Онлайн чтение книги Магазин путешествий Мастера Чэня
В когтях орла

– Никаких тайных ритуалов не было, – улыбается мелкими морщинками великий человек. – Без них обошлось. Я в волшебство не верю.

Он маленький, с узкими плечами и большой головой, на сцене – всегда в крестьянской шляпе, поскольку он народный герой, сейчас – без нее, черные волосы с сединой свободно свисают до плеч.

Когда он выходил с гитарой на кромку громадной сцены – здесь, в Маниле, или в Себу, или Замбоанге, Дагупане или Давао, – стадионы ревели.

Золотой голос Филиппин. Фредди Агилерос.

Я бросаю взгляд на наш столик в зале – в мою сторону никто оттуда не смотрит. Не перед кем похвастаться, что я говорю – просто так – с Фредди, что он наконец, кажется, вспомнил меня, вспомнил, что когда-то мы почти дружили, и я этой дружбой гордился невероятно.

Нашим, вот этой изучающей меню троице за столиком поодаль, собственно, этого не понять. Они третий день как в Маниле, причем впервые в жизни. А может, и в последний раз. Клуб как клуб, в нем какой-то местный мужик с длинными волосами о чем-то говорит со мной в углу. А потом будет музыка. Ничего особенного.

Несколько лет, страшных лет, мне буквально снилось это: я возвращаю себе мою настоящую жизнь, я бегаю по всей Маниле, пытаясь найти старых друзей, и всем задаю вопрос: как мне снова увидеть Фредди? И я нахожу его, смотрю в его теплые глаза и пытаюсь рассказать ему что-то очень важное…

А вот ведь уже не сон. Моя жизнь вернулась, я вправду смотрю в эти глаза, я действительно говорю с ним, я подбираю слова и очень тороплюсь:

– И тогда я случайно купил на рынке, на грязном таком рынке в Багио, вашу пиратскую кассету, услышал эту песню и сказал себе: вопреки войнам, переворотам, границам, тысячам километров между нами – я найду ее. Вопреки… танковым орудиям…

Он смотрит на меня, не шевелясь. Он что, не понимает, что мне тогда хватило того, чтобы услышать его грустный, но такой сильный голос, чтобы поверить, почувствовав надежду вопреки всему.

Хотя у него, наверное, тысячи таких историй, тысячи спасенных от отчаяния его песней, той или этой. Это у нас, у каждого, история только одна.

– И я ждал, – все пытаюсь я объяснить ему, – и пробивался, и… И я искал… А оказалось – она уехала из России, никто не знал куда… А самое удивительное – вы же поймите, Фредди, я ведь не знаю тагальского. Я просто слушал на непонятном языке ваш голос. Вот этот голос, который пел не важно что, но обещал и давал надежду. Я вообще не знал, о чем эта песня! И вот позавчера, в Маниле, я показал ее название парню в отеле, спросил его – о чем это? И представьте, что со мной было, когда он сказал: «А, это про девушку, которая исчезла».

– Какая все-таки песня? – нахмурил он брови. – Их у меня так много… Так много, – повторил он с каким-то удивле- нием.

– Ну, и что мне делать – петь? – Повторить название на местном языке я бы не смог при всем желании.

– Конечно, петь, – поощрил меня он. – Здесь клуб. Мой клуб. Здесь поют.

И я попробовал это сделать – тихо, постукивая пальцем по колену в белых брюках. Остановился.

Фредди молчал и смотрел на меня.

– Вот как… – сказал он. – Это же Birheng Walang Dambana. Я очень редко ее пою. Я ее боюсь… А!

Он вытянул в мою сторону палец.

– Белые одежды! Вы же всегда ходили в белом! И сейчас! Я думал, я ошибся – не могли вы за эти годы так мало измениться! Думал, просто похож, все русские на одно лицо, извините. Шучу. Но нет, только вам могла так понравиться эта песня, кому же еще. Я же помню, любимые – они у вас все такие.

Черт, да ведь он все это время попросту не мог вспомнить, с кем говорит, хотя был замученно вежлив. Ну, это очень по-филиппински: пока ты здесь, в стране, пока мелькаешь постоянно, ты лучший друг. Потом уезжаешь, и тебя напрочь забывают.

– И как ваша девушка? – наконец понял он все. – Которая пропала?

– Я нашел ее, – сказал я тихо, глядя на него. – А если бы не вы…

Фредди улыбнулся. Потом сочно шлепнул худыми руками по коленям:

– А вы говорите – волшебство. Вот в это – в песню – верю. В волшебство – нет. А про тот ритуал вы забудьте. Сейчас сами все увидите и поймете. Не нужны были никакие ритуалы. Все проще.

До начала концерта оставалось полчаса, клуб был полупустым.

А этого просто не могло быть. Что, любой может пройти по горячему асфальту улицы Мабини, под свисающими гроздьями старых-старых электрокабелей, среди гудков разрисованных и снабженных жестяными петухами и конскими хвостами самоделок-джипни? Сделать шаг с этой манильской, суперманильской улицы – и увидеть живого Фредди Агилероса?

Когда много лет назад я небрежно упоминал в разговоре с моими здешними знакомыми, что не далее как вчера я беседовал с Фредди, они долго молчали, обдумывая эту новость. Один попросил у меня автограф – как у человека, который говорил с Фредди Агилеросом. Я подумал и расписался на кассете, как же было ему отказать…

Фредди… с него начиналось мое знакомство со страной по имени Филиппины.

Это было так: я парил над этим громадным городом, беззвучно несясь над его проржавевшими жестяными крышами. Видел чуть сверху один нищий манильский квартал за другим, велорикш на узких улицах, верхушки манговых деревьев, разноцветные гроздья сушащегося драного белья, это безнадежное море человеческого несчастья… Вот воздымается к небу, выше крыш, громадное слово на зеленом щите: HOPE, надежда. Но это только реклама сигарет.

И над всем этим безысходным ужасом плыл горький и утешающий голос под непобедимый перебор гитарных струн.

Вообще-то, дело происходило в метро. Метро в старой Маниле провели не под, а над землей, выше крыш нищих кварталов по авеню Тафта (окончательно превратив модную в довоенный век улицу в такую же трущобу, как и все остальные). Новенькие звукоизолированные и кондиционированные вагоны, летящие над вечной нищетой, – этого уже было достаточно, чтобы задуматься, а еще в вагонах была музыка. По той простой причине, что в этой невероятной стране она везде.

Я был не один, меня сопровождали. И когда зазвучала эта музыка, два моих друга оставили меня в покое, склонив тяжелые профили над улетающим назад бесконечным городом.

– Кто это поет? – почти не разжимая губ, спросил я.

– А это… Это великий Фредди Агилерос. Первый и лучший. Если тебя сюда точно утвердят и отправят работать, то еще с ним познакомишься, может, повезет.

– О чем песня?

– Да какая разница… Называется – «Анак». Сын то есть. Ничего особенного – рождается мальчик, семья смотрит на него и думает: будет ли его жизнь лучше, чем у родителей. Нет ни одного филиппинца, который эту песню не знал бы наизусть. А Фредди стал богатым, купил себе белый «Мерседес»… Он, вообще-то, нормальный парень…