Онлайн чтение книги Лебединый стан
1920 г

Кремлю:

Над твоим черноголовым верхом

Вороны кружат…

―――

Ты уходишь день, не открыв Кремля.

Ты плывешь в колокольном звоне…

Из Двадцатого Года уходишь ты,

Вербное Воскресенье


Благовещенье — внук твой

— откроет реку…

— Из Двадцатого Года,

из Двадцатого Века…


(Алины стихи — Москва, весна 1920 г.)

«Я эту книгу поручаю ветру…»

Я эту книгу поручаю ветру

И встречным журавлям.

Давным-давно — перекричать разлуку —

Я голос сорвала.

Я эту книгу, как бутылку в волны,

Кидаю в вихрь войн.

Пусть странствует она — свечой под праздник —

Вот так: из длани в длань.

О ветер, ветер, верный мой свидетель,

До милых донеси,

Что еженощно я во сне свершаю

Путь — с Севера на Юг.

Февраль 1920

Москва

Блоку

Как слабый луч сквозь черный морок адов —

Так голос твой под рокот рвущихся снарядов. [9]Достоверно: под звуки взрывов с Ходынки и стекольный дождь, под к<отор>ым шли — он на эстраду, мы — в зал. Но, помимо этой достоверности — под рокот рвущихся снарядов Революции.

И вот, в громах, как некий серафим,

Оповещает голосом глухим

— Откуда-то из древних утр туманных —

Как нас любил, слепых и безымянных,

За синий плащ, за вероломства — грех…

И как — вернее всех — ту, глубже всех

В ночь канувшую — на дела лихие!

И как не разлюбил тебя, Россия!

И вдоль виска — потерянным перстом —

Все водит, водит… И еще о том,

Какие дни нас ждут, как Бог обманет,

Как станешь солнце звать — и как не встанет…

Так, узником с собой наедине,

(Или ребенок говорит во сне?)

Предстало нам — всей площади широкой! —

Святое сердце Александра Блока.

Апрель 1920

Ex — ci-devant[10]Выбывший из бывших (франц.). — Ред.

(отзвук Стаховича)

Хоть сто мозолей — трех веков не скроешь!

Рук не исправишь — топором рубя!

О, откровеннейшее из сокровищ:

Порода! — узнаю Тебя.

Как ни коптись над ржавой сковородкой —

Всё вкруг тебя твоих Версалей — тишь.

Нет, самою косой косовороткой

Ты шеи не укоротишь.

Над снежным валом иль над трубной сажей

Дугой согбен, всё ж — гордая спина!

Не окриком, — всё той же барской блажью

Тебе работа задана.

Выменивай по нищему Арбату

Дрянную сельдь на пачку папирос —

Всё равенство нарушит — нос горбатый:

Ты — горбонос, а он — курнос.

Но если вдруг, утомлено получкой,

Тебе дитя цветок протянет — в дань,

Ты так же поцелуешь эту ручку,

Как некогда — царицы длань.

Июль 1920

Петру

Вся жизнь твоя — в едином крике:

—  На дедов — за сынов!

Нет, Государь Распровеликий,

Распорядитель снов,

Не на своих сынов работал, —

Бесам на торжество! —

Царь-Плотник, не стирая пота

С обличья своего.

Не ты б — всё по сугробам санки

Тащил бы мужичок.

Не гнил бы там на полустанке

Последний твой внучок. [11]В Москве тогда думали, что царь расстрелян на каком-то уральском полустанке.

Не ладил бы, лба не подъемля,

Ребячьих кораблёв —

Вся Русь твоя святая в землю

Не шла бы без гробов.

Ты под котел кипящий этот —

Сам подложил углей!

Родоначальник — ты — Советов,

Ревнитель Ассамблей!

Родоначальник — ты — развалин,

Тобой — скиты горят!

Твоею же рукой провален

Твой баснословный град…

Соль высолил, измылил мыльце —

Ты , Государь-кустарь!

Державного однофамильца

Кровь на тебе, бунтарь!

Но нет! Конец твоим затеям!

У брата есть — сестра…

—  На Интернацьонал — за терем!

За Софью — на Петра!

Август 1920

«Есть в стане моем — офицерская прямость…»

Есть в стане моем — офицерская прямость,

Есть в ребрах моих — офицерская честь.

На всякую муку иду не упрямясь:

Терпенье солдатское есть!

Как будто когда-то прикладом и сталью

Мне выправили этот шаг.

Недаром, недаром черкесская талья

И тесный ремённый кушак.

А зорю заслышу — Отец ты мой родный! —

Хоть райские — штурмом — врата!

Как будто нарочно для сумки походной —

Раскинутых плеч широта.

Всё может — какой инвалид ошалелый

Над люлькой мне песенку спел…

И что-то от этого дня — уцелело:

Я слово беру — на прицел!

И так мое сердце над Рэ-сэ-фэ-сэром

Скрежещет — корми-не корми! —

Как будто сама я была офицером

В Октябрьские смертные дни.

Сентябрь 1920

«Об ушедших — отошедших…»

Об ушедших — отошедших —

В горний лагерь перешедших,

В белый стан тот журавлиный —

Голубиный — лебединый —

О тебе, моя высь,

Говорю, — отзовись!

О младых дубовых рощах,

В небо росших — и не взросших,

Об упавших и не вставших, —

В вечность перекочевавших, —

О тебе, наша Честь,

Воздыхаю — дай весть!

Каждый вечер, каждый вечер

Руки вам тяну навстречу.

Там, в просторах голубиных —

Сколько у меня любимых!

Я на красной Руси

Зажилась — вознеси!

Октябрь 1920

(Взятие Крыма)

И страшные мне снятся сны:

Телега красная,

За ней — согбенные — моей страны

Идут сыны.

Золотокудрого воздев

Ребенка — матери

Вопят. На паперти

На стяг

Пурпуровый маша рукой беспалой,

Вопит калека, тряпкой алой

Горит безногого костыль,

И красная — до неба — пыль.

Колеса ржавые скрипят.

Конь пляшет, взбешенный.

Все окна флагами кипят.

Одно — завешено.

Ноябрь 1920

«Буду выспрашивать воды широкого Дона…»

Буду выспрашивать воды широкого Дона,

Буду выспрашивать волны турецкого моря,

Смуглое солнце, что в каждом бою им светило,

Гулкие выси, где ворон, насытившись, дремлет.

Скажет мне Дон: — Не видал я таких загорелых!

Скажет мне море: — Всех слез моих плакать — не хватит!

Солнце в ладони уйдет, и прокаркает ворон:

Трижды сто лет живу — кости не видел белее!

Я журавлем полечу по казачьим станицам:

Плачут! — дорожную пыль допрошу: провожает!

Машет ковыль-трава вслед, распушила султаны.

Красен, ох, красен кизиль на горбу Перекопа!

Всех допрошу: тех, кто с миром в ту лютую пору

В люльке мотались

Череп в камнях — и тому не уйти от допросу:

Белый поход, ты нашел своего летописца.

Ноябрь 1920

«Ox, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!..»

Ox, грибок ты мой, грибочек, белый груздь!

То шатаясь причитает в поле — Русь.

Помогите — на ногах нетверда!

Затуманила меня кровь-руда!

И справа и слева

Кровавые зевы,

И каждая рана:

— Мама!

И только и это

И внятно мне, пьяной,

Из чрева — и в чрево:

— Мама!

Все рядком лежат —

Не развесть межой.

Поглядеть: солдат.

Где свой, где чужой?

Белый был — красным стал:

Кровь обагрила.

Красным был — белый стал:

Смерть побелила.

— Кто ты? — белый? — не пойму! — привстань!

Аль у красных пропадал? — Ря — азань.

И справа и слева

И сзади и прямо

И красный и белый:

— Мама!

Без воли — без гнева —

Протяжно — упрямо —

До самого неба:

— Мама!

Декабрь 1920

Плач Ярославны

Вопль стародавний,

Плач Ярославны —

Слышите?

С башенной вышечки

Неперерывный

Вопль — неизбывный:

— Игорь мой! Князь

Игорь мой! Князь

Игорь!

Ворон, не сглазь

Глаз моих — пусть

Плачут!

Солнце, мечи

Стрелы в них — пусть

Слепнут!

Кончена Русь!

Игорь мой! Русь!

Игорь!

Лжет летописец, что Игорь опять в дом свой

Солнцем взошел — обманул нас Баян льстивый.

Знаешь конец? Там, где Дон и Донец — плещут,

Пал меж знамен Игорь на сон — вечный.

Белое тело его — ворон клевал.

Белое дело его — ветер сказал.

Подымайся, ветер, по оврагам,

Подымайся, ветер, по равнинам,

Торопись, ветрило-вихрь-бродяга,

Над тем Доном, белым Доном лебединым!

Долетай до городской до стенки,

С коей по миру несется плач надгробный.

Не гляди, что подгибаются коленки,

Что тускнеет ее лик солнцеподобный…

— Ветер, ветер!

— Княгиня, весть!

Князь твой мертвый лежит —

За честь!

Вопль стародавний,

Плач Ярославны —

Слышите?

Вопль ее — ярый,

Плач ее, плач —

Плавный:

— Кто мне заздравную чару

Из рук — выбил?

Старой не быть мне,

Под камешком гнить,

Игорь!

Дёрном-глиной заткните рот

Алый мой — нонче ж.

Кончен

Белый поход.

23 декабря 1920

«С Новым Годом, Лебединый стан!..»

С Новым Годом, Лебединый стан!

Славные обломки!

С Новым Годом — по чужим местам

Воины с котомкой!

С пеной у рта пляшет, не догнав,

Красная погоня!

С Новым Годом — битая — в бегах

Родина с ладонью!

Приклонись к земле — и вся земля

Песнию заздравной.

Это, Игорь, — Русь через моря

Плачет Ярославной.

Томным стоном утомляет грусть:

— Брат мой! — Князь мой! — Сын мой!

— С Новым Годом, молодая Русь

За морем за синим!

31 русск<ого> декабря 1920

Москва


Читать далее

Марина Цветаева. •. ЛЕБЕДИНЫЙ СТАН. (1917–1920)
«На кортике своем: Марина…» 09.04.13
«Над церковкой — голубые облака…» 09.04.13
Царю — на Пасху 09.04.13
«За Отрока — за Голубя — за Сына…» 09.04.13
«Чуть светает…» 09.04.13
«Из строгого, стройного храма…» 09.04.13
«И кто-то, упав на карту…» 09.04.13
«Голубые, как небо, воды…» 09.04.13
Юнкерам, убитым в Нижнем 09.04.13
«Ночь. — Норд-Ост. — Рев солдат. — Рев волн…» 09.04.13
«Плохо сильным и богатым…» 09.04.13
Корнилов 09.04.13
Москве 09.04.13
«Кровных коней запрягайте в дровни…» 09.04.13
Дон 09.04.13
«Идет по луговинам лития…» 09.04.13
«Трудно и чудно — верность до гроба…» 09.04.13
«…О, самозванцев жалкие усилья!..» 09.04.13
Андрей Шенье 09.04.13
«Коли в землю солдаты всадили — штык…» 09.04.13
«Это просто, как кровь и пот…» 09.04.13
«Орел и архангел! Господень гром!..» 09.04.13
«Московский герб: герой пронзает гада…» 09.04.13
«Бог — прав…» 09.04.13
«Семь мечей пронзали сердце…» 09.04.13
«Мракобесие. — Смерч. — Содом…» 09.04.13
«Белизна — угроза Черноте…» 09.04.13
«— Где лебеди? — А лебеди ушли…» 09.04.13
«Белогвардейцы! Гордиев узел…» 09.04.13
«Надобно смело признаться. Лира!..» 09.04.13
«Если душа родилась крылатой…» 09.04.13
«Под рокот гражданских бурь…» 09.04.13
«Колыбель, овеянная красным!..» 09.04.13
«Ты дал нам мужества…» 09.04.13
«Поступью сановнически-гордой…» 09.04.13
«Над черною пучиной водною…» 09.04.13
«Бури-вьюги, вихри-ветры вас взлелеяли…» 09.04.13
«Царь и Бог! Простите малым…» 09.04.13
Памяти А. А. Стаховича 09.04.13
Але 09.04.13
С<ергею> Э<фрону> 09.04.13
«Дорожкою простонародною…» 09.04.13
Бальмонту 09.04.13
1920 г 09.04.13
Комментарии 09.04.13

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть