Онлайн чтение книги Личное счастье
АНТОН В ПЛЕНУ

Ветерок слегка пошевеливал красное полотнище с приветливой надписью «Добро пожаловать!», приглашающей в окруженный зеленью светлый и веселый мир пионерского лагеря.

Недалеко от старых улиц с узенькими тротуарами и подслеповатыми домишками недавно поднялся новый квартал. Величаво и уверенно встали одетые розоватым и белым камнем дома с большими окнами, с балконами, с цветами и газонами у входных дверей.

Среди этих красивых домов, кое-где еще не достроенных, была оставлена широкая площадка для городского пионерского лагеря. Всего год назад открылся этот лагерь, а уже молодые кудрявые липы окружили его, вдоль свежеокрашенного забора поднялись кусты сирени и акации, зацвели левкои и золотые шары, среди лагеря появились беседки, уголок спорта, маленькая библиотека, площадка для младших школьников. Посреди лагеря поднялась мачта пионерского лагерного флага, а линейку, всегда посыпанную свежим песком, обвела зеленым квадратом полоска густого дерна.

Очень много людей потрудилось здесь. И пионеры, и комсомольцы, и учителя, и родители, и заводские шефы. Ребята, оставшиеся в городе, любили свой лагерь: он спасал их от одиночества, безделья и скуки, от пыльных, тесных дворов и темных задворок, которые особенно томительны в жаркие дни лета.

Каждый день, ровно в десять, над лагерем красной птицей взлетал лагерный флаг, слышался пионерский горн, голоса рапортующих вожатых. И целый день лагерь звенел песнями, смехом, радостью кипучей ребячьей жизни.

– Всегда здесь полно, – сказала Фатьма, когда песок лагерных дорожек легонько захрустел под их ногами, – как в улье все равно.

– Да, хорошо здесь. Занятий разных сколько: хочешь – играй, хочешь – читай…

– Хочешь – поливай цветы, – добавила Фатьма.

– Да, вот видишь, не всем это интересно. Некоторых все тянет куда-то…

Они прошли мимо беседки, где занимался кружок «Умелые руки». Ребята азартно мастерили что-то из яркой цветной бумаги, резали, клеили, примеряли. Фатьма не утерпела, подбежала к ним. Оказалось, ребята мастерят шапочки ко Дню цветов. Шапочки эти будут не простые, они будут как цветы – шапочка-ромашка, шапочка-колокольчик, шапочка – яблоневый цвет.

В тени старого дерева, на круглой скамеечке, сидели две девочки с вышиванием в руках. Пожилая, с сединой на висках, с двойным подбородком женщина в очках, видно чья-нибудь бабушка, учила девочек вышивать. Яркие, разноцветные нитки цвели в их корзиночках, как цветы.

В дальнем углу, за густыми сиреневыми кустами, слышались не очень стройные голоса – там разучивали какую-то песню.

– Дай-ка я сбегаю большую клумбу посмотрю, проверю, как мои юннаты работают, – сказала Фатьма. – А то раза два забудут полить – и прощай георгины.

Фатьма, взметнув косами, убежала на свой юннатский участок. А Зина поспешила на площадку младших школьников, куда с самой весны ходит Антон. Щебет ребячьих голосов, смех и веселые крики сливались с азартным воробьиным щебетом. На площадке раскачивались качели. В углу под навесом стучали молотки мастеров кружка «Сделай сам». На открытой полянке ребятишки бегали, запуская змеев. Змеи, причудливые, расписные, со смешными рожами, то беспомощно клонились к земле, то взмывали выше деревьев, выше крыш высоких новых домов.

Зине навстречу выбежала румяная шалунья Поля-Полянка:

– Зина, Зина пришла! Рисовать будем.

Вслед за ней, соскочив с качелей, подошел тоненький, нежный Витя Апрелев.

– Рисовать? А разве сегодня вторник?

Зина вела у них кружок рисования. Но приходить она могла только один раз в неделю, а ребятам хотелось рисовать каждый день.

Зина вышла на площадку, оглянулась. Антона не было.

Дежурная вожатая, крепкая, немножко неуклюжая, всегда веселая пионерка Саша Тюльпанова, сунула Вите в руку веревочку от змея, который запускала, и подошла к Зине. Она подошла запыхавшаяся, вытирая со лба пот и еще не отдохнувшая от беготни и смеха.

– Здравствуй, Зина! Здравствуй, Зина! – пропела она.

И тотчас со всех сторон хором откликнулись ребячьи голоса:

– Здравствуй, Зина! Здравствуй, Зина! Здравствуй, Зина!

– Здравствуйте, здравствуйте! – ответила Зина, стараясь улыбнуться. – Саша, скажи, ты Антона не видела?

Саша беглым, сверкнувшим взглядом окинула площадку:

– Он не приходил сегодня, Зина. Я здесь с самого утра. Да он уж и давно не приходит.

– Давно?

– А разве ты не знала? Я думала, может, он заболел. Или к бабушке уехал.

– Да, он немножко болел, – торопливо сказала Зина, чувствуя, что краснеет от стыда, – он только сегодня вышел.

Ребята на качелях поссорились и подрались. Вожатая обернулась на крик, а Зина, торопливо пробормотав: «До свиданья», – бросилась к выходу. Фатьма догнала ее у ворот.

– Ну чего ты убиваешься? Придет твой Антон, никуда же не денется. Ну хочешь, еще где поищем?

– Я знаю, где он, – ответила Зина, – только я не пойду туда.

Да и некогда было Зине идти, пора готовить обед.

Хмурая, расстроенная, она чистила картошку, жарила мясо. Хотела было, как всегда, сварить манную кашу, но вспомнила, что не для кого. Изюмки уже нет дома. Как-то она там? Наверное, приехала. Может быть, уже обедает. Вот небось таращит глаза – какие большие деревья кругом! Сколько цветов! Какие бабочки летают!

Ласковые мысли об Изюмке немножко развлекли Зину. Как хорошо, что девчушка может побегать по травке, позагорать на солнышке! А в воскресенье Зина поедет к ней. Вот-то будет радость, вот-то наслушаются они рассказов с отцом и Антоном!

Но вспомнила про Антона, и снова стало сумрачно на душе. Как же случилось, что они так разладили с братом?

Антон явился к концу дня, перед тем как прийти отцу с работы. Он вошел как-то чересчур независимо, искоса взглянув на Зину. И, словно не зная, куда себя девать, походил по комнате, взялся за книжку, отложил ее. Потом лег животом на подоконник и стал смотреть во двор.

Зина молча следила за ним. Она ждала его взгляда, ждала, что он обратится к ней, скажет что-нибудь. Но Антон делал вид, что ничего не замечает.

– Где ты был? – наконец спросила Зина. – Опять у Клетки на? Ведь я просила не ходить к нему!

– А я и не был у Клетки на! – торопливо, не глядя на нее, ответил Антон. – Почему это у Клетки на?

– А где же?

– Ну где? На пионерском дворе был.

– Антон, повернись, пожалуйста, ко мне. Что же ты – разговариваешь со мной, а глядишь куда-то в окно? Разве это хорошо?

– Ну а что ж такого? – возразил Антон.

Однако нехотя сполз с подоконника и повернулся к Зине.

– Антон, – Зина изо всех сил старалась сдержать гнев и говорить спокойно, – ты не был на пионерском дворе. Почему ты обманываешь меня?

– Нет, был! Был! – упрямо повторил Антон. – Я там был! Спроси у ребят, спроси!

– Я спросила. Тебя там не было.

– Нет, был! Нет, был!

В его голосе зазвенели слезы. В широких, открытых глазах Антона Зина увидела какое-то смятение – не то страх, не то вызов, не то отчаяние… Зине стало нестерпимо жалко его. Что с ним делать? Может, успокоить его, посадить рядом с собой на диван, поговорить с ним по душам? Ведь так делала мама, чуть подметит, что у Зины какая-то невзгода. Посадит, бывало, ее рядом с собой и скажет: «Давай поговорим, дочка!» И Зина ей все расскажет. А мама выслушает и всегда найдет, чем успокоить Зину, всегда подскажет, что надо сделать и как лучше поступить. Поговоришь так с мамой – и все невзгоды рассеются. Как хорошо было с мамой жить на свете! Весело, просто, легко! Зачем ты умерла, мамочка?!

Поговорить с Антоном… Но ведь Зина-то никогда не обманывала маму, а этот смотрит Зине в глаза и говорит неправду. В семье у Стрешневых презирали ложь. Но что делать с Антоном, ведь он уже не в первый раз обманывает ее! Зина сколько раз объясняла ему, что лгут только трусы и подлые люди, и, если человек лжет, значит, он скрывает что-то нехорошее. Но Антон никогда не сознается, что говорит неправду. Может быть, не приласкать, а наказать следует его за это?

– Хозяйка, – закричала из кухни соседка Анна Кузьминична, – суп-то бежит, всю плиту залило!

Зина вскочила и побежала в кухню.

Вытирая плиту, она услышала, что хлопнула входная дверь. Кто-то пришел?.. Нет, все тихо. Неужели Антон… Зина поспешно направилась в комнату. Антона не было. Он скрылся, словно ждал, когда выйдет Зина из комнаты.

Зина огорченно заглянула в спальню, хотя знала, что Антона и там нет. Убежал! Лишь бы не разговаривать с Зиной. Теперь придет вместе с отцом, дождется его во дворе и придет. Он знает, что Зина не захочет расстраивать отца и при нем ничего не скажет Антону.

«Что хочет, то и делает! – почти со слезами подумала Зина. – Весело ему!»

Но Антону совсем не было весело. Его жизнь уже давно пошла вкривь и вкось. Если бы он был покрепче характером и если бы он знал, что дела так сложатся, он давно бы все рассказал Зине.

Антон очень любил Зину. Когда не стало матери, Антон почти не отходил от старшей сестры, словно боялся, что вдруг и она куда-нибудь исчезнет. Зина заняла мамино место. Она сажала их с Изюмкой обедать, она знала, какую рубашку надо надеть Антону, она помогала разобраться в задачке, если Антон становился в тупик, ей он рассказывал о всяких школьных делах, у нее он спрашивал обо всем, чего не мог понять сам… Он не любил приходить домой, если Зины не было дома. Даже тогда, когда у них жила бабушка, без Зины ему казалось скучно и сиротливо. Иногда он ходил ее встречать – Зина позже приходила из школы, чем Антон, – и шел вместе с ней, держась за руку. Они шли и болтали с Зиной, а с ними всегда шла Зинина подружка Фатьма. И часто кто-нибудь из старших ребят-школьников шел с ними – Андрюша Агатов, Ваня Синицын, Дима Козырев… Так весело было!

И как-то случилось, что Антону встретился на улице Яшка Клеткин.

– Хочешь моих голубей поглядеть?

Антон шел встречать Зину. Но он не посмел отказать Клеткину. Уж если Клеткин заговорил с таким малявкой, как Антон, – разве откажешь?

Голуби обольстили Антона. А Яшка, которого все маленькие ребятишки на улице боялись, ошеломил Антона своей добротой. Он дал ему погонять стаю, а потом сказал, что пускай Антон когда хочет, тогда к нему и приходит.

Однако отец, услышав, что Антон сегодня гонял голубей, раз и навсегда запретил ему ходить к Яшке. И задворки, заваленные грязными сугробами, где за старым сараем торчала Яшкина голубятня, стали для Антона желанной, но запретной зоной.

Однако все это прошло и забылось бы, если бы Яшка не являлся время от времени перед глазами Антона, если бы, словно невзначай, мимоходом, не вмешивался в его жизнь. Однажды в конце зимы он встретился им с Зиной, когда она шли из школы. Засунув руки в карманы, Яшка остановился и осклабился:

– Уа! Уа! Деточка – за ручку держится!

Зина не обратила на него внимания. Но Антон шага через три тихонько высвободил из ее руки свою руку.

– Ты что, Антон?

– Ничего. Шнурок развязался.

Он отстал на минутку, потеребил крепко завязанный шнурок. Но когда догнал ее, то за руку больше не взялся. И уже никогда больше не брал Зину за руку: Яшкино «уа, уа» запрещало ему эту ласковую детскую повадку. А Зина ничего не заметила.

В яркий предвесенний день, когда весело позванивали сосульки под крышами, Антон шел из школы, беззаботно размахивая портфелем.

И тут снова перед ним появился Клеткин.

– Чегой-то веселый больно?

– Пятерку получил! – еле сдерживая счастливую улыбку, ответил Антон.

– Пфу, – пренебрежительно усмехнулся Яшка и сплюнул сквозь зубы, – тоже нашел радость! А я в школу больше не хожу. Очень-то надо.

– Как – не ходишь? – Антон оторопел, он не мог себе представить, чтобы это было возможно. – А отец тебе – ничего?

– А отцу что? – резко ответил Клеткин, глаза его стали узкими и злыми. – Он, что ли, за меня экзамены будет сдавать? Пускай сдает. Не может? Ну и я не могу. Не хочет? Ну и я не хочу. Все. Сеанс окончен.

Клеткин засунул руки в карманы и, небрежно насвистывая, пошел по улице.

Антон задумчиво смотрел ему вслед. Он был ошеломлен. Вот смелый человек, а? Не захотел экзамены сдавать – и не стал. Ушел из школы, да и все. И никого, даже отца не боится! А вот он, Антошка, наверное всегда будет малявкой, «уа-уа».

Вскоре Антон еще раз убедился в Яшкином геройстве.

Однажды дворник начал бранить Яшку за то, что он сломал молодое деревце. Если бы дворник так закричал на Антона, Антон летел бы домой не чуя земли и, наверное, полгода боялся бы встретиться с дворником. А Яшка пе побежал. Он сунул руки в карманы, сплюнул в сторону дворника и небрежно сказал:

– Слыхали. Все. Сеанс окончен.

Дворник побежал было за ним с метлой. А Яшка лишь отскочил от него шагов на пять и пригрозил:

– Смени пленку. А то все эти твои елки-палки переломаю!

Дворник махнул рукой:

– И откуда у нас, в советское время, такой дурной народ берется? И учат их, и дворцы им строят. А на что такой дубине дворцы?

И ушел.

Антон сияющими глазами смотрел на Яшку. Сам дворник, сам Данила Петрович сдался, не справился с Клеткиным! Весь этот вечер Антон учился плевать сквозь зубы, чтобы хоть немного быть похожим на Яшку Клетки на.

С тех пор, словно привороженный, Антон бродил по улице в надежде встретить Яшку, стоял у ворот двора, где жил этот отчаянный человек, заглядывал в калитку. Иногда, завидев стаю голубей, взлетающую над крышами в голубом утреннем сиянии, он бросал игру, отходил от ребят и мечтательно глядел, как поблескивает под солнцем голубиное крыло, как стремительно падают птицы вниз темными комочками и, вдруг взвиваясь, тонут в небесной синеве… В такие минуты Антон не слышал и не видел никого, он был там, с Яшкой, на глухом пустыре за сараем, который неотступно тянул его к себе тревожным очарованием запрета.

Яшкина жизнь обрывками доносилась до него. Антон видел, как иногда Яшка вскакивает в трамвай и уезжает куда-то в «центр». Ему было известно, что Яшка не пропускает ни одной кинокартины в их заводском клубе. «Тарзана» Яшка смотрел много раз и по-тарзаньи умел кричать даже лучше, чем сам Тарзан. Люди пугались по вечерам, когда из тьмы заднего двора неслись над улицей его дикие завывания, а маленькие ребята вздрагивали в постелях. Вздумал было в ответ ему завыть и Антон, но отец так рассердился, что оставалось только немедленно умолкнуть и украдкой вздохнуть.

Яшка любил поговорить о кинокартинах, И всё-то он знал, и всё-то понимал. «Попрыгунья»? Мура! «У стен Малапаги»? Тоже мура. «Смелые люди» – это ничего, смотреть можно. «На заставе» – тоже ничего… И Антону было ясно, что нет такой картины на экране, о которой у Яшки не было бы своего мнения. Это был очень знающий человек!

– А вы что знаете, улитки? – сказал однажды Яшка Антону и еще двум-трем ребятишкам, которые разинув рот слушали его рассказы. – А вы что видели?

Антон хотел сказать, что они с Зиной ходили в Зоопарк, потом в Кукольный театр, но тут же раздумал. Яшка скажет: «Детки! В Кукольный театр, за ручку, уа-уа!»

– Да, – сказал он, – хорошо, у тебя деньги есть. В кино небось без билетов не пускают.

– «Деньги есть»! – передразнил Яшка. – А кто мне их дает, деньги-то? Своим разумом добываю. Вот есть у тебя разум?

Антон поежился, он что-то не знал – есть ли у него разум? Кажется, есть. Но тогда почему же он не добывает денег?

– Ну, есть или нет?

– Есть, – нерешительно сказал Антон.

– А догадка есть?

– Нету, – сдался Антон.

– Вот то-то, что нету. А денег кругом сколько хочешь.

Клеткин раздул широкие ноздри, и короткий нос его с глубокой переносицей стал похож на маленький шалаш.

– Денег сколько хочешь, только бери.

Ребятишки жадными глазами глядели на Клетки на и не знали, верить ему или не верить.

– А где они? – простодушно спросил Антон.

– Где? У любого человека. Вот идет по улице человек, а у него обя-за-тельно в кармане деньги есть.

– Да! Полезешь, а он тебя за руку! – сказал кто-то из ребятишек.

– Конечно, за руку. И в милицию. А уж там тебе – всё. Сеанс окончен! И правильно. Не лезь в чужой карман.

– А тогда как же? – растерялся Антон.

– Эх, догадки у вас ни у кого нет. Попросить надо. «Дяденька, дайте две копейки! Шел за хлебом, потерял, теперь не хватает, от мамки попадет!» Вот и все. Кто же две копейки пожалеет? Пожалуйста! Ты сейчас: «Спасибо, гражданин!» А как отошел – опять: «Тетенька, две копейки… Не хватает!» – и еще тебе. Часу не пройдет, а денег у тебя уже на два сеанса. Понятно?

В этот вечер Зина заметила, что Антон, сидя за книжкой, часто задумывается о чем-то. Сидит, будто читает, а у самого глаза уперлись в скатерть и мысли где-то очень далеко.

– Ты спишь? – окликнула его тогда Зина и засмеялась: – Папа, смотри, наш Антон, наверное, стихи сочиняет, вон как задумался!

Но Антон в это время решал вопрос: попросить – так же плохо, как в карман залезть, или это ничего? Если спросить об этом у отца или Зины, то они оба удивятся и рассердятся, почему такие мысли бродят у него в голове, и, пожалуй, тотчас догадаются, что он виделся с Яшкой.

Конечно, Антон никогда и не подумает залезть кому-нибудь в карман. Чтобы Антон стал жуликом? Да от одного этого слова мурашки бегут по спине. Антон никогда не взял бы чужих денег. Вот пришел бы он, например, в школу, а там на полу валяются деньги. Так разве он взял бы их? Просто поднял бы и отдал учительнице. Но попросить… А что плохого, если попросить? Ведь человек, если не захочет, то и не даст. А если даст – значит, ему не жалко…

Вечерами Антона увлекали мечты. Зина делала уроки, готовилась к экзаменам. Отец что-то чертил, напряженно сдвинув брови, – он ведь тоже учился, хотел получить настоящее образование. Изюмка тихо играла на диване, строила домики из спичечных коробок. А потерявший спокойствие Антон, забыв про книгу, звенел пригоршнями мифических[1]Мифический – существующий только в воображении.  монет в карманах. Жизнь заманчиво и радостно раскрывалась перед ним, кинокартины одна за другой вспыхивали на экране. И разве только кино? А мороженое? Сливочное, клубничное, с вафлями… А конфеты? Только подойти к ларьку – и любая конфета твоя!

Если бы Зина повнимательней поглядела на него в тот вечер, она бы заметила, что Антон не дремлет над книгой и не сочиняет стихов. Она бы поняла, что в душе ее младшего брата происходит что-то неладное, а если бы поняла, то сумела бы выспросить обо всем и вовремя предостерегла бы его. Но Зине тогда и в голову не приходило, что Антон может что-нибудь скрыть от нее, и она опять ничего не заметила.