Я просыпаюсь и не сразу соображаю, где я. Что-то нарушило мой сон. Кажется, я вернулась домой, я в маминой студии. Мне даже чудится запах уайт-спирита.
После папиного звонка я много думала о доме, особенно о маме. Вчера днем, в бутике, я поймала себя на том, что переношусь мыслями к новогодней вечеринке у миссис Киссинджер, на которую она пригласила нашу семью. Тогда мне было лет двенадцать. Папа прозвал ее Леди Поцелуйчик, потому что она возомнила себя светской леди и любила посылать всем ужасные воздушные поцелуи со звуковым сопровождением. Помню еще, что она была похожа на мопса. В гостиной, освещенной хрустальной люстрой, гостей угощали перепелиными яйцами и блинами с копченым лососем. И вдруг Беллс подняла свою бархатную юбочку и пописала прямо на ковер. Дело в том, что если мы не напоминали ей о том, что надо пойти в туалет, она забывала, что это нельзя делать на пол. Леди Поцелуйчик помчалась к нам с воплями, что это ее любимый ковер с охотничьими сценами. Теперь на свирепом всаднике, который замахивался копьем, появилось мокрое пятно. Остальные гости не смотрели в нашу сторону и делали вид, что увлечены беседой. Я еще никогда не видела столько спин, повернутых к нам. Папа потом радовался, что Леди Поцелуйчик больше нас не приглашала в свой дом.
Сэм все еще крепко спит. Вероятно, он лег часа в четыре утра. Я сую ноги в полосатые шлепанцы и накидываю шелковый халат. Заглядываю в комнату Беллс, но не нахожу ее там. Наверное, она внизу. Я обнаруживаю ее возле кухонного стола, тыкающую пальцем в скульптуру из молочных бутылок. На ней мешковатые серые спортивные штаны и красная оксфордская майка.
– Осторожнее, Беллс.
– Что это?
– Тебе нравится?
– Не-е.
Я скрываю улыбку.
– Не говори это Сэму. Это его любимое произведение искусства.
– Не нравится Сэм. – Она отдергивает руку от скульптуры, словно дотронулась до чего-то грязного. – Он часто говорит слово на букву «Б». Нам не разрешают говорить это слово.
– Ты мало знаешь Сэма, – твердо заявляю я. – Нельзя судить так быстро. Будь с ним вежливой, о’кей?
– Не нравится Сэм, – повторяет она.
– Беллс, это дом Сэма. Он великодушно разрешил тебе сюда приехать. Тебе надо узнать его ближе. Ты хочешь позавтракать?
– В Уэльсе мы едим мюсли на завтрак. Сами себе делаем.
– Нам нужно кое-что купить в «Сэйнсбери». Ты хочешь пойти со мной?
Когда мы входим в «Сэйнсбери», я вижу нас на экране видеонаблюдения. Беллс теперь в своей розовой блузке с рюшами, джинсовых штанах «дангери», лиловых башмачках «пикси» и круглой шляпке с вышитой эмблемой. Я в облегающей оранжевой юбке, бледно-желтом топе и оранжевых сандалиях, украшенных бисером. Сэм сказал, что я похожа на мандарин.
Я вдыхаю восхитительный запах свежего хлеба и понимаю, что хочу есть.
– Привет, как дела? – спрашивает Беллс у пожилой леди, едущей на голубом скутере с черной корзинкой на рулевой колонке. – Сколько вам лет? – Она во все глаза смотрит на скутер, у которого сзади наподобие номера прикреплена табличка «Блубёрд-2».
– Простите, – говорит леди, не глядя на нас, и берет с лотка авокадо.
Беллс возвращается ко мне с двумя лимонами.
– На твоем месте я бы не стала здороваться со всеми подряд, – спокойно замечаю я, когда мы идем дальше. – А еще ты удивишься, но многие люди не любят говорить о своем возрасте.
Беллс берет пакеты с сушеными фруктами – черносливом, курагой, изюмом, инжиром – и овсяные хлопья для мюсли.
– Мы можем купить диетическую кока-колу, – говорю я, когда приходим в отдел напитков.
– Удачи вам, – раздается мужской голос. Я поворачиваю голову и вижу бородатого старика, толкающего тележку, полную апельсинов. Он хлопает по плечу другого мужчину, который размышляет, какой же томатный кетчуп ему купить.
– Удачи вам, – снова говорит он, подмигивая. На нем надет вязаный свитер с утками и черные перчатки без пальцев. Когда он говорит, его глаза подергиваются; на мгновение он задерживает взгляд на нас с Беллс. Я поскорее опускаю глаза, надеясь, что этот человек не станет тыкать в нас пальцем.
– Сумасшедший дядя, – говорит Беллс. – Бедный.
– Тс-с-с, не смотри на него. – Я быстро толкаю нашу тележку. Беллс наполнила ее органическими продуктами. Единственным неорганическим продуктом оказалась банка с гороховым пюре. Беллс говорит, что это единственные консервы, которые ей нравятся. Она положила в тележку продукты, которые я никогда не использовала. Ей понадобились сушеные белые грибы, кокосовое молоко, перец чили, кориандр, лавровый лист, фаршированные оливки, кунжутное масло, свежий имбирь.
– Что мы будем делать со всеми этими травами и прочим? – спрашиваю я, переживая, что счет за покупки получится огромный. – Ты ведь часто готовишь у себя дома, верно? Я готова поклясться, что им это нравится.
– Да, они зовут меня «королевой кухни».
Я вздыхаю с облегчением, когда мы наконец подходим к кассе. Очередь длинная, мы встаем за высоким мужчиной с всклокоченными русыми волосами. В его тележке среди прочих покупок упаковка блинчиков, мед, небольшая лазанья, маленькие пачки мороженого и бутылка красного вина. Обычно такой набор лежал и в моей тележке.
Беллс стучит по его руке.
– Хелло.
Я опускаю глаза и сосредоточенно смотрю себе под ноги.
Он оборачивается.
– Привет.
Услышав его ответ, я бросаю на него быстрый взгляд. Очки, белая майка и темные джинсы.
– Извините, – произношу я со вздохом.
– Хелло. – Беллс снова стучит его по плечу, потом протягивает ему руку.
– Беллс!.. Извините, – говорю я, морщась от неловкости. Он с болезненной улыбкой трет свое плечо и протягивает Беллс руку.
– Тебе нравится Бекхэм?
Он явно сомневается, правильно ли расслышал ее слова, и я киваю. Если вы представите, как можно говорить, не касаясь языком нёба, то поймете, как звучат слова Беллс. Мне-то легко, потому что я слышала ее речь с детства.
– Да, я считаю, что Бекхэм крутой, и Пош Спайс тоже так считает. Я вижу, ты его любишь. – Он кивает на футбольные значки на ее штанах.
– У тебя есть дети? – продолжает она. Ох, пожалуйста, замолчи.
– Правда? – Он рассеянно улыбается.
– У тебя есть дети? – спрашивает она уже нетерпеливо.
Он пристально смотрит на нее, пытаясь понять, что она сказала.
– Нет, у меня нет детей, – отвечает он, и я снова киваю, словно подтверждая – молодец, правильно понял. – Ну, надеюсь, что нет, – добавляет он с лукавой улыбкой.
– Сколько лет?
– Беллс! – в отчаянии восклицаю я. Мне хочется замотать ее лицо шарфом и обязательно заткнуть им ее рот.
– Ничего, все о’кей, – говорит мужчина, складывая продукты в сумки. – Двадцать девять.
– Это моя сестра Кэти, – объявляет Беллс, побарабанив мне по плечу. – Я приехала в Лондон.
Он отвечает ей, что в Лондоне много интересного. Пока он говорит, я невольно думаю, что если бы он причесал волосы, снял очки и чуточку набрал вес, то был бы вполне привлекательным.
– Вы хотите кэшбэк? – спрашивает его кассирша.
– Нет, благодарю.
– Карта «Нектар» у вас есть?
Он роется в кармане и вытаскивает несколько карт. Отдав нужную девушке, он оглядывается и снова смотрит на меня. Странно, но мне кажется, будто мы с ним уже где-то встречались.
– Пока, – прощается он.
– Да, пока, – отвечаю я, все еще пытаясь соединить его лицо с каким-то именем.
– Пока-пока, – добавляет Беллс.
Мужчина снова оборачивается к нам.
– Кстати, мне на самом деле тридцать четыре! Просто мне трудно смириться с моим возрастом. – Я смеюсь, наблюдая как он уходит.
Беллс спрашивает и у кассирши, сколько ей лет. Пожалуй, это уместнее, чем интересоваться, сколько она весит, думаю я в отчаянии.
– Простите, что? – переспрашивает девушка.
Прежде чем Беллс успевает повторить вопрос, я снова приказываю ей не задавать вопросы незнакомым людям, особенно про их возраст.
– Лучше мы оплатим наши покупки и пойдем. Простите, – извиняюсь я перед кассиршей.
– Все нормально, – говорит она.
Я раздраженно толкаю тележку к выходу, резко прерывая Беллс, когда она нацеливается на кого-нибудь:
– Нет, не говори ничего!
– Нет!
– Даже не думай об этом!
– В машину!
Наконец я вставляю ключ в замок зажигания и с облегчением перевожу дух.
Уф! Мы выбрались из «Сэйнсбери» целыми, никто нас не прогнал и не побил длинным черствым багетом.
– Это только первый день. Я справляюсь, я справляюсь, – бормочу я себе под нос.
С божьей помощью я продержусь эти две недели. В ближайшие четырнадцать дней мне придется забыть о своей независимости, верно?
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления