Онлайн чтение книги Марина Marina
4

Еще ни разу в моей жизни я не проявлял такого рвения к пунктуальности. Город потягивался и продирал глаза, а я уже бодрым шагом пересекал Пласа Сарья. Стая голубей вспорхнула у меня из-под ног, когда ударили колокола, зовущие к девятичасовой мессе. Солнце сияло, как на рекламной картинке, играя искрами в каплях, все еще падавших с деревьев после ночного дождя. Кафка вышел меня встречать аж к самому повороту на их улочку. Стайка воробьев щебетала на разумной от него дистанции – где-то над оградой.

– Привет. Кафка. Как успехи, кого еще успел убить за отчетный период?

Кот отвечал мне кратким мяуканьем и, разыгрывая из себя флегматичного английского дворецкого, повел сквозь сад к фонтану. Уже издали я увидел силуэт Марины, сидящей на бортике в одежде цвета слоновой кости, которая полностью открывала плечи. В руках у нее была книжечка в кожаном переплете, куда она что-то вписывала авторучкой – не шариковой, а старой чернильной. Она была так сосредоточена на этом, что не заметила моего присутствия. Словно сквозь невидимое стекло я некоторое время растерянно наблюдал за ней, и не надеясь обратить на себя внимание. За эти минуты я уверился в том, что сам Леонардо рисовал ее ключицы – другого объяснения их совершенству не было. Кафка ревниво мяукнул. Ручка тут же перестала писать, глаза Марины встретились с моими, книжечка захлопнулась.

– А, ты уже здесь.

Марина повела меня незнакомым маршрутом – я едва узнавал Сарья – и на все вопросы лишь загадочно улыбалась.

– Куда мы идем?

– Терпение, терпение. Сам увидишь.

Я послушно шел за ней, хотя и подозревал ее в намерении подшутить надо мною каким-то образом. Мы спустились на Пасео-де-ла-Бонанова, потом свернули к Сан Хервасио. Миновали бар «Виктор», эту черную дыру, столь многих поглотившую. За стойкой, в истоме закатывая глаза под темными очками, тянули пиво несколько пижонов, другие у входа терпеливо грели сиденья своих мотоциклов. При нашем появлении несколько человек сдвинули свои дорогущие «Рэй-Бэны» на лоб, чтобы без помех сканировать фигуру Марины. «Счастливо оставаться», – злорадно подумал я.

Мы дошли до пересечения с улицей Доктора Ру, и Марина повернула направо. Через пару домов она свернула еще раз, на маленькую, незаасфальтированную улочку, терявшуюся в пустырях после дома номер 112. За все это время девушка не произнесла ни слова и лишь улыбалась.

– Нам сюда? – спросил я, заинтригованный.

Тропинка, по которой мы теперь шли, вилась словно без цели. Марина молчала. Наконец мы вышли на довольно большую дорогу, упиравшуюся в пышные ворота, за которыми начиналась кипарисовая аллея. Там, куда она вела, виднелся тихий город из поросших мхом надгробий, мавзолеев, крестов и лиловых теней. Старое кладбище Сарья.

Кладбище Сарья – один из самых укромных уголков Барселоны. Его с трудом находят на картах. Если спросить, как туда проехать, не всякий таксист ответит, и даже люди, живущие неподалеку от него, не всегда о нем знают. Если вы рискнете искать его самостоятельно, скорее всего заблудитесь. Те же немногие, которые знают его секрет, уверяют, что кладбище это очень старое и там застаивается время; остров потерянного времени появляется и исчезает по своей собственной воле, и не нам его искать.

Вот куда привела меня Марина в то осеннее воскресенье, чтобы открыть тайну, мучившую меня не меньше, чем глаза той, которая ею владела. Повинуясь жестам Марины, я прошел за ней кладбище насквозь; там, в северной его части, мы устроились на небольшом холме, откуда безлюдная территория была видна как на ладони. Все в той же тишине мы созерцали могилы и увядшие цветы. Марина по-прежнему молчала, и я начал через несколько минут нервничать. Единственная тайна, которая мне теперь не давала покоя, была тайна того, какого черта я сюда приперся как дурак.

– Тихо, как на кладбище, – иронично заявил я, сознательно обостряя ситуацию.

– Терпение, – мягко сказала Марина. – Без терпения нет учения.

– А без жизни – наслаждения, – парировал я раздраженно. – Чего это мы тут выжидаем? Ничего здесь нет.

Марина медленно подняла на меня глаза, и я в который раз не смог понять значения ее взгляда.

– Как ты ошибаешься! Здесь очень много всего… Здесь лежат останки сотен людских судеб – и всего того, что в них было прожито… чувств, устремлений, разлук, иллюзий и разочарований, недолжных и обманных страстей, от которых эти жизни разрушились. И все это здесь, навсегда скрытое землей.

Я не сводил с нее глаз, пораженный любопытством и отчасти робостью – я не совсем понимал, о чем она говорит. Но что бы это ни было, оно ее волновало.

– Нет, в жизни ничего нельзя понять, пока не поймешь смерть, – добавила Марина.

Я же вновь зашел в тупик, стараясь понять ее.

– Правду сказать, никогда об этом не думал, – признался я ей. – В смысле о смерти. Серьезно – нет, никогда, хотя…

Марина медленно, бесстрастно кивнула, как это делают врачи, наблюдая симптомы, подтверждающие ужасный диагноз.

– То есть ты из этих несчастных… неподготовленных, – уточнила она непонятно.

– Неподготовленных?

Теперь я совсем перестал что-либо понимать.

Марина смотрела вдаль; ее лицо стало печальней, и она словно на глазах повзрослела. Я затих, пораженный и поглощенный ее видом.

– Ты, должно быть, и легенды не знаешь, – предположила она.

– Какой легенды?

– Я так и думала, – проговорила она медленно. – Видишь ли, согласно известной легенде, смерть имеет множество агентов своего влияния. Они ходят повсюду, наблюдают людей, отыскивая среди них пустоголовых субъектов, никогда не вспоминающих о смерти.

Тут она заглянула мне прямо в глаза.

– Стоит одному из несчастных столкнуться с таким эмиссаром смерти, как он незаметно для себя оказывается в ловушке, из которой нет выхода, он незаметно вступает во врата ада. Эмиссаров смерти можно узнать по покрову на лицах, скрывающему, что у них нет глаз – только черные провалы внутрь черепа с кишащими там червями. Когда же необходимость в маскировке отпадает, они открывают лица, чтобы неподготовленный заранее узнал об ужасе, который его ждет…

Мерные звуки ее негромкого голоса почему-то заставили меня сжаться; судорога скрутила желудок.

И только тогда Марина улыбнулась своей вероломной улыбкой. Точно как ее кот.

– Ну ты даешь, – смог я сказать наконец. – Прямо мурашки по телу.

– Само собой.

Прошли еще пять или десять минут в полном молчании. Целая вечность. Две белые голубки порхали среди могил. Муравей медленно перебирался с моего ботинка на штанину брюк. Не происходило ровно ничего. Нога у меня затекла и стала бесчувственной; я беспокойно подумал, не ждет ли та же участь и мои мозги. Еще минута, и я бы запротестовал, может, даже ушел бы, но тут Марина подняла руку, призывая меня к молчанию. Она молча указала на входные ворота кладбища.

Туда кто-то входил – судя по силуэту, это была дама, в плаще глубокого черного цвета, похожем на бархатный; капюшон скрывал ее лицо. Руки, затянутые в черные же перчатки, были прижаты к груди, одежда ниспадала до земли, и с того места, откуда мы глядели, казалось, что черная фигура без лица плавно скользит по дорожке, не касаясь ее. Я почему-то похолодел от страха.

– Кто это?

– Шшшш, – прервала меня Марина.

Прячась за колоннами, мы наблюдали за дамой в черном, а та скользила меж могилами, как привидение. В руках, затянутых в черные перчатки, она несла алую розу, и казалось, что цветок – это кровь, брызнувшая из только что нанесенной ей раны. Женщина подошла к надгробию прямо под тем местом, с которого мы за ней следили, и остановилась к нам спиной. Я вдруг заметил, что на этой могиле, в отличие от всех прочих, не было никакого имени: только странный знак, напоминавший не то бабочку, развернувшую крылья, не то еще какое-то насекомое.

Дама простояла перед могилой не меньше пяти минут, прежде чем положила розу на мрамор надгробия. Затем так же плавно и медленно скользнула прочь и исчезла. Словно видение.

Мы возбужденно переглянулись. Марина наклонилась к моему уху, чтобы что-то тихо сказать, и по всему моему бедному телу прошла горячая волна, а волосы на затылке не только встали дыбом, но даже, кажется, стали отплясывать боссанову.

– Я ее случайно заметила три месяца назад, когда мы с Германом приходили сюда принести цветы тете Реме… Она приходит сюда каждое последнее воскресенье месяца в десять утра и оставляет красную розу на этой могиле, – говорила Марина, – всегда в этом черном плаще, перчатках и с капюшоном, скрывающим лицо – никто его никогда не видел. Всегда одна. Ни разу ни с кем не заговорила.

– А чья же это могила?

Странный знак, выбитый на мраморе, очень меня заинтриговал.

– Не знаю. В записях, которые хранятся здесь на кладбище, эта могила значится безымянной.

– А кто эта женщина?

Марина как раз собиралась ответить, когда силуэт дамы в черном плавно пересек проем кладбищенских ворот и стал удаляться. Марина вскочила, потянула меня за руку:

– Скорее, а то потеряем ее.

– Мы что, за ней?

– Не ты ли страдал тут от скуки? – бросила она мне раздраженно, словно потеряв надежду втолковать мне что-нибудь.

Женщина в черном уже уходила в сторону Бонановы, когда мы дошли до улицы Доктора Ру. Снова пошел дождь, но солнце порой проглядывало сквозь тучи, озаряя золотом дождевые нити. Мы следили за дамой сквозь этот поблескивающий занавес дождя. Пересекли вслед за нею Пасео-де-ла-Бонанова, поднялись к подножию холмов, усеянных дворянскими особняками, знавшими лучшие дни. Дама углублялась в путаницу пустынных улочек, покрытых печальным покровом сухих листьев – словно змея сбросила старую кожу и легла ей под ноги улицей. Вдруг она остановилась на перекрестке и застыла, как статуя.

– Она увидела нас… – прошептал я Марине, прячась с нею за толстым стволом дерева, покрытым вырезанными на коре надписями.

Несколько мгновений мы стояли неподвижно, боясь быть обнаруженными. Однако дама резко свернула налево и исчезла из виду. Мы переглянулись и продолжили слежку. Следы привели нас в глухой тупик, упиравшийся в железнодорожные пути, которые вели от Сарья к Вальвидрере и Сан-Кугату. Мы остановились. Дамы нигде не было видно, хотя она только что свернула в этот тупик. Над крышами и вершинами деревьев виднелись башенки моей школы.

– Она здесь живет, – предположил я, – просто зашла к себе в дом.

– Нет. Здесь никто не живет. Все эти особняки давно необитаемы, – указала Марина на темные фасады за решетками садов. Действительно, только пара старых каменных сараев и старое пожарище виднелись за темными купами растительности. Здесь никого не было. Дама будто испарилась.

Мы пошли по тупиковой улочке. В лужах блестела синева неба, опрокинутые вниз кронами деревья, а порою и мы с Мариной, но падавшие с веток капли разбивали наши скользящие отражения. В последнем особняке где-то резко хлопнула дверь. Марина молча на меня взглянула. Мы тихо приблизились, и я осторожно заглянул внутрь. Открытая дверь в красной кирпичной стене вела во внутренний двор. Видно, что раньше там был сад, но теперь все заросло бурьяном. Сквозь густую листву я различил странное здание, сплошь увитое плющом. Я не сразу понял, что это запущенная застекленная оранжерея на металлическом каркасе. Растения шуршали на ветру, словно рядом перешептывалось и роптало множество людей.

– Сначала ты, – велела Марина.

Не без внутреннего сопротивления я вступил в заросли. Марина неожиданно схватила меня за руку и пошла следом. Ноги погружались в мягкий слой какого-то мусора, шуршание вызывало в воображении образ клубка шипящих змей с красными глазками. Царапая руки и лица, мы пробирались сквозь враждебно колючий бурьян, пока не вышли на площадку перед оранжереей. Здесь Марина отпустила мою руку и стала рассматривать это мрачное сооружение. Оно было полностью погребено под толстым слоем заплетшего его плюща.

– Боюсь, она от нас ушла, – заметил я. – Тут годами не ступала ничья нога.

Марина неохотно согласилась. Еще раз разочарованно оглядела старую оранжерею. «Поражения надо принимать молча», – подумал я.

– Пошли? – предложил я ей свою руку в надежде, что мы снова пойдем вместе, рука об руку, назад.

Марина, однако, проигнорировала мои намеки и хмуро побрела вокруг оранжереи. Я вздохнул и неохотно последовал за нею. Эта девушка порой была упрямей иного мула.

– Марина, – снова затянул я, – ты же сама сказала, что здесь никто…

Она стояла уже у противоположной стены оранжереи, видно, здесь был вход. Потом стала протирать стекло, и под грязью обнаружилась такая же странная черная бабочка, которую мы видели на безымянной гробовой плите. Стеклянная дверь оказалась открытой и медленно уступила нашему нажиму. Изнутри доносился сладковатый, душный запах тления. Так смердят болота и затхлые отравленные колодцы. Оставив позади последние обломки своего здравого смысла, я вошел внутрь, в зеленоватую мглу.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
Карлос Руис Сафон. Марина
1 - 1 23.11.16
Предисловие автора к испанскому изданию 23.11.16
1 23.11.16
2 23.11.16
3 23.11.16
4 23.11.16
5 23.11.16
6 23.11.16
7 23.11.16
8 23.11.16
9 23.11.16

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть