам сразу стало ясно, что убийцами были барон д'Этиг и де Бенто — те же, кто были моими палачами.

Плечи Клариссы содрогались от рыданий. Рауль не сомневался в том, что она ничего не знала о преступлениях своего отца. Но в правоте слов Жозефины он тоже не сомневался. Графиня нанесла удар мастерски, она терзала свою жертву умело и расчетливо. Сердце Клариссы, наверное, разрывалось от муки.

— Да, ваш отец — убийца, — очень тихо повторила Жозефина. — Его богатство, его замок, лошади, все, что у него есть, — это приобретено ценой преступления. Не так ли, Боманьян? Ты мог бы подтвердить мои слова, ведь то, что ты проник в тайну барона Годфруа д'Этига, и позволило тебе подчинить своей власти его тело и душу. Вот на чем основано твое влияние. Угрожая раскрыть ту давнюю историю, ты заставил барона служить тебе и убивать тех, кто тебе мешает. Я права, Боманьян? Отвечай же! Ты и барон — два сапога пара, палачи и мерзавцы!

Ее глаза искали взгляда Рауля, ему показалось, что преступлениями Боманьяна она хочет оправдать свои собственные преступления.

— Чего ты добиваешься? — спросил он резко. — Долго ты еще будешь измываться над этой несчастной девочкой? Ты хочешь обелить себя в моих глазах? Но к чему заставлять ее страдать?!

— Пусть выкладывает все, — заявила Жозина.

— И тогда ты ее отпустишь?

— Да.

— Тогда спроси ее прямо. Чего, собственно, ты надеешься от нее получить? Ларец? А может быть, всего лишь таинственную надпись, нацарапанную на внутренней стороне крышки?

Знала ли Кларисса нечто важное, намеревалась ли отвечать, вид ее свидетельствовал, что сейчас она не в состоянии вымолвить ни слова… Более того, вряд ли она даже поняла, о чем ее спрашивают: девушка была на грани обморока.

Рауль настойчиво повторял:

— Ты должна превозмочь свою боль, Кларисса, это последнее испытание, больше страданий не будет. Ты не нарушишь обещания, никого не предашь. Помоги же мне!

Горячее обращение Рауля привело Клариссу в себя. Она переспросила:

— Так это тебе важно знать, что было с ларцом?

— Да. Ты принесла его в замок. Твой отец видел его?

— Да, — выдохнула она едва слышно.

— В тот же день?

— Нет, спустя несколько дней.

— Он забрал ларец у тебя?

— Да.

— Под каким предлогом?

— Он ничего не объяснял. Просто забрал, и все.

— Но ты успела рассмотреть ларец?

— Да.

— Ты видела надпись на внутренней стороне крышки? Разобрала ее?

— Да.

— И ты ее запомнила?

— Я не уверена… Там были какие-то слова на латыни.

— На латыни? Припомни, это очень важно!

— Но если это тайна, имею ли я право ее раскрыть? — заколебалась Кларисса.

— Можешь, Кларисса, уверяю тебя! Этот секрет не принадлежит никому, и никто не имеет на него права. Ты можешь смело открыть его.

Она уступила:

— Ну, если так… Мне трудно припомнить эту надпись, я не придала ей значения… Кажется, там что-то говорилось о камне… и о короле.

— Припомни, Кларисса, это необходимо! — умолял Рауль.

Лицо девушки застыло в глубокой сосредоточенности. Наконец, она произнесла:

— Вспомнила! Вот что там было — пять латинских слов: «Ad lapidem currebat olim regina». («К камню давно бежит королева»)

Жозефина Бальзамо в ярости набросилась на девушку:

— Ты лжешь! Эта фраза нам известна, Боманьян может подтвердить, не правда ли, Боманьян, тут нет никакого секрета? Эти слова знал еще кардинал де Бонншоз, это полная бессмыслица! «Королева бежит к камню» — но где этот камень? О какой королеве речь? Двадцать лет поисков, и все впустую… Нет, эта девчонка лжет, там, наверное, было написано что-то совсем другое! — склонившись над Клариссой, она резко выговорила: — Ты лжешь, признайся, ты лжешь! Наверное, там было еще одно слово, кроме названных тобою пяти. Что это за слово, отвечай! В чем смысл надписи?

Кларисса молчала.

— Подумай, Кларисса! Постарайся вспомнить! — упрашивал ее Рауль.

— Я не знаю, не знаю, — со стоном отвечала девушка.

— Ты должна вспомнить, от этого, может быть, зависит твоя жизнь.

Но сама интонация, с какой просил Рауль, выводила из себя Жозефину Бальзамо. Схватив девушку за руку, она приказала:

— Говори, иначе…

Кларисса трепетала, задыхалась, но не в состоянии была произнести ни звука. Графиня Калиостро поднесла к губам свисток. Услышав сигнал, Леонар явился мгновенно.

— Уведи ее, Леонар, — процедила графиня. — И допроси хорошенько.

Рауль рванулся вперед:

— Ах, скотина, что ты собираешься делать? Если ты хоть пальцем коснешься этого ребенка, клянусь всем святым…

— Вот как, ты за нее боишься?! — издевательски спросила Жозефина Бальзамо. — Неужели мысль о ее страданиях так взволновала тебя? Вы стоите друг друга — дочь убийцы и вор. Вор, да, вор — вот кто твой любовник! — прошипела она, обернувшись к Клариссе. — Мелкий жулик, и ничего больше. Он воровал еще ребенком. Цветы, подаренные тебе, его обручальное кольцо, которое сейчас на твоем пальце, — все это украдено! Самое имя свое он тоже украл. Рауль д'Андрези? Нет, моя милая, Арсен Люпен, сын мошенника и шулера Теофраста Люпена! Запомни это имя, Кларисса, оно еще прогремит. И что за чудесный ребенок родится от вашего брака — сын Арсена Люпена и внук барона Годфруа! Что за прелестная у вас будет семейка, если только я не помешаю вам в этом приятном деле!

Мысль о будущем ребенке вызвала новую вспышку ее безумной ярости. Она крикнула Леонару, чтобы он скорее забрал девчонку.

— Мерзавка, вот когда ты сбросила маску! — бешено вскричал Рауль. — Теперь ты не ломаешь комедию. Палач, убийца — эта роль тебе больше к лицу!

— Но Жозефина не слушала его, охваченная зверским желанием мучить, терзать, унижать. Она подталкивала Клариссу, которую Леонар тащил к двери.

— Трусы! Подлецы! — неистовствовал Рауль. — Слышите, если хоть один волос… Я убью вас обоих, звери! Оставьте же ее!

В отчаянном порыве он с такой силой дернул державшие его веревки, что сооружение Боманьяна не выдержало, ставни сорвались, и Рауль свалился на пол. Но путы по-прежнему крепко держали его.

Леонар вынул револьвер и приставил его к виску Клариссы.

— Если он сделает хоть один шаг, одно движение — стреляй! — скомандовала графиня Калиостро. Но Рауль оставался неподвижным: он не сомневался, что Леонар выполнит приказ с величайшей готовностью. Мысль юноши билась в стремлении найти способ спасти девушку.

— Теперь ты все понял и будешь вести себя благоразумно? — спросила Жозефина, не спуская с него взгляда.

— Нет, — отвечал он, овладев собой. — Я поразмышлял, хочу немного порассуждать.

— О чем же?

— Я обещал ей, что она будет свободна, и уверял, что ей нечего бояться. Я привык держать слово.

— Она получит свободу, но немного позже, — промолвила Жозефина.

— Нет, Жозина, ты должна отпустить ее немедленно.

Она повернулась к своему сообщнику:

— Ты готов, Леонар? Иди и действуй быстро.

— Стой, — в голосе Рауля слышалась властная уверенность. — Стой, — повторил он повелительно, — и освободи ее. Ты слышишь, Жозина, я требую, чтобы ты ее выпустила! Эти двери должны быть открыты немедленно, чтобы она могла поскорее покинуть ваше общество — общество преступных негодяев.

Он был так спокоен и уверен в себе, что Леонар застыл в нерешительности, зато Клариссу, так и не разобравшуюся в сути этой ужасной сцены, его слова приободрили.

— Ты болтаешь просто так или придумал новую хитрость? — недоуменно спросила графиня Калиостро.

— Есть обстоятельства или, скорее, одно обстоятельство, которое заставит тебя поступить так, как я требую.

— В чем дело? — графиня явно встревожилась. — О чем ты просишь?

— Повторяю: я не прошу, а требую.

— Чего?

— Немедленно освободи Клариссу.

— Скромное желание, — рассмеялась она. — А что ты предлагаешь взамен?

— Разгадку.

Она вздрогнула:

— Ты ее нашел?

— Да.

Любовная драма, кажется, сменилась трагифарсом. Ревность и жажда мести в душе графини отступили, блеск тысячи алмазов затмил ей глаза. Боманьян тоже жадно прислушивался. Оставив Клариссу на попечение своего верного подручного, Жозефина подошла вплотную к Раулю:

— Значит, ты проник в смысл таинственных слов?

— Да. У меня и раньше были кое-какие соображения по этому поводу, а сейчас меня осенило.

Жозефина знала, что не тот человек Рауль, чтобы валять дурака в подобных обстоятельствах.

— Если ты все расскажешь, Кларисса уйдет отсюда живой и невредимой.

— Нет, — возразил он, — сначала пусть она уйдет, а уж потом поговорим. Да и я сам, как ты понимаешь, буду говорить лишь тогда, когда ты меня развяжешь.

— Не пытайся диктовать мне условия, пока что хозяйка положения — я.

— Не уверен, — спокойно сказал он. — Теперь ты стала зависеть от меня, и я могу требовать.

— Поклянись, что скажешь правду. Поклянись могилой матери!

Он произнес торжественно:

— Клянусь, что через двадцать минут после того, как Кларисса переступит порог этой комнаты, я укажу тебе точное место, где хранится богатство всех аббатств Французского королевства.

Она не могла поверить, попыталась стряхнуть с себя наваждение:

— Нет, нет, здесь какой-то подвох, и ты ничего не знаешь.

— Дело не в том, что я разгадал секрет, — промолвил Рауль. — Важно, что его знают и другие.

— Кто же?

— Боманьян и барон.

— Быть это не может!

— Посуди сама. Боманьян позавчера был у барона в замке. Зачем? Да потому, что барон нашел ларец и общими усилиями они расшифровали надпись. Да, кардиналу были известны эти пять слов, но есть еще одно, и в нем таится ключ к разгадке. Думаю, что они этим ключом овладели.

— Велика важность! — она бросила взгляд на Боманьяна. — Он в моих руках.

— Зато Годфруа д'Этиг на свободе и, может быть, в этот самый момент он уже на пути к заветному межевому камню. Теперь ты поняла, что тебе угрожает? Поняла, что любая потерянная тобой минута может стать роковой?

Она яростно сопротивлялась:

— Я выиграю, если заставлю девчонку говорить.

— Она ничего не скажет по очень простой причине: она ничего не знает.

— Может быть, но в таком случае говори ты, если уж начал. Я не собираюсь ее отпускать, пускай побудет в моих руках, так надежнее.

Он покачал головой:

— Признайся, Жозина, у тебя уже не осталось сил на месть.

Да, это жестокое и грозное создание, «исчадие ада», как говорил о ней Боманьян, была еще и слабой женщиной. Она могла совершить самое гнусное злодейство в припадке дьявольского бешенства, но за вспышкой истерической ярости пришла подавленность, апатия и утомление — скорей душевная, чем физическая. Рауль больше не сомневался: противник слабел на глазах.

— Будь откровенной хоть сама с собою, Жозефина, — продолжал он. — Ты поставила на карту все и можешь сорвать невиданный куш. Неужели ты откажешься от него в ту самую минуту, когда осталось только сорвать плод?!

У нее почти не было сил сопротивляться, и все же Жозефина возразила:

— Но можно ли тебе довериться?

— Ты прекрасно знаешь, что я всегда исполняю клятвы. Не надо делать вид, что сомневаешься. Я же вижу: ты приняла решение.

Минуту-другую она колебалась, потом махнула рукой — мол, с этой девчонкой я еще успею рассчитаться, месть всего лишь откладывается — и напомнила:

— Ты поклялся могилой матери.

— Я снова готов поклясться всем, что осталось во мне святого и чистого: я открою тебе правду.

Она распорядилась:

— Леонар, отпусти девчонку. И развяжи его.

Леонар всем своим видом выражал полнейшее неодобрение, но он был слишком верным и вышколенным слугой, чтобы ослушаться.

Освободясь от пут, Рауль попрыгал, сделал несколько размашистых движений руками и сказал веселым голосом, совершенно не подходящим к мрачной обстановке:

— Уф, неплохо я отдохнул! Но, откровенно говоря, роль пленника не по мне. Вознаграждать добрых, карать злых — вот что я люблю! Трепещи, Леонар! — Он подошел к Клариссе и произнес: — Прости меня за все, что тебе пришлось пережить. Будь спокойна: больше это никогда не повторится, отныне я буду охранять тебя. Ты можешь идти?

— Да, — ответила она. — Но ты? Что будет с тобою?

— В этом приятном обществе мне нечего опасаться… Я все же боюсь, что ты не сможешь одолеть долгий путь.

— Мне не придется идти долго. Вчера мой отец послал меня к одной своей знакомой, а сегодня он должен забрать меня отсюда.

— Не рассказывай ему о том, что здесь произошло, Кларисса. Все это может обернуться против вашей семьи.

Он довел ее до двери и жестом приказал Леонару открыть. Тот повиновался.

— Мы увидимся ровно в час дня, и ничто нас более не разлучит, — сказал он ей на прощанье и закрыл за нею дверь.

Кларисса была спасена.

И тогда у него хватило дерзости сказать:

— Какое прелестное создание! Право, Жозефина, ты ее недооценила!

Много позже, рассказывая мне об этом своем приключении, Арсен Люпен не мог удержаться от смеха:

— Тогда я тоже смеялся — от радости победы, от сознания, что ловкий обман удался. Откровенно говоря, я ликовал: Кларисса свободна, все осталось позади… Правда, победа далась мне трудно… Я закурил сигарету и пустил дым в лицо Жозефине, которая в этот момент довольно бестактно напомнила мне о нашем договоре.

— Наглец, — процедила она.

Словцо, которое я ей высказал в ответ, было тоже довольно грубоватым. Мы и любили, и презирали друг друга одновременно. Но после того, как она измывалась над Клариссой, от моей любви почти ничего не осталось, ее лицо уже не казалось божественным — я не мог забыть отталкивающий лик ее души.

— Как я тебя ненавижу! — она скрежетнула зубами.

— Не больше, чем я тебя, — огрызнулся Рауль.

— Ты не забыл, что между Клариссой и Жозефиной Бальзамо еще не все окончено?!

— Но между Клариссой и Раулем д'Андрези — тоже, — добавил он.

— Жалкое ничтожество! — бросила она. — Ты заслуживаешь револьверной пули.

— Э-э, нет, Жозефина, сейчас я для тебя — особа священная и неприкосновенная. Я тот самый господин, который даст тебе миллиард. Ты можешь меня убить, но тогда миллиард уплывет из-под очаровательного носика дочери Калиостро! Ты должна оберегать меня, ибо каждая клеточка моего мозга таит для тебя огромное богатство. Стань на колени и сдувай с меня пылинки, Жозефина, это будет самое лучшее.

Он открыл окно и глубоко вздохнул:

— Боже, как здесь душно, к тому же Леонар весь пропитался вековой затхлостью. Скажи ему, Жозефина, чтобы он, наконец, выпустил из своих лап револьвер.

Она топнула ногой:

— Довольно болтовни! Приступай к делу!

— Как ты нетерпелива! Я должен прийти в себя, убедиться, что Кларисса в полной безопасности и твои когти ей больше не грозят. Ну а кроме того…

— Что еще?

— Кроме того, не думаешь ли ты, что я способен в пять секунд решить задачку, над которой вы бились долгие годы?

Она была поражена:

— Ты хочешь сказать…

— Ну да. Мне нужна небольшая передышка.

— Для чего?

— Чтобы сосредоточиться и разгадать секрет.

— Значит, ты его еще не знаешь?

— Нет, клянусь тебе.

— Ты солгал!

— Не надо громких слов, Жозефина!

— Но ведь ты дал клятву!

— Я и не отказываюсь ее исполнить. Но я не говорил, что знаю истину, я поклялся в том, что открою ее. Дайте же мне сосредоточиться! Прошу тишины! И пусть Леонар перестанет играть с револьвером, это меня раздражает.

А ее до крайности раздражал вызывающий, насмешливый тон Рауля. Но угрожать ему было бы глупо и бесполезно, и она сказал с нарочитым смирением:

— Все будет сделано, как пожелаешь. Я ведь хорошо знаю: ты всегда держишь слово.

В ответ на что он растроганно сказал:

— Не могу устоять перед твоей кротостью… Итак, приступим!…

Он извлек из бумажника карандаш и визитную карточку, на обороте написал латинскую фразу: «Ad lapidem currebat olim regina».

— Что за испорченная латынь! Такую в средние века называли «кухонной» латынью. Будь я на месте этих славных монахов, придумал бы что-нибудь оригинальнее. Ладно, допустим, королева бежала к камню. Что же из этого следует? Засеки время, Жозефина!

Он больше не шутил. В течение нескольких минут сидел с отрешенным видом, и глаза его, устремленные в пустоту, свидетельствовали о напряженной работе мысли. Жозина смотрела на него, заранее восхищаясь, полностью доверяя его уму.

— Ты догадался, не так ли? — спросила она, когда Рауль рассеянно улыбнулся ей.

Связанный Боманьян прислушивался беспокойно и внимательно, на лице его был написан вопрос: неужто и в самом деле удивительная тайна наконец разгадана?

В молчании прошло еще несколько минут.

— Вся эта история, все эти сокровища, сокрытые в межевом камне… Все это причудливо и… прекрасно. В этом есть высокая и наивная поэзия! — Он помолчал, а потом заявил: — Жозина, средневековые монахи были дурнями. Рискую задеть твои религиозные чувства, но повторю: они были благочестивыми дурнями. Ну, что бы ты сказала о знаменитом банкире, который, чтобы обезопасить сейф, написал бы на нем крупными буквами: «Клад. Открывать запрещено». Его сочли бы болваном и совершенно справедливо. Но прием, которым воспользовались монахи, дабы уберечь свои богатства, почти так же наивен.

— Такого не может быть, — прошептала она. — Разгадка не может быть простой. Скорее, ты где-то ошибся, возомнив, что решил задачу.

— Дурнями были и те, кто искал эти сокровища, но не мог их найти. Тупицы и слепцы! Ограниченные умишки, которым и браться за это дело не следовало бы! Посмотрите-ка: ты, Леонар, Боманьян со своими дружками, иезуиты, архиепископ Руана — у всех вас было перед глазами пять слов, из которых вы, как ни бились, ничего не могли извлечь. Вам этого, видите ли, было мало. Черт возьми, да любой приготовишка способен решить эту, непосильную для вас, задачку!

Она резко возразила:

— Речь шла об одном неизвестном слове, а не о пяти.

— Но так оно и есть. Когда я сказал тебе, что Боманьян и барон проникли в тайну клада, я солгал, чтобы напугать тебя и заставить выпустить из рук добычу. Эти господа так ничего и не разглядели. Но ключевое слово есть, оно скрыто в остальных пяти. Вместо того, чтобы ломать себе голову над тайным смыслом фразы, нужно было прочесть только первые пять букв.

Она сказала:

— Мы думали об этом. Ты имеешь в виду слово «Alcor»?

— Конечно.

— Но что оно нам дает?

— Как что? В этом слове содержится все! Тебе известно его значение?

— По-арабски оно означает проба, испытание или опыт.

— А еще что?

— Алькор — так называется звезда.

— Какая?

— Звезда, которая входит в созвездие Большой Медведицы. Но все это не связано с нашей целью…

На губах Рауля заиграла участливая улыбка:

— Ну да, конечно, какая может быть связь между звездой и местом, где находится камень с сокровищами?! Придя к этому выводу, вы, несчастные, на этом прекращали попытки расшифровать тайный смысл надписи. И все же, какая связь здесь может существовать? Слово Алькор, магическое слово, слово-талисман навело меня на мысль, что вся история вертится вокруг цифры семь: семь аббатств, семь монахов-попечителей, семь ветвей канделябра, семь камней в семи кольцах. Я вспомнил, что звезда Алькор относится к Большой Медведице. И все! Вот вам и разгадка!

— Но где же она?

— Жозефина, ты меня просто удивляешь! Все элементарно просто. Созвездие Большой Медведицы состоит из семи звезд. Семи! Снова та же цифра! Неужели ты и сейчас не уловила связь? Неужели мне надо напомнить, почему эту звездочку арабы назвали именно так, а вслед за ними и астрономы приняли это наименование?! Алькор — самая маленькая, едва различимая на небосводе звезда, на ней проверяется острота зрения. Алькор есть то, что необходимо увидеть и различить, то, что вы все искали. Алькор — это спрятанное сокровище, тот самый межевой камень, в недрах которого монахи веками складывали драгоценные камни. Алькор — это сейф, набитый сокровищами.

— И все же я ничего не понимаю, — проговорила Жозефина, вздрагивая от волнения. Рауль поставил свой стул так, чтобы оказаться между Леонаром и открытым окном, готовясь, если будет необходимо, выпрыгнуть в любую секунду. Продолжая говорить, он не переставал поглядывать на Леонара, который по-прежнему держал наготове в кармане револьвер.

— Сейчас все станет ясно, — сказал Рауль. — Вот, смотри.

Он показал ей визитную карточку, на которой были нацарапаны какие-то слова, соединенные линиями.

— Я ношу эту схемку вот уже несколько недель. Здесь точно перерисовано взаимное расположение семи аббатств. Как видишь, фигура повторяет очертания Большой Медведицы. Семь аббатств, в которые стекались сокровища Французского королевства, соответствуют семи главным светилам созвездия. Установив это, мы почти вплотную приблизились к цели. Остается сделать лишь один шаг. Межевой камень, так сказать, земной Алькор, должен находиться там же, где Алькор небесный. Поскольку Алькор виден чуть правее центральной звезды Большой Медведицы, то и гранит с кладом должен находиться к востоку от аббатства, занимающего то же место. Это Жюмьеж, в прошлом самое славное и богатое аббатство Франции. Камень стоит там и только там, это математическая аксиома.

К юго-востоку от Жюмьежа, всего в четырех километрах, есть деревушка Мениль-су-Жюмьеж. Там сохранился замок Агнессы Сорель на берегу Сены. Согласно легенде, возлюбленная короля, то есть королева его любви, становилась на этот камень, чтобы лучше видеть, как плывет к ней королевская ладья. Вот вам и объяснение загадочной фразы насчет королевы, которая когда-то бежала к камню.

Подсев к Жозине, Рауль продолжал говорить со сдержанным волнением:

— Ах, как неосторожны были монахи, доверяя эту тайну такому понятному слову! Но они были поэтами, простодушными и мечтательными… Что за дивная идея — соединить земное с небесным! Великие созерцатели, великие астрономы, они черпали откровение в возвышенном. Ход светил управлял их земной жизнью, и светилам они завещали хранить свои сокровища. Кто знает, не было ли само расположение аббатств избрано с единственной целью — и на земле воспроизвести грандиозную фигуру Медведицы? Кто знает…

Поэтические излияния Рауля были вполне уместны, но он не успел довести их до конца. Зорко следя за Леонаром, он на время забыл о Жозефине Бальзамо. Неожиданным и точным движением графиня Калиостро нанесла ему удар кастетом по голове. Меньше всего Рауль ждал нападения с этой стороны.

Оглушенный, юноша согнулся на стуле, потом рухнул на колени, растянулся во весь рост на полу. Он пробормотал чуть слышно:

— В самом деле, теперь я ей не нужен.

Он успел еще сказать с ухмылкой парижского сорванца, унаследованной им от Теофраста Люпена:

— Какая стерва! Ни малейшего почтения к гению… Но пеняй на себя, Жозина: я возьму клад целиком…

И потерял сознание.