Онлайн чтение книги Лицом к лицу
ЧАСТЬ I. ПРОФИЛЬ

Глава 1

Кругосветное путешествие Эллери Куина подходило к концу. Самые невероятные истории, услышанные от шефов полиций всех городов, где ему довелось побывать, буквально распирали его бедную голову, и Эллери решил остановиться на одни сутки в Лондоне. Он вылетел из Орли, а по прибытии в Англию сразу отправился к комиссару Вейлю в Нью-Скотланд-Ярд, где и наткнулся на человека из Интерпола. Этот парень оказался, что называется, свой в доску, им было о чем потолковать! Одна история сменяла другую, и из одного кабачка они незамедлительно перекочевывали в другой. Время летело незаметно, и Новый год был уже на носу.

Под утро, подстегиваемый уколами совести и рассудка, Эллери со своим новым приятелем все же отправился за авиабилетами.

Вот так они и встретили Харри Берка, который собирался лететь в Нью-Йорк тем же рейсом.

Человек из Интерпола представил Берка как частного сыскного агента – «одного из лучших агентов, Куин, а это означает, что он никогда не позволяет расходам превышать десять процентов от своих доходов!» В ответ на такую рекомендацию Берк только рассмеялся. Это был невысокий русоволосый человек с шеей борца. Глядя на него, так и тянуло помериться с ним силами. Глаза Берка были такими лучистыми, а радужная оболочка – такой прозрачной, что иногда казалось: ее вообще нет. Новый знакомый чем-то походил на тевтонского рыцаря. «Берк» – представился он с легким северным акцентом, немного картавя. Перед тем как оставить их вдвоем, человек из Интерпола шутливо обозвал Берка «шотландским ренегатом» и испарился.

После того как Эллери с Берком пропустили стаканчик-другой в ближайшем кабачке, Берк сказал, попыхивая трубкой:

– Итак, вы и есть Куин-младший? Невероятно!

– То есть? – не понял Эллери.

– Я хотел сказать – невероятно, что нам таким вот образом довелось встретиться. Всего лишь каких-то пятнадцать часов назад я беседовал с вашим отцом.

– С моим отцом?!

– Ну да. С инспектором нью-йоркской полиции Ричардом Куином.

– Вы что же, только что из Нью-Йорка? Шотландец кивнул.

– Но вы же сейчас на моих глазах брали туда билет!

– Когда я прилетел в Лондон, мне вручили телеграмму от инспектора – он просил меня вернуться. Видимо, в деле, из-за которого я и был в Америке, внезапно произошли какие-то изменения. Инспектор просил возвратиться немедленно.

– Как похоже на моего дорогого папочку! – кивнул Эллери. – И, разумеется, никаких подробностей?

– Никаких, кроме этого вашего дурацкого американского словечка «pronto»[1]Pronto исп. амер. разговорное «быстро, мигом»..

– Ну, тогда точно что-то очень важное… – Эллери осторожно принял очередную кружку зля от могучей барменши, которая поднесла ее с таким видом, словно притащила целый бочонок. – А вот это ваше самое дело, Берк.., смогу ли я сейчас без содрогания душевного выслушать, в чем оно состоит? – шутливо вопросил слегка захмелевший Эллери.

– Ну-у.., не знаю, насколько вы выносливы… – ответил Берк в том же тоне и, многозначительно подмигнув в сторону необъятной барменши, уткнулся в кружку. Берк, кстати, был весьма недурен собой, особенно украшал его изящный, тонкий нос.

Через некоторое время собутыльники дружно направились в западную часть города. Эллери сообразил, что, по всем признакам шотландец сотрудничает с ЦРУ. В целом Берк не отличался откровенностью и только о своем нынешнем деле за океаном болтал без умолку. Харри когда-то служил в Скотланд-Ярде, а в последнее время, пользуясь накопленным опытом, организовал небольшое частное сыскное агентство.

– Ах, агентство – такое хлопотливое дело! – сетовал он. – Вначале всем рискуешь. Если бы не мои связи в Скотланд-Ярде, прогорел бы, как Бэнтью! Но комиссар Вейль особенно добр ко мне. – Из чего Эллери заключил, что и это последнее заокеанское дело перепало ему также в результате «доброты» мистера Вейля. По-видимому, клиент сначала обратился в Скотланд-Ярд, но комиссар Вейль заявил, что это вне их компетенции, и посоветовал прибегнуть к частным услугам. Похоже, Вейль не раз оказывал шотландцу подобного рода услуги.

– Я холостяк, – между прочим признался Берк. Он сиял от счастья – надо же, такой выгодный заказ – и весь горел от нетерпения скорее взяться за работу, – Я избавлен от нудной обязанности часами выслушивать бабское нытье. Впрочем, причина не в этом. Просто нигде не удается задержаться подольше и завязать какие-нибудь отношения.

– А вот мне сдается, – поддел его Эллери, – что вы как раз из тех, кого стоит лишь поманить пальчиком, и…

– Берхня! Уверяю вас, не родилась еще та плутовка, которой удалось бы покорить мое сердце!

– Поищите-ка по ту сторону океана! Обламывать упрямых холостяков – любимое занятие американок.

– Ну, тогда они давно имеют на вас виды, Куин!

– Что вы, я – крепкий орешек!

– Вижу, мы с вами очень похожи…

Впоследствии это мнение полностью подтвердилось: они были схожи во всем, даже в склонности пререкаться по малейшему поводу. Сейчас их отношения были еще в самом начале, и, восседая в салоне авиалайнера, они дружески спорили, как принято подавать шотландскую копченую селедку: с луком или без? За этими разговорами между небом и землей новые приятели чуть было не позабыли отметить наступающий Новый год.

На рассвете, в первое утро нового года приземлились в Международном Аэропорту Кеннеди в таком же непроглядном тумане, каким проводила их Англия.

– На этот раз вам не придется беспокоиться о гостинице, – заявил Эллери. – Остановитесь у меня.

– Что вы, я не смею так обременять вас и инспектора!

– Ерунда, в моем кабинете есть свободная тахта. Кроме того, вы сразу же узнаете, зачем мой отец вызвал вас в Нью-Йорк. – Этот довод возымел действие, и Харри добродушно кивнул:

– Такси?

Они ехали мимо Таймс-Сквер: место напоминало призрачный город, где лишь ветер треплет клочья мусора на улицах.

– Жалкая жизнь у этих людей, правда? – заметил Берк, указывая концом трубки на всю эту грязь. – Когда я вижу подобные места, мне приходит на ум последняя сцена в спектакле «На пляже».

– Может, и им кажется то же самое? Они добрались до квартиры Куина, но инспектора дома не застали.

– Где-нибудь празднует? – предположил Берк.

– Не может быть. Это на него непохоже. Что-то случилось. Вот, смотрите!

Из пишущей машинки Эллери торчала записка, написанная в обычной для старика шутливой манере:

«Дорогой Сын!

Спешу сообщить, что некая мисс Роберта Вест, из Ист-энда[2]Игра слов. По-английски Вест (West) означает «запад», а Ист (East)/ – «восток»., со славной Семьдесят третьей улицы, ждет не дождется твоего звонка. Причем, в любое время дня и ночи. Что касается моей скромной особы, то я ушел по делам. Позвоню. И – С Новым годом!»

Внизу записки стояло «Твой папуля» и номер телефона.

– И что, у вас всегда так? – осведомился шотландец.

– Да нет, только если какое-нибудь ЧП. В новогоднюю ночь мы обычно сидим и клюем носом у телевизора. – Эллери набрал номер. – Закиньте ваши чемоданы в мою спальню, Харри, – вон туда. Да, если хотите слегка взбодриться, там, в гостиной, загляните в бар, пропустите стаканчик. Алло?

– Эллери Куин? – спросило взволнованное женское контральто.

– Да. Мне оставили записку, что я должен позвонить мисс Вест.

– Это я. Просто замечательно, что вы позвонили так рано. Я слышала, вы возвращаетесь из Англии… Прилетели только что?

– Только что. А в чем дело, мисс Вест?

– Вы сейчас дома?

– Да. А что?

– Я хотела бы зайти.

– Как, прямо сейчас? – растерялся Эллери. – Но мне надо побриться, я еще не завтракал, да и в салоне самолета выспаться толком не удалось. Нельзя ли чуть позже?

– Но я тоже провела бессонную ночь, ожидая вашего звонка! – в голосе собеседницы звучали такие интонации, что он вздохнул и поневоле согласился:

– Адрес знаете?

Глава 2

Роберта Вест оказалась еще прелестнее, чем ее голос. Эллери сразу подумал, что ей место на сцене. Наверняка – актриса. Фигура – само совершенство, а идеальная кожа и темно-каштановые волосы с медно-красным отливом еще сильнее подчеркивают прочие достоинства. Глаза девушки слишком ярко блестели, видимо, из-за бессонной ночи, а, может быть, и какого-то тайного беспокойства. Очаровательная родинка на правой щечке напоминала крохотную бабочку. Кое-какие мелкие детали окончательно убедили Эллери в принадлежности гостьи к театральному миру: манера двигаться и вскидывать голову, некоторая размеренность жестов, выразительность мимики и, особенно, манера говорить – слова вылетали из ее уст легко и непринужденно, но при этом казалось, что каждая случайная реплика хорошо отрепетирована. Девушка была в юбке и пушистом пуловере, пальто-накидка, по парижской моде, изящно ниспадало с плеч, шарф обвивал шею в стиле Пикассо, а ручки прятались в изящных рукавичках. Миниатюрные ножки были обуты в модные туфли без каблуков, с пряжками в виде маленьких бабочек. Эллери готов был побиться об заклад, что такие туфли она специально подобрала, чтобы подчеркнуть пикантность родинки на щеке.

Все в облике молодой женщины свидетельствовало о виртуозности, с какой она владела искусством казаться безыскусной, так что Эллери вдруг усомнился в своих первоначальных предположениях о театре. Он часто замечал, что если юная дама выглядит так, словно только что сошла со страниц журнала мод, то обычно она оказывается какой-нибудь секретаршей. Чтобы рассеять сомнения, он спросил:

– Вы работаете в театре?

Блестящие, беспокойные глаза девушки расширились от удивления:

– Как это вы догадались, мистер Куин?

– Моя работа, – усмехнулся он, провожая ее в гостиную, – Позвольте представить – мистер Берк, мисс Вест.

Гостья что-то пробормотала в знак приветствия, а Харри Берк едва выдавил из себя:

– Как поживаете? – с видом человека, которого застали врасплох. Он тут же ретировался в кабинет Эллери и угрюмо буркнул оттуда:

– Я пойду помоюсь, Куин. Ну, и все остальное.

– А мне кажется, что мисс Вест не возражала бы против вашего присутствия, – заметил Эллери. – Мистер Берк – частный детектив, из Лондона, и здесь он по делам.

– Ах, ну в таком случае… – быстро проговорила девушка и почему-то смутилась. Что касается Берка, то он вошел, бросил в сторону Эллери свирепый взгляд и проскользнул к одному из окон, в которое уставился, демонстративно ото всех отвернувшись.

– Ну что же, – начал Эллери, после того как усадил гостью, предложил ей позавтракать (но она отказалась) и зажег для нее сигарету, – приступим к делу, мисс Вест?

С минуту посетительница молчала. Затем смущенно сказала:

– Я даже не знаю, с чего начать. – Потом резко наклонилась, стряхнула пепел. – Вы, наверное, помните Глори Гилд?

Эллери не только помнил Глори Гилд. Он так же прекрасно помнил, как в юности с безумным восторгом слушал ее голос, певица была предметом его самых страстных мечтаний. В то время одной мысли о звуках этого голоса было достаточно, чтобы у Эллери все замирало внутри.

О, Господи, ну конечно же он помнил Джи-Джи! – так называли ее близкие (к числу которых он – увы! увы! – не принадлежал). И он все еще порой заводил ее старую пластинку особенно в лунные ночи, когда так и тянуло вспомнить прошлое. И вот имя Глори Гилд вновь столь внезапно вторглось в его жизнь, что он даже слегка растерялся! Даже если бы вместо этой девушки с медными волосами перед ним предстал призрак самой Хелен Морган или Айседоры Дункан, Куин не был бы настолько потрясен.

– А что такое с Глори Гилд? – наконец выдавил из себя Эллери. Он заметил, что при упоминании этого имени Берк странно дернулся и напряженно застыл, из чего Эллери заключил, что Берк тоже удивлен и даже более чем удивлен… О, Эллери отдал бы многое, лишь бы узнать, что же в этот момент происходит в душе Берка. Но он усилием воли вновь заставил себя сосредоточиться на своей посетительнице.

– Муж Глори Гилд – мой возлюбленный, – откровенно призналась та. – Вернее – был им. – И она задрожала так, как обычно описывают в романах и как редко дрожат люди в действительности. И продолжала:

– Как могут женщины быть такими дурами? Такими набитыми дурами? – Она буквально так и выразилась – «набитыми дурами»».

И разрыдалась.

Вид плачущей женщины не являлся чем-то необычным для гостиной Эллери Куина, а уж причина этих слез была и вовсе самая банальная, однако Эллери был растроган и терпеливо ждал, когда гостья успокоится. Наконец мисс Вест затихла, всхлипнула разок, как ребенок, полезла в сумочку за платочком и прижала его к своему изящному носику.

– Простите. Я не ожидала, что так расстроюсь. Этого больше не повторится. Ну, в общем, все было кончено семь месяцев назад. Вернее, мне только казалось, что кончено. И вот теперь это несчастье…

Глава 3

Рассказ Роберты Вест оказался весьма бессвязен и запутан, как рассыпанная мозаика, которую еще нужно было собрать по кусочкам в единое целое. Насколько Эллери сумел уяснить сказанное, оно сводилось к следующему. Для начала необходимо кратко изложить судьбу Глори Гилд. Имя, данное ей при рождении в 1914 году, – Глория Гилденстерн. В тридцатые годы она покинула Средний Запад, страну Синклера Льюиса, где выросла, и с чисто лью-исовским намерением с ходу покорить Нью-Йорк, а там, само собой разумеется, и весь мир, приехала в сердце Америки.

Не обладая никаким музыкальным образованием, она была чистым самородком: пела, сочиняла музыку, играла на фортепиано – сама себе аккомпанировала.

Глори Гилд любила повторять, что она играет не только на фортепиано, но и на своем голосе. И действительно, манера ее пения была так же сложна и неповторима, как и ее партитуры. Она умела придавать голосу невероятный трепет страсти, почти скорби, и он завораживал публику подобно движениям факира – постепенно, неизбежно и незаметно. В ночных клубах она заставляла умолкнуть даже заядлых выпивох. Критики, правда, отзывались пренебрежительно: «голос для спальни», допуская ее успех лишь в низкопробных кабачках, но вопреки этим утверждениям магия ее пения была столь беспредельной, что покоряла всех, всегда и везде. К концу тридцатых Глори уже выступала каждую неделю в собственном радиошоу, и ее слушали десятки миллионов американцев. Она стала национальным кумиром.

Обычно певица выходила в эфир под звуки «Боевого Гимна Республики», который в медленном темпе очень нежно исполнял оркестр. В те времена господствовали простые нравы, и газетные обозреватели прозвали новую «звезду» Глори-Глори[3]Глори-Глори на английском значит «слава, слава».. Но Глори-Глори была одновременно крайне трезвой и расчетливой женщиной. Поэтому она весьма умело распорядилась собственной судьбой, отдав ее в ловкие руки Сельмы Пилтер, театрального агента, которая вскоре стала вести все ее дела. Миссис Пилтер (был когда-то и мистер Пилтер, но образ его растаял в чаду давнего бракоразводного процесса) справлялась со своими обязанностями столь успешно, что к 1949 году (тому времени, когда Глори стала терять голос и прекратила выступать) певица была почти миллионершей.

Глори обладала от природы беспокойным умом, поэтому после прекращения артистической карьеры ее второй страстью (помимо музыки) стало все загадочное и таинственное, всевозможные головоломки и шарады. И если с музыкой все было ясно – певица стала фанатиком Hi-Fi[4]Hi-Fi – «хай-фай» сокращенное обозначение аппаратуры высшего класса. Меломаны-«хайфайщики» признают только такой уровень звуковоспроизведения, передающий без искажений все частоты в пределах человеческого слуха. – звучания задолго до того, как вся Америка помешалась на высококачественной радиоаппаратуре, а ее музыкальной коллекции мог позавидовать любой меломан – то мотивы увлечения различного рода загадками были не совсем ясны. Особенно для уроженки сельских районов Миннесоты, где уровень развлечений не превышал невинной игры в «угадай-ка» вечером у камина. Глори же часами просиживала над кроссвордами. Анаграммы, ребусы и, разумеется, детективы неудержимо влекли ее (что, кстати, в какой-то мере уберегло бывшую провинциалку от увлечения другими жанрами «бульварной» литературы – натуралистическими историями, исполненными секса и насилия, которые начали тогда заполнять книжные прилавки). Вся нью-йоркская квартира и загородный особняк, уютно спрятанный в густом сосновом лесу на побережье озера в Ньютауне, штат Коннектикут, были завалены пластинками, магнитофонными записями, проигрывателями, радиоприемниками и прочей звуковой аппаратурой. И эти сокровища были для нее дороже, чем хлеб и воздух. Повсюду валялись разнообразные музыкальные инструменты, а рядом – груды кроссвордов, ребусов и причудливых вещиц; на открытой террасе особняка стояли плетеные кресла из особого камыша – после каждого дождя они уплотнялись и твердели, и на них проступал замысловатый рисунок.

На всем протяжении своей сценической карьеры Глори жила одна, хотя ее пышная грудь и великолепные белокурые волосы влекли, мягко говоря, многих. Когда в 35 лет ее голос начал сдавать, то по иронии судьбы она оказалась так же одинока, как и Грета Гарбо, и так же как в случае с Гарбо, в определенных кругах бытовало мнение, что ей уже никогда не выйти замуж. Девять лет это мнение оправдывалось, но в 1958 году, в возрасте 44 лет, Глори встретила 33-летнего графа Карлоса Армандо. Через три месяца они стали мужем и женой.

Армандо сам величал себя «графом», хотя никто, кроме него самого, не принимал этого титула всерьез. Происхождение «графа» оказывалось весьма туманным; даже подлинность его имени вызывала сомнения. И когда Армандо начинал рассуждать о своих предках, то был просто неподражаем: в их числе фигурировали и испанцы, и румыны, и португальцы, и греки. Подобные генеалогические изыскания доставляли ему огромное удовольствие. Однажды Карлос даже заявил, что его мать – египтянка. На что один из многочисленных знакомых (которых у него было немало по всему свету), настоящий граф, заметил: «Вне всякого сомнения, Карлос – прямой потомок Клеопатры!» – чем вызвал бурю восторга у самого Армандо: «Конечно, амиго! От самого Ромео!»

Недоброжелатели же уверяли, что его родители были цыгане, и он появился на свет в таборе на обочине одной из жалких проезжих дорог Албании. И это ровно с таким же успехом могло оказаться правдой.

Для женщин же подобные династические тонкости были вовсе безразличны. Одна за другой, как послушные оловянные солдатики, они сгорали в пламени его страсти. И при этом он очень заботился о своей и их репутации, никогда не давая повода даже к малейшим сплетням. Женщины были его профессией. Он больше ничем в жизни и не интересовался.

Впервые Карлос женился, когда ему было 19 и он работал на нефтяных разработках в Оклахоме. Она была ровно втрое старше и очень любила молоденьких особей мужского пола, что чрезвычайно забавляло Карлоса. Через два года она выставила его, увлекшись очаровательным мальчиком из Афин. Карлос получил солидное выходное пособие и провел год в развлечениях, прилежно его проматывая.

Второй его женой была датская баронесса, дама, отличавшаяся прекрасным здоровьем и чертами лица какой-нибудь средневековой статуи на кровле готического собора. Непрерывная четырехмесячная возня на диване, ее пальцы, жадно сжимающие его голову, доконали-таки Карлоса. Он соблазнил секретаршу баронессы, подстроил так, чтобы их застали, и галантно попросил разрешения удалиться вместе с солидным вознаграждением.

Целый год шикарной жизни опять пролетел незаметно, деньги подошли к концу. Карлос вновь стал подыскивать подходящую партию.

Он раскопал на летнем отдыхе в Альпах цветущую 16-летнюю дочку американского сенатора; в последующем за тем скандале потребовались услуги одного из самых дорогих швейцарских гинекологов (за что Карлос получил от доктора 15%), и в обмен на молчание Армандо был вручен чек на очень внушительную сумму. При этом ему красноречиво посоветовали ради своей же безопасности держать язык за зубами.

И развеселые годы понеслись чередой, а с ними и вереница жен, все таких же богатых, глупых и годящихся ему в матери: высокопоставленная нью-йоркская дама, подавшая на развод со своим мужем-банкиром, чтобы выйти за Карлоса (этот союз распался после скандала во время вечеринки на ее вилле в Ньюпорте. Скандал обошелся в 100.000 долларов и стал сенсацией на страницах бульварных газет); спившаяся старая дева, впервые потерявшая невинность в Плимут-Роке; венгерская графиня, скончавшаяся от туберкулеза (она ничего не оставила Карлосу, кроме фамильного замка, со всех сторон окруженного водяным рвом и долгами, – к счастью для графини, Карлос появился на ее горизонте незадолго до ее смерти); престарелая европейская красотка, которую он просто-напросто продал богатому турку, интересовавшемуся на самом деле ее подрастающей дочкой, родившейся от Карлоса; вдова чикагского мясника, которая «накрыла» его в постели со своей служанкой, при этом предусмотрительно захватив с собой фотографа. В результате она дала ему пинка под зад и ни цента больше, не побоявшись – к великому изумлению Карлоса – наплевать на газетную шумиху и представить фотографии в суд.

Этот неожиданный поворот судьбы поставил его в затруднительное положение. Он буквально нищенствовал, когда ему повстречалась Джи-Джи Гилд.

С Глори не предвиделось особых затруднений: она была еще очень хороша собой, и к моменту их встречи гораздо моложе, чем большинство его бывших жен. Впрочем, для Карлоса важнее было другое – достаточно ли она богата? Он всю жизнь провел в погоне за удовольствиями, и это оставило определенную печать на его лице: «графу» все больше приходилось проводить времени у зеркала, приводя себя в порядок. Все эти старые и еще не совсем старые мадам, вроде его первой жены, которые так жадно приникали к источнику его молодой силы, могли бы вскоре заметить, что он начинает иссякать. И в день, когда это произойдет (угрюмо размышлял самозванный граф, сидя у зеркала), непобедимый светский лев превратится в облезлую шавку.

И Армандо решил, что именно сейчас он не может позволить себе ошибиться. Окольными путами он выяснил финансовое положение Глори Гилд, чтобы не разыгрывать свои козыри впустую. Полученные сведения окрылили его, и Карлос приготовился к штурму.

Штурм оказался не таким уж легким, хотя Глори по всем признакам не могла быть неприступной крепостью. В последнее время ее мучили одиночество и скука, а уж то, что она наблюдала ежедневно в своем зеркале, и вовсе приводило ее в отчаяние. Поэтому появление на таком фоне какой-нибудь фигуры типа Карлоса Армандо явилось почти неизбежным. Так как Глори была достаточно наслышана о нем и отдавала себе отчет, что он за птица, то наняла заслуживающих доверия агентов, чтобы они хорошенько выяснили, как обстоят его дела. Худшие ее подозрения подтвердились, поэтому она твердо решила избежать участи всех тех набитых дур, которым ему удалось заморочить голову.

– Мне приятно ваше общество, – заявила она Карлосу в ответ на его пылкое предложение руки и сердца, – а вам – мои деньги. Конечно, лишь те, до которых вам удастся добраться, не так ли? Ну ладно, я выйду за вас замуж, но при одном условии.

– Уместно ли в столь трогательный момент, моя дорогая, обсуждать прозаические детали, если дело идет о союзе наших сердец? – патетически вопросил Карлос, целуя ей руку.

– При одном условии. А именно: в брачном договоре вы откажетесь от какой бы то ни было части моего имущества.

– Ох! – только и смог выговорить Карлос.

– Даже от одной трети в случае вдовства, которая обычно положена по закону, – сухо продолжала Глори, – и на которую вы уже положили глаз. Я советовалась со своим адвокатом, поэтому соответственно оформленный подобный договор будет иметь законную силу – я упоминаю об этом на тот случай, если бы вам вздумалось оспаривать его.

– О, как же дурно вы думаете обо мне, моя радость, – пробормотал Карлос, – если настаиваете на таком несправедливом условии! Я же со своей стороны готов отдать вам всего себя!

– И имеете для этого весьма веские основания, – заметила Глори Гилд, игриво взъерошив его волосы (Армандо вовремя удержался, чтобы не отдернуть голову).

– Итак, я позабочусь, чтобы юристы уладили все эти qui pro quo[5]Qui pro quo (лат.) неувязки, неполадки, сложности..

– А что это такое, моя драгоценность? – спросил Карлос, так как он понятия не имел, что такое qui pro quo.

– Ну, как говорится, чтобы и волки были сыты, и овцы целы…

– Понятно… А на какой срок? – внезапно спросил Карлос. Он обладал поразительным чутьем, когда дело касалось женского характера, и больше не ломал комедии.

– Вот это другой разговор, дружок. Ты даешь мне пять счастливейших лет супружества, и я разрываю наш договор! Я хорошо изучила вас, Карлос, и знаю, что ни с одной женщиной вы не продержались больше двух лет. Но пять лет – это мой срок, и баста! Как только вы подписываете договор, так все права моего законного супруга – ваши.

Они пристально взглянули в глаза друг другу и расхохотались.

– Я, конечно, безумно люблю вас, но любовь – это действительно еще не все. Решено, – пробормотал Карлос.

– Любить.., убить… – прочла Глори. И дело было сделано: он подписал брачный договор и их брак был заключен, хотя и не совсем на небесах.

Глава 4

– Я встретила Карлоса в Истхэмптоне, – продолжала свой рассказ Роберта, – когда была на летних гастролях. Сезон уже подходил к концу, он с Глори зашел к нам за кулисы. Наш директор бью человек уже немолодой, помнил Джи-Джи и поднял ужасную суматоху по поводу их прибытия. Для меня же она была просто ходячим слухом, звездой давних лет: я еще была ребенком, когда ее карьера уже подходила к концу. Она показалась мне просто располневшей женщиной с нелепыми крашеными волосами, похожей на престарелую Брюнхильду из какой-нибудь второсортной оперы захудалого театрика, висящей на руке молодого мужчины, который годился ей в сыновья.

Карлос же показался мне очень привлекательным. Помимо моей воли его шумное восхищение моей игрой польстило мне. Что-то такое было в его голосе, – удрученно добавила она, – что сразу покоряло сердце женщины. Сразу было видно, что он пройдоха, но на это почему-то хотелось наплевать. Так же, как было совсем безразлично, что он говорил… Наверно, я кажусь вам обычной доверчивой дурочкой?

Никто из мужчин, именно потому, что они действительно были мужчинами, на этот вопрос не ответил.

– Когда гастрольный контракт окончился, я еще целый день медлила с возвращением домой, и тогда Карлос – уж не знаю каким образом – раздобыл номер моего телефона, хотя тот недавно сменился и не был еще внесен в справочник, и позвонил мне. Он долго и пламенно морочил мне голову, восхищаясь моим талантом, и все такое прочее, и – опять уж не знаю как, но затронул самые сокровенные струны в душе актрисы. Я не в силах была оборвать разговор сразу же и попалась на эту удочку – на самый примитивный трюк в искусстве обольщения! – причем все время в глубине души отдавала себе отчет, что навлекаю на себя неисчислимые беды… Единственная радость, выпавшая На мою долю во всей этой истории, – роль в одной пьесе в каком-то театрике в районе Бродвея. Ума не приложу, как ему удалось раздобыть ее для меня, разве что продюсером театра оказалась женщина… Мужчины не принимали его всерьез – или ревновали, – но женщины не в силах были противиться его обаянию. Думаю, что и эта продюсер не избежала общей участи, хотя и была упряма и страшна, как смертный грех. Однако ему удалось улестить ее. Тем же способом, что и меня…

Медноволосая девушка печально прикрыла глаза. Потом вытащила из сумочки сигарету, и Харри Берк поспешил к ней с зажигалкой. Она взглянула на него поверх пламени невидящим взором и безжизненно улыбнулась.

– Его появления всегда были неожиданны… Карлос действовал с таким напором, что полностью лишал способности сопротивляться. Ах, мне совершенно все равно, что вы обо мне сейчас думаете… Я по уши влюбилась в него. Он обладал особого рода красотой; кроме того, если женщина привлекала его внимание, то он умел дать ей почувствовать, что она – единственная женщина на свете! Это завораживало так, как если бы – ну, я не знаю как объяснить – как если бы вы вдруг оказались центром Вселенной! И в то же время каждая прекрасно понимала рассудком, что все это, от первого до последнего вздоха, игра, и что он вел себя точно так же с сотнями женщин до нее. Ладно, все это не имеет значения… Для ВАС не имеет. Я безумно влюбилась в него, а он заявил мне, что единственная вещь в мире, которая сделает его счастливым, – это наша свадьба… Эллери потянулся в кресле.

– А насколько вы обеспечены, мисс Вест? Она засмеялась.

– Я получаю небольшие проценты, кое-что зарабатываю время от времени, и мне удается худо-бедно прожить. Вот на этом-то я как раз и попалась, – горько усмехнулась девушка. – Он же всегда женился только ради денег. А я была бедна, поэтому и надеялась, что на этот, один-единственный раз его пылкие уверения в любви – чистая правда. Какая наивность! О его настоящих намерениях я и не догадывалась… До той ночи, немногим более семи месяцев назад…

Глори зачем-то уехала в свой ньютаунский особняк, и Карлос воспользовался случаем устроить свидание с Робертой. Вот тут-то он, наконец, и раскрыл свои карты.

Роберта была осведомлена о содержании его брачного договора с Джи-Джи, а пять лет уже миновали: к описываемому моменту они были женаты уже пять лет и шесть месяцев. По словам Карлоса, Глори порвала их договор по истечении пяти лет, как и обещала. Теперь случись что с ней – и он, как вдовец, станет обладателем по крайней мере третьей части ее наследства.., а может и большей, если она упомянула его в завещании (о чем Карлос не имел никаких определенных сведений).

Сначала, рассказывала бедная девушка, она не догадывалась, к чему клонит ее любовник.

– Ну какому нормальному человеку может прийти в голову такое? Я откровенно сказала ему, что не имею ни малейшего понятия, о чем он говорит. Она думала, что с его женой что-то не в порядке. Неизлечимая болезнь? Рак? Что-нибудь еще хуже?

Карлос же небрежно заметил:

– Да она здорова, как бык! Боже! Переживет нас обоих!

– То есть ты тогда имеешь в виду развод? – недоуменно спросила Роберта.

– Развод? Да она не даст мне ни цента, если я заикнусь о разводе.

– Карлос, я тебя не понимаю!

– Ну-ну, ты не понимаешь, мой ангел? Невинна как овечка! А ты постарайся-ка вникнуть в то, что я сейчас тебе скажу, и тогда поймешь, как мы можем избавиться от этой коровы, пожениться и попивать ее «молочко»!

Спокойно, как будто пересказывал сюжет повести, Карлос изложил свой план Роберте. Глори встала им поперек дороги, следовательно, ее надо было убрать. Но подозрение первым делом пало бы на него. Поэтому ему необходимо, как он выразился, иметь алиби. Причем алиби неоспоримое, то есть Карлоса должны видеть где-нибудь в другом месте, пока дело не будет сделано. Ну, алиби организовать нетрудно. Вопрос был в том, кто тогда «сделает дело».

Она, Роберта – кто же еще? Ведь они оба заинтересованы в смерти Глори Гилд! Теперь-то ей все ясно?

– Теперь-то мне все стало ясно, – кивнула Роберта двум безмолвным слушателям. – Ох, как же мне все стало ясно! Таким игривым тоном, как будто речь шла о прогулке по парку, он просил меня стать убийцей его жены, чтобы потом преспокойненько проживать со мной ее окровавленные денежки! Я окаменела от ужаса, с минуту не могла вымолвить ни слова. Думаю, он принял мое молчание за согласие, потому что наклонился и попытался обнять меня. Это вывело меня из оцепенения. Я оттолкнула его с такой силой, что он едва удержался на ногах. Наша милая беседа проходила в их квартире, и я выскочила оттуда, как будто за мной гнался сам дьявол. Во всяком случае мне стало ясно, что человек этот полон дьявольских замыслов.

– Боже, думала я, как, как можно было любить такое чудовище! Меня била дрожь, и я мечтала только об одном – быть как можно дальше от него. Примчалась домой на такси и всю ночь металась по квартире, трепеща, как осиновый лист!

Карлос позвонил ей на следующий день. Роберта по-прежнему была в ужасе и, потребовав никогда больше не пытаться встретиться с ней, тут же бросила трубку.

– Гнусный ублюдок, – пробормотал Харри Берк. Он сам в этот момент выглядел так, будто был готов задушить Армандо собственными руками.

– Вам повезло, что вы так легко отделались, – сделал вывод Эллери, – Подобные типы, когда рушатся их планы, способны на любую жестокость. Но позвольте, мисс Вест, мне непонятно одно. Если все это произошло больше семи месяцев назад – где-то в мае, – почему вы молчали так долго? И, главное, почему вдруг сейчас такая спешка?

Девушка изумленно взглянула на них.

– Спешка? Что вы имеете в виду, мистер Куин? Я не понимаю…

– Мы, видимо, слишком рано прервали ваш рассказ, у вас еще есть что-то, – улыбнулся Эллери, – какое-то продолжение?

– Разумеется, – она переводила взгляд то на него, то на Берка. – Как, неужели вы не понимаете? Я никому до сих пор не рассказывала об этом, что-то удерживало меня… Все происшедшее казалось мне просто кошмарным сном, я старалась все забыть, и обратиться в полицию мне просто не приходило в голову. Потом мне удалось убедить себя, что он говорил все это не всерьез. Главная же причина в том, что тогда моя жизнь и связь с ним стали бы достоянием газет. А вы понимаете, что это значит? Ну, так или иначе, я решила молчать. Он больше не появлялся и не звонил, поэтому я выбросила всю историю из головы. Или думала, что выбросила. Пока вдруг этот ужас опять не навалился на меня две ночи назад. Сегодня какой день? Ну да, позапрошлой ночью, в среду…

– Вечером тридцатого декабря? – вдруг резко обернулся Берк. Его неожиданный порыв еще более заинтриговал Эллери.

– Да. Карлос позвонил мне. Я не поддерживала с ним никаких отношений, как уже говорила, с самой весны. Я, естественно, бросила трубку…

– И что было нужно этому негодяю? – фыркнул Берк.

– Он сказал, что желает встретиться. Я ответила, что мое прежнее решение неизменно, и прервала разговор. Меньше чем через полчаса в дверь позвонили, и когда я открыла – он стоял на пороге. Я попыталась захлопнуть дверь у него перед носом, но он просунул внутрь ногу и не дал мне сделать этого. Он поднял такой шум, что я испугалась, что сбегутся соседи. И мне пришлось впустить его.

– И что же ему понадобилось? – спросил Эллери.

– Сначала я никак не могла сообразить. Он не пытался вновь повторять свои гнусные предложения, просто болтал о пустяках. Обо мне, о театре, о том, чем они с Глори занимались на днях, все в этом роде. Я все время просила его удалиться, а он продолжал трепаться. Он совсем не был пьян, ничего подобного – Карлос никогда не напивался, во всяком случае мне ни разу не доводилось видеть его сильно навеселе. У меня было такое впечатление, что он выжидает время, потому что он постоянно поглядывал на часы.

– Так, так… – проговорил Эллери со странной интонацией. А «так, так…» Берка было произнесено еще более странным голосом. Однако если в возгласе Эллери чувствовалось глубокое раздумье, то что-то в тоне Берка предвещало беду. Эллери поглядывал на Харри со всевозрастающим интересом.

Роберта Вест наклонилась вперед, как будто хотела привлечь их особенное внимание.

– Наконец в полночь я выставила его. Вернее, ровно в полночь он без всяких околичностей встал и сказал, что ему пора. Я помню, как он опять взглянул на часы и громко сказал: «Уже полночь, Роберта. Я должен идти». Как будто миновал какой-то определенный срок или что-то в этом роде. Я ничего не понимала. До поры до времени.., и вот теперь я у вас, мистер Куин. Он просто использовал меня!

– Похоже на то, – согласился Эллери. – Но для чего?

– А вы что же, ничего не знаете?!

– Не знаю, чего, мисс Вест? Что Глори Гилд Армандо в среду ночью была убита.

Глава 5

Эллери давно уже не имел возможности читать нью-йоркские газеты, а если об убийстве Джи-Джи и упоминалось в английском «Тайме», то ему просто недосуг было просматривать колонки происшествий в предновогоднем чаду множества лондонских кабачков.

Что же касается Берка, то, казалось, шотландец не просто интересовался всем, что рассказывалось о Глори Гилд, но после последней фразы откровенно встревожился. Он, медленно ступая, приблизился к бару, так же медленно влил себе в горло что-то из первой попавшейся бутылки (это оказался французский коньяк) и с неестественной аккуратностью водрузил бутылку на прежнее место. Он проделал все это как бы под гипнозом, с отсутствующим видом почесывая затылок.

Внимание Эллери буквально разрывалось между мисс Вест и Берном.

– Как же глупо с моей стороны! – опомнилась мисс Вест. – Ну, конечно, вы же не могли знать об убийстве, были в Европе! И сегодняшние утренние газеты вы тоже не видели?

– Нет, – ответил Эллери. – А когда это случилось, мисс Вест?

– Точное время мне неизвестно. Но я абсолютно убеждена, судя по сообщениям газет, что это произошло, пока Карлос сидел у меня. Теперь ясно – зачем ему понадобилось приходить ко мне. Когда Карлосу не удалось привлечь меня, он начал подыскивать кого-нибудь другого. И он нашел ее – несомненно, это женщина, мистер Куин – ни один мужчина не стал бы иметь с ним дела. Поэтому в среду ночью, пока эта женщина – кто бы она ни была – совершала задуманное убийство, он выполнил свою роль – посидел у меня. Это я должна была обеспечить ему алиби! Он все-таки умудрился впутать меня в свои грязные дела, как раз тогда, когда я уже была уверена, что избавилась от него навсегда!

Гостья была на грани истерики, поэтому Эллери отвернулся, чтобы дать ей возможность прийти в себя. Берк же тем временем вышагивал перед баром, как гренадер, в нем явно происходила какая-то внутренняя борьба, – Один вопрос, – сказал наконец Эллери. – Отчего же вы обратились именно ко мне?

Она начала теребить ручки своей сумочки.

– Потому что.., ну, я, как бы это сказать, совсем беспомощна в этой ситуации, мистер Куин. Окончательно запуталась, причем безо всякой вины с моей стороны, если не считать того, что я вообще имела какие-то отношения с Карлосом. Но не могла же я предугадать, в какую историю он меня втянет? Естественно, что мне и в страшном сне не могло присниться, что Карлос замыслил убийство… Он наверняка уже сообщил полиции о своем алиби, то есть обо мне, потому что они уже побывали у меня и спрашивали, и я, естественно, сказала им правду: что он пробыл у меня в среду до полуночи.

– А вы сообщили им о его предложении убить свою жену полгода назад?

– Нет. Я знала, что должна сделать это, но никак не могла себя заставить. Что-то твердило мне, что чем больше я расскажу, тем глубже увязну в этом кошмаре. Поэтому я просто отвечала на их вопросы. А что мне еще оставалось делать, мистер Куин? Как мне теперь выпутаться?

– Вы все равно теперь втянуты в эту историю, мой совет вам – сообщить полиции все, и чем скорее, тем лучше. Она закусила губы.

– Эллери, – неожиданно раздался голос Берка. – Мне надо с вами поговорить.

– Разрешите оставить вас ненадолго, мисс Вест? – Когда дверь в кабинет закрылась за ними, Эллери сказал:

– С того момента, как эта девушка начала свой рассказ, вы были как на иголках. Вы что, имеете ко всему этому какое-то отношение?

– Увы, да, – сказал Берк с несчастным видом. – До последнего момента я знал об убийстве не больше вашего. Но на самом деле то, что привело меня в Нью-Йорк – в первый раз, – было связано с Глори Гилд. Дело, по которому она обратилась в Скотланд-Ярд, было передано мне. Это было самое обычное наведение кое-каких справок – и я не знаю, как это могло бы быть связано с убийством, хотя какая-то связь, видимо, существует. – Шотландец нахмурился. – Все дело в том, что вечером в среду я пробыл в квартире Глори Гилд до одиннадцати, чуть позже, как раз по поводу моего поручения. Я отчитался о своей работе и отправился прямо в аэропорт. Вскорости я улетел, примерно в час ночи. Я оставил Глори в полном здравии.

– И затем она была убита кем-то, кто появился там между началом двенадцатого, когда вы покинули ее, и двенадцатью, когда Армандо покинул квартиру Роберты Вест.

– Вроде бы так, – какое-то еще соображение, видимо, очень беспокоило Берка, но он ничего не добавил к сказанному. Эллери искоса бросил на него взгляд:

– И по поводу вашего первого дела вы советовались с моим отцом?

– Да. Оно требовало участия нью-йоркской полиции.

– Так вот почему отец послал вам телеграмму – возникло подозрение, что ваше поручение может каким-то боком касаться убийства. – Эллери помолчал, ожидая от Берка пояснении. Но тот не проронил ни слова. – Должно быть, его сразу же вызвали на место преступления. Ясно, что когда он оставлял мне эту записку, ему и в голову не приходило, что эта девушка тоже имеет отношение к убийству» он, наверно, толком-то еще ничего и не знал. Сначала все сведения поступают в местный полицейский участок. Ну, Харри, это меняет все дело. И мне придется принять в нем участие, нравится это мне или нет.

Берк коротко кивнул.

Они вернулись в гостиную.

– Все в порядке, мисс Вест, я опять в вашем распоряжении, – обратился Эллери к девушке. Она испуганно взглянула на них. – Во всяком случае, пока дело не прояснится. Первое, что вы должны сделать, – это все рассказать полиции. Несмотря на алиби, Карлос может быть так же виновен, как и прямой убийца, как если бы он сам совершил преступление. И я склонен думать, что это именно так.

– Я сделаю все, что вы скажете, мистер Куин, – казалось, ей стало легче на душе.

– Этот Армандо дьявольски хитер; кто бы ни была женщина, которую ему удалось склонить на это грязное дело, он, видимо, держит ее имя в секрете – как в свое время и ваше, так?

Ее «да» было едва слышным…

– А теперь он постарается и вовсе не видеться с ней, хотя бы пока все не уляжется. Надо обмозговать версию с женщиной – она может как раз оказаться слабым звеном. Найти ее просто необходимо, но я чувствую, что не так-то просто будет это сделать.

Тут в кабинете зазвонил телефон.

– Сын? – раздался слегка скрипучий голос отца Эллери. – Ну что, прибыл наконец? Небось всю дорогу мутило? Я тут кое-чем занят…

– Я знаю, – сказал Эллери. – Глори. Вечная память Глори Гилд.

– А, так эта девочка, мисс Вест, уже сообщила тебе. Ею интересуются тут, в участке, а я никак не мог понять, почему! Она сейчас у тебя?

– Да.

– Тогда присоединяйся к нашей компании, и ее не забудь захватить с собой. Кстати, тебе случайно не попадался такой человек, Харри Берк, он летел тем же самолетом, что и ты?

– Попадался. И он сейчас здесь. Он наш гость.

– Черт возьми! – восхитился инспектор, – Да ты просто волшебник! Я так ждал его, он, наверно, рассказал тебе о моей телеграмме. Его захвати тоже.

– А где ты, папа?

– В квартире Джи-Джи, на Парк Авеню. Ты знаешь адрес?

– Нет, но Берк и мисс Вест знают.

– Ах, ну конечно! – старик по своему обыкновению чертыхнулся и повесил трубку.

Глава 6

Привратник встретил их диким взглядом. В холле внизу маячили двое в штатском, и еще один – у входа в квартиру Глори Армандо. Несколько сыщиков во главе с сержантом Велли суетились на террасе второго этажа ее роскошных апартаментов. Эллери оставил Роберту Вест в небольшом холле перед входом в квартиру и вместе с Харри Берком, под предводительством сержанта Велли, поднялся по железной винтовой лестнице в спальню хозяев. Там они нашли инспектора Куина, изучавшего содержимое платяного шкафа.

– Привет, сынок, – бросил старик, едва взглянув на вошедших. – Черт, куда подевались эти проклятые… Простите, Берк, что пришлось опять вытащить вас из-за океана, но у меня не было другого выхода. Тысяча чертей, они должны быть где-то здесь!

– Перед тем как войти в курс дела, дорогой папочка, – затянул Эллери деланно капризным тоном, – смею ли я заметить, что мы не виделись почти два месяца. Я, конечно, не блудный сын, и не требую, чтобы ты кидался мне на шею, но можно хотя бы поздороваться по-человечески?

– Ах ты, подлиза! – ответствовал инспектор таким же деланно сварливым тоном, полным скрытой нежности, каким, бывало, говаривал в дни младенчества Эллери. – Помоги-ка лучше мне найти их.

– Найти что, инспектор? – спросил Берк.

– Ее записные книжки. Ума не приложу, куда они их засунули. Секретарь Глори-Глори, Дженни Темпль, сказала мне, что одна из книжек сохранилась еще со времен последних выступлений Глори – она имела привычку каждый день записывать все события дня перед отходом ко сну. А теперь это должны быть уже целые тома. Несколько месяцев назад она стала разбирать их, собираясь написать что-то вроде мемуаров. В этом ей помогали мисс Темпль и ее, как бы это выразиться, «наемный» муженек. Записные книжки помогали ей освежить в памяти то, что уже позабылось. Короче, книжки нужны позарез, вот только где они? Или она? Больше всего меня интересует последняя – что она там понаписала в эту среду вечером. Если, конечно, успела. Мы ищем уже два дня.

– А что, все пропали? – поинтересовался Эллери.

– Да, и черновик рукописи тоже.

– Инспектор, – сказал Харри Берк, – я виделся с нею в среду вечером.

– Потому-то я и телеграмму послал, черт побери. Когда вы расстались?

– Чуть позже одиннадцати.

– Замечательно, просто замечательно, – инспектор задумался. – Не была она испугана или взволнована?

– Да вроде нет. Правда, я недостаточно хорошо знал ее, чтобы утверждать наверняка. Мы и встречались-то всего несколько раз, по ее делам.

– Ручаюсь головой, что эти дневники имеют отношение к убийству! Иначе бы они не исчезли все разом. Их украли. Весь вопрос: кто?

Эллери рассматривал ложе, напоминавшее голливудские декорации: стеганое покрывало, шелковые подушки и алая узорчатая накидка на канапе. Кровать была не тронута, в ней не спали.

Отец поймал его взгляд и кивнул:

– Она так и не добралась до постели в среду.

– То есть, папа, ее убили не здесь?

– Нет, – инспектор провел его через огромную ванную с мраморной раковиной и золотыми кранами в небольшой кабинет, который, если речь шла о человеке, Эллери назвал бы «растрепанным». – Ее застрелили здесь.

Если не считать беспорядка, обстановка в кабинете была спартанской. На паркетном полу – потертый коврик, прямо напротив двери – письменный стол, рядом с ним – вращающийся кожаный стул, чуть подальше – кресло черного дерева, покрытое чем-то, что Эллери обозвал «слоновьей попоной». Он заметил еще африканскую фигурку воина, тоже вырезанную из черного дерева, ручной работы, далеко не лучшего качества. На стенах не было ни одной картины, а слюдяной абажур торшера весь потрескался. Высоко над головой черной статуэтки, у самого потолка, была встроена решетка в деревянной рамке, затянутая какой-то грубой тканью, на ней виднелась ручка регулятора громкости. Эллери решил, что это громкоговоритель для музыки, которую заводили на проигрывателе внизу в гостиной. Такие же решетки он заметил в спальне и в ванной. В кабинете больше ничего не было, если не считать книжных шкафов, которые заполняли три стены сверху донизу. Полки были завалены книгами – часть лежала плашмя, часть торчала кое-как корешками в разные стороны (в основном это были детективы и всевозможные приключения – Эллери с интересом заметил По, Габорио, Анну-Катарин Грин, Уилки Коллинза, Конан Дойля, Кристи и еще кучу других, в том числе и свои первые книжки). Здесь были и кроссворды всех сортов, ребусы, головоломки, сборники загадок… Чувствовалось, что все это копилось многие годы. Эллери подошел к какой-то полке и выбрал наугад одну книжку. Это оказались кроссворды, он пролистал их – все клеточки были аккуратно заполнены чернилами. С его точки зрения, самое бессмысленное занятие в мире – это тратить время, да еще и вдобавок и чернила, на кроссворды, а особенно – хранить все это. Глори явно была не в силах расстаться даже с ничтожным клочком бумаги, имеющим хоть какое-то отношение к ее хобби.

На письменном столе царил полный кавардак. Пачка промокательной бумаги, лежавшая посередине, прямо напротив стула, была вся пропитана засохшей кровью.

– Рана в груди? – спросил Берк, изучая пятна крови.

– Две, – ответил инспектор. – Одна пуля попала в правое легкое, другая – в сердце. Насколько нам удалось восстановить события – она пришла сюда почти сразу после вашего ухода, может быть, собиралась заняться дневником, но скорее всего – рукописью. Мисс Темпль утверждает, что в последние месяцы она каждый вечер садилась за рукопись, а на следующий день обычно диктовала написанное мисс Темпль, та печатала на машинке. Возможно, Глори только что села за стол, когда появился убийца и выстрелил в нее, скорее всего, прямо с порога, как считает доктор Праути. Угол, под которым пули вошли в тело, подтверждает это. После выстрела она повалилась вперед, и кровь хлынула на промокательную бумагу. Она видела, кто стрелял в нее, это точно.

– Умерла сразу? – спросил Эллери.

– Нет, доктор сказал, что через несколько минут, – ответил инспектор многозначительно.

– О-хо-хо, – простонал Эллери, – было бы просто чудом, если бы она умудрилась оставить хоть какую-нибудь предсмертную записку!

– Просите – и дастся вам! – торжественно провозгласил инспектор самым таинственным тоном, на какой только был способен, – И, может быть, ты сможешь извлечь из нее больше пользы, чем удалось нам.

– Ты что, хочешь сказать…

– Вот именно. У нее хватило времени и сил (хотя доктор не представляет, как это возможно с пулей в сердце) дотянуться до авторучки, хотя, может быть, она уже была у нее в руке, и нацарапать что-то на первом попавшемся клочке бумаги.

Эллери дрожал от нетерпения.

– Подойди сюда. И вы, Берк.

Они приблизились к столу. Среди разбросанных листов окровавленной промокашки лежал фотоснимок простого линованного куска писчей бумаги. «Желтая?» – пробормотал Эллери, как будто цвет имел какое-то значение, его отец напряженно кивнул). На листке наискось, сползая к нижнему краю, было написано всего одно слово.

Почерк был прерывист и неразборчив, настоящие каракули, как и следовало ожидать в подобной ситуации. Этим единственным словом было: face[6]Face по-английски «лицо».

Глава 7

– Лицо, – раздельно проговорил Эллери, как будто пробовал каждую букву на вкус.

– Лицо? – спросил Берк.

– Лицо, – как эхо откликнулся инспектор. – Именно так, джентльмены. Коротко и ясно. Вот почему мы так упорно разыскиваем ее дневники и рукопись – может быть, они прольют свет на черты этого лица?

– А если это – фамилия[7]В английском языке слово Face «лицо» может означать и фамилию.? – предположил шотландец. – Хотя мне никогда прежде не встречалась такая.

– Сдается, Харри, что нам всем теперь придется хорошенько познакомиться с этим «лицом». Но вряд ли это фамилия – первая буква явно строчная, ну, как, например, в выражении «лицом к лицу»[8]face to face (англ.) – лицом к лицу..

– Окажись мы с этим «лицом» лицом к лицу, ему пришлось бы здорово поплатиться за свои художества! – в сердцах воскликнул инспектор. – Ну, что ты думаешь, Эллери?

– Пока ничего папа, – уныло ответил тот.

– И еще один вопрос нас волнует, – продолжал инспектор с еще более унылой миной, – как убийца проник сюда.

– Может быть, он был ей знаком, и она сама впустила его, или ее, – предположил Берк. Но потом покачал головой:

– Нет, не годится. В таком случае она просто написала бы его имя перед смертью.

Эллери все в том же унынии отрицательно затряс головой.

– А эта девушка, мисс Вест… – вздохнул инспектор. – Хотелось бы побеседовать с ней. – Сержант Велли отправился за Робертой, а Берк с инспектором отошли в сторонку и зашептались.

Эллери раздосадованно взглянул в их сторону:

– Это что, секретное совещание в верхах? – Но на него не обратили внимания.

В дверях появилась хрупкая медноволосая фигурка. Инспектор Куин прервал свои переговоры с Берком и так уставился на вошедшую, что Берк вынужден был успокаивающе тронуть девушку за локоть. Она ответила слабой улыбкой.

– Мисс Вест, я инспектор Куин, расследую это дело, – представился инспектор весьма нелюбезным тоном, – Я прочел ваши ответы и хотел бы знать, не желаете ли вы дополнить показания. Да или нет?

Она взглянула на Эллери, тот кивнул. Тогда она решилась повторить инспектору все, что уже успела рассказать Эллери и Берку о невероятных предложениях Карлоса Армандо семь месяцев назад.

– Ага, он хотел, чтобы вы убили его жену! – с непонятной радостью подытожил инспектор, – Это очень важно для нас. Вы готовы повторить показания под присягой?

– В суде?

– А где же еще могут даваться показания под присягой?

– Ну, я не знаю…

– Послушайте, если вы опасаетесь его…

– Инспектор, да любая девушка на моем месте испугалась бы. К тому же вы забываете об огласке, а ведь моя карьера еще в самом начале… И одно пятно на репутации может…

– Ну хорошо, у вас еще есть время все хорошенько обдумать, – вдруг смягчился инспектор. – Я не буду настаивать. Велли, доставь мисс Вест домой в целости и сохранности. – Девушка поднялась с жалкой улыбкой и стала спускаться в сопровождении сержанта по лестнице. Харри Берк, не отрываясь, провожал ее хрупкую фигурку взглядом, пока она не скрылась из глаз.

Почтенный инспектор довольно потер руки.

– Наконец что-то стоящее! Все ясно, за всем этим стоит Армандо. И пусть неизвестно, кого ему удалось склонить к убийству, зато понятно хотя бы, как сообщница попала сюда. Армандо просто снял копию со своего ключа. А так как эта женщина – наверняка его любовница, то вряд ли она была знакома с Глори. Вот почему Глори не могла оставить никаких прямых указаний. Она просто не знала ее имени.

– Она явно намекала на что-то этим словом «Face», – сказал Эллери. – На что-то, связанное с известной ей женщиной, какая-то примета.

– Что-нибудь на лице? – воскликнул Берк.

– Нет, нет, Харри, – возразил Эллери, – не так тривиально. Лицо… Гасе…

– А что вы выяснили о времени, когда ее застрелили?

– Видимо, мы можем восстановить это почти до минуты. На ее столе были небольшие электрические часы, падая, она должно быть, столкнула их левой рукой, потому что мы нашли их на полу, слева от нее. Часы остановились на 11.50. Сейчас их здесь нет; забрали в лабораторию, да и вряд ли они нам понадобятся. Без десяти двенадцать ее настигли два выстрела. И выводы доктора Праути примерно совпадают с показаниями часов.

– Кстати, – вспомнил Берк, – когда я уходил, миссис Армандо заметила, что она ожидает своего мужа домой чуть позже полуночи.

– Он и обнаружил ее, – кивнул инспектор, – между пятнадцатью и двадцатью минутами первого. Если он ушел от мисс Вест в полночь, то он, значит, просто заглянул удостовериться…

Кстати, это проясняет кое-что в записке Глори, – вслух размышлял Эллери, – Зная, что умирает, зная, что муж первым найдет ее тело, она понимала также, что он сразу же станет искать какую-нибудь предсмертную записку. И естественно, что если она написала бы что-нибудь в его обвинение или указала на его причастность к убийству, он просто уничтожил бы записку до прихода полиции. Следовательно…

– Следовательно, она оставила что-то вроде ребуса, который должен был одурачить Армандо? – Берк вытащил свою трубку из шотландского вышитого мешочка.

– Правильно, Харри. Нужно было что-то такое, чего Армандо бы не понял. Ну что-то вроде тех головоломок, которыми она так увлекалась. Чтобы ему и в голову не пришло, что это намек, но чтобы этот намек был достаточно ясен для полиции…

– Ну и дела… – покачал головой Берк.

– Ну какого черта она не написала чего-нибудь просто и ясно? – ворчал инспектор. – Ее богатое воображение было совершенно лишним в эти последние минуты! Ведь когда она умерла, тело все равно упало прямо на стол и голова накрыла собой все бумаги. Армандо и не заметил бы ничего, он и пальцем-то тронуть труп не решился! Он заявил, что даже не входил сюда, остановился в дверях, увидел кровь и тело жены и сразу побежал в спальню вызывать полицию. И я уверен, что это правда.

– И все же, – почесал затылок Эллери, – мы должны вернуться к вопросу, что значит эта надпись – «лицо».

– Не это главное, – возразил отец. – Сначала надо найти дневники, и, честно говоря, это дело тебя вообще не касается. – Он просунул голову в дверь и крикнул вниз:

– Велли! Что с дневниками? – Послышалось громогласное:

– Ничего! Инспектор вернулся обратно и спросил:

– Ну, что вы об этом думаете? Двое молодых людей молчали. В конце концов Берк сказал:

– Или убийца, или Армандо до прихода полиции могли забрать дневники.

– Армандо не мог, не было времени. Значит, женщина. – И старик покачал головой. – Но ради чего? Зачем ВСЕ? ВСЕ дневники и рукописи? Значит, они были таким же уликами, как и отпечатки пальцев. Кстати, об отпечатках. Только следы Армандо, Глори, служанки и секретаря, Джин Темпль. Секретарь и служанка спали.

– Они где-то здесь, – Берк спокойно, как типичный британский офицер, посасывал свою трубку. – На этих полках, инспектор. Вы проверяли все книги по отдельности? Мне пришло в голову, что у дневников могли быть похожие обложки, имитирующие какие-нибудь другие книги…

Эллери поморщился от тона, каким это было сказано.

– Нет. Это первое, что я проверил, – отвечал инспектор.

– Из комнаты что-нибудь выносили? – резко спросил Эллери.

– Кучу разных вещей – тело, часы…

– Что еще?

– Листок, на котором она писала.

– Так. Еще?

– Еще? Что же еще? Это все.

– А ты уверен? – недоверчиво покачал головой Эллери.

– Но я же не следил! Велли! – почти взвизгнул инспектор. Сержант затопал по лестнице, – Что выносили из этой комнаты?

– Тело. Часы…

– Не то, сержант, – остановил его Эллери. – Меня интересуют вещи, прямо не относящиеся к преступлению. Сержант поскреб в затылке:

– Ну что, например?

– Ну, например, стремянка, – сказал Эллери. – Насколько я помню, Глори была ростом не выше пяти футов шести дюймов. А полки восьми футов высотой. Значит, ей была нужна небольшая стремянка, чтобы добираться до верхних полок. Я ни за что не поверю, что каждый раз, когда ей была нужна книга откуда-нибудь сверху, она тащила это чудовищное кресло, чтобы залезть на него! Еще менее вероятно, что она стала бы рисковать свернуть себе шею, пользуясь для этой цели хлипким вращающимся стульчиком. Ну, сержант, где стремянка?

Берк изумленно воззрился на Эллери. Инспектор озадаченно кусал кончики усов. У Велли просто отвисла челюсть.

– Закройте рот, Велли, а то муха залетит, – кратко сказал инспектор, – и принесите лестницу, – И когда сержант удалился, инспектор покачал головой:

– Вот про лестницу-то я и не думал! Да, здесь была одна, ее забрали мои помощники для осмотра гостиной. Зачем она тебе, Эллери? Мы все уже просмотрели на верхних полках.

– Поглядим – увидим, все ли…

На лестнице послышался грохот. Это сержант Велли тащил наверх небольшую стремянку черного дерева с инкрустацией из слоновой кости.

– Сержант, будьте добры отодвинуть в сторону эту скульптуру, – Эллери указал на фигуру воина. Он поставил стремянку как раз на это место и взобрался на самый верх. Голова его почти упиралась в потолок, – Вот смотрите, громкоговоритель, – указал он. – Я заметил, что такой же в спальне привинчен к своей рамке, а здесь рамка крепится на петлях при помощи задвижек. Неужели твои люди не заметили этого?

Инспектор сначала не мог вымолвить ни слова и бросал красноречивые взоры на побледневшего Велли.

– Эллери, – заявил Берк, – вы единственный из нас, у кого глаза на месте. Я тоже абсолютно не обратил на это внимания.

Эллери попытался отодвинуть крошечные задвижки и вытащить громкоговоритель. Его усилия увенчались успехом, и тот повернулся на почти невидимых петлях.

– Вот, – удовлетворенно заметил Эллери и запустил руку в открывшееся отверстие, – Как раз подходящее место с точки зрения помешанной на тайнах и загадках Глори. – Он вытащил руку, в которой сжимал металлическую коробку, похожую на миниатюрный сейф… – Вот, папа. Я почти убежден, что предмет ваших поисков находится здесь.

Глава 8

В дыре оставалось еще пять таких же коробок. Все оказались незаперты и забиты до отказа дневниками, рукописями и прочими бумагами. В одной из них лежал конверт из плотной бумаги с сургучной печатью, надпись на нем гласила: «Завещание. Открыть должен мой поверенный, Вильям Мэлони Уессер». Этот конверт Эллери отложил отдельно и продолжил поиски последнего дневника.

Наконец он нашел его, открыл на декабрьских записях, последняя была сделана во вторник, 29 числа, в 11.15 ночи. Всего за день до убийства. Инспектор грубо выругался:

– Она не успела ничего записать в роковую среду, теперь это стало ясно. Ведь тогда дневник оказался бы на столе.

Все записи были сделаны прекрасной авторучкой, аккуратным бисерным почерком. Особенностью ее почерка было то, что буквы скорее казались набранными курсивом, чем написаны обычной скорописью. Буквы стояли отдельно, как в слове «fасе» в предсмертной записке, что не ускользнуло от внимания Эллери. Строки шли с очень узкими промежутками. Такое раздельное написание букв, с одной стороны, и близость строк, с другой, создавали впечатление бисера, рассыпанного по листу. Читать нарядный текст было нелегко.

Они пролистали дневник с самого начала, страницу за страницей, и обнаружили один чистый лист. Если не считать страницы, обозначенной днем смерти Глори – 30 декабря, – и следующей – 31-го, абсолютно был пуст лист, помеченный 1 декабря.

– Почему? – погрузился в раздумье Эллери.

– Почему, ну почему? – встревожился инспектор.

– Что же такое необыкновенное произошло первого числа? – спросил Берк.

– Ничего, насколько я припоминаю, – ответил инспектор. – Что могло помешать ей? Просто болезнь или что-то в этом роде?

– Болезнь не помеха для пунктуальных людей, – заявил Эллери. – В крайнем случае такой человек заполнил бы недостающую страницу потом. Кроме того, насколько я понимаю, – и он перелистал другие дневники, – она никогда не оставляла пустых страниц, хотя, наверное, ей случалось и заболеть.

Вдруг его осенила какая-то идея.

– Ну конечно! – воскликнул он и полез в карман за зажигалкой.

– Что ты собираешься делать, Эллери? – забеспокоился инспектор. – Осторожней с огнем!

Вывернув дневник так, что пустая страница осталась одна на весу, Эллери осторожно поводил под ней пламенем.

– Симпатические чернила? – обрадовался Берк.

– Зная ее склонность ко всяким неожиданным трюкам, – сосредоточенно продолжая свое дело, сказал Эллери, – думаю, что именно так.

На страничке стали проступать буквы. Однако, к изумлению присутствующих, оказалось, что это одно-единственное слово. И как Эллери ни водил зажигалкой под листком, больше ничего не появилось.

Все молча уставились на это слово.

Face было написано тем же раздельным бисерным почерком, ровно так же, как в предсмертной записке, только поаккуратней.

– Опять! – озадаченно воскликнул Эллери. – Опять это слово, первого декабря! И в ДНЕВНИКЕ! Но почему же она написала его, причем за четыре недели до убийства?

– Может, предчувствовала что-то? – предположил Берк.

– Это должно было быть не просто неопределенное предчувствие, – в невероятном возбуждении сказал инспектор, – Зачем тогда было писать особыми чернилами? – Он возбужденно потер руки. – Ну почему же мне все время попадаются всякие заковыристые случаи? Волшебные чернила! Еще немного, и я начну доставать кроликов из шляп!

– Вполне возможно, – съязвил Эллери. – И не только кроликов.

– Скажите, а не принято ли в Штатах, говоря о театре, давать известным личностям, в зависимости от самой примечательной их черты, прозвища? – спросил Берк. – Вроде: «Голосок», «Ножки» и т.д. У вас вроде была звезда – Мария Мак-Дональд – вы прозвали ее «Фигура» за пышные формы тела. А нет ли у кого-нибудь клички «Личико»?

– Если и был кто-то, то я не помню, – ответил Эллери. – Во всяком случае, Харри, я хочу обратить ваше внимание на то, что и в предсмертной записке, и здесь слово написано с маленькой буквы. Нет, вы скорее всего далеки от истины. – Потом позвал:

– Папа!

– Да?

– Что-нибудь особенное было в лице Глори Гилд? Старик пожал плечами.

– Лицо как лицо. Мертвецы все выглядят одинаково.

– Но ее мне хотелось бы увидеть. И Эллери с Берком ушли, оставив инспектора, погрузившегося в изучение дневников.

Глава 9

В такси по дороге в морг Эллери сказал:

– Теперь, когда мы вне досягаемости моего милого папочки, откройте мне, Берк, о чем вы с ним так таинственно совещались?

– Ах, это, – рассеянно ответил Берк. – Я не хотел ничего говорить вам, пока не уточню кое-какие детали. – Он дружески улыбнулся. – Понимаете, я здесь иностранец, а в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Поэтому я сначала посоветовался с ним.

Берк развалился на заднем сиденье.

– Есть определенная связь между этим преступлением и моим первым поручением от Глори. Мисс.., то есть миссис Армандо на самом деле обратилась в Скотланд-Ярд с просьбой разыскать одну девушку, ее племянницу Лорепу Спейнер. Это дело не носило криминального характера, просто нужно было разыскать родственницу, местопребывание которой неизвестно, поэтому оно не входило в обязанности Скотланд-Ярда, и комиссар Вейль, как я уже говорил, порекомендовал меня. Я заключил контракт с мисс Гилд (черт, как-то язык не поворачивается называть ее миссис Армандо) и приступил к работе.

Для начала Берк располагал самыми обычными данными. Родственники в Миннесоте все уже поумирали, а единственная оставшаяся в живых младшая сестра вышла замуж за какого-то английского фермера и уехала в Великобританию. И она, и ее муж погибли в автокатастрофе, возвращаясь с летнего отдыха. У них осталась единственная дочь, которой к настоящему моменту должно было быть что-то около двадцати.

– Судя по ее собственным словам, Глори в общем никогда не была особенно близка со своей сестрой, – рассказывал Берк, попыхивая трубкой, – не одобряла ее замужества, наверно. И совсем уж не имела никаких сведений о своей племяннице. Теперь она захотела найти ее.

– Похоже, что ей понадобилась наследница, – пробормотал про себя Эллери.

Берк вынул трубку изо рта.

– Да? Подобное мне не приходило в голову. Может быть, и так.

– Как Глори удалось связаться со Скотланд-Ярдом?

– Письмом. Вейль передал его мне. Ради Бога, какое это имеет значение?

– Письмо было послано авиапочтой?

– Ну да.

– Вы помните, когда его получили?

– Оно прибыло четвертого декабря.

– С каждой минутой дело принимает все более любопытный оборот… Пустая страница с таинственным словом приходится на 1 декабря, письмо же Глори о розыске племянницы прибывает в Скотланд-Ярд 4-го. То есть она наверняка написала это слово в дневнике одновременно с письмом в Англию.

– Вы предполагаете, что есть какая-то связь между этим «лицом» и племянницей?

– К сожалению, я еще ничего не могу предполагать, – невесело ответил Эллери. – Я просто нащупываю разные варианты. А девицу-то вы нашли, надеюсь?

– О, да!

– Где?

Берк скривился:

– Угадайте! В Нью-Йорке, вот какая штука! Я проследил путь Лоретты Спейнер от сиротского приюта в Лечестершире, где она воспитывалась после гибели родителей, до квартиры в Нью-Йорке, на Вест-Сайде, что всего лишь в паре миль от квартиры ее тетки! Чтобы выяснить это, мне и понадобилось побывать здесь.

Самые большие трудности встречались вначале, в Англии. Мне понадобилось несколько недель, чтобы разыскать приют. А там меня обрадовали известием, что ее уже нет, уехала в Америку и не их обязанность знать адрес и все прочее – она свободный человек.

Тогда я отправился в Нью-Йорк и просто прибег к помощи вашей центральной полиции, а они уж направили меня в отдел по розыску пропавших без вести. Но толку от этого было мало, потому что нигде в Штатах в списках пропавших девушка не числилась. И тут, уж не знаю как, мне попался ваш отец. Такое впечатление, что инспектор Куин в курсе ВСЕХ дел вашей полиции. Не человек, а целое полицейское управление в одном лице.

– Да, он вроде универсального пылесоса, все моментально схватывает и держит в голове, – подтвердил Эллери, думая о своем, – Лоретта Спейнер. Два «н» или одно? Она замужем?

– Одно. Не замужем. Молода. Что-то около двадцати одного года. – Двадцать два. Вроде бы вполне подходящий возраст для замужества, но что-то есть в ее облике такое неисправимо детское, что отталкивает мужчин. Ну вы примерно представляете, что я хочу сказать.

– Нет, не представляю.

– Ну, у нее такой вид, будто ей некогда тратить время на такую ерунду, как мужчины.

– Понятно, – сказал Эллери, хотя все равно ничего не понял. – А как она на жизнь зарабатывает?

– Сразу по приезде в Штаты нашла место секретарши в офисе крупной фирмы. В то время была мода на хорошеньких секретарш-англичанок. Но для нее это была лишь временная мера, чтобы встать на ноги. Она говорила мне, что на самом деле ее целью было пробиться в шоу-бизнес. По эстрадным меркам у нее довольно хороший голос и запоминающаяся манера исполнения.

– Что-то вроде самой Глори? – неожиданно спросил Эллери.

– Похоже, что да. Правда, я сужу с чужих слов, поскольку сам в поп-музыке не силен. Я все как-то больше предпочитаю набор из Генделя-Мендельсона и всякой прочей проверенной временем классики.

– Это наследственное, – промолвил Эллери.

– Что?

– Ну, это у них в крови – способности к музыке. Это должно было чертовски льстить Глори. И что, удалось Лоретте куда-нибудь пробиться?

– Да. Она умудрилась выступить в нескольких коммерческих радиопередачах. После этого она рискнула покончить с прежней жизнью и службой и посвятить себя исключительно карьере вокалистки. Она выступила пару раз в третьесортных ночных клубах, но, насколько я понял, без особого успеха. Она натура независимая, не жалуется, только губы покусывает да улыбается. Изо всех сил старается показать, что ей все нипочем. Остается только приветствовать твердость ее характера.

– А что ей понадобилось в Соединенных Штатах?

– Как это что, Эллери? Большие дела делаются здесь. Возьмите, к примеру, «Битлз».

– Давайте оставим «Битлз» в покое, а? – сказал Эллери.

– Давайте, – согласился Берк, – эта особа – девица практического склада.

– Но тогда скорее всего она стала бы искать встречи со своей знаменитой тетушкой?

– Что вы, ни в коем случае! Она из тех, кто предпочитает всего добиваться сам.

– Но ведь Глори единственная сестра ее матери. Неужели она не хотела повидать ее из чисто родственных чувств?

– Она заявила, что понятия не имеет, где живет Глори. Думаю, что их соседство – случайное совпадение.

– Случайных совпадений в жизни почти не бывает. Где же еще, спрашивается, могла жить Глори? А помешанная на эстраде девица? Вам удалось присутствовать при трогательном моменте воссоединения родственниц?

– Да, конечно. Однако мне пришлось изрядно попотеть для того, чтобы эта встреча произошла. Когда я нашел Лорепу и объяснил ей цель моего визита, то сделано было только полдела. Затем мне еще долго пришлось уговаривать ее посетить миссис Армандо.

– И когда же это случилось?

– До вечера тридцатого декабря (это была среда) мне обнаружить Лоретгу не удалось. А вечер тридцатого я потратил на обед с Лореттой, во время которого я старался убедить ее встретиться с сестрой своей матери. Девушка на питала никаких чувств к знаменитой тетке, для нее «Глори Гилд» с детства было только пустое имя – и больше ничего. А после смерти родителей и имя забылось. Она была очень мала, когда попала в приют.

– Обида?

– Простите, не понял…

– Как вам кажется, Лоретте было обидно, что тетка так долго не вспоминала о ее существовании?

– Нет, абсолютно. Эта девица Спейнер весьма примечательная особа. Она заявила, что понять не может, с чего это ее тетушке понадобилось разыскивать ее через столько лет. Она же, со своей стороны, хочет только одного, чтобы ее оставили в покое. Как я уже сказал, мне пришлось угробить целый вечер, пока я наконец ее убедил нанести вместе со мной визит тетке. Хотя я сам не знал причины внезапного родственного порыва миссис Армандо, но я использовал все красноречие, на которое только был способен.

Эллери расхохотался:

– Так вот о чем вы шушукались с моим драгоценным папочкой, – смех его тут же оборвался. – Харри, так когда же в среду вечером вы с этой девицей появились у Глори?

– Примерно без четверти одиннадцать. – У Берка потухла трубка, и он оглядел салон автомобиля в поисках пепельницы, но она отсутствовала. Пришлось Берку выбить трубку прямо в свой карман. – При встрече я чувствовал себя очень скованно. Лоретта не лучше моего: ведь встретившая нас женщина фактически была ей чужой. А тут еще миссис Армандо не нашла ничего лучшего, как довольно невразумительно начать объяснять девушке, отчего она раньше не пыталась разыскать ее. Ситуация становилась все более неловкой, так что я почувствовал себя лишним и поспешил удалиться. Тем более, что моя задача была выполнена. Миссис Армандо проводила меня до дверей, кстати, и расплатилась со мной. Я заранее уведомил ее о нашем прибытии, поэтому и чек она тоже приготовила заранее. Я ушел, как я уже сказал, что-то около 11 часов 05 минут. Сразу отправился в аэропорт, самолет взлетел в час ночи, я благополучно приземлился в Англии и тут же отправился назад по телеграмме инспектора Куина. Но это вы уже и сами знаете.

– Значит, вы оставили эту девицу Спейнер наедине с Глори, – отрывисто сказал Эллери. – Глори была убита в 11.50.

– Насколько я понял, Лоретта заявила, что она тоже ушла задолго до этого времени, – заметил в ответ Берк. – Ваш отец сказал, что у нее уже взяли показания, и вроде бы все чисто. Но сегодня, похоже, с ней опять собираются побеседовать, так что вы можете присутствовать при этом и составить обо всем свое собственное мнение.

Глава 10

– Кого из них вы хотели бы увидеть сегодня, мистер Куин? – поинтересовался служитель.

– Глори Гилд Армандо, Лаци.

– Это здесь, – Служитель подошел к одной из полок, выдвинул большой ящик и открыл крышку. – Что-то на нее сегодня большой спрос!

Она выглядела отталкивающе, даже для трупа. Тело, превратившееся в бесформенную груду жира. Подернутые смертной синевой, ввалившиеся щеки с налипшими прядями обесцвеченных, всклокоченных волос. Вспухшие, раздутые члены…

– Sic transit[9]Sic transit… (лат.) начальные слова известной поговорки «так проходит слава мира»… Глори – прошептал Эллери. – Эта груда мяса и жира была когда-то предметом страстных воздыхании и пылких признаний миллионов поклонников… И что от нее осталось?

– Да, поверить трудно, – кивнул Берк.

– По-моему, лицо как лицо, ничего в нем нет особенного, разве что жирнее обычного. Никаких особых примет, даже синяков не видно.

– Значит, она имела в виду не свое лицо.

– Да никто и не думал, что ее.

– Кто знает… Как там сказано у поэта? «Лицо, несущее печать времен. Как много лиц в одном лице сокрыто». И еще: «Порою лица, как пустая книга, в которой не увидишь ничего».

– Что за поэт?

– Лонгфелло.

– Охо!

– Его «Гиперион»

– Вы меня тронули, – смущенно произнес Берк. – Совершенно верно, в этом лице можно увидеть лишь следы ожирения и больше ничего.

– Не знаю, не знаю, – с сомнением покачал вдруг головой Эллери. – Спасибо, Лаци. Пойдемте, Берк. Шотландец последовал за Эллери и, когда они вышли, спросил:

– Куда теперь?

– В лабораторию, за результатами вскрытия. У меня есть кое-какие соображения.

– Надеюсь не по поводу очередных поэтических цитат? – спросил Берк.

– О, я понял, что лучше не трогать ваших национальных гениев.

Они застали директора за поглощением ленча прямо в лаборатории. Старина Праути сдвинул свою неизменную и непристойную шляпу, напоминающую пыльный колпак, далеко на затылок и мерзко гримасничал, поднося ко рту сандвич.

– А, Эллери! Снова помидоры с луком!.. Боже, я сто раз говорил своей бабе, что при моей работенке вегетарианство не рекомендуется! Ну, чем ты увлекся на этот раз?

– Случаем с Армандо. Кстати, это Харри Берк. Доктор Праути, медицинский эксперт, – наскоро представил их друг другу Эллери. Медэксперт с набитым ртом невнятно проворчал что-то, видимо, обозначающее вежливое приветствие. – Результаты вскрытия уже готовы? – спросил Эллери.

– Да, А вы еще не видели?

– Нет. Нашли что-нибудь?

– Смерть от раны из огнестрельного оружия, как и предполагалось. А что вы еще хотели?

– Чего-нибудь.., вселяющего надежды.

– Людям свойственно надеяться, что все само собой пойдет своим чередом, – пробормотал Берк.

– Что, что? – спросил Эллери.

– Диккенс, – ответил Берк, – Чарльз.

Доктор чуть не поперхнулся от неожиданности.

– Док, а в рот вы ей заглядывали? – спросил Эллери.

– Куда – куда?

– В рот.

Теперь настал черед Берка удивляться. Праути пожал плечами.

– Конечно, заглянул. Как положено при обследовании трупа. На случай отравления. Но на первый взгляд там все было чисто. Тогда я применил индикатор Джильберта последнего образца… – доктор усмехнулся с видом веселого сатира.

– И что же вы обнаружили?

– То, что я и ожидал. Ничего.

– А бумажки не обнаружили?

– Бума-а-жки?

– Да, бумажки.

– Господи, нет!

– Ну, на нет и суда нет, – направился к выходу Эллери. Когда они вышли, Берк жалобно вздохнул:

– Эллери, я чего-то не понимаю…

– Очень просто. Лицо – следовательно, и рот. Я подумал, может она написала слово «лицо», чтобы указать на свой рот, где она спрятала более подробную записку с описанием убийцы? Или его именем? Но я ошибся.

В ответ на это шотландец только ошеломленно покачал головой.

Глава 11

Они заглянули в любимый ресторанчик Эллери, где уничтожили пару гигантских бифштексов. Причем Берк, к немалому ужасу Эллери, сначала потребовал прожарить свой получше. Затем они вернулись в квартиру Куина немного вздремнуть. Перед тем как полностью отключиться, Эллери вяло нащупал телефонную трубку и набрал номер полицейского участка. Он застал там своего отца. Как деловито сообщил пожилой джентльмен, он оформлял изъятие дневников и других бумаг.

– Папа, когда ты собираешься допрашивать Лоречту Спейнер?

– В пять.

– Где?

– Да тебе-то зачем?

– Собираюсь поприсутствовать.

– Я пригласил ее сюда, в участок.

– И Армандо, конечно, тоже?

Старик долго не отвечал. Наконец сказал:

– С какой это стати?

– Да так, ничего особенного. Просто мне хотелось бы полюбоваться на них обоих. Я полагаю, что раньше они никогда не встречались?

– Кто – девица Спейнер и Армандо? – инспектор замялся. – Да у нее еще молоко на губах не обсохло, только что из приюта выпорхнула. Где ж встречаться?

– По словам Роберты Вест, Армандо смотрит не на аттестат зрелости, а за что бы у девушки подержаться… Есть у нее, за что подержаться?

– О, да! С этим все в порядке.

– Тогда вызови и Армандо.

– Хорошо, хорошо!

– Кстати, есть еще какие-нибудь подробности о женщинах, с которыми имел дело наш Дон-Жуан?

– Выясняем, – хмуро ответил инспектор, – занялись этим в первую очередь.

– Я спрашиваю из тех соображений, что дамочка, руками которой он состряпал это дельце, могла быть его любовницей – допустим, брошенной когда-то. Таких у него на счету столько, что на целый сераль хватит. Одна из его бывших жен тоже вполне могла сгодиться для его целей.

– Сынок, все это и мне самому уже давно приходило на ум.

Однако если между Лореттой Спейнер и Карлосом Армандо и было что-нибудь, они скрывали это с ловкостью подкупленных членов суда присяжных. Армандо казался озадаченным и заинтересованным вызовом к инспектору Куину. Лоретта же, бросив на него быстрый взгляд, надменно приподняла еще незнакомые со щипцами брови и все остальное время полностью игнорировала его. И это сначала показалось Эллери слишком умелым поведением для такой неискушенной девушки, какой она должна была быть, судя по фактам ее биографии. Но он отогнал эту мысль, отнеся реакцию Лоретты на счет врожденного инстинкта распознавать людей, часто свойственного самым юным представительницам женского пола. Что касается Армандо, то он так и ел глазами девушку. Сразу было видно, что он был бы вовсе не прочь подержаться за ее.., ну хотя бы талию, обтянутую тонким свитером.

Лоретта ничуть не походила на чопорную сухопарую английскую девицу, какими обычно бывают дочери почтенных супружеских пар из Мидланда. Было в ней что-то скандинавское – высокая пышная грудь и белокурые локоны. Казалось, она вошла в кабинет инспектора Куина прямо с палубы шведского крейсера. (И сразу стало ясно, что, как и ее тетушке, так бесславно проигравшей подобную битву, на склоне лет ей придется сражаться с избытком веса, попросту говоря – с ожирением). У девушки было пухлое лицо херувима, аккуратный детский носик, невероятно голубые глаза, такие же невероятно пунцовые губы и кожа, по нежности соперничающая с попкой годовалого младенца. Пухлые губки ее складывались в очаровательную гримаску, пережившую все моды и века и придающую ее детскому лицу недетски сексуальную привлекательность. Эти губки напоминали мужчинам, что за обликом херувима скрывается настоящая женщина. Армандо ощупывал ее взглядом, жмурясь от удовольствия.

Сам Армандо обманул ожидания Эллери. Он совсем не обладал услужливым изяществом манер и вкрадчиво-маслянистым взглядом, присущим завзятому бабнику. Его мускулистое и слишком приземистое тело двигалось слегка неуклюже. Волосы – жесткие, черные, курчавые – делали его похожим на негра. Угреватая кожа, сожженная до черноты кварцевой лампой, только усиливала это впечатление. Пару замечательных темных глаз, искрящихся умом, затеняли почти женские пушистые ресницы. Только его пухлый пунцовый рот, влажный и безвольный, не соответствовал общему грубоватому облику его фигуры. Эллери никак не мог понять, что в нем так пленяло женщин? Лично у него этот тип сразу же вызвал отвращение (Эллери тут же сообразил – отчего. Каждой клеточкой тела Армандо излучал постоянную сексуальную потребность и сексуальное самодовольство, которое, кстати, и могло привлечь к нему представительниц противоположного пола).

Инспектор Куин представил собравшихся друг другу. Армандо едва удостоил мужчин вялым «Бонжур!», которое проворковал, как зобастый голубь. Лоретта коротко и сильно встряхнула руку Эллери и сразу же засияла навстречу Харри Берку, так что унылая комната полицейского участка словно осветилась двумя солнышками из ямочек у нее на щеках. Инспектор рассадил присутствующих, причем Эллери выбрал себе стул в самом углу, откуда он мог свободно наблюдать за всеми, в то же время оставаясь незамеченным. Инспектор вкрадчиво обратился к Армандо:

– Я пригласил вас сейчас сюда, так как дело касается вашей жены. В целом, я полагаю, вы уже осведомлены о происходящем. Но известно ли вам, мистер Армандо, что она незадолго до смерти разыскивала свою племянницу?

– У нас с Джи-Джи секретов не было, – отвечал Карлос Армандо. – Да, она говорила мне. – Эллери был почти уверен, что Армандо все это с ходу выдумал.

– Ну и как вы относились к ее поискам?

– Я? – Армандо недоумевающе поджал чувственные губы. – Весьма опечалился. Ведь сам я одинок на этом свете, если не считать двух дядюшек… Да и те за Железным занавесом, поэтому наверняка погибли. Его маслянистые глаза подернулись влагой, скользнув по лицу Лоретты. – Тем более я могу понять, насколько мисс Спейнер достойна сострадания. Обрести единственную родственницу в лице великолепной Джи-Джи и тут же потерять ее! В одну ночь. Такой прискорбный поворот судьбы, что просто нет слов!

Лоретта с любопытством взглянула в его сторону. Он в упор смотрел на нее. Белоснежные зубы Армандо блеснули в короткой улыбке, на иностранный манер сопровождавшей каждую его фразу вместо знака препинания, в то время как глаза говорили на одинаково родном для всех красноречивом языке взглядов. (Понимает ли этот язык Лоретта? – никак не мог решить для себя Эллери.

Что касается инспектора, то он невнятно поблагодарил Армандо и повернулся к девушке:

– В среду вечером без четверти одиннадцать мистер Берк привел вас к миссис Армандо. Она была дома одна. Мистер Берк пробыл с вами некоторое время и в начале двенадцатого ушел. Расскажите мне настолько подробно, насколько сумеете вспомнить, обо всем случившемся после его ухода.

– Случившемся? Но после его ухода вовсе ничего не случилось! – Лоретта укоризненно посмотрела на инспектора. Тот изобразил на лице виноватую улыбку:

– Я имел в виду, о чем вы говорили с вашей теткой?

– Ах, вот вы о чем! Она хотела, чтобы я жила с ней. Бросила свою квартиру и переехала в их дом. Я поблагодарила ее, но отказалась. Я объяснила, что ценю независимость, хотя очень тронута ее великодушным предложением, – юная англичанка опустила глаза и принялась разглядывать свои лежащие на коленях ладони, – Понимаете, самые лучшие годы я постоянно была вынуждена жить с другими людьми. В приюте не очень-то побудешь в одиночестве… Я пыталась объяснить миссис Армандо, то есть тете Глори, как я счастлива наконец-то пожить одна. Кроме того, я ведь совсем не знала ее! Совсем… Переехать к ней было все равно что поселиться вдруг в доме абсолютно незнакомого человека. Я, наверно, обидела ее, но что было делать? Я сказала ей правду.

– Понятно, – кивнул инспектор, – А о чем еще вы беседовали, мисс Спейнер?

– Она никак не хотела отказываться от своего намерения. Настаивала. Я почувствовала неловкость-. – Лоретта подняла свои изумительные глаза. – Она даже.., даже пыталась заставить меня согласиться. Убеждала, что имеет большие связи в мире шоу-бизнеса и сможет сделать мне блестящую артистическую карьеру. И все в этом духе. Но я, откровенно говоря, не совсем понимала, при чем здесь наше совместное проживание… Если она хотела помочь мне, почему бы не сделать этого просто так, не меняя моего места жительства? Она меня заманивала перспективами, словно мартышку – бананом. И мне это очень не понравилось.

– Вы прямо так ей и заявили?

– Нет, что вы! Это было бы грубо. Знаете, я не считаю, что человек человеку волк и что надо, давить первой, чтобы тебя саму не задавили. Люди и так слишком жестоки. Поэтому я просто сказала, что предпочитаю всего добиваться сама и что в этом я целиком иду по ее стопам: ведь она сама создавала себе имя. И добавила, что если человек сам не сумеет стать артистом, то, по-моему, «сделать» из него настоящего артиста невозможно. Талант либо есть – либо его нет. Если есть – рано или поздно он себя проявит. А если нет – то и суетиться нечего. И что таков мой взгляд на вещи.

– Весьма похвальный взгляд, – сказал инспектор. – «Ах ты старый коварный лицемер!», – подумал с восхищением Эллери. Он скосил глаза на Берка: шотландец едва сдерживал усмешку. – И: что же вы, с миссис Армандо все время обсуждали только эту тему?

– Да.

– Когда же вы покинули квартиру вашей тетушки?

– По-моему, около одиннадцати тридцати.

– Она проводила вас до двери?

– Да, до лифта.

– Изъявляла ли она желание увидеться вновь?

– Конечно! Она попросила позвонить ей на следующей неделе, хотела договориться насчет совместного обеда у Сарди. Но я ничего не обещала наверняка. Сказала, что если сумею – позвоню. И оставила ее.

– Оставили ее одну.., и еще живую.

– Разумеется!

– Когда вы спустились в фойе, там кто-нибудь был?

– Нет.

– Куда вы затем отправились?

– Домой, – Недвусмысленная многозначительность вопросов инспектора начинала ее раздражать. На щеках вспыхнул румянец досады, а грудь под тонким свитером начала часто и взволнованно подниматься и опадать (Взгляд Карлоса Армандо неотступно следовал за колебаниями ее свитера, глаза поблескивали, как два шарика ртути). – Инспектор, а куда еще мне было идти в этот час?

– Я спросил на всякий случай, – замялся инспектор. – Полагаю, воспользовались такси?

– Вовсе нет. Я пошла пешком. Вы находите в этом что-либо предосудительное?

– Пошли пешком?

– Да. Через Центральный парк. Я живу в Вест-Сайде…

– Что я слышу! – воскликнул почтенный инспектор. – Неужели вы не знаете, что девушке ночью идти одной через Центральный парк опасно? Особенно около полуночи. Вы что, газет не читаете?

– Согласна, что с моей стороны это было чистым безумием, – пожала плечами девушка. (А она не лишена самообладания! – подумал Эллери, – да и сообразительности тоже. Но что самое удивительное для девицы ее возраста и воспитания, она держится с необыкновенным достоинством и умело избегает опрометчивых высказываний.) – Не то чтобы я была рассеянна, скорее возбуждена встречей и не могла толком ничего сообразить. Просто почувствовала потребность немного прогуляться и пошла не раздумывая. А парк был как раз по дороге. Инспектор, я не вижу связи между смертью моей тети и способом, каким я в тот день добралась домой!

– По дороге вы никого знакомого не встретили?

– Нет…

– А около вашего дома?

– Да нет же!

– Если я правильно понял – вы живете одна?

– Совершенно верно, инспектор Куин, – ее голубые глаза сердито вспыхнули. – Что касается моих занятий по возвращении домой… – ведь именно этот вопрос вы собираетесь теперь задать? То я разделась, приняла ванну, почистила зубы, прочла вечерние молитвы и отправилась в постель. Что еще вы хотите узнать?

Эллери не мог не усмехнуться, наблюдая за выражением лица своего почтенного родителя. Тот походил на боксера, безуспешно пытавшегося взять верх над противником, но наткнувшегося на глухую защиту. Инспектор блеснул коронками для зубов – гримаса его призвана была изобразить уважительную улыбку.

– Не упоминала ли ваша тетя о завещании?

– О завещании? С чего бы вдруг?

– Да или нет?

– Конечно, нет.

– Мистер Берк сообщил нам, что когда миссис Армандо в тот вечер провожала его до дверей, то вскользь обронила, что ожидает своего супруга домой сразу после полуночи.

Супруг миссис Армандо оторвался от колыханий свитера Лоретты и на секунду перенес свое внимание на усы инспектора. Затем быстро вернулся к свитеру.

– Мисс Спейнер, вы слышали, как миссис Армандо говорила это?

– Нет. Но после ухода мистера Берка она сказала мне то же самое.

– Но самого мистера Армандо вы в ту ночь так и не видели?

– Сегодня судьба свела меня с мистером Армандо впервые. (Так ли? – о, как хотел бы Эллери знать правду! Если это так, то Армандо сейчас явно намерен наверстать упущенное, непристойно пуская слюни от желания, чтобы судьба свела их еще не раз и как можно теснее… А Лоретта, казалось, не обращает на него ни малейшего внимания, целиком сосредоточив его на своем инквизиторе – инспекторе) Она уже приготовилась к продолжению допроса, но тут ей неожиданно пришлось обернуться: инквизитор сменился.

– У меня вопрос, – внезапно раздался голос Эллери. – Мисс Спейнер, после того как Харри Берк оставил вас наедине с тетей, не получала ли она каких-либо записок, не звонил ли ей кто-нибудь? Не слышали ли вы колокольчик от входной двери?

– Мистер Куин, нашу беседу ничто не прерывало. Конечно, я не могу ручаться за то время, когда я уже покинула миссис Армандо.

– А не припомните ли вы замечаний вашей тети – пускай самых незначительных – о чем-либо, относящемся к какому-нибудь лицу?

– К чему – к чему?

– К ЛИЦУ.

Девушка тряхнула белокурой головкой. Она казалась не на шутку озадаченной:

– Что-то не припомню.

– Тогда все, мисс Спейнер, – заявил инспектор, поднимаясь. – Кстати, адвокат вашей тети – Вильям Мелони Уессер – уже наверняка успел известить вас о предстоящем чтении завещания?

– Да. Я буду у него в конторе в понедельник, сразу же после похорон.

Инспектор кивнул:

– Простите, что испортил вам Новый год.

Лоретга поднялась и величаво пошла к двери. Каким-то образом Карлос Армандо умудрился очутиться там раньше нее и уже взялся за ручку.

– Позвольте мне, Лоретта, – вы не против, если я буду вас называть так?., я же ваш дядюшка в конце концов!

Изящные брови над голубыми глазами удивленно дрогнули:

– Благодарю вас, мистер Армандо.

– О! Только не «мистер Армандо»! Карлос! Легкая улыбка тронула ее губы.

– Позвольте мне отвезти вас домой, или куда вы сейчас собираетесь?

– Что вы, это лишнее…

– Но нам необходимо поближе познакомиться! Тогда, может быть, вы согласитесь хотя бы пообедать со мной? Ведь я могу вам столько рассказать о Джи-Джи, а это вас должно очень интересовать, не так ли? Кроме того, я чувствую за вас ответственность: ведь тетушка умерла так скоро после счастья обрести вас…

Это было последнее, что донеслось до троих мужчин из-за закрывшейся двери.

– Грязный бабник! – скривился Харри Берк, – Не упустит случая поволочиться.

– Кажется… – пробормотал Эллери. – Кажется, тот, с кем мы имеем дело, очень, очень неглуп!