Глава 20
В последнюю среду каждого месяца баптистская церковь неизменно устраивает вечер запеченного спагетти. Такова традиция, приятная неотвратимость для местного христианского сообщества.
Из кухни паства неторопливо перемещалась в общий зал, следуя обычаю, установленному двадцать два года назад. Каждый прихожанин приносил картонную тарелку с запеченным спагетти, мучным роллом, салатом из латука и моркови и пенопластовый стаканчик сладкого чая.
Обедали братья и сестры во Христе за круглыми складными столиками, с удовольствием поглощая пресные блюда, и зал гудел от разговоров и детского шума, а из громкоговорителей на сцене лилась духовная музыка. Свет заходящего солнца – слабый намек на багрянец в позднеоктябрьском небе – тускнел за высокими окнами.
Вайолет Кинг сидела за столом с родителями, Эбертом и Эвелин, и другом родителей по имени Чарльз. Последнему стукнуло тридцать, он был одинок и страстно увлечен Иисусом. Вайолет не нравилось, как он смотрит на нее и как разговаривает с ней – словно знает некий секрет, который никому не раскрывает, и словно он сам – нечто большее, чем шапочный знакомый.
Последние пять минут Чарльз, не давая никому и рот открыть, повествовал о своей попытке просветить «проблемного чернокожего юнца». Но Вайолет не слушала и только смотрела на порцию запеченного спагетти на своей тарелке.
– …и я сказал ему: «Брат, Иисус умер за тебя». – Нижняя губа рассказчика задрожала от эмоций, голос смягчился, проникшись искренностью. – И знаете, что он ответил мне? Боюсь разбить вам сердце, Эберт. Он сказал: «А с чего бы Богу любить меня?» И я сказал… я сказал… Вы слушаете меня, Вайолет?
Вайолет подняла голову и посмотрела в одинокие глазки напротив:
– Да, Чарльз, слушаю.
– Я сказал ему: «Господь любит черных мальчиков так же сильно, как Он любит и белых мальчиков».
Четырехлетний мальчонка с шоколадной глазурью вокруг улыбающихся губ подбежал и остановился перед Вайолет.
– Ты красивая, – выпалил он и умчался, крича: —Вот и сказал! Вот и сказал!
Вайолет рассмеялась.
– А где Макс? – поинтересовался Чарльз.
– Там же, где был неделю назад, когда вы задавали мне этот же вопрос, – ответила она без злости и раздражения. – Этой осенью он тренирует команду по бегу по пересеченной местности. Сегодня у них очередная встреча. – «Это тебя устраивает, извращенец ?» – мысленно добавила Вайолет.
– Просто не хочу видеть, как человек отступается от веры. Начинается с того, что пропускают наши среды, а кто знает, что последует дальше…
– Мой зять не вероотступник, – возразил Эберт. – Я и сам такого не потерпел бы, ты же знаешь, Чарльз. Верно, дочка?
– Да, папа.
Вайолет улыбнулась отцу, крупному и крепкому мужчине с седой бородой и сияющей загорелой лысиной. Работал он на молочной ферме, и за их столом слегка попахивало навозом.
Она отпила чаю и снова почувствовала на себе взгляд Чарльза. В последнее время такое случалось часто, особенно во время воскресной службы. Он постоянно укорял ее за «мальчишескую службу», говорил, что волосы женщинам положено носить длинные и свободные, и советовал Вайолет дать волю ее блондинистым локонам.
На поясе, над лавандовой юбкой, запищал пейджер. Вайолет опустила глаза и, увидев номер, поднялась из-за стола.
– Мам, если придет Макс, скажи, что я скоро вернусь.
– Всё в порядке, Ви?
Эвелин посмотрела на дочь серо-голубыми глазами, в которых словно отражалась седина ее волос. Как ты можешь сидеть здесь с этим ненормальным?
– Да, мам.
Вайолет вышла из общего зала в классный коридор. Двойные двери в конце его были распахнуты, и она видела музыкального директора, торопливо расставлявшего стулья на галерее – репетиция хора должна была начаться сразу после обеда. Петь ей сегодня не хотелось. Хотелось пойти домой, забраться в постель с пинтой мороженого «Черри Гарсия» и посмотреть телевизор, желательно что-нибудь документальное от Кена Бернса по Пи-би-эс.
Шум и суета празднующей паствы отступили на задний план, как только Вайолет вошла в темную классную комнату и закрыла за собой дверь.
Снова завибрировал пейджер.
Она сунула руку в сумочку, где лежал сотовый.
Глава 21
Развернувшись в тупичке, Вайолет припарковала свой «Джип Чероки» на тротуаре. Часы на приборной доске показывали 7:15. Небо было темным, если не считать туманных пятнышек звездного света, тускнеющих, когда смотришь прямо на них. Заглушив мотор и глядя на суматоху вдалеке, она попыталась представить эту истеричную улицу обычной, без мигающих огней.
Тихой.
Заурядной.
Безопасной.
Вайолет огляделась. С того места, где она находилась, ей были видны молодой сосновый лес, начинавшийся за улицей из выстроившихся вдоль озера и заключенных между двумя тупиками одиннадцати домов; дорога, врезающаяся в Шортлиф-драйв, и черное, невозмутимо-спокойное озеро.
Вайолет не строила догадок и не теоретизировала. Заниматься этим, когда расследование еще только начинается, бесполезно. Пока она знала лишь, что на этой улице, в кирпичном доме в стиле ранчо, убита семья из четырех человек. Добавить к ним другие убийства – зарезанного ножом продавца в «Уолмарте» в Роки-Маунт и женщину, повешенную на маяке Боди, – и получается одна из самых кровавых недель в истории Северной Каролины со времен Гражданской войны.
Большинство следователей никогда и не сталкиваются ни с чем подобным, подумала она, выходя из машины, и, уже обращаясь к себе, мысленно добавила: «Ты недостаточно подготовлена, чтобы заниматься таким делом».
Вайолет ощутила слабость в ногах и прислонилась к джипу. Закрыла глаза, несколько раз глубоко вдохнула, прошептала молитву и зашагала к мигающим голубым огням.
Участок Уортингтонов площадью в пол-акра уже окружили оградительной лентой. Вайолет насчитала три патрульных машины, «Скорую помощь», фургон и две легковушки без опознавательных знаков, припаркованных у тротуара на другой стороне улицы.
На повороте подъездной дороги, охраняя периметр, стоял полицейский в форме.
– Привет, Рубен, – сказала Вайолет.
– Викинг? Так ты сегодня на вызове?
– Да.
– Повезло тебе. Дом по соседству с тем, где в понедельник случилось похищение. Мы и в дверь стучали, и по телефону звонили – они так и не ответили.
– Шутишь… Ты приехал первым?
– Нет, первым прибыл Брюс. Он сейчас с Барри разговаривает.
Вайолет нырнула под оградительную ленту и зашагала по дорожке к своему сержанту, широкоплечему, крепкому, как дуб, парню с глубоким, как и у отца, голосом. Брюс разговаривал с патрульным, и она прошла между мужчинами.
– Привет, парни.
Сержант посмотрел на нее сверху вниз и покачал головой.
– На этот раз ты точно вляпалась, – произнес он таким тоном, словно вина за случившееся лежала на ней. – Я пойду, потолкую с Чипом и ребятами. Брюс расскажет, что́́́ ты получила.
– Ты в доме еще не был?
– Нет. Ордер на обыск только что дали. Бобби как раз этим и занимается.
– Эксперты уже готовы начать видеосъемку?
– Думаю, да.
– Не попросишь их подождать минутку? Поговорю с Брюсом, а потом хочу сама быстренько пройтись.
Секунду-другую сержант Маллинс смотрел на нее. Улыбался он редко. Под его хмурым взглядом Вайолет снова почувствовала себя восьмилетней девчонкой. Она знала, что он думает, потому что и сама думала то же самое: справиться с этим делом ей не по силам.
Сержант Маллинс направился к одетым в белые халаты экспертам-криминалистам, а Вайолет посмотрела через плечо на женщину, плакавшую на улице, возле лужайки Уортингтонов.
Затем повернулась к Брюсу.
Он был на год младше и только год назад закончил полицейскую академию. Они ходили в одну и ту же среднюю школу, и, хотя не были знакомы тогда, Вайолет его помнила. Брюс почти не изменился – остался таким же высоким, немного пучеглазым, с испуганным, нервным выражением лица.
Пока Вайолет доставала из сумки блокнот и ручку, он неотрывно смотрел на плачущую на улице женщину.
– Брюс? – Патрульный посмотрел на нее большими глазами. – Ты в порядке? – Он перевел дух. – Расскажи, что тут у меня. – Они стояли возле минивэна Уортингтона, и он прислонился к задней дверце. – Нет, Брюс, не надо.
Он выпрямился и кивнул в сторону улицы.
– Та женщина, что плачет, – Бренда Мурфилд. Живет неподалеку, через три дома. Сегодня, во второй половине дня…
– Точнее?
– Между половиной четвертого и четырьмя. Она подошла и постучала в дверь. Их дети часто играют вместе, и миссис Мурфилд уже два дня не видела мальчиков Уортингтонов. У нее был ключ от дома, и, поскольку они не отвечали на звонки и не брали почту, а их машины стояли на подъездной дорожке, она решила войти. Уже в передней почувствовала запах и сразу же вышла и набрала девять-один-один. Я приехал в начале шестого. Один мальчишка – под столом в кухне. Второй – в постели. Крови возле детей не заметил. Зак и Тереза Уортингтоны – в постели. Там все плохо… Оставаться там долго я не мог. Извини, меня просто…
– Всё в порядке, Брюс. Это не твоя работа. Как звали мальчишек?
– Хэнк и Бен. Одному – одиннадцать, другому – семь. Бен – это тот, который под столом.
– О’кей. Мобильная группа должна быть с минуты на минуту. Периметр остается за Ройбеном. Хочу, чтобы ты подошел к миссис Мурфилд и постарался ее успокоить. Я войду и, пока эксперты не начали съемку, осмотрюсь. Потом, когда они возьмутся за работу, поговорю с миссис Мурфилд, так что позаботься, чтобы она не ушла.
Брюс зашагал к подъездной дорожке. Вайолет потерла руки. Ее пальто «Барбур» осталось в общем зале церкви, а с озера тянуло холодком, и ветер срывал сухие листья с огромных дубов в переднем дворе. Она постояла еще секунду-другую, а потом направилась к передней веранде, на ступеньках которой ее поджидала шумная, как стадо гусей, группка экспертов. Их присутствие пугало ее, но справиться с ними Вайолет могла. Куда больше она страшилась того, что поджидало ее в доме.
Глава 22
Сбросив туфли на каблуке, Вайолет сунула свои маленькие ножки в матерчатые ботинки, натянула на руки пару латексных перчаток и поднялась по ступенькам.
Полицейский, стоявший у передних дверей, внес ее имя в список и проставил время. Поскольку задерживаться в доме Вайолет не намеревалась, она прошла одна. Место преступления подобно деликатной экосистеме, и чем больше людей побывает в доме, тем сильнее они повредят картину места преступления.
– Я быстро, ребята, – сказала она.
– Эй, Викинг, хочешь «Викс»? – спросил один из техников. – Судя по тому, что говорит Брюс, приятного там мало.
– Нет, обойдусь.
– Я позвонил Рику и Дону, – сказал сержант Маллинс. – Будут утром, пораньше.
– Хорошо. Дело пойдет быстрее. Каждый возьмет по комнате.
Вооруженная фонариком, блокнотом и ручкой, Ви переступила порог дома Зака, Терезы, Хэнка и Бена Уортингтонов и закрыла за собой дверь. Стоя в передней, она отметила два звука: шум воды в системе центрального отопления и голоса на веранде. Оказаться в тепле после холода было приятно, хотя тепло и усиливает запах.
В доме было темно – так же, как и тогда, когда сюда попал Брюс.
Затаив дыхание, Вайолет прошла в столовую. Глаза постепенно привыкали к темноте. У обеденного стола она остановилась, ожидая, пока в тени оживут формы и детали.
А потом решительно вдохнула.
Запах. Сладковатый. Насыщенный. Запах разложения.
Запах испорченных макарон и сыра.
Настолько острый, что его можно было попробовать на вкус.
Ви вдохнула еще раз, впустив в себя запах гниения.
На втором месяце службы в Отделе уголовных расследований она столкнулась со своим первым самоубийством – жарким июльским полднем семидесятичетырехлетний больной с Альцгеймером выстрелил себе под подбородок из дробовика. Его нашли неделю спустя в небольшом трейлере без кондиционера. Хотя вонь стояла ужасная, Вайолет с удивлением обнаружила, что не может закрыться от нее, что примет и впустит в себя это жуткое зловоние из уважения и сострадания к мертвым. Висцеральная близость необъяснимым образом связывала ее сначала с жертвой, а уже потом – с разгадкой убийства.
Над озером Норман всходила яркая убывающая луна, и ее свет растекался по покрытому линолеумом полу кухни. Увидев под столом маленького мальчика, Вайолет почувствовала, как в ней что-то дрогнуло. Опустившись на колени перед столом, она смахнула упавшие на глаза пряди, включила фонарик и посветила сначала на лицо мальчика, потом прошлась лучом по всему телу. Ни странгуляционной борозды, ни синяков видно не было, но голова лежала на полу под неестественным углом.
Сломана шея . Луч скользнул сверху вниз по правой руке и остановился на сжатых в кулак пальцах. Вайолет перевела луч на другую руку, пальцы которой сжимали что-то похожее на батарейку.
Она прошла к задней двери и посмотрела через стеклянную панель в задний двор: дуб, домик на дереве, веревочные качели, озеро. Выключив фонарик, вернулась через столовую в гостиную – глаза уже привыкли к темноте и теням. Можно было бы включить свет, но Вайолет хотела увидеть все таким, каким увидел он .
В гостиной запах ощущался острее. Она остановилась и огляделась: чашка с попкорном на полу… коробка из-под кассеты на телевизоре… Киношный вечер. Она шагнула ближе, прочитала название: «Цветок красного папоротника».
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления