Онлайн чтение книги Мегрэ и Долговязая Maigret et la Grande Perche
Глава 5

в которой Мегрэ, сменивший Жанвье, выясняет, что думала о своем муже Мария Серр, урожденная Ван Аэртс, и в которой речь идет о формальностях, за этим последовавших

Вот как прошел остаток дня. Сначала Мегрэ два раза выпил по кружке пива, тогда как шофер такси ограничился одной бутылочкой виши. Уже вечерело, стало прохладнее, и, снова садясь в такси, Мегрэ решил поехать в тот пансион, где в течение года жила Мария Ван Аэртс.

Собственно говоря, делать ему там было нечего. Он просто уступил своей привычке потолкаться в тех местах, где живут интересующие его люди, чтобы лучше понять, чем они дышат.

Стены там были выкрашены в кремовый цвет. Все было кремовое, сладковатое, как сдобное печенье, и хозяйка с густо напудренным лицом была похожа на приторное пирожное.

— Какая это изысканная особа, месье Мегрэ! И какой, должно быть, чудесной подругой была она для своего мужа. Ей так хотелось выйти замуж.

— Вы имеете в виду, что она искала, за кого бы ей выйти?

— Разве не все девушки мечтают о муже?

— Но ведь, если я не ошибаюсь, ей было лет сорок восемь, когда она жила у вас?

— По характеру она оставалась такой молодой! Всякий пустяк ее забавлял. Вы не поверите, ей доставляло удовольствие подстраивать разные штуки моим постояльцам. Возле церкви Мадлен есть магазин, который я никогда не замечала, пока она меня туда не свела. Там продаются всякие вещицы, специально, чтобы подшучивать над людьми: искусственные мыши, ложки, тающие в чашке кофе, аппараты, которые кладут под скатерть кому-нибудь из гостей, чтобы его тарелка неожиданно поднялась вверх, стаканы, из которых невозможно сделать ни глотка, да мало ли что еще? Ну так вот, она была лучшей клиенткой этого магазина. И притом очень культурная женщина, знала все музеи Европы и целыми днями пропадала в Лувре.

— Она познакомила вас с тем, кто должен был стать ее мужем?

— Нет. Она любила скрытничать. Может быть, боялась привести его сюда, ведь здесь он, весьма вероятно, мог понравиться и другим. Кажется, он человек очень интересный, внушительной внешности, похож на дипломата. Мария говорила, что он зубной врач, но принимает только нескольких пациентов… Он из очень богатой семьи.

— Скажите, она была скупая?

— А вам это говорили? Конечно, она была довольно расчетливая. Например, когда собиралась в город, ждала, пока туда поедет еще кто-нибудь из наших дам, чтобы поделить с ней расходы на такси. Каждую неделю спорила по поводу своего счета.

— Вы знаете, как она познакомилась с месье Серром?

— Думаю, что не по объявлению.

— Она поместила объявление в газетах?

— Да, но не придавала этому значения. Сделала это скорее ради шутки. Я точно не помню текста, но там говорилось, что приличная дама, иностранка, богатая, ищет господина соответствующего положения, чтобы выйти за него замуж. Получила сотни писем. Своим корреспондентам она назначала свидания в Лувре, то в одном зале, то в другом. Узнавала она их по определенной книге в руках или по цветку в петлице.

В холле пансиона, где слышалось маслянистое ворчание электрических вентиляторов, в плетеных креслах сидели еще несколько дам, тоже иностранок, приехавших из Англии, из Швеции, из Америки.

— Надеюсь, с ней не случилось ничего дурного?..

Было около семи часов, когда Мегрэ вышел из такси на набережной Орфевр. На затемненном тротуаре он увидел Жанвье, идущего с пакетом под мышкой, и подождал его.

— Что это ты несешь?

— Свой обед.

Жанвье не жаловался, но лицо у него было страдальческое.

— А почему ты не идешь домой?

— Да из-за этой несчастной Гертруды.

Почти во всех комнатах было пусто и гулял сквозняк, потому что поднялся ветерок, а окна были открыты.

— Я позвонил Гертруде Оостинг в Амстердам. Вернее, говорил по телефону с ее уборщицей. Пришлось поискать добровольца-переводчика, из тех, кто ждал паспорта в отделе для иностранцев, потому что уборщица не понимает по-французски. Мне не повезло: этой мадам Оостинг с четырех часов нет дома, она ушла вместе с мужем. Там сегодня какой-то концерт на открытом воздухе, какое-то шествие в маскарадных костюмах, а потом Оостинги пойдут обедать к знакомым, и уборщица не знает куда. Они не сказали, когда вернутся, ей поручено уложить детей спать. Кстати, о детях…

— Ну давай, говори!

— Ничего. Только моя жена расстроилась. Сегодня день рождения старшего сына. Она там приготовила вкусный обед. Но это не важно…

— Сама Гертруда Оостинг говорит по-французски?

— Говорит.

— Ну, тогда беги домой. Давай мне твои бутерброды, и я останусь.

Мегрэ поел один у себя в кабинете, потом пошел в лабораторию к Мерсу. Когда уже совсем стемнело, Мере взял с собой фотографа, целую кучу аппаратов и уехал. Действовать он должен был не совсем по закону, но поскольку Гийом Серр купил два стекла, а не одно, это не имело большого значения.

— Дайте мне, пожалуйста, Амстердам… — сразу же по возвращении к себе в кабинет поднял трубку Мегрэ. На другом конце провода бормотали что-то невнятное, и он понял, что мадам Оостинг еще не вернулась, а отвечает ему все та же уборщица.

Мегрэ позвонил жене:

— Ты не приедешь выпить со мной чего-нибудь на террасе пивной «У дофины»? Мне придется еще задержаться на час или на два. Возьми такси.

Вечер прошел довольно приятно. Им было так же уютно вдвоем, как на террасе какого-нибудь кафе на Больших бульварах. Правда, с того места, где они сидели, видна только большая серовато-белая лестница Дворца правосудия.

На улице Ла-Ферм его сотрудники, должно быть, уже работали вовсю. Согласно инструкциям Мегрэ, они должны были подождать, пока Серры не улягутся. Торрансу поручено дежурить перед домом во избежание неожиданностей, в то время как остальные проникнут в гараж и примутся за тщательный осмотр машины. Мере и фотограф ничего не забудут: снимут отпечатки пальцев, возьмут на анализ пыль и сделают все, что в таких случаях полагается.

Два раза Мегрэ оставлял жену, чтобы пойти позвонить в Амстердам. Но лишь в половине двенадцатого наконец ему ответили по-французски:

— Я не очень хорошо вас понимаю.

— Я говорю, что звоню из Парижа.

— А! Париж!

У нее был сильный акцент, впрочем довольно приятный.

— Из сыскной полиции, по поводу вашей приятельницы Марии. Вы ведь знаете Марию Серр, урожденную Ван Аэртс?

— А где она?

— Не знаю. Об этом я и хотел у вас спросить. Она вам часто писала?

— Да, часто. Я должна была встретить ее на вокзале, в среду утром.

— Она не приехала?

— Нет. И я беспокоюсь. Ни телеграммы, ни звонка.

— Ваша приятельница исчезла.

— Что вы хотите этим сказать?

— О чем она писала вам?

— О многом.

Она заговорила на своем языке, обращаясь к кому-то другому, вероятно к мужу.

— Вы думаете, что Марии нет в живых?

— Может быть. Писала она вам когда-нибудь, что она несчастлива?

— Да, она не была довольна. Ей не нравилась старая дама.

— Ее свекровь? А муж?

— Оказалось, что это не мужчина, а ребенок, который очень боится своей матери.

— Давно она вам об этом писала?

— Почти сразу же после того, как вышла замуж.

— Она уже тогда хотела его оставить?

— Нет еще. Она стала об этом думать около года назад.

— А в последнее время?

— Она решилась. Просила меня найти ей квартиру в Амстердаме, неподалеку от нас.

— И вы нашли?

— Да. И прислугу… Я встречала ее на вокзале.

— Не сможете ли вы послать мне копию писем вашей приятельницы? Они у вас сохранились?

— У меня сохранились все письма, но переписывать их — это слишком большая работа, они очень длинные. Я могу послать вам самые важные. Вы уверены, что с ней случилось несчастье?

— Я в этом убежден.

— Ее убили?

— Вероятно.

— Ее муж?

— Не знаю. Послушайте, мадам Оостинг, вы могли бы оказать мне большую услугу. У вашего мужа есть машина?

— Конечно.

— Не будет ли он так любезен отвезти вас в центральный полицейский участок, который открыт всю ночь? Вы скажете дежурному инспектору, что ждали свою приятельницу Марию. Покажете ее последнее письмо. Добавите, что очень встревожены и хотите, чтобы произвели розыск.

— Говорить мне о том, что вы звонили?

— Это роли не играет. Важно, чтобы вы потребовали расследования.

— Я еду.

— Благодарю вас. Не забудьте, что вы обещали послать мне письма.

Он почти сразу же снова вызвал Амстердам, на этот раз позвонил в полицию.

— Через несколько минут к вам приедет некая мадам Оостинг. Она расскажет вам об исчезновении своей приятельницы, мадам Серр, урожденной Ван Аэртс.

— Она исчезла в Голландии?

— Нет, в Париже. Чтобы начать действовать, мне необходима официальная жалоба. Как только вы зарегистрируете ее заявление, прошу вас послать мне телеграмму с требованием начать расследование.

На это ушло какое-то время. Инспектор на другом конце провода не понимал, как Мегрэ, находясь в Париже, мог оповестить его о том, что приедет мадам Оостинг.

— Я вам объясню позже. Все, что мне нужно, это ваша телеграмма. Пошлите ее срочной.

Он вернулся к мадам Мегрэ, скучавшей на террасе пивной:

— Сейчас выпью рюмку, и пойдем.

— Домой?

— Нет, ко мне в кабинет.

Это всегда ее смущало. Она бывала в здании на набережной Орфевр только в редких случаях и не знала, как ей там держаться.

— У тебя такой вид, словно ты забавляешься. Как будто хочешь подшутить над кем-то.

— Так оно почти что и есть. Над одним типом, который похож на турка, на дипломата и на мальчишку.

— Не понимаю.

— Ну и черт с ним!

Он редко бывал в таком веселом настроении. Сколько рюмок кальвадоса он выпил? Четыре? Пять? Прежде чем вернуться в свой кабинет, он проглотил еще кружку пива, взял жену под руку:

— Прошу тебя лишь об одном: не тверди мне, что здесь все в пыли, что кабинеты нужно как следует пропылесосить!

Через десять минут вся бригада, кроме Торранса, уже вернулась с улицы Ла-Ферм.

— Ну как? Все в порядке? Никакой загвоздки?

— Никакой. Нам никто не помешал. Торранс заставил нас подождать, пока в доме потушат свет, а Гийом Серр никак не мог улечься…

— А что в машине?

— Впечатление такое, что ею не пользовались уже дня два или три. Бензина там полбака. Внутри все в порядке. В багажнике я обнаружил две или три довольно свежие царапины.

— Как будто туда запихивали большой и тяжелый чемодан?

— Возможно.

— А может быть, сундук?

— Сундук или ящик.

— Внутри машины не было пятен крови?

— Нет. Не было и волос. Я об этом подумал. Мы захватили с собой прожектор, а в гараже есть штепсель.

Эмиль сейчас проявит фото.

— Я уже иду к себе наверх, — сказал фотограф. — Если вы подождете минут двадцать…

— Буду ждать. Тебе не показалось, Мере, что машину недавно чистили?

— Только не снаружи. В гараже ее не мыли. Но внутри она тщательно вычищена щеткой. Должно быть, вытаскивали коврик и выколачивали его, потому что я еле-еле собрал немного пыли. Сейчас исследую.

— А в гараже не было щетки?

— Нет. Я искал. Ее, наверное, унесли.

— Вообще, кроме царапин…

— Ничего подозрительного. Мне можно идти?

В кабинете остались только комиссар и мадам Мегрэ.

— Тебе не хочется спать?

— Нет.

Мадам Мегрэ окинула каким-то особенно пристальным взглядом ту обстановку, в которой ее муж провел большую часть жизни.

— Это всегда так бывает, когда ты остаешься здесь на ночь?

Ей, должно быть, казалось, что все протекает очень спокойно, очень легко, что это похоже на игру.

— По-разному бывает.

— Произошло убийство?

— Более чем вероятно.

— Ты знаешь виновного? Он знает, что ты его подозреваешь?

Мегрэ кивнул.

— Как ты думаешь, он сейчас спит? — И, помолчав, она добавила: — Это, должно быть, ужасно.

Комиссару передали по телефону телеграмму из голландской полиции, сказали, что утром пришлют копию.

— Ну вот! Можно идти домой.

— Я думала, ты ждешь фотографий.

Он улыбнулся. В сущности, она заинтересовалась.

Уходить отсюда ей уже не хотелось.

— Они не дадут ничего нового.

— Ты находишь?

— Уверен в этом. Анализы Мерса — тоже.

— Почему? Убийца принял меры предосторожности?

Он не ответил, погасил свет и вышел вместе с женой в коридор, где бригада уборщиков уже начинала свою работу.

— Это вы, месье Мегрэ?

Мегрэ посмотрел на будильник: половина девятого.

Жена пожалела его, дала поспать. Он узнал голос Эрнестины.

— Я вас не разбудила? Я на почте. Получила еще одну открытку.

— Из Гавра?

— Из Руана. Он ничего не сообщает, наверное, еще не видел моего объявления. На открытке только мой адрес до востребования, как и вчера.

Оба помолчали. Потом она спросила:

— У вас есть что-нибудь новое?

— Да. История с оконным стеклом.

— Это хорошо?

— Смотря для кого… Вероятно, для вас и для Альфреда это хорошо.

— Теперь вы не думаете, что я вам соврала?

— В настоящий момент нет.

На Набережной он решил, что поедет с Жанвье, который сел за руль маленького черного автомобиля уголовной полиции.

— На улицу Ла-Ферм.

Телеграмма была у него в кармане. Он велел Жанвье остановиться у калитки, и они оба вошли.

Мегрэ позвонил. Во втором этаже, где ставни еще не были закрыты, шевельнулась занавеска. Им отворила Эжени, она была в шлепанцах и вытирала мокрые руки о передник.

— Здравствуйте, Эжени. Месье Серр дома, и я хотел бы с ним поговорить.

Кто-то перегнулся через перила. Старушечий голос промолвил:

— Проводите господ в гостиную, Эжени.

Жанвье впервые вошел в этот дом, и увиденное произвело на него немалое впечатление.

Было слышно, как кто-то ходил у них над головой.

Потом дверь неожиданно отворилась и Гийом Серр почти заполнил собою проем. Он был так же невозмутим, как накануне, и смотрел на них с такой же спокойной дерзостью.

— У вас есть мандат? — спросил он, губы его слегка дрожали.

Мегрэ с нарочитой неторопливостью вынул из кармана бумажник, отыскал в нем удостоверение и вежливо подал его Серру.

— Вот он, месье Серр.

Серр не ожидал этого. Он подошел к окну, где было больше света. Мегрэ тем временем говорил:

— Как видите, это и разрешение на обыск. Началось расследование по делу об исчезновении мадам Марии Серр, урожденной Ван Аэртс, по жалобе мадам Гертруды Оостинг из Амстердама.

При его последних словах в гостиную вошла старуха.

— В чем дело, Гийом?

— Ничего, мама, — ответил он необыкновенно мягким голосом. — Эти господа, кажется, хотят осмотреть дом. Пойдите в свою комнату.

Она колебалась, глядя на Мегрэ, словно спрашивая у него совета.

— Вы будете вести себя спокойно, Гийом?

— Ну конечно, мама. Оставьте нас, пожалуйста.

Все происходило не совсем так, как предполагал Мегрэ, и комиссар нахмурился.

— Вы, вероятно, хотите, чтобы при обыске присутствовал ваш адвокат? — спросил он, когда старая дама нехотя удалилась. — Мне придется сейчас задать вам ряд вопросов.

— Адвокат мне не нужен. Раз у вас есть мандат, я не могу противиться вашему присутствию. Вот и все.

Ставни окон первого этажа были закрыты. Серр направился к первому окну.

— Вы, конечно, хотите, чтобы было светло.

Он говорил бесстрастным голосом; и если в нем было какое-то чувство, то, скорее всего, что-то вроде презрения.

— Начинайте свою работу, господа.

Было почти странно видеть эту гостиную залитой светом. Серр прошел в соседнюю комнату, где стоял его письменный стол, потом в кабинет, где он принимал пациентов.

— Когда вы захотите подняться во второй этаж, вы мне скажете.

Жанвье бросал удивленные взгляды на своего начальника. Мегрэ уже не был в таком хорошем настроении, как сегодня утром и вчера вечером. Казалось, он был озабочен.

— Разрешите воспользоваться вашим телефоном, месье Серр? — спросил он с той же холодной вежливостью, с которой держался его собеседник.

— Это ваше право.

Он набрал номер уголовной полиции. Сегодня утром он выслушал устный отчет Мерса, данные которого, как комиссар и предполагал, были почти отрицательные. Исследование пыли ничего не дало. Точнее, почти ничего. Мере обнаружил только в передней части машины, на месте водителя, ничтожно малое количество тертого кирпича.

— Дайте мне лабораторию. Это ты, Мере? Можешь приехать на улицу Ла-Ферм со своими людьми и аппаратурой?

Он наблюдал за Серром. Тот раскуривал длинную черную сигару и даже бровью не повел.

— Ну да, вези всю свою тяжелую артиллерию. Нет, трупа я не обнаружил. Я буду здесь.

И, повернувшись к Жанвье, Мегрэ сказал:

— Можешь начинать.

— С этой комнаты?

— Все равно с какой.

Гийом Серр следовал за ними по пятам и молча наблюдал за их работой. На нем не было галстука; он надел только черный люстриновый пиджак поверх белой рубашки.

Пока Жанвье исследовал ящики письменного стола, Мегрэ перебирал зубоврачебные карточки и помечал что-то в своей толстой записной книжке.

Это и в самом деле было похоже на комедию. Ему трудно было бы ответить на вопрос, что он, собственно говоря, ищет. В общем, он хотел посмотреть, не проявит ли Серр известной тревоги, когда они дойдут до какого-нибудь определенного уголка дома.

Когда они обыскивали, например, гостиную, Серр не шелохнулся и стоял неподвижно, прислонившись к камину из коричневого мрамора.

Теперь он смотрел на Мегрэ, как будто спрашивая себя, скорее с любопытством, чем со страхом, что бы это комиссар мог искать в его карточках.

— У вас очень мало пациентов, месье Серр.

Тот не ответил, только пожал плечами.

— Я вижу, что пациенток гораздо больше, чем пациентов.

Зубной врач, казалось, посмеивался: «Ну и что с того?»

— Я вижу также, что вы познакомились с Марией Ван Аэртс благодаря вашей профессии зубного врача.

На карточках было помечено пять посещений в течение двух месяцев и подробно записано лечение, которое получила Мария Ван Аэртс.

— Вы знали, что она богата?

Серр снова пожал плечами.

— Вы были знакомы с доктором Дюбюком?

Он кивнул.

— Если не ошибаюсь, это был врач, лечивший вашу жену. Это вы его ей рекомендовали?

Смотри-ка! Он наконец заговорил!

— Доктор Дюбюк лечил Марию Ван Аэртс еще прежде, чем она стала моей женой.

— Когда вы женились на ней, вы знали, что у нее болезнь сердца?

— Она говорила мне об этом.

— Она была серьезно больна?

— Дюбюк проинформирует вас, если сочтет это своим долгом.

— Ваша первая жена тоже страдала болезнью сердца, не так ли?

— Вы найдете в папках среди документов свидетельство о ее смерти.

Больше всех не по себе было Жанвье. Он обрадовался, когда прибыли специалисты из отдела опознания личности: они внесли в дом какое-то оживление.

Когда у ворот остановилась их машина, Мегрэ сам пошел открыть дверь и тихо сказал Мерсу:

— Работайте на всю катушку. Прочесывайте весь дом.

И Мере, который сразу все понял, тихо проговорил:

— Вы думаете, это припугнет его?

— Может, в конце концов кого-нибудь и припугнет.

Люди из уголовной полиции обшаривали все углы, снимали со стен портреты и картины, отодвигали рояль и кресла, чтобы посмотреть под коврами, нагромождали друг на друга выдвижные ящики шкафов, раскладывали бумаги.

Сначала в дверь просунула голову мадам Серр: она пришла взглянуть на то, что здесь делается, и снова удалилась с глубоко огорченным видом. Потом появилась Эжени, она пробормотала:

— Надеюсь, вы поставите все это на место?

Ее ворчание усилилось, когда дошла очередь до кухни и даже до чуланов, где она держала половые щетки.

— Если бы вы мне только сказали, что вы ищете?

Они ничего определенного не искали. Может быть, Мегрэ вообще ничего не искал. Он наблюдал за человеком, который ходил за ними по пятам, оставаясь все таким же невозмутимым.

Пока его люди работали, Мегрэ снял телефонную трубку и вызвал доктора Дюбюка.

— Вы пробудете дома еще некоторое время? Можно мне к вам зайти? Нет, ненадолго. Я скажу вашей работнице. Спасибо.

У Дюбюка в приемной сидело пять пациентов, и он обещал комиссару впустить его через заднюю дверь.

Жил он в двух шагах, на набережной. Мегрэ отправился туда пешком, прошел мимо москательной лавки, и молодой продавец, с которым Мегрэ говорил накануне, поздоровался с ним.

— Вы не будете фотографировать нашу книгу?

— Сейчас сфотографируем.

Дюбюк был человек лет пятидесяти, с рыжей бородкой, в пенсне.

— Вы лечили мадам Серр, доктор?

— Да, молодую мадам Серр. Словом, ту, что помоложе.

— А вы никогда не лечили никого другого в этом доме?

— Постойте! Лечил! Уборщицу, которая порезала себе руку, два или три года назад.

— Мария Серр в самом деле была больна?

— Да, ей нужно было лечиться.

— Сердце?

— Гипертрофия сердца. Кроме того, она слишком много ела и жаловалась на недомогание.

— Она часто вас приглашала?

— Примерно раз в месяц. Иногда сама приходила ко мне.

— Вы прописывали ей какое-нибудь лекарство?

— Успокоительное, в таблетках. Ничего токсического.

— Вы думаете, сердце могло ее подвести?

— Ну, нет, конечно. Может быть, лет через десять — пятнадцать…

— Она не старалась похудеть?

— Каждые четыре или пять месяцев она садилась на диету, но выдерживала всего несколько дней.

— Вы встречались с ее мужем?

— Случалось.

— Что вы о нем думаете?

— С какой точки зрения? С профессиональной?

Одна из моих пациенток ходила к нему и говорила, что он работает очень искусно и совсем не причиняет боли.

— А как человек?

— Мне показалось, что он сдержанный. А в чем дело?

— Его жена исчезла.

— А-а! — Дюбюку было на это, в общем, наплевать, и он лишь неопределенно махнул рукой. — Всяко бывает, правда? Напрасно он разыскивает ее через полицию, она ему этого не простит.

Мегрэ предпочел не распространяться. На обратном пути он сделал крюк, чтобы пройти мимо гаража, где больше никто не дежурил. Здание напротив было доходным домом. На пороге стояла консьержка и чистила медную ручку двери.

— Окна швейцарской выходят на улицу? — спросил он.

— А вам-то что до этого?

— Я из полиции. Хотел спросить вас, знаете ли вы человека, чья машина стоит в гараже напротив, в первом справа.

— Это зубной врач.

— Вы его иногда видите?

— Вижу, когда он выводит машину.

— На этой неделе видели?

— Послушайте, а кто там возился в его гараже вчера вечером? Это были воры? Я сказала мужу…

— Нет, не воры.

— А кто, ваши люди?

— Не важно. На этой неделе вы видели, как он выводил машину?

— Кажется, да.

— Вы не помните, в какой день? И в какой час?

— Это было вечером, довольно поздно. Постойте. Я легла спать, потом снова встала. Не смотрите на меня так. Сейчас вспомню. Я как раз встала, потому что у моего мужа болели зубы, и дала ему аспирин. Я заметила, что машина месье Серра выезжает из гаража, и даже сказала, что это совпадение.

— Потому что у вашего мужа болели зубы?

— Да. И как раз в это время перед домом оказался зубной врач. Было уже за полночь. Мадемуазель Жермен уже вернулась домой. Ну вот, значит, это был вторник, потому что она не бывает дома только по вторникам вечером, ходит играть в карты к своим знакомым.

— Машина выезжала из гаража? А может быть, наоборот, въезжала в гараж?

— Выезжала.

— В какую сторону она поехала?

— В сторону Сены.

— Вы не слышали, чтобы она остановилась немного дальше, скажем, перед домом месье Серра?

— Я больше не обращала на нее внимания. Я стояла босиком, а пол холодный: мы ведь спим с приоткрытым окном. А что он сделал?

Что мог ей ответить Мегрэ? Он удалился, поблагодарив ее, пересек палисадник, позвонил. Ему отворила Эжени, посмотрев на него с мрачным упреком.

— Ваши люди наверху! — сухо сообщила она.

Значит, покончено с первым этажом. На втором слышались шаги, там передвигали мебель, волоча ее по полу.

Мегрэ поднялся по лестнице и увидел, что мадам Серр сидит на стуле посреди площадки.

— Я уж и не знаю, куда мне деваться, — сказала она. — Можно подумать, что мы переезжаем на другую квартиру. Что же они, в конце концов, ищут, месье Мегрэ?

Гийом Серр, стоя посреди залитой светом спальни, зажигал новую сигару.

— Господи! Зачем мы ее только отпустили! — вздыхала старуха. — Если бы я могла предвидеть…

Она не уточнила, что бы она сделала, если бы могла предвидеть…