Онлайн чтение книги
Черная линия
La ligne noire
16
– Это из Малайзии.
Вьетнамец сиял улыбкой. Он просунул под перегородку из плексигласа конверт. Марк схватил его, кусая губы, чтобы не закричать. Смятый, испачканный конверт, явно вскрытый, а потом снова заклеенный, но именно его он и ждал: это было ответное письмо от Жака Реверди.
Когда под штампами и надписями, сделанными администрацией тюрьмы, он разглядел слова «Элизабет Бремен», написанные ровным наклонным почерком, он почувствовал, как его сердце застучало в другом ритме, словно провалилось в самую глубину грудной клетки. Он поспешно распрощался с Аленом и побежал домой.
Там он запер дверь, затянул шторы на окнах и устроился за письменным столом. Он зажег маленькую галогеновую лампу, надел хлопчатобумажные перчатки, которыми обычно пользуются при работе с фотографиями. Наконец, он вскрыл конверт резаком для бумаг, потом осторожно, словно имея дело с редким и хрупким насекомым, извлек из него письмо. Простой листок бумаги в клеточку, сложенный вчетверо.
Он расправил его на столе и с колотящимся сердцем начал читать.
Канара, 28 февраля 2003 г.
Дорогая Элизабет!
Пребывание в тюрьме – всегда испытание: разврат преступников, изматывающая тоска, унижения и, конечно, страдания, связанные с лишением свободы. Развлечения здесь редки. Именно поэтому я хочу поблагодарить вас за ваше столь воодушевленное, столь красноречивое письмо.
Я давно уже так не смеялся.
Цитирую вас: «благодаря своим познаниям в психологии, сумела уловить то, чего другие не только не почувствовали, но даже не заподозрили». И еще: «с помощью вопросов и комментариев, которые я вам тут же вышлю, я могла бы помочь вам лучше разобраться в самом себе».
Элизабет, вы понимаете, кому написали? Можете ли вы хоть на мгновение представить себе, что я нуждаюсь в ком-то, чтобы «лучше разобраться в самом себе»?
Но прежде всего, подумали ли вы о последствиях своего письма? Вы обращаетесь ко мне как к убийце, чьи преступления уже доказаны. Вы забываете об одной детали: я еще не осужден. Суд надо мной еще не состоялся, и мою вину, насколько я знаю, еще предстоит доказать.
Напоминаю вам, что все письма, поступающие в тюрьму, вскрывают, прочитывают и фотокопируют. Вы с таким апломбом, с такой уверенностью описываете мои «темные побуждения» и мою «психологию», словно располагаете сведениями, свидетельствующими о моей виновности. Таким образом, ваше письмецо представляет собой дополнительную улику против меня.
Но главное не в этом.
Главное – в вашей наглости. Вы обращаетесь ко мне так, словно само собой разумеется, что я собираюсь вам ответить. Можете проверить: я уже многие годы не соглашаюсь на интервью. Я не давал никому ни малейших объяснений. Откуда у вас такая уверенность? Почему вы вообразили, что я буду отвечать на вопросы студентки, которая якобы собирается анализировать мои поступки?
Что вы в действительности знаете обо мне? Каковы ваши источники? Газеты? Документальные фильмы? Книги, написанные другими? Как можно понять личность, идя подобным путем?
Что касается сравнения, проводимого вами между глубоководными погружениями и моими «побуждениями», знайте, что я сам, и только сам, выбираю свой абсолют, и другим людям это недоступно.
Элизабет, убедительно прошу вас: играйте в психолога с молодыми правонарушителями из Френ или Флери-Мерожи. Специальные организации помогут вам войти в контакт с заключенными вашего масштаба, достойными ваших маленьких «практических работ».
Я больше не желаю получать писем такого рода. Повторяю вам: пребывание в тюрьме – это испытание. Достаточно тягостное само по себе, чтобы еще получать оскорбления от какой-то претенциозной парижанки.
Элизабет, прощайте. Надеюсь в дальнейшем не читать ваших посланий.
Долгое время Марк сидел неподвижно. Он не сводил глаз с листка в клеточку. Теперь он напоминал ему кулак, который только что впечатался ему в нос. Сильно, как кувалда.
Он чувствовал себя совершенно оглушенным. В голове царило смятение. Сбивчивые, противоречивые мысли расползались в разные стороны.
Что означало это письмо? Он что, действительно проиграл? Это первый и последний ответ от Реверди? Или напротив, несмотря на все оскорбительные слова, надежда еще сохранялась?
Он прочел письмо еще раз. Потом еще много раз. Наконец он понял: снаряд достиг цели. Аккуратные, филигранные буквы посылали ему знак ободрения. Да, он ошибся в форме, но убийца не захлопнул перед ним дверь.
Что вы в действительности знаете обо мне? Каковы ваши источники? Газеты? Документальные фильмы? Книги, написанные другими? Как можно понять личность, идя подобным путем?
Марк попытался перевести: «Если вы хотите узнать правду, дойдите до самых истоков. Задайте мне правильные вопросы». Он, безусловно, грешил излишним оптимизмом, но не мог заставить себя думать, что Реверди потрудился написать Элизабет только для того, чтобы обидеть ее. К тому же между строк ныряльщик запускал и приманку:
… знайте, что я сам, и только сам, выбираю свой абсолют, и другим людям это недоступно.
Этот человек не говорил: «Я невиновен». Он говорил: «Вы не понимаете». Разве это не способ возбудить ее любопытство? Марк чувствовал, как по его коже пробегает дрожь. Он был абсолютно уверен, что Жак Реверди – не простой серийный убийца, не просто человек с «навязчивой идеей убийства», каким его описал Эрик Шрекер.
За всеми убийствами крылось нечто общее.
Какой-то поиск.
Улыбка. Да, в конце концов он добился успеха. Лобовая атака вызвала раздражение преступника, но при этом заставила его реагировать. И это письмо представляло собой приглашение покопаться поглубже, задать новые вопросы, не ограничиваться поверхностным наблюдением.
Не снимая перчаток, Марк взял пачку бумаги и ручку, выбранные им для Элизабет. Надо ответить немедленно. Пока свежи эмоции. Надо, чтобы Элизабет объяснила ему, что готова изменить свой метод, что готова просто выслушать, понять, позволить повести себя…
Но вначале – покаяться.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления