Онлайн чтение книги Библиотека душ. Нет выхода из дома странных детей Library of Souls. Miss Peregrine's Peculiar Children
Глава первая

Чудовище стояло так близко, что с легкостью могло дотянуться до нас языком. Оно не сводило с нас глаз, а в его ссохшемся мозгу роились фантазии на тему убийства. Даже окружающий его воздух был наэлектризован жаждой нашей смерти. Пустóты рождаются с жаждой поглощать души странных существ, и мы стояли перед ней наподобие буфета, прижавшись спинами к искореженной телефонной будке. Эддисон, которого можно было заглотить в один присест, смело стоял у моих ног с грозно поднятым хвостом. Эмма оперлась о мою руку в поисках поддержки. Она еще не оправилась от удара и не смогла бы зажечь огонек ярче спички. Станция подземки напоминала ночной клуб после бомбежки. Из лопнувших труб с визгом вылетал пар, образуя дрожащие призрачные завесы. С потолка свисали расколотые мониторы. Казалось, какой-то великан свернул им шеи. Все вокруг, включая пути, было усеяно разбитым стеклом, сверкающим в истерических вспышках красных аварийных фонарей подобно гигантскому диско-шару. Бежать нам было некуда – с одной стороны стена, с другой море битого стекла. А всего в двух шагах перед нами существо, единственный инстинкт которого требовал разорвать нас на части. И все же оно не двигалось с места и даже не пыталось сократить расстояние. Пустóта покачивалась на пятках, подобно пьянице или сомнамбуле. Казалось, она вросла в пол. Ее голова с маской смерти поникла, а ворох языков напоминал гнездо усыпленных мной змей.

Я. Это сделал я, Джейкоб Портман из Флоридской глубинки. В настоящий момент этот ужас – воплощение ночных кошмаров и мрака – убивать нас не собирался, потому что я попросил его этого не делать. Я бесцеремонно приказал ему снять свой язык с моей шеи. Пошел, – сказал я. Вон, – сказал я. Я не знал, что человеческий рот способен воспроизводить звуки языка, на котором я это произнес. И – о чудо! – это подействовало. В его глазах пылала ярость, но тело повиновалось моему приказу. Каким-то образом я укротил это чудовище – наложил на него заклятие. Но спящие существа просыпаются, а действия заклятий заканчиваются. Особенно если эти заклятия наложены случайно. Я чувствовал, как звереет пустóта под обмякшей телесной оболочкой.

Эддисон ткнулся носом в мою ногу.

– Сейчас сюда явятся другие твари. Это чудище нас отсюда выпустит?

– Поговори с ним еще, – дрожащим и срывающимся голосом попросила Эмма. – Прикажи ей проваливать.

Я попытался подобрать нужные слова, но они от меня ускользали.

– Я не знаю как.

– Минуту назад знал, – напомнил Эддисон. – Мне показалось, что в тебя вселился демон.

Минуту назад эти слова просто сами слетели у меня с языка, прежде чем я успел хоть что-то понять. Теперь, когда я пытался их повторить, это напоминало ловлю рыбы голыми руками. Они ускользали, едва я успевал их коснуться.

Убирайся! – закричал я.

Это прозвучало по-английски. Пустóта не шелохнулась. Я напрягся, впился взглядом в ее чернильные глаза и предпринял еще одну попытку.

Убирайся отсюда! Оставь нас в покое!

Снова английский. Пустóта наклонила голову, как озадаченный пес, но в остальном осталась неподвижна, как статуя.

– Она ушла? – спросил Эддисон.

Кроме меня, ее по-прежнему никто не видел.

– Она все еще тут, – ответил я. – Я не знаю, что с этим делать.

Я чувствовал себя ужасно глупым и беспомощным. Неужели мой дар так быстро исчез?

– Ничего страшного, – вмешалась Эмма. – В любом случае, бесполезно что-то объяснять пустóте.

Выбросив вперед руку, она попыталась зажечь пламя, но оно тут же зашипело и погасло. Это ее, похоже, окончательно обессилило. Я крепче обнял ее за талию, опасаясь, что она упадет.

– Побереги силы, спичка, – посоветовал ей Эддисон. – Я уверен, что они нам еще пригодятся.

– Если это потребуется, я буду драться с ней голыми руками, – заявила Эмма. – Самое важное сейчас – пока не поздно, найти остальных.

Остальные. Мне казалось, я до сих пор вижу, как они исчезают в глубине тоннеля. Одежда Горация была в полном беспорядке. Бронвин при всей ее силе нечего было противопоставить пистолетам тварей. Енох был совершенно оглушен взрывом. Хью воспользовался хаосом, чтобы сдернуть с Оливии ее тяжелые туфли и увлечь за собой, едва успев поймать улетающую девочку за пятку. И все они исчезли после того, как их, плачущих и испуганных, вооруженные твари затолкали в поезд. Наши друзья исчезли вместе с имбриной, спасая которую мы чуть не погибли. И сейчас поезд уносил их сквозь недра Лондона к судьбе, горшей, чем смерть. Уже слишком поздно, – подумал я. Стало поздно в тот момент, когда солдаты Каула штурмом взяли ледяное убежище мисс Королек. Стало поздно в тот вечер, когда мы приняли злобного братца мисс Сапсан за нашу обожаемую имбрину. Но я поклялся себе, что мы найдем наших друзей и нашу имбрину, чего бы нам это ни стоило, даже если мы обнаружим лишь их тела, даже если для этого понадобится поплатиться и собственной жизнью.

Итак, размышлял я: где-то в этой мерцающей темноте имеется выход на улицу. Дверь, лестница, эскалатор, все это было где-то у дальней стены. Но как туда попасть?

Убирайся к чертовой матери с моей дороги! – заорал я, предпринимая еще одну отчаянную попытку.

Естественно, снова английский. Пустóта замычала, как корова, но не двинулась с места. Все было тщетно. Слова исчезли.

– План Б, – сообщил я друзьям. – Поскольку она меня не слушает, придется ее обойти. Будем надеяться, что она так и будет стоять, где стоит.

– Как именно мы будем ее обходить? – спросила Эмма.

Чтобы пройти как можно дальше от пустóты, было необходимо пробраться сквозь горы битого стекла, изрезавшего бы обнаженные ноги Эммы и лапы Эддисона. Я задумался над этой проблемой. Я мог бы взять на руки собаку, но все равно оставалась Эмма. Я мог выбрать осколок стекла побольше и вонзить его в глаза чудовищу. Однажды этот прием меня уже спас. Но если бы мне не удалось убить его первым же ударом, оно наверняка тут же очнулось бы, и тогда погибли бы мы. Единственное, что оставалось, – это пройти по узкому свободному от стекол проходу между пустóтой и стеной. Но он был действительно очень узким – не более полутора футов в ширину. Даже прижавшись к мрамору спинами, нам с трудом удалось бы протиснуться в эту щель. Я опасался, что такая близость к пустóте или, того хуже, случайное ее касание способно нарушить хрупкое оцепенение, удерживающее ее от нападения. Но кроме этой последней возможности нам оставалось разве что отрастить крылья и перелететь через голову чудовища.

– Ты сможешь идти? – спросил я у Эммы. – Или хотя бы переставлять ноги?

Она выпрямилась, опустив руку, которой обнимала меня за талию.

– Думаю, что смогу.

– В таком случае вот как мы поступим – нам придется мимо нее проскользнуть. Места мало, но если прижмемся спинами к стене и будем осторожны…

Эддисон тут же меня понял и вжался в телефонную будку.

– Ты думаешь, стоит к ней приближаться?

– Нет, не думаю.

– Что, если она очнется, когда мы будем…

– Не очнется, – заявил я с уверенностью, которой не испытывал. – Просто не делайте резких движений и… что бы ни происходило… не прикасайтесь к ней.

– Теперь ты наши глаза, – вздохнул Эддисон. – Да поможет нам Птица.

Подняв с пола длинный и тонкий осколок стекла, я сунул его в карман. Сделав два шага к стене, мы прижались к холодным мраморным плитам и начали двигаться в сторону пустóты. По мере нашего приближения ее глаза поворачивались и она по-прежнему пристально следила за мной. Всего несколько осторожных шагов в сторону, и нас окутала волна источаемого пустóтой смрада, настолько зловонного, что у меня даже слезы на глаза навернулись. Эддисон закашлялся, а Эмма прижала к носу ладонь.

– Еще совсем чуть-чуть, – срывающимся от отчаянного напряжения и деланного спокойствия голосом произнес я.

Я вынул из кармана осколок стекла и сжал его в кулаке, держа острым концом вперед. Я сделал шаг, затем еще один. Теперь мы были так близко, что, протянув руку, я смог бы прикоснуться к чудовищу. Я слышал, как бьется его сердце. С каждым нашим шагом этот стук учащался и становился все громче.

Не двигайся, – по-английски прошипел я. – Ты моя. Я тебя контролирую. Не двигайся.

Я втянул живот и прижался всеми позвонками к стене, боком вползая в тесный проход между стеной и пустóтой.

Не двигайся, не двигайся.

Скользя спиной по стене, я медленно переступал. Я затаил дыхание, в то время как влажное и сиплое дыхание пустóты участилось и из ее ноздрей заклубился зловонный черный пар. Ее явно раздирало невыносимое желание нас поглотить. В свою очередь я с трудом удерживался от того, чтобы не броситься бежать. Я запретил себе и думать об этом как о поведении жертвы, но никак не хозяина положения.

Не двигайся. Не двигайся.

Еще несколько шагов, несколько футов, и мы бы ее миновали. Ее плечо было в миллиметре от моей груди.

Не…

И тут она пришла в движение. Одним стремительным рывком пустóта повернула голову и все тело и оказалась прямо передо мной.

Я застыл.

– Не двигайтесь, – произнес я на этот раз вслух, обращаясь к друзьям. Эддисон спрятал морду в лапы, а Эмма замерла, ледяными пальцами как клещами сжав мое запястье. Я приготовился к неизбежному – к ее языкам, ее зубам, к концу.

Назад, назад, назад.

Английский, английский, английский.

Шли секунды, и, к моему изумлению, мы оставались в живых. Не считая мерно поднимающейся и опускающейся грудной клетки, существо не шевелилось, похоже, снова окаменело.

Я попытался миллиметр за миллиметром скользить вдоль стены. Пустóта провожала меня взглядом, подобно стрелке компаса слегка поворачивая голову в моем направлении. Казалось, ее тело соединено с моим какой-то невидимой нитью. Но оно не двинулось вслед за нами, не распахнуло свои челюсти. Исчезни заклятие, которое я каким-то образом на нее наложил, и в следующую секунду мы все были бы мертвы.

Пустóта лишь наблюдала за мной. Ожидая распоряжений, которые я не умел отдавать.

– Ложная тревога, – прошептал я, и Эмма с облегчением шумно выдохнула.

Мы миновали проход, отклеились от стены и зашагали прочь настолько быстро, насколько могла идти прихрамывающая Эмма. Немного отойдя от пустóты, я оглянулся и увидел, что она уже полностью развернулась и стоит лицом ко мне.

Стой на месте, – по-английски пробормотал я. – Молодец.

* * *

Пройдя сквозь стену пара, мы увидели бездействующий из-за отключившегося электропитания эскалатор. Его окружало слабое свечение – из мира сверху проникал манящий дневной свет. Мир живых, современный мир. Мир, в котором у меня были родители. Они оба находились здесь, в Лондоне, они дышали этим воздухом. Всего в шаге отсюда.

Эй, привет!

Немыслимо. Но гораздо труднее было представить себе, что и пяти минут не прошло еще с тех пор, как я все рассказал отцу. Во всяком случае, самое главное: Я такой же, как дедушка Портман. Я странный. Они все равно никогда не поймут, но, по крайней мере, теперь они знают, и мое отсутствие уже не будет восприниматься как предательство. У меня в ушах все еще звучал голос отца, который умолял меня вернуться домой, и по мере того, как мы медленно приближались к свету, меня внезапно охватило постыдное желание стряхнуть руку Эммы и броситься бежать. Я хотел вырваться из этой удушающей тьмы, разыскать родителей, вымолить у них прощение, а затем забраться в роскошную кровать их гостиничного номера и уснуть.

И это было самым невообразимым. Я ни за что не смог бы так поступить. Я любил Эмму, и я ей об этом сказал, и я ни за что бы ее не оставил. И не потому что я был очень благородным, смелым или великодушным. Я не являюсь носителем этих качеств. Отнюдь. Но я боялся того, что, если я ее оставлю, моя душа разорвется на части.

Да и остальных тоже. Остальных. Наших несчастных обреченных друзей. Мы должны были их найти. Но как? Поезд, на котором они скрылись в тоннеле, был последним. И ясно, что после взрыва и сотрясших станцию выстрелов метро работать больше не будет. Оставались лишь две возможности – одна ужаснее другой: спуститься в тоннель и пойти за ними пешком, надеясь, что там не будет пустот, либо взобраться по эскалатору и столкнуться с тем, что ожидает нас на поверхности (скорее всего, с ликвидационной командой тварей), и, уже оценив обстановку, решить, что предпринять.

Я знал, какой вариант лично для меня предпочтительнее. Я был сыт по горло мраком, и уж точно с меня было довольно пустот.

– Давайте подниматься, – произнес я, увлекая Эмму к замершему эскалатору. – Надо найти безопасное место, где ты сможешь восстановить силы, пока мы будем строить дальнейшие планы.

– Ни в коем случае! – воскликнула она. – Мое состояние не имеет значения! Мы просто не можем бросить остальных!

– Мы их не бросаем. Но необходимо быть реалистами. Мы ранены и беззащитны, а остальные уже очень далеко. Скорее всего, они уже вышли из метро и их ведут в какое-то другое место. Как мы вообще сможем их найти?

– Так же, как я нашел вас, – вмешался Эддисон. – С помощью нюха. У странных людей совершенно особенный запах, знаете ли. Но его могут уловить только такие собаки, как я. А уж как благоухает ваша компания! Думаю, это из-за страха. К тому же вы давно не мылись…

– Значит, мы идем за ними! – заявила Эмма.

С неизвестно откуда взявшимися силами она потащила меня к путям. Я сопротивлялся, держа ее за руку.

– Нет, нет… Поезда уже наверняка не ходят, а если мы пойдем за ними пешком…

– Опасно это или нет, я их не оставлю.

– Эмма, это не просто бессмысленно, это опасно. Они уже уехали.

Она вырвала руку и захромала к путям. Споткнулась, с трудом удержавшись на ногах. Ну, скажи же что-нибудь, – одними губами попросил я Эддисона. Догнав ее, он остановился прямо перед ней.

– Боюсь, что он прав. Если мы пойдем пешком, запах наших друзей рассеется задолго до того, как нам удастся их найти. Даже мои выдающиеся способности имеют свои границы.

Эмма посмотрела на тоннель, затем перевела взгляд на меня. Выражение ее лица было мученическим. Я протянул ей руку.

– Прошу тебя, пойдем. Это не означает, что мы сдаемся.

– Ладно, – угрюмо пробормотала она. – Ладно.

Но не успели мы и шага сделать обратно к эскалатору, как из темноты тоннеля раздалось:

– Я тут!

Голос был тихим и знакомым, с отчетливым русским акцентом. Это был складывающийся человек. Всмотревшись в темноту, я сумел разглядеть лежащее в стороне от рельсов тело. Одна рука была поднята. Во время стычки его подстрелили, и я был уверен, что твари затолкали его в поезд вместе с остальными. Но вот он лежит внизу и машет нам рукой.

– Сергей! – воскликнула Эмма.

– Ты его знаешь? – подозрительно спросил Эддисон.

– Он был одним из странных беженцев мисс Королек, – пояснил я.

Сверху донесся быстро нарастающий вой сирен. К нам приближались проблемы – возможно, закамуфлированные под помощь. Мне стало ясно, что еще немного и мы не сможем ускользнуть отсюда незамеченными. Но не могли же мы его там оставить.

Эддисон бросился к Сергею, огибая самые большие груды стекол. Эмма позволила мне взять ее под руку, и мы медленно побрели за Эддисоном. Странный лежал на боку, полузасыпанный осколками и перепачканный кровью. Похоже, ранение было серьезным. Его очки в проволочной оправе треснули, и он их беспрестанно поправлял, пытаясь получше меня рассмотреть.

– Это чудо, чудо, – еле слышно прохрипел он. – Я слышал, как ты говорить на языке чудовищ. Это настоящее чудо.

– Никакое это не чудо, – ответил я, опускаясь возле него на колени. – Я уже утратил эту способность. Ее больше нет.

– Если дар внутри, это навсегда.

Со стороны эскалатора до нас донеслись шаги и голоса. Я отгреб стекло в сторону, чтобы поднять складывающегося человека на руки.

– Мы заберем тебя с собой, – сказал я ему.

– Оставьте меня, – прохрипел он. – Меня очень скоро не станет…

Не обращая внимания на его возражения, я подсунул руки под его тело и встал. Он был длинным, как жердь, но легким, как перышко, и я держал его на руках, как большого младенца. Его тощие ноги свисали с моего локтя, а голова безвольно опустилась мне на плечо.

Двое неизвестных с грохотом сбежали по эскалатору и остановились у его подножия, в круге бледного дневного света, всматриваясь в темноту. Эмма указала на пол, и мы осторожно присели, надеясь, что нас не заметят. В конце концов, это могли быть обычные пассажиры, рассчитывающие сесть в поезд. Но тут я услышал писк рации, а затем в их руках вспыхнули фонари, лучи которых ярко осветили их светоотражающие куртки.

Возможно, это были спасатели, но с таким же успехом это могли быть твари под видом спасателей. Этого я определить не мог, пока они совершенно синхронно не содрали со своих лиц панорамные солнцезащитные очки.

Все ясно.

Только что наши шансы на спасение сократились ровно наполовину. Оставались лишь пути и тоннели. Нам ни за что не удалось бы от них убежать, но у нас еще была возможность скрыться. И похоже, что среди хаоса разрушенной станции мы остались незамеченными. Лучи фонарей обшаривали пол. Мы с Эммой попятились к путям. Если бы нам удалось скользнуть в тоннель… Но Эддисон, черт бы его побрал, не шелохнулся.

– Пошли, – зашипел я.

– Они из скорой помощи, а этому человеку нужна помощь, – ответил он.

Это прозвучало слишком громко, и лучи тут же метнулись в нашу сторону.

– Всем оставаться на месте! – взревел один из мужчин, выхватывая из кобуры пистолет, в то время как второй схватился за рацию.

И тут одно за другим стремительно произошло два совершенно неожиданных события. Первым было то, что, когда я уже собирался бросить складывающегося человека на рельсы и вместе с Эммой прыгнуть вслед за ним, из тоннеля раздался оглушительный рев и возник, стремительно приближаясь, ослепительный луч прожектора. На станцию ворвался поток затхлого воздуха, вытесняемого, разумеется, поездом, который продолжал движение, несмотря на взрыв. Второе событие ознаменовалось мучительной болью у меня в животе. Пустóта каким-то образом разморозилась и теперь прыжками неслась на нас. Уже через мгновение после того, как я ее ощутил, я увидел и ее саму. Она бежала сквозь клубы пара, широко раскрыв черные губы, отчего ее языки извивались, со свистом рассекая воздух.

Мы очутились в ловушке. Если бы мы бросились бежать к лестнице, нас бы подстрелили и искалечили. Прыгни мы на рельсы, нас бы снес поезд. И мы не могли укрыться в поезде, потому что оставалось еще десять секунд до его остановки и двенадцать до открытия дверей, после чего прошло бы еще десять секунд, прежде чем они закрылись бы снова. Но задолго до этого мы бы уже погибли так или иначе. И я сделал то, что часто делаю, когда у меня заканчиваются идеи, – посмотрел на Эмму. По отчаянию, написанному на ее лице, я понял, что она осознает всю безнадежность ситуации.

Но ее упрямо выдвинутый подбородок говорил о том, что она все равно собирается что-то предпринять. Только когда она, пошатываясь и вытянув перед собой руки, шагнула вперед, я вспомнил, что она не видит пустóту. Я хотел ее предупредить, дотянуться до нее и остановить, но язык мне не повиновался, и я не мог схватить ее, не уронив вначале складывающегося человека. Но тут рядом с ней оказался Эддисон. Он лаял на тварь, а Эмма тщетно пыталась возжечь пламя. Между ее ладонями вспыхивали и гасли искры, как будто она щелкала разрядившейся зажигалкой.

Тварь расхохоталась, взвела курок пистолета и прицелилась в Эмму. Пустóта мчалась на меня, подвывая в унисон с визгом тормозящего позади меня поезда. Именно в этот момент я понял, что все кончено и я уже ничего не могу предпринять для того, чтобы это предотвратить. Одновременно что-то внутри меня расслабилось и боль, которую я всегда ощущал в непосредственной близости от пустóты, тоже исчезла. Эта боль напоминала протяжный высокочастотный вой, и как только она стихла, я обнаружил, что она скрывала собой какой-то другой звук, какое-то невнятное бормотание на самой границе сознания.

Слово.

Я бросился на него. Обхватил его обеими руками. Взвился и закричал во все горло. Его, – произнес я на чужом мне языке. Слово состояло всего из двух слогов, но включало множество значений. И как только оно сорвалось с моих губ, результат оказался мгновенным. Бежавшая на меня пустóта резко остановилась, по инерции немного проехав вперед, затем повернулась в сторону и метнула язык, трижды обвившийся вокруг ноги твари. Потеряв равновесие, та выстрелила. Пуля срикошетила от потолка, после этого пустóта перевернула тварь вверх ногами и подбросила в воздух.

Мои друзья не сразу поняли, что произошло. Пока они стояли с раскрытыми ртами, а вторая тварь что-то кричала в рацию, я услышал, как за моей спиной открылись двери вагона.

Это был единственный шанс на спасение.

– ПОШЛИ! – заорал я, и они меня послушали.

Эмма, спотыкаясь, бежала к поезду, Эддисон путался у нее под ногами, а я пытался пройти в узкие двери со скользким от крови и торчащим во все стороны складывающимся человеком. Наконец нам, всем троим, удалось ввалиться в вагон.

Снова раздались выстрелы. Это тварь наугад разряжала обойму, пытаясь попасть в пустóту.

Двери начали закрываться, но тут же снова распахнулись. «Освободите, пожалуйста, двери», – раздался из динамиков жизнерадостный голос диктора.

– Его ноги! – воскликнула Эмма, показывая на длинные ноги складывающегося человека и торчащие наружу носки его туфель. Я успел убрать их из дверного проема за долю секунды до того, как двери захлопнулись. Болтающаяся в воздухе тварь выстрелила еще несколько раз, прежде чем раздосадованная пустóта швырнула ее о стену и она неподвижной кучей сползла на пол.

Вторая тварь уже бежала к выходу. Его тоже, – попытался произнести я, но было уже поздно. Двери закрывались, и, рывком тронувшись с места, поезд быстро набирал скорость.

Я огляделся, радуясь тому, что вагон, в котором мы очутились, оказался пуст. Что подумали бы о нас обычные люди?

– Ты в порядке? – спросил я у Эммы.

Она сидела очень прямо и тяжело дышала, пристально глядя на меня.

– Благодаря тебе, – ответила она. – Ты и в самом деле заставил пустóту все это сделать?

– Думаю, да, – неуверенно ответил я.

– Это потрясающе, – тихо произнесла она.

Я пытался понять, она восхищена или испугана. Или восхищена и испугана одновременно.

– Мы обязаны тебе жизнями, – сообщил мне Эддисон, ласково тычась носом мне в руку. – Ты совершенно особенный мальчик.

Складывающийся человек засмеялся. Опустив голову, я увидел на его искаженном болью лице улыбку.

– Вот видишь? – произнес он. – Я же сказал тебе, что это чудо. – Он тут же посерьезнел. Схватив меня за руку, он сунул мне в ладонь квадратик картона. Фотографию. – Моя жена и мой ребенок, – прошептал он. – Наш враг захватил их очень давно. Если вы найдете остальных, возможно…

Взглянув на фото, я вздрогнул. Это был маленький, размером с небольшой бумажник, портрет женщины с ребенком. Было ясно, что Сергей носит его с собой уже очень давно. Хотя люди на снимке были довольно симпатичными, сама фотография – или ее негатив – серьезно пострадали, возможно, едва не сгорев в пожаре, подвергнувшись воздействию таких температур, что сохранились лишь искаженные фрагменты лиц. Прежде Сергей никогда не упоминал о своей семье. С тех пор, как мы познакомились, он вообще не говорил ни о чем, кроме необходимости собрать армию из странных людей, путешествуя из петли в петлю и набирая в эту армию всех, кто выжил после рейдов и зачисток тварей и пустот и все еще был способен сражаться. Но он ни разу не сказал, для чего ему нужна армия. Он хотел вернуть жену с ребенком.

– Мы и их найдем, – пообещал я.

Мы оба знали, насколько мала вероятность их спасти, но сейчас он нуждался в этих словах.

– Спасибо, – произнес он и расслабился посреди расползающейся по полу лужи крови.

– Ему осталось недолго, – произнес Эддисон, лизнув лицо Сергея.

– Возможно, мне удастся выделить достаточно тепла, чтобы прижечь и закрыть рану, – пробормотала Эмма.

Шагнув к Сергею, она начала тереть ладони.

Эддисон потерся носом о живот Сергея поверх рубашки.

– Вот тут. Рана здесь.

Эмма приложила ладони по обе стороны от указанного Эддисоном места. Услышав шипение плоти, я выпрямился, борясь с головокружением.

Посмотрев в окно, я увидел, что мы еще не выехали за пределы станции. Возможно, водитель снизил скорость из-за каких-то обломков на путях. Мигающие аварийные огни выхватывали из темноты то зарывшееся в стекло тело мертвой твари, то искореженную телефонную будку, где на меня впервые снизошло озарение, то пустóту… Я вздрогнул, увидев, что она небрежно, как будто выйдя на утреннюю пробежку, трусит по платформе параллельно поезду, отстав на несколько вагонов.

Остановись. Не приближайся, – по-английски выпалил я, глядя в окно. Мои мысли путались по мере того, как мою голову снова заполняли боль и вой.

Набрав скорость, поезд ворвался в тоннель. Я прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть пустóту. Позади был только мрак, а затем последовала очередная красная вспышка и я на мгновение увидел застывший кадр – летящую пустóту. Ее ноги уже оторвались от платформы, а языки обвили поручни последнего вагона.

Чудо. Проклятье. Я еще не успел разобраться в том, что же все-таки со мной произошло.

* * *

Я взял его за ноги, а Эмма за руки, и мы осторожно уложили Сергея на длинное сиденье. Он лежал без сознания, вытянувшись во весь рост и слегка покачиваясь в такт движению поезда под рекламой пиццы «Испеки дома». Если ему предстояло умереть, мне казалось, это не должно произойти на полу.

Эмма приподняла его тонкую рубашку.

– Кровотечение остановилось, – доложила нам она, – но если он в ближайшее время не окажется в больнице, ему не выжить.

– Он в любом случае может умереть, – возразил Эддисон. – Особенно в больнице в настоящем. Представь себе – через три дня он приходит в себя, его рана затянулась, но все остальное почти отказало, потому что ему уже двести и еще птица-знает-сколько-лет.

– Может, и так, – вздохнула Эмма. – С другой стороны, я буду очень удивлена, если через три дня хоть кто-то из нас останется в живых, в каком бы то ни было состоянии. И я не знаю, что еще мы можем для него сделать.

Я уже слышал о том, что два или три дня были максимальным сроком, в течение которого любое странное существо, ранее жившее в петле, могло провести в настоящем, прежде чем начнется стремительное и неотвратимое старение. Этого времени хватало для того, чтобы наносить в настоящее краткие визиты, но остаться в нем странные не могли. Это позволяло путешествовать между петлями, но отбивало всякую охоту задержаться. Только самые отчаянные головы и имбрины совершали вылазки более нескольких часов – стоило замешкаться, и последствия были ужасны.

Эмма поднялась. В бледно-желтом освещении вагона ее кожа приобрела болезненный оттенок. Она тут же пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за одну из металлических опор. Я взял ее за руку и усадил рядом с собой. Силы окончательно ее покинули, и она буквально сползла на сиденье. Я тоже был измучен, потому что уже двое суток почти не спал и не ел нормально, не считая тех редких моментов, когда нам приходилось обжираться, как свиньям. Мне было страшно, и я вечно куда-то бежал в этих чертовых туфлях, натирающих ноги. Я уже забыл, что жизнь бывает другой. Но худшим представлялось то, что всякий раз, когда я говорил на языке пустот, как будто лишался какой-то части себя, и я понятия не имел, как мне это вернуть. Я ощущал такую усталость, которой раньше даже не мог представить. Я обнаружил в себе нечто новое, некий новый источник силы и власти. Но он был истощим и конечен, и я задавался вопросом, не истощаю ли я себя, истощая его.

Я решил, что подумаю об этом в другой раз, а пока попытаюсь насладиться несколькими неожиданными моментами покоя и тем, что я сижу, обняв Эмму, и ее голова на моем плече. Она едва дышала. Возможно, я поступил эгоистично, ничего не сказав друзьям о пустóте, увязавшейся за нашим поездом. Что мы могли с этим поделать? Альтернатива была проста – либо она нас настигнет, либо нет, либо убьет, либо нет, и от нас ничего не зависело. Когда мы в следующий раз с ней столкнемся – а я был уверен, что этот следующий раз обязательно настанет, – я либо найду слова, способные защитить нас от ее языков, либо нет.

Эддисон прыгнул на сиденье напротив, лапами отпер защелку на окне и слегка его приотворил. В вагон ворвался злобный вой поезда и теплый удушливый воздух тоннеля. Он замер, носом читая запахи. Его глаза блестели, а морда подрагивала. Мой нос не улавливал ничего, кроме застарелого запаха пота и какой-то гнили, но Эддисон, похоже, ощущал что-то еще, что-то, нуждающееся в тщательной проверке и трактовке.

– Ты их учуял? – спросил я.

Пес меня услышал, но ответил не сразу, пристально глядя в потолок и как будто додумывая какую-то мысль.

– Учуял, – наконец произнес он. – Они оставили за собой отличный четкий след.

Даже на такой скорости он поймал запах странных людей, проехавших здесь несколькими минутами ранее в закрытом вагоне предыдущего поезда. Это меня восхитило, о чем я ему тут же сообщил.

– Спасибо, но это не только моя заслуга, – ответил он. – В их вагоне кто-то тоже, видимо, открыл окно, иначе запах был бы значительно слабее. Возможно, это сделала мисс Королек, зная, что я попытаюсь их догнать.

– Она знала, что ты здесь? – удивился я.

– Как ты нас нашел? – вмешалась Эмма.

– Секундочку, – резко прервал нас Эддисон. Поезд замедлил ход, въезжая на следующую станцию, и чернота за окнами сменилась белизной кафельной плитки. Он снова высунул нос в окно и закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться. – Не думаю, что они здесь вышли, но на всякий случай будьте готовы.

Мы с Эммой встали, пытаясь по возможности заслонить собой складывающегося человека. Я с облегчением отметил, что на платформе совсем мало людей. Я удивился тому, что они вообще там были, как и тому, что поезда продолжали ходить, как будто ничего не произошло. Я подозревал, что об этом позаботились твари в надежде, что мы клюнем на эту наживку, сядем в поезд и облегчим им задачу нашей поимки. Вне всякого сомнения, мы сильно отличались от современных жителей Лондона.

– Веди себя естественно, – попросил я Эмму. – Сделай вид, что ты всю жизнь здесь живешь.

Это, похоже, показалось Эмме забавным, и она подавила смешок. Наверное, это действительно было смешно, с учетом того, что мы везде были чужими, а уж здесь и подавно.

Поезд остановился, и двери распахнулись, скользнув в стороны. Эддисон глубоко втянул носом воздух. В вагон вошла ученого вида женщина в куртке. При виде нас она замерла с открытым ртом, а затем резко развернулась и поспешно вышла. Нет уж, увольте. Я ее не винил. Мы представляли собой странное зрелище – грязные, в одежде, много десятилетий назад вышедшей из моды, и к тому же забрызганной кровью. Наверное, глядя на нас, любой решил бы, что мы только что убили несчастного мужчину на лавке позади нас.

– Веди себя естественно, – фыркнула Эмма.

Эддисон снова повернулся к нам.

– Мы на правильном пути, – поведал он. – Мисс Королек и все остальные, вне всякого сомнения, тут побывали.

– Они не вышли на этой станции? – спросил я.

– Я не думаю. Но если я не учую их на следующей платформе, мы поймем, что заехали слишком далеко.

Двери захлопнулись, взвыли электродвигатели, и мы поехали дальше. Я подумал, что нам необходимо каким-то образом переодеться, и уже хотел поделиться этим соображением с Эммой, как вдруг она вздрогнула, как будто что-то вспомнив.

– Эддисон? – окликнула она пса. – Что случилось с Фионой и Клэр?

При упоминании их имен я ощутил, как меня обволакивает новая тошнотворная волна тревоги. В последний раз мы видели их в зверинце мисс Королек, где Фиона осталась вместе с Клэр, которая была слишком больна и не могла продолжить путешествие. Каул сказал нам, что побывал в зверинце и захватил девочек в плен. Но он также сказал нам, что Эддисон мертв, а значит, его словам верить нельзя.

– Ах, – мрачно покачал головой Эддисон. – Боюсь, что ничего утешительного я вам не скажу. Вынужден признаться, в глубине души я надеялся, что вы о них не спросите.

Кровь отлила от лица Эммы.

– Рассказывай, – прошептала она.

– Конечно, – вздохнул он. – Вскоре после того, как ваша группа ушла, в петлю вторглась банда тварей. Мы забросали их взрывающимися яйцами, после чего разбежались и спрятались. Старшая девушка, лохматая такая…

– Фиона, – кивнул я, ощущая, как бешено бьется мое сердце.

– Она прибегла к своему искусству, чтобы нас спрятать – среди деревьев и в выращенном ею подлеске. Мы так здорово в нем затаились, и нас совсем не было видно. Твари еще долго бы не смогли нас оттуда извлечь. Но они пустили газ и вынудили нас выйти на открытое место.

– Газ! – воскликнула Эмма. – Негодяи клялись больше никогда в жизни его не использовать!

– Выходит, они солгали, – заметил Эддисон.

Когда-то в одном из альбомов мисс Сапсан я видел фото такой атаки: похожие на призраков твари в масках с баллонами для дыхания спокойно стояли, распыляя в воздух тучи ядовитого газа. Хотя этот газ и не был смертельным, он причинял неимоверную боль, потому что горло и легкие начинали гореть огнем. Поговаривали также, что он запирает имбрин в их птичьих телах.

– Когда они нас окружили, – продолжал Эддисон, – нас начали допрашивать, требуя сообщить, где находится мисс Королек. Они перевернули ее башню вверх дном в поисках карт, дневников и я не знаю чего еще. Когда бедняжка Дердра попыталась их остановить, ее застрелили.

Перед моими глазами на мгновение возникла длинная морда эму-рафа – застенчивая, со щелью в зубах и очень милая. У меня внутри все оборвалось. Кто мог убить такое существо?

– Бог ты мой, это ужасно, – пробормотал я.

– Ужасно, – легко согласилась Эмма. – А девочки?

– Малышку схватили твари, – ответил Эддисон. – А вторая… она начала сопротивляться, вся эта потасовка происходила у самого края утеса, и она упала.

Я моргнул:

– Что?

На мгновение передо мной все расплылось, но в следующую секунду мир снова обрел отчетливые очертания.

Эмма напряглась, но, глядя на нее, было совершенно невозможно определить, что она чувствует.

– Что значит упала? С какой высоты?

– Это была настоящая пропасть, обрыв не меньше тысячи футов высотой. – Его мясистые щеки горестно обмякли. – Мне очень жаль.

Я тяжело опустился на лавку. Эмма осталась стоять, стискивая опору с такой силой, что даже костяшки ее пальцев побелели.

– Нет, – решительно заявила она. – Нет, этого не может быть. Возможно, она за что-нибудь ухватилась, пока летела вниз. За ветку или уступ…

Эддисон уткнулся взглядом в заплеванный жвачками пол.

– Это возможно.

– Или деревья внизу смягчили ее падение, подхватив, как сетью. Она ведь умеет с ними разговаривать.

– Да, – кивнул он. – Надежда сохраняется всегда.

Я попытался представить себе, как может смягчить подобное падение колючая сосна. Мне это представлялось невозможным. Я видел, как угасает крошечный огонек надежды, который старалась разжечь Эмма. Затем ее ноги начали дрожать, она выпустила опору и тяжело села на сиденье рядом со мной.

Она подняла на Эддисона глаза, полные слез.

– Я тебе очень сочувствую.

– Я тебе тоже, – кивнул он.

– Ничего этого не произошло бы, если бы мисс Сапсан была с нами, – прошептала она.

Затем она тихо опустила голову и начала плакать.

Я хотел ее обнять, но мне казалось, что тем самым я вторгнусь в ее горе, предъявив на него права, в то время как в действительности оно принадлежало только ей. Поэтому я просто сидел рядом, глядя на свои руки, позволив ей оплакивать свою утрату. Эддисон отвернулся. Думаю, отчасти из уважения к Эмме, отчасти потому, что мы приближались к следующей станции.

Двери распахнулись. Эддисон высунул голову в окно, понюхал воздух на платформе, зарычал на кого-то, кто хотел войти в наш вагон, затем вернулся к нам. К тому времени, когда двери снова закрылись, Эмма подняла голову и вытерла слезы.

Я сжал ее пальцы.

– Ты в порядке? – спросил я, сожалея о том, что не знаю, что еще ей сказать.

– Я должна быть в порядке, верно? – ответила она. – Ради тех, кто еще жив.

Легкость, с которой она сумела отодвинуть в сторону свою боль, кому-то могла бы показаться бездушием, но я уже знал ее достаточно хорошо для того, чтобы понять. У нее было сердце размером с Францию, и тех немногих счастливчиков, которых она в него впускала, она любила каждой его клеточкой. Но размеры этого сердца представляли опасность для нее самой. Если бы она позволяла ему чувствовать все без исключения, оно бы не выдержало. Поэтому ей приходилось его укрощать, утихомиривать, заставлять молчать. Самые мучительные страдания она отправляла на стремительно заполняющийся болью остров, куда ей также предстояло однажды отправиться навсегда.

– Продолжай, – обратилась она к Эддисону. – Что случилось с Клэр?

– Твари забрали ее с собой. Заткнули оба ее рта и бросили ее в мешок.

– Но она была жива? – уточнил я.

– Еще вчера днем она свирепо кусалась. Затем мы похоронили Дердру на нашем маленьком кладбище, и я со всех ног бросился в Лондон, чтобы найти мисс Королек и предупредить вас всех. Один из голубей мисс Королек привел меня к ее убежищу. Хотя я был рад убедиться в том, что вы явились туда прежде меня, к сожалению, то же самое сделали твари. Осада уже началась, и я был вынужден беспомощно смотреть на то, как они штурмуют здание и… а впрочем, остальное вы уже знаете. Вас повели в метро, и я побежал за вами. Когда раздался взрыв, я расценил это как возможность прийти к вам на помощь и воспользовался ею.

– Спасибо тебе за это, – произнес я, вдруг осознав, что мы перед ним в долгу, но до сих пор его не поблагодарили. – Если бы ты нас не оттащил…

– Да, но… незачем заострять внимание на гипотетических неприятностях, – отозвался он. – Но я рассчитывал, что в ответ на мою услужливость вы поможете мне отбить у тварей мисс Королек. Как бы невероятно это ни звучало. Видите ли, она для меня все.

Он хотел забрать у тварей мисс Королек, а не нас, но мы были более близкой и реалистичной целью, стояли дальше от поезда, поэтому он принял быстрое решение и сделал все, что мог.

– Конечно, мы поможем, – кивнул я. – Именно этим мы сейчас и занимаемся.

– Да, да, – согласился он. – Но вы должны понимать, что, будучи имбриной, мисс Королек для тварей гораздо ценнее странных детей, а значит, вполне возможно, освободить ее будет сложнее. Меня беспокоит то, что если каким-то чудом нам удастся спасти ваших друзей…

– Погоди секундочку, – оборвал его я. – Кто говорит, что она ценнее…

– Это правда, – вмешалась Эмма. – Я даже не сомневаюсь, что ее будут охранять гораздо бдительнее. Но мы ее не оставим. Мы больше никогда и никого нигде не оставим. Мы даем тебе свое слово странных людей.

Похоже, пса это устроило.

– Спасибо, – в свою очередь поблагодарил он, но тут же прижал уши. Мы вползли на очередную станцию, и он вскочил на сиденье, чтобы выглянуть в окно. – Спрячьтесь, – тут же пригнувшись, скомандовал он. – Враги совсем близко.

* * *

На платформе среди немногочисленных пассажиров подземки нас поджидало две твари, одетые в форму офицеров полиции. Поезд медленно въезжал на станцию, что позволяло им внимательно осматривать вагоны. Мы пригнулись в надежде, что они нас не заметят, но я знал, что это не спасет. Тварь с взорванной станции сообщил им по рации, что мы сели в этот поезд. Теперь им лишь оставалось его обыскать.

Поезд остановился, и вагоны начали заполняться людьми. Я рискнул выглянуть в открытую дверь и увидел, что один из офицеров быстро шагает по платформе в нашу сторону, осматривая по пути вагоны.

– Один идет сюда, – прошептал я. – Как там твой огонь, Эм?

– Никак, – ответила она.

Расстояние между нами и тварью сокращалось. Четыре вагона. Три.

– Тогда приготовьтесь бежать.

Осталось два вагона. Из динамиков вкрадчиво прозвучало: «Осторожно, двери закрываются».

– Задержите поезд! – заорала тварь.

Но двери уже закрывались.

Он сунул между ними руку. Двери снова распахнулись. Он вошел в вагон – в соседний с нашим.

Я бросил взгляд на дверь между вагонами. Она была заперта цепью. И на том спасибо, – с облегчением подумал я. Двери с шипением захлопнулись, и поезд пришел в движение. Мы положили складывающегося человека на пол и сгрудились рядом с ним там, где нас невозможно было заметить из соседнего вагона.

– Что делать? – спросила Эмма. – Как только поезд снова остановится, он сразу войдет сюда и найдет нас.

– А он точно тварь? – спросил Эддисон.

– Наверняка мы этого знать, конечно, не можем, – откликнулась Эмма. – Но в том, что касается тварей, применима старая поговорка: береженого Бог бережет.

– Отлично, – заявил я. – В таком случае, как только двери откроются, мы бросаемся к выходу.

Эддисон вздохнул.

– Вся эта беготня, – произнес он с таким презрением, как будто был гурманом, которому предложили вялый кусок американского сыра. – В ней нет никакой изюминки. Мы могли бы прокрасться? Смешаться с толпой? В этом было бы хоть какое-то изящество. В конце концов, мы могли бы просто спокойно уйти совершенно незамеченными.

– Мне беготня нравится не более твоего, – ответил ему я. – Но мы с Эммой выглядим как убийцы из девятнадцатого века, а ты собака в очках. На нас невозможно не обратить внимание.

– Я буду вынужден их носить, пока кто-нибудь не начнет производить собачьи контактные линзы, – пробурчал Эддисон.

– И куда подевалась эта пустóта, когда она больше всего нам нужна? – небрежно проронила Эмма.

– Если нам очень повезло, она угодила под поезд, – ответил я. – И что ты, вообще, хотела этим сказать?

– Только то, что в прошлый раз она нам очень пригодилась.

– А до этого она нас чуть не убила – два раза! Нет, три раза! Что бы я там ни делал, чтобы взять ее под контроль, это происходило чуть ли не случайно. Но что будет, когда мне это не удастся? Нам конец.

Эмма ответила не сразу. Она долго на меня смотрела, а затем взяла за облепленную грязью руку и нежно ее поцеловала – один и второй раз.

– Что это было? – изумленно спросил я.

– Ты и в самом деле даже не догадываешься?

– О чем?

– О том, какое ты чудо?

Эддисон застонал.

– У тебя изумительный талант, – прошептала Эмма. – Я уверена, что все, чего тебе не хватает, – это немного практики.

– Возможно. Но практика иногда подразумевает определенные неудачи, особенно поначалу. А неудача в моем случае будет означать смерть.

Эмма стиснула мои пальцы.

– Что ж, ничто так не помогает оттачивать новые умения, как острая необходимость.

Я попытался улыбнуться, но у меня ничего не вышло. При мысли о бедах, которые я мог навлечь на своих друзей, мое сердце было готово разорваться. Эта моя новая способность казалась мне заряженным оружием, с которым я не умел обращаться. Проклятье, я даже не знал, где у него ствол. Лучше всего было отложить его в сторону, пока оно не взорвалось прямо у меня в руках.

Мы услышали шум в конце вагона и, подняв голову, увидели, что дверь между вагонами отворилась. С этой стороны никакой цепи не было, и в вагон ввалилось двое затянутых в кожу подростков – юноша и девушка. Они хохотали и передавали друг другу зажженную сигарету.

– Мы точно влипнем в какую-нибудь историю! – говорила девушка, целуя парня в шею.

Он отвел упавшие на лоб густые волосы.

– Я только этим и занимаюсь, милая…

Тут он увидел нас и замер, выкатив глаза. Дверь, в которую они вошли, захлопнулась у них за спиной.

– Привет, – небрежно окликнул их я, как будто мы не сидели, сгорбившись на полу над истекающим кровью умирающим человеком. – Что случилось?

Только не надо пугаться. Не вздумайте нас выдать.

Парень наморщил лоб.

– Вы?..

– В маскарадных костюмах, – подтвердил я. – Тебя напугала искусственная кровь?

– А-а, – протянул юноша.

Было ясно, что я его не убедил.

Девушка смотрела на складывающегося человека.

– Он?..

– Пьяный, – продолжила за нее Эмма. – Нализался в стельку. И разлил всю нашу искусственную кровь на пол. И на себя.

– И на нас, – добавил Эддисон.

Подростки развернулись к нему, еще больше округлив глаза.

– Вот болван, – прошептала Эмма. – Молчи уже.

Юноша поднял дрожащую руку и показал на Эддисона.

– Он только что?..

Эддисон произнес всего три слова. Мы могли бы списать это на эхо в вагоне или объяснить это как-то иначе, но он был слишком гордым и не захотел прикидываться дурачком.

– Конечно же, нет, – заявил он, задрав нос. – Собаки не умеют говорить по-английски. Да и другими человеческими языками они тоже не владеют за одним заметным исключением. Я говорю о люксембургском языке, который понимают только банкиры и жители Люксембурга, а следовательно, от него никому никакого толку. Нет, вы съели что-то нехорошее, и вам снится кошмарный сон, вот и все. А теперь, если вы не возражаете, моим друзьям придется позаимствовать у вас одежду. Прошу вас немедленно раздеться.

Бледный и дрожащий юноша начал снимать кожаную куртку, но успел высвободить из рукава лишь одну руку, когда его колени подкосились и он упал в обморок. И тут девушка начала визжать. Она визжала и визжала.

Спустя всего мгновение тварь начала ломиться в запертую на цепь дверь. В ее пустых глазах сверкала смерть.

– Вот тебе и ушли незамеченными, – вздохнул я.

Эддисон обернулся и посмотрел на полицейского.

– Совершенно определенно тварь, – глубокомысленно кивнул он.

– Я так рада, что мы раскрыли наконец эту тайну, – фыркнула Эмма.

Вагон тряхнуло, раздался визг тормозов. Мы въезжали на станцию. Я встал, поднимая за собой Эмму и готовясь бежать.

– А как же Сергей? – спросила Эмма, оборачиваясь и глядя на складывающегося человека.

Я понимал, что с еще не оправившейся от потрясения Эммой нам будет очень трудно скрыться от двух здоровых тварей, а со складывающимся человеком на руках это точно будет невозможно.

– Нам придется его оставить, – ответил я. – Его найдут и отвезут в больницу. Это даст ему шанс. И нам тоже.

Она на удивление легко со мной согласилась.

– Я думаю, он хотел бы того же. – Она быстро подошла к нему. – Прости, мы не можем взять тебя с собой. Но я уверена, что мы еще встретимся.

– В потустороннем мире, – прохрипел он, приоткрывая глаза. – В Абатоне.

У нас в ушах все еще звучали эти загадочные слова и визг девушки, когда поезд остановился и двери открылись.

* * *

Наши действия не были ни умными, ни изящными. Не успели двери до конца распахнуться, как мы бросились вперед со всех ног.

Выскочив из своего вагона, тварь влетела в наш. К этому времени мы уже пронеслись мимо визжащей девушки, перепрыгнули через лежащего без сознания юношу и выскочили на платформу, где нам пришлось пробираться сквозь толпу, стремившуюся войти в вагон, как стая спешащей на нерест рыбы. Эта станция, в отличие от всех предыдущих, была забита под завязку.

– Туда! – закричал я, увлекая Эмму к светящемуся вдалеке табло с надписью ВЫХОД.

Я надеялся, что Эддисон где-то у нас под ногами, но вокруг было столько людей, что я почти не видел пола. К счастью, к Эмме возвращались силы. Или ее просто подстегивал всплеск адреналина, потому что вряд ли мне удалось бы одновременно поддерживать ее и пробираться сквозь толпу.

Когда тварь выскочила из вагона, между нами на двадцати футах оказалось не менее пятидесяти человек. Она расталкивала людей и кричала: Я представитель закона! и С дороги! и Остановите этих детей! Но на станции было так шумно, что ее либо никто не слышал, либо просто не обращал внимания. Оглянувшись, я увидел, что расстояние между нами сокращается. И тут Эмма начала на бегу подставлять подножки встречным людям, выбрасывая ногу то влево, то вправо. Люди вскрикивали и падали у нас за спиной, и когда я снова оглянулся, тварь пыталась пробраться к нам, наступая на ноги и спины и получая удары зонтиками и сумками. Затем она остановилась, красная и злая, и начала расстегивать кобуру. Но между нами уже бурлило человеческое море, и хотя я не сомневался в том, что она достаточно безжалостна, чтобы начать стрелять по толпе, у нее хватило ума этого не делать. В поднявшейся после этого панике поймать нас стало бы еще труднее.

Когда я оглянулся в третий раз, она уже так отстала, что я едва разглядел ее в толпе. Может быть, она действительно не особенно была заинтересована в нашей поимке. В конце концов, мы не представляли собой ни особой опасности, ни большой ценности. Возможно, пес и в самом деле был прав, утверждая, что по сравнению с имбриной мы тварям не интересны.

На полпути к выходу толпа поредела, что позволило нам перейти с быстрого шага на бег, но Эмма почти сразу дернула меня за рукав, вынуждая остановиться.

– Эддисон! – воскликнула она, озираясь вокруг. – Где Эддисон?

Мгновение спустя он выбрался из самой гущи народу с каким-то белым лоскутом, развевающимся на шипах его ошейника.

– Вы меня ждали! – обрадовался он. – Я зацепился за чулки какой-то дамы…

При звуках его голоса в нашу сторону резко обернулось сразу несколько человек.

– Пошли, нам нельзя тут оставаться! – заторопил я друзей.

Эмма сдернула чулок с ошейника Эддисона, и мы снова бросились вперед. Перед нами были эскалатор и лифт. Эскалатор работал, но перед ним столпилось много людей, поэтому я потащил своих спутников к лифту. Мы пробежали мимо дамы, выкрашенной с ног до головы синей краской, и я не удержался, чтобы на бегу не обернуться и внимательно ее не рассмотреть. У нее были синие волосы, лицо, покрытое синим кремом, и одета она была в синий же облегающий комбинезон.

Не успели мы ее обогнать, как я увидел еще более странное зрелище – мужчину, голова которого была разделена на две равные, но совершенно разные половины. Одна сторона была лысой и обожженной, а вторая абсолютно целой, со щегольской копной вьющихся волос. Если Эмма его и заметила, то даже виду не подала. Возможно, она так привыкла к по-настоящему странным существам, что странные нормальные люди уже не производили на нее впечатления? Но что, если они не нормальные, – подумал я. – Что, если они странные и вместо настоящего мы угодили в очередную петлю? Что, если…

Тут я увидел двух мальчишек, которые сражались на светящихся мечах у стены с торговыми автоматами. Их скрещивающиеся мечи издавали пластмассовый треск, и внезапно у меня как будто глаза открылись. Эти странного вида люди на самом деле не были странными. Они были просто чудаками. И мы действительно находились в настоящем.

В двадцати футах от нас распахнулись двери лифта. Мы ускорились и буквально влетели внутрь, спружинив руками о заднюю стенку. Эддисон на дрожащих лапах ввалился вслед за нами. Я обернулся, когда двери уже закрывались, но успел заметить вырвавшуюся из толпы и бегущую к нам тварь, а в конце платформы пустóту, спрыгнувшую с крыши последнего вагона уже покидающего станцию поезда. Она, как на качелях, раскачивалась на своих языках, обвив ими фонарь на потолке и впившись в меня горящим взглядом черных глаз.

А затем двери закрылись, мы мягко заскользили вверх и чей-то голос произнес:

– Где пожар, дружище?

В дальнем углу лифта стоял, презрительно усмехаясь, средних лет мужчина в разорванной рубашке. Его лицо рассекали искусственные шрамы, а к одной руке в стиле капитана Крюка была пристегнута окровавленная цепная пила.

При виде его Эмма отшатнулась.

– Кто вы?

Этот вопрос его, похоже, задел.

– А что, не видно?

– Если вы на самом деле хотите знать, где пожар, то не отвечайте.

Она уже хотела поднять руки, но я ее остановил.

– Он просто пассажир.

– Я думал, что в этом году сделал такой очевидный выбор, – пробормотал мужчина. Приподняв бровь, он показал Эмме пилу. – Меня зовут Эш. Вспоминаешь?.. Армия тьмы?

– Впервые слышу, – ответила Эмма. – Кто ваша имбрина?

– Моя кто?

– Он просто изображает киноперсонажа, – попытался объяснить я, но она меня не слышала.

– Неважно, кто вы, – продолжала она. – Нам нужна армия, так что выбирать не приходится. Где все остальные?

Мужчина закатил глаза.

– Л-О-Л. Забавные вы ребята. Ну, конечно же, все сейчас в конференц-центре.

– Он в маскарадном костюме, – прошептал я на ухо Эмме и обернулся к мужчине: – Она не любит кино.

– В костюме? – Эмма наморщила лоб. – Но ведь он взрослый.

– Ну и что? – поинтересовался мужчина, разглядывая нас с ног до головы. – А вы-то сами в кого переоделись? В конченых полудурков? В членов Лиги неимоверных кретинов?

– В странных детей, – ответил Эддисон, самолюбие которого не позволяло ему хранить молчание. – И я седьмой щенок седьмого щенка в длинной и блестящей родословной…

Мужчина упал в обморок еще прежде, чем Эддисон успел закончить похвальбу. Бам, – ударилась о пол его голова, заставив меня поморщиться.

– Зря ты это, – покачала головой Эмма, но не выдержала и улыбнулась.

– Так ему и надо, – фыркнул Эддисон. – Какой грубиян. А теперь быстро, тырьте его бумажник.

– Ни за что! – воскликнул я. – Мы не воры.

– Я уверен, что нам он нужен больше, чем ему, – фыркнул Эддисон.

– Но зачем он так вырядился? – спросила Эмма.

Лифт звякнул, и двери начали открываться.

– Думаю, ты сейчас все узнаешь, – ответил я.

* * *

Двери разъехались в стороны, и перед нами, как по волшебству, возник мир, залитый дневным светом, таким ярким, что мы невольно прикрыли глаза. Я жадно вдохнул свежий воздух, и мы шагнули в снующую по тротуару толпу. Повсюду были люди в маскарадных костюмах – затянутые в спандекс супергерои, медлительные зомби с лицами, покрытыми тоннами макияжа, аниме-девчушки с глазами, как у енота, размахивающие боевыми топорами. Они собирались в самые невероятные компании и стекались по закрытой для движения улице, как бабочки к огню, влекомые к большому серому зданию с огромным баннером у входа: СЕГОДНЯ СЛЕТ ПЕРСОНАЖЕЙ КОМИКСОВ!

– Что все это значит? – попятилась обратно в лифт Эмма.

Эддисон поверх очков всмотрелся в поправляющего макияж зеленоволосого Джокера.

– Судя по их внешнему виду, какой-то религиозный праздник.

– Вроде этого, – буркнул я, подталкивая Эмму к выходу из лифта. – Но ты не пугайся – это всего лишь переодетые нормальные люди, и то же самое они думают о нас. Нас должна волновать только преследующая тварь. – Я не стал упоминать пустóту, надеясь, что, нырнув в лифт, мы наконец от нее оторвались. – Надо где-то спрятаться и переждать, пока она не уйдет, а потом вернуться в метро и…

– Это лишнее, – заявил Эддисон, выбегая на забитую людьми улицу и втягивая подрагивающим носом воздух.

– Эй! – окликнула его Эмма. – Ты куда?

Но он уже повернул обратно.

– Гип-гип ура! Нам повезло! – воскликнул он, виляя обрубком хвоста. – Нос сообщает мне, что наших друзей вывели из подземелья именно здесь, вон с того эскалатора. Все-таки мы на верном пути!

– Слава птицам! – обрадовалась Эмма.

– Ты думаешь, тебе удастся взять их след? – спросил я.

– Думаю ли я? Не зря меня называют Эддисоном Невероятным! Не существует аромата, благоухания или благовония, которое я не сумел бы различить даже со ста ярдов…

Даже в самых сложных обстоятельствах Эддисон легко терял нить разговора, увлекшись темой собственного величия, а его горделивый низкий голос имел высокую проникающую способность.

– Хорошо, хорошо, мы поняли, – перебил его я, но его уже было не остановить.

– …Я мог бы найти странного человека в стоге сена и имбрину в птичнике… – продолжал он, уже идя по следу и раздвигая носом толпу.

Мы бросились вслед за ним между ног карлика на ходулях, обегая толпу восставших из могил принцесс и едва не врезавшись в Пикачу и Эдварда Руки-ножницы, танцующих вальс посреди улицы. Понятно, почему наших друзей повели этой дорогой, – думал я. На этом маскарадном фоне выглядели совершенно нормально не только мы, но и твари, сопровождающие группу странных детей. Даже если бы кто-то из них осмелился позвать на помощь, кто принял бы их всерьез и вмешался? Все окружающие кривлялись, вступали в импровизированные поединки, рычали, как чудовища, в костюмы которых они вырядились, стонали, как зомби. И если бы какие-то странные дети начали кричать, что кто-то похитил их, чтобы отнять душу, никто бы и ухом не повел.

Эддисон прошел по кругу, обнюхивая землю, затем в растерянности уселся. Я наклонился и незаметно, понимая, что даже в этой толпе говорящая собака привлечет внимание, спросил у него, что случилось.

– Просто… э-э-э… – заикаясь, пробормотал он, – я, кажется… э-э-э…

– Потерял след? – спросила Эмма. – Я думала, что твой нос никогда тебя не подводит.

– Я всего лишь сбился со следа. Но я не понимаю как… Он совершенно отчетливо ведет вот к этому месту, а затем исчезает.

– Завяжи шнурки, – неожиданно прошипела Эмма. – Скорее.

Я опустил голову и посмотрел на свои туфли.

– Но они не…

Она схватила меня за локоть и дернула вниз.

– Завяжи. Свои. Шнурки, – повторила она и одними губами произнесла: – Тварь!

Мы опустились на колени, укрывшись в буйной толпе. Неожиданно раздался треск рации и механический голос произнес:

– Команда 141! Всем группам немедленно явиться на акр!

Тварь была близко. Мы услышали, как она ответила. У нее был хриплый голос с совершенно неожиданным акцентом.

– Это М. Я выслеживаю беглецов. Прошу разрешить продолжить поиск. Конец связи.

Мы с Эммой встревоженно переглянулись.

– Отказать, М. Уборщики позже зачистят эту территорию. Конец связи.

– Мальчишка, похоже, имеет на уборщиков какое-то влияние. Зачистка может оказаться безрезультатной.

Уборщики. Должно быть, речь о пустотах. И определенно обо мне.

– Отказать! – прохрипела рация. – Немедленно вернуться, или сегодняшнюю ночь проведете в карьере. Конец связи!

– Вас понял, – пробормотала тварь в рацию и, развернувшись, зашагала прочь.

– Надо за ним проследить, – прошептала Эмма. – Он может привести нас к остальным.

– И прямиком в волчье логово, – добавил Эддисон. – Хотя тут уж ничего не поделаешь.

От всего услышанного у меня до сих пор шла кругом голова.

– Они знают, кто я, – прошептал я. – Должно быть, они увидели, что я сделал.

– Наверняка, – согласилась Эмма. – И это до чертиков их напугало!

Я выпрямился, провожая взглядом тварь. Она прошла сквозь толпу, перепрыгнула через ограждение, ограничивавшее движение транспорта по улице, и бегом направилась к припаркованной неподалеку полицейской машине.

Мы добежали до ограждения. Я огляделся, пытаясь представить себе действия похитителей. Позади нас была толпа. Впереди, сразу за ограждением, автомобили запрудили просторную площадку для парковки.

– Возможно, наши друзья пришли сюда пешком, – предположил я, – а потом их посадили в машину.

Эддисон оживился и, встав на задние лапы, заглянул за ограждение.

– Да! Видимо, дело в этом. Умница!

– Чему ты так радуешься? – спросила Эмма. – Если их увезли на машине, то сейчас они могут находиться где угодно!

– Значит, мы пойдем за ними куда угодно, – многозначительно произнес Эддисон. – Хотя я сомневаюсь, что они так уж далеко. У моего бывшего хозяина неподалеку отсюда был городской дом, так что я довольно неплохо знаю эту часть города. Поблизости нет ни крупных портов, ни очевидных выездов из города. Но что здесь есть, так это несколько входов в петли. Скорее всего, в одну из них их и отвезли. А теперь поднимите меня!

Я выполнил его просьбу. С моей помощью перебравшись через ограждение, он принялся обнюхивать землю на другой стороне. Всего через несколько секунд он снова обнаружил след наших друзей.

– Сюда! – произнес он, указывая в глубину улицы, куда уже направлялась машина твари.

– Похоже, нам предстоит прогулка, – обернулся я к Эмме. – Как думаешь, у тебя хватит сил?

– Справлюсь, – кивнула она. – Главное – не позже чем через несколько часов найти какую-нибудь петлю. Иначе я начну покрываться седыми волосами и гусиными лапками.

Она улыбнулась, как будто это веселая шутка.

– Я этого не допущу, – произнес я.

Мы перепрыгнули через ограждение, и я в последний раз оглянулся на оставшуюся позади станцию метро.

– Ты видишь пустóту? – спросила Эмма.

– Нет. Я не знаю, где она. И это меня беспокоит.

– Давай беспокоиться только о том, что от нас зависит, – предложила она.

* * *

Мы старались идти как можно быстрее и держаться ближе к стенам зданий, все еще отбрасывающих длинные утренние тени. Эддисон трусил впереди, мы постоянно озирались, чтобы вовремя заметить полицию. Недалеко от доков мы вошли в промышленную зону, и в просветах между зданиями блеснула темная вода Темзы. Вскоре склады сменились сверкающими витринами нарядных магазинов на первых этажах старинных особняков. Вдалеке над их крышами показался купол собора Святого Павла, снова целый на фоне чистого синего неба. Все бомбы давно были сброшены, а бомбардировщики улетели. Часть из них сбили, сдали в утиль или отвезли в музей, где самолеты теперь пылились за натянутыми канатами под изумленными взглядами школьников, которым эта война казалась такой же далекой, как и Крестовые походы. Для меня она в прямом смысле слова шла еще вчера. С трудом верилось в то, что под ногами те же затемненные и покрытые кратерами воронок улицы, по которым еще вчера ночью мы бежали, спасая свои жизни. Теперь их было не узнать. Как будто из пепла возникли торговые центры, да и все эти люди тоже. Одетые в фирменные шмотки, они шли, опустив головы и уткнувшись в телефоны. Настоящее внезапно показалось мне странным – каким-то банальным и рассеянным. Я чувствовал себя одним из мифических героев, который с боем вырвался из подземного мира только для того, чтобы понять, что верхний мир столь же ужасен, как и нижний.

И вдруг до меня дошло – Я действительно вернулся. Я снова в настоящем, и я перешел границу без малейшего вмешательства мисс Сапсан… что считалось невозможным.

– Эмма? – окликнул я девушку. – Как я сюда попал?

Она пристально смотрела вперед, чтобы заметить малейший намек на опасность.

– Куда, в Лондон? На поезде, глупыш.

– Нет. – Я понизил голос. – Я имею в виду время. Ты говорила, что отправить меня обратно способна только мисс Сапсан.

Она посмотрела на меня прищурившись.

– Да, – медленно произнесла она. – Только она.

– По крайней мере ты так думала.

– Нет, это действительно так. Я в этом уверена. Так уж все устроено.

– В таком случае, как я сюда попал?

Она растерялась.

– Я не знаю, Джейкоб. Может…

– Ага! – взволнованно воскликнул Эддисон, и мы посмотрели на него, пытаясь понять, что он нашел. Все его тело вытянулось в струнку и указывало на улицу, на которую мы только что свернули. – Теперь я чую следы десятков странных существ – многих десятков. И все они свежие!

– И что это означает? – спросил я.

– Что сюда привели и других похищенных странных людей и зверей, а не только наших друзей, – ответила за Эддисона Эмма. – Логово тварей где-то рядом.

– Здесь? – изумленно огляделся я. По обе стороны улицы протянулись фастфудовские ресторанчики и магазины дешевых сувениров. В этот самый момент мы стояли под неоновой вывеской одной из забегаловок. – Я представлял себе это иначе… Это место мне виделось более… зловещим, что ли.

– Что-то вроде подземелья в темном и сыром замке, – кивнула Эмма.

– Или концентрационный лагерь, окруженный колючей проволокой и охраняемый автоматчиками, – поддержал ее я.

– В снегах. Как на рисунке Горация.

– Возможно, мы еще найдем именно такое место, – вмешался Эддисон. – Не забывайте: скорее всего, это всего лишь вход в петлю.

На другой стороне улицы туристы фотографировались на фоне одной из канонических красных телефонных будок. Затем они заметили нас и защелкали фотоаппаратами.

– Эй! – воскликнула Эмма. – Нечего нас фотографировать!

На нас уже стали оглядываться. Ведь герои комиксов остались позади, на этой улице мы всем бросались в глаза.

– За мной! – прошипел Эддисон. – Все следы ведут туда.

Мы поспешили за ним.

– Если бы тут был Миллард, – вздохнул я, – он мог бы совершенно незаметно все вокруг исследовать.

– А если бы здесь был Гораций, он мог бы вспомнить сон, который бы нам помог, – кивнула Эмма.

– Или найти нам новую одежду, – добавил я.

– Если мы не замолчим, я заплачу, – пробормотала Эмма.

Мы подошли к пристани. Здесь кипела жизнь. Солнце отражалось от воды – узкого заливчика мутной Темзы. Толпы туристов в козырьках, со смешными рюкзаками за плечами сновали между несколькими большими катерами, предлагающими более-менее одинаковые туры по Лондону.

Эддисон остановился.

– Их привели сюда, – произнес он. – Похоже на то, что их посадили на корабль.

Вслед за Эддисоном мы прошли сквозь толпу и остановились у пустого шлюпочного слипа. Твари и в самом деле погрузили наших друзей на какое-то судно, и теперь необходимо было плыть за ними. Но на чем? Мы обошли пристань, высматривая подходящий катер.

– Это все не то, – ворчала Эмма. – Эти лодки слишком большие, и в них слишком много народа. Нам нужна совсем маленькая лодка – такая, которой мы сможем управлять сами.

– Погоди-ка, – произнес Эддисон.

Его морда снова задергалась, и он побежал прочь, уткнувшись носом в деревянный настил. Вслед за ним мы пересекли пристань и по небольшому пандусу, которым туристы совершенно не интересовались, спустились в док, расположенный ниже уровня улицы, практически над самой водой. Здесь не было ни души.

Эддисон остановился и глубоко задумался.

– Странные были здесь.

– Наши странные? – уточнила Эмма.

Он понюхал воздух, покачал головой.

– Не наши. Но тут много следов, новых и старых, свежих и слабых. Все смешалось. Это место часто используют.

Док постепенно сужался и исчезал, проглоченный темнотой, под главной пристанью.

– Кто его часто использует? – спросила Эмма, обеспокоенно всматриваясь в темноту. – Я никогда не слышала о входе в петлю, расположенном под доком.

Эддисону нечего было ей ответить, поэтому все, что нам оставалось, – это осмотреться. Что мы и сделали, с опаской входя в сумрак. Когда глаза привыкли к темноте, из мрака проступила другая пристань, совершенно непохожая на залитый солнцем дощатый настил у нас над головами. Доски здесь были зелеными и трухлявыми. Местами они окончательно прогнили и провалились. Крысы, рывшиеся в куче жестяных банок, с писком бросились наутек, а затем прыгнули в древнего вида ялик, который покачивался недалеко в темной воде между скользкими, позеленевшими ото мха пилонами.

– Что ж, – пожала плечами Эмма, – в крайнем случае подойдет и это…

– Но в нем полно крыс! – в ужасе возразил Эддисон.

– Это ненадолго, – пообещала Эмма, и над ее ладонью вспыхнул язычок пламени. – Крысы, как правило, не в восторге от моего соседства.

Поскольку вокруг не было никого, кто мог бы помешать, мы подошли к лодке, огибая самые ненадежные доски, и начали отвязывать ее.

– ОСТАНОВИТЕСЬ, – пророкотал низкий голос из суденышка.

Эмма взвизгнула, Эддисон тявкнул, а я едва не свалился в воду. Мужчина, который сидел в лодке (как можно было его не заметить?!) – медленно поднялся, выпрямляясь дюйм за дюймом. Вскоре он огромной горой навис над нами. В нем было не меньше семи футов росту, на массивных плечах был плащ, лицо скрывал темный капюшон.

– Я… Простите! – заикаясь, выдавила из себя Эмма. – Просто… мы думали, эта лодка…

– Многие пытались ограбить Харона! – загремел мужчина. – Теперь их черепа – пристанище для обитателей морского дна!

– Клянусь, мы не хотели…

– Мы уже уходим, – пискнул Эддисон, начиная пятиться прочь. – Простите, что мы вас побеспокоили, милорд.

– МОЛЧАТЬ! – взревел лодочник, делая один гигантский шаг из лодки на шаткие доски настила. – Всякий, кто пытается украсть мою лодку, должен за это ПОПЛАТИТЬСЯ!

Я был вне себя от ужаса, и, когда Эмма закричала «БЕЖИМ!», я уже разворачивался, готовясь к бегству. Но мы успели сделать лишь несколько шагов, прежде чем моя нога провалилась сквозь гнилые доски, и я рухнул лицом на настил. Я попытался вскочить, но нога полностью ушла в образовавшуюся дыру. Я застрял, и, когда Эмма и Эддисон вернулись, чтобы мне помочь, было уже слишком поздно. Лодочник стоял над нами, оглушая нас гулкими раскатами своего громоподобного хохота. Возможно, в темноте мне это только показалось, но все же я был готов поклясться, что видел крысу, выглянувшую из его капюшона, и еще одну, выскользнувшую из рукава, когда исполин медленно поднял руку.

– Оставь нас в покое, маньяк! – закричала Эмма, хлопая в ладоши, чтобы зажечь огонь.

Хотя свет вспыхнувшего пламени и не рассеял мрак в капюшоне лодочника – я подозреваю, что на такое не было способно даже солнце, – мы сумели разглядеть предмет, который Харон держал в вытянутой руке. И это не был нож или какое бы то ни было иное оружие. Это был лист бумаги, который лодочник держал между большим и длинным белым указательным пальцем.

Он предлагал его мне, нагнувшись очень низко. Чтобы я смог его взять.

– Пожалуйста, – спокойно произнес он. – Прочитай это.

Я колебался.

– Что это?

– Прейскурант. И некоторая другая информация относительно моих услуг.

Дрожа от страха, я потянулся вверх и взял листок. Мы склонились над ним и начали читать в свете язычка пламени на ладони Эммы.

Я поднял голову и посмотрел на гиганта лодочника.

– Так, значит, это вы? – неуверенно спросил я. – Вы… Харон?

– Собственной персоной, – ответил он вкрадчивым голосом, от которого у меня даже волосы на загривке встали дыбом.

– Птица помилуй, дружище, вы напугали нас до полусмерти! – проворчал Эддисон. – А без всего этого шума и беготни никак нельзя было обойтись?

– Примите мои извинения. Я дремал, и вы меня напугали.

– Мы напугали вас?

– На какую-то секунду я подумал, что вы и в самом деле хотите украсть мою лодку, – усмехнулся он.

– Ха-ха, – деланно засмеялась Эмма. – Нет, мы всего лишь… хотели убедиться, что она хорошо привязана.

Харон обернулся, глядя на ялик, пришвартованный к одной из деревянных опор.

– И как она привязана? – спросил он.

Под капюшоном засветился тусклый полумесяц улыбки.

– Просто… превосходно, – ответил я, наконец извлекая ногу из дыры. – Отлично, я бы сказал… э-э-э… привязана.

– Узел лучше этого не смогла бы завязать даже я, – заверила его Эмма, помогая мне подняться на ноги.

– Кстати, – вмешался Эддисон. – Те, кто на самом деле попытался… они и в самом деле все…

Он покосился на темную воду и громко сглотнул.

– Это не имеет значения, – отмахнулся лодочник. – Вы меня разбудили, и я к вашим услугам. Чем могу быть полезен?

– Мы хотим арендовать лодку, – решительно произнесла Эмма. – Но мы поплывем в ней сами.

– Этого я допустить не могу, – возразил лодочник. – Я всегда сам управляю лодкой.

– Ах, какая жалость! – воскликнул Эддисон и хотел уже ретироваться.

Эмма поймала его за ошейник.

– Подожди! – прошипела она. – Мы тут еще не закончили. – Она мило улыбнулась лодочнику. – Нам стало известно, что через это… это… – она запнулась и огляделась, подыскивая правильное слово, – место… проходит много странных существ. Это потому, что где-то поблизости расположен вход в петлю?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – отрезал Харон.

– Хорошо, да, конечно, вы не можете вот так просто это признать. Я вас отлично понимаю. Но нам вы можете доверять. Совершенно очевидно, что мы…

Я ткнул ее локтем.

– Эмма, не надо!

– Почему? Он уже слышал, что собака разговаривает, и видел, как я зажигаю огонь. Если мы не сможем говорить начистоту…

– Но мы не знаем, относится ли к странным людям он сам, – заметил я.

– Конечно, относится, – ответила она и обернулась к Харону. – Вы ведь относитесь, верно?

Он молча смотрел на нас.

– Относится или нет? – спросила она у Эддисона. – Ты слышишь от него этот запах?

– Не особо.

– Ладно, я полагаю, самое главное – это то, что он не тварь. – Она, прищурившись, посмотрела на Харона. – Вы ведь не тварь?

– Я деловой человек, – спокойно ответил он.

– Которого нисколько не удивляют говорящие собаки и девочки, зажигающие огонь руками, – фыркнул Эддисон.

– По долгу службы мне приходится встречаться с самыми разными людьми.

– Ближе к делу, – вмешался я, стряхивая воду по очереди с одной и другой ноги. – Мы ищем друзей. Предполагаем, что они побывали здесь не больше часа назад. В основном дети, но также несколько взрослых. Один невидимый парень, летающая девочка…

– Их невозможно было не заметить, – вставила Эмма. – И их вела под дулами пистолетов банда тварей.

Харон скрестил руки наподобие большой черной буквы Х.

– Как я уже сказал, мою лодку арендуют самые разные люди, и все они рассчитывают на полную конфиденциальность. Я ни с кем не обсуждаю своих клиентов.

– В самом деле? – произнесла Эмма. – Извините, нам надо посовещаться.

Она отвела меня в сторону и зашептала на ухо:

– Если он не разговорится, я могу разозлиться.

– Главное, не горячись, – прошептал в ответ я.

– Почему? Ты поверил в этот бред насчет черепов и морских обитателей?

– Вообще-то, да. Я знаю, что он мерзкий тип, но…

– Мерзкий тип? Он практически признался в том, что имеет дело с тварями. Может, он и сам тварь!

– …но он нам может пригодиться. У меня есть ощущение, что он абсолютно точно знает, куда отвезли наших друзей. Главное – правильно поставить вопрос.

– Ну, так давай, задавай, – раздраженно заявила она.

Я обернулся к Харону и с улыбкой произнес:

– Что вы можете рассказать о ваших турах?

Он тут же оживился.

– Наконец-то вопрос, на который я могу ответить совершенно свободно. У меня тут как раз имеется кое-какая информация…

Он развернулся и подошел к одной из опор. К ней была прибита полка, на которой лежал череп в старинном кожаном авиационном шлеме, очках и щегольском шарфе. Из его зубов торчало несколько брошюр. Харон выбрал одну из них и подал мне. Это был дешевый туристический проспект, который, судя по виду, был напечатан, когда мой дедушка был совсем маленьким мальчиком. Я принялся листать буклет, а Харон откашлялся и заговорил:

– Что я могу вам сказать… Семьям по душе тур «Голод и пламя»… Утром мы поднимаемся вверх по реке и наблюдаем, как викинги с помощью катапульты перебрасывают через городские стены больных овец. Затем мы обедаем и вечером возвращаемся, по пути полюбовавшись на Великий Пожар 1666 года. В темноте это поистине величественное зрелище. Языки пламени отражаются в воде… залюбуешься. Но если вы располагаете лишь парой-тройкой часов, то мы можем прогуляться в док казней… на закате… любимый тур молодоженов. Пираты-сквернословы перед тем, как их вздернут, бывают особенно красноречивы. За небольшую дополнительную плату вы даже сможете с ними сфотографироваться!

Проспект изобиловал фотографиями улыбающихся туристов на фоне описанных им картин. На последней странице красовалось фото одного из гостей Харона, который позировал с бандой угрюмых пиратов, вооруженных ножами и пистолетами.

– Странные люди делают это ради развлечения? – изумился я.

– Мы теряем время, – прошептала Эмма, обеспокоенно оглядываясь. – Я уверена, что он просто тянет время и задерживает нас до появления следующего патруля тварей.

– Я так не думаю, – возразил я. – Подожди…

Харон продолжал говорить, будто не слышал нас.

– …а когда мы будем проплывать под Лондонским мостом, вы сможете увидеть ряды копий с головами безумцев на остриях. И, наконец, самая популярная наша экскурсия. Во всяком случае, мне она нравится больше всех. А впрочем, не имеет значения, – с напускной скромностью произнес он, небрежно помахав рукой. – Если честно, я сомневаюсь, что Дьявольский Акр способен вас сколько-нибудь заинтересовать.

– Почему это? – спросила Эмма. – Там слишком хорошо?

– На самом деле жутковатое местечко. И уж точно не слишком подходящее для детей…

Эмма топнула от злости, от чего вся полусгнившая пристань зашаталась.

– Именно туда и отвезли наших друзей? – закричала она. – Это так?

– Не стоит выходить из себя, мисс. Прежде всего я беспокоюсь о вашей безопасности.

– Хватит морочить нам голову. Рассказывайте, что там!

– Ну, раз уж вы настаиваете…

Харон вздохнул с таким наслаждением, как будто погрузился в теплую ванну, и начал потирать руки. Казалось, уже одни мысли об этом доставляют ему удовольствие.

– Там творятся скверные вещи, – произнес он. – Ужасные вещи. Кошмарные вещи. Все, что вашей душе угодно, если вам по сердцу все скверное, гадкое и страшное. Я частенько мечтаю оставить свое занятие и остаться там навсегда… возможно, открыть небольшую бойню на Кровоточащей улице…

– Как, вы говорите, называется это место? – поинтересовался Эддисон.

– Дьявольский Акр, – грустно ответил Харон.

Все тело Эддисона, от носа до кончика хвоста, содрогнулось.

– Я его знаю, – мрачно произнес он. – Это ужасное место – самая порочная и опасная трущоба во всей долгой истории Лондона. Мне рассказывали о странных животных, которых привозят туда в клетках и заставляют участвовать в кровавых поединках. Мракведей выставляют против эму-рафов, шимпорогов против фламинкоз… родителей против собственных детей! Их вынуждают калечить и убивать друг друга на потеху нескольким странным психопатам.

– Отвратительно, – ужаснулась Эмма. – Неужели странные люди на это способны?

Эддисон горестно покачал головой.

– Отщепенцы… наемники… изгнанники…

– Но среди странных людей не бывает отщепенцев! – возразила Эмма. – Если странный человек совершает преступление, его отправляют в петлю наказаний!

– Как же мало вы знаете о своем собственном мире, – покачал головой лодочник.

– Если преступник не попался, то его невозможно отправить в тюрьму, – пояснил Эддисон. – И у них всегда есть возможность сбежать в такую петлю, где не существует ни порядка, ни законов.

– Но то, что я услышал, напоминает ад, – вмешался я. – Как может кто-то отправиться туда по доброй воле?

– То, что для одних ад, – пояснил лодочник, – для других рай. Это последнее по-настоящему свободное место. Там можно купить или продать все, что угодно… – Он наклонился ко мне и понизил голос: – Или спрятать все, что угодно.

– Например, похищенных имбрин или странных детей? – уточнил я. – Вы на это намекаете?

– Я этого не говорил, – пожал плечами лодочник, извлекая из полы плаща запутавшуюся там крысу. – Кыш, Перси, папочка работает.

Он медленно и осторожно опускал крысу на деревянный настил, а мы с Эммой и Эддисоном, сбившись в тесный кружок, начали совещаться.

– Что вы об этом думаете? – прошептал я. – Неужели наших друзей действительно отвезли в это… дьявольское место?

– Твари в любом случае вынуждены держать своих пленников в петле, к тому же довольно старой, – кивнула Эмма. – Иначе большинству из нас грозит ускоренное старение, а спустя всего день-другой и смерть…

– Почему это должно волновать тварей? – спросил я. – Ведь все, чего они хотят, – это украсть наши души?

– Возможно, но они не могут допустить того, чтобы умерли имбрины. Они им необходимы для того, чтобы воспроизвести катастрофу 1908 года. Ты не забыл о безумном плане тварей?

– О том бреде, который нес Голан? О бессмертии и стремлении править миром…

– Ну да. Поэтому они и организовали похищение имбрин. Но чтобы они не превратились в сморщенные сухофрукты, их необходимо где-то держать. Все указывает на старую петлю. Ее возраст должен быть не меньше восьмидесяти, а то и ста лет. И если Дьявольский Акр – это и в самом деле средоточие мерзости и беззакония…

– Уж можешь мне поверить, – кивнул Эддисон.

– …то лучше места и не придумать. Думаю, именно там и держат своих пленников твари.

– К тому же это самый центр странного Лондона, – поддержал ее Эддисон. – Это очень хитрый и коварный план…

– Думаю, все ясно, – заключил я.

Эмма развернулась к Харону.

– Нам три билета в это отвратительное и жуткое место, которое вы только что описали, пожалуйста.

– Вы абсолютно уверены? – уточнил лодочник. – Не всем безгрешным агнцам, вроде вас, удается вернуться с Дьявольского Акра.

– Уверены, – ответил я.

– Что ж, отлично. Но потом не говорите, что я вас не предупреждал.

– Единственная проблема в том, что у нас нет трех золотых, – добавила Эмма.

– Ах, вот как? – Харон соединил кончики длинных пальцев и глубоко вздохнул, отчего на нас повеяло холодом разверстой могилы. – Обычно я настаиваю на полной предоплате, но сегодня мне хочется быть щедрым. Мне нравится ваш оптимизм и решительность. Отдадите, когда сможете.

Он расхохотался, как будто понимая, что мы обречены, а значит, никогда не сумеем с ним рассчитаться. Сделав шаг назад, он взмахнул рукой в сторону лодки:

– Добро пожаловать на борт, дети.