Онлайн чтение книги Мартин Пас
II

Лима раскинулась по долине реки Римак, в десяти лье от ее устья. С севера и востока от города возвышаются холмы, примыкающие к цепи Анд. Долина Луриганчо, зажатая между горами Кристобаль и Аманкес, подступает к самым окраинам города. Собственно столица расположена на одном берегу реки, а на другом раскинулось предместье Сан-Ласаро, которое связывает с городом пятиарочный мост. Быки этого моста надежно противостоят течению, а парапет служит скамьями для местных щеголей, которые приходят сюда полюбоваться роскошным каскадом.

Город растянулся на четыре мили с востока на запад, а от моста до городской стены — ровно миля с четвертью. Эта стена, высотой в двенадцать футов и шириной у основания в десять, сложена из особого кирпича (глина, смешанная с рубленой соломой и высушенная на солнце), очень устойчива во время землетрясений. В стене прорезаны семь ворот и три потайных хода, на юго-востоке к ней примыкает маленькая крепость Санта-Катерина.

Таков древний Город королей, основанный в 1534 году Писарро — как раз в День богоявления. Он всегда был и поныне остается ареной революции. Лима издавна считалась основным американским складом на Тихом океане благодаря порту Кальяо, построенному в 1779 году весьма оригинальным способом: на берег опрокинули старый океанский корабль, наполненный камнем, песком и всяческим мусором, затем вокруг этого каркаса забили сваи из водостойкой древесины, доставленной из Гуаякиля, — сия конструкция и стала основанием для сооружения мола Кальяо.

Умеренный климат, значительно более мягкий, чем климат Картахены и Баии,[3]Баия — старое название бразильского портового города Салвадор. расположенных на другом берегу Американского континента, сделали Лиму одним из самых привлекательных городов Нового Света. Ветер здесь дует либо с юго-запада, неся с собой тихоокеанскую свежесть, либо с юго-востока, и тогда веет прохладой с заснеженных вершин Кордильер.

Хороши и прозрачны ночи в тропических широтах: они дарят иссохшей за день земле благодатную росу. Обитатели Лимы долго не ложатся спать, наслаждаясь в своих домах ночной прохладой. К ночи все улицы пустеют, и редко в каком заведении еще можно встретить любителя выпивки.

Молодая девушка, которую сопровождала дуэнья, беспрепятственно добралась до моста через Римак. Она шла, беспокойно прислушиваясь к каждому шороху, в ушах ее еще звучали колокольчики мулов и свист индейца.

Сарра спешила вернуться в дом своего отца Самуэля. Темная юбка с мягкими складками была настолько сужена книзу, что девушке приходилось идти мелкими шажками, что делало ее походку необычайно грациозной — отличительная особенность жительниц Лимы. Юбка была отделана кружевами и цветами, шелковая мантилья с капюшоном ниспадала на нее. На ногах у девушки были атласные башмачки и тонкие шелковые чулки, руки ее украшали дорогие браслеты. Вся она была подлинным воплощением того очарования, которое так хорошо выражает испанское слово «донайре».[4]Донайре — изящество, привлекательность (исп.).

Мильяфлорес был прав. В невесте Андреса Серты еврейским было только имя, это была типичная перуанка, прекрасная и очаровательная.

Старая дуэнья, на лице которой лежала печать скупости и корыстолюбия, верно служила Самуэлю, который щедро платил ей за преданность.

Когда обе женщины приблизились к предместью Сан-Ласаро, им повстречался какой-то человек в монашеской одежде. Проходя мимо, он внимательно посмотрел на них из-под своего капюшона. Высокий человек со спокойным добрым лицом по имени отец Хоакин де Камаронес заговорщически улыбнулся Сарре, и девушка, быстро оглянувшись на следующую за ней по пятам дуэнью, ответила ему грациозным жестом.

— Итак, сеньорита, — ворчливо сказала старуха, — мало того, что вас оскорбляют христиане, вы еще и сами приветствуете католического священника. Не хватало только увидеть вас с четками в руках во время обедни.

Жительницы Лимы придают особое значение посещению церкви.

— Странно слышать ваши слова! — вспыхнула девушка.

— Они не более странны, чем ваше поведение! Интересно, что скажет сеньор Самуэль, когда узнает, что случилось сегодня вечером!

— Я что же, виновата в том, что меня задел этот погонщик мулов?

— Вы же прекрасно понимаете, сеньорита, — сказала старуха, покачав головой, — что я вовсе не о нем говорю.

— Выходит, что юноша, который защитил меня, поступил плохо?

— Сдается, этот индеец не впервые встречается на нашем пути!..

К счастью, лицо молодой девушки было закрыто капюшоном, иначе никакая тьма не смогла бы скрыть от глаз старухи смятения подопечной.

— Впрочем, индеец — это моя забота, оставим его в покое. По-настоящему тревожно то, что, боясь помешать этим христианам, вы чуть было не остались в церкви во время службы! Уж не затем ли, чтобы преклонить колена?! Ах, сеньорита, если произойдет такое, ваш отец тотчас же выгонит меня вон!

Но девушка уже не слушала старушечьих упреков и причитаний. Упоминание о молодом индейце наполнило ее сердце нежностью.

Вообразив, что все происшедшее свершилось по воле Провидения, она то и дело оглядывалась, словно предчувствуя — ее защитник где-то рядом. И Сарра не ошибалась. Мартин Пас решил убедиться, что прекрасной девушке больше ничто не угрожает, и незаметно следовал за ней.

Он был очень хорош собой, этот юноша с мягким блеском выразительных глаз, прямым носом и очень красивым ртом. Его смуглое лицо обрамляли черные кудри, выбившиеся из-под широкополой соломенной шляпы. Стройность фигуры подчеркивало яркое пончо. Пас принадлежал к потомкам Манко-Капака[5]Манко-Капак (кечуа: «государь, богатый подданными») — основатель империи инков. и слыл отчаянным смельчаком.

Малайский кинжал — страшное оружие в умелых руках — висел у Мартина на поясе. В Северной Америке, на берегах Онтарио, этот индеец, несомненно, стал бы вождем одного из кочующих племен, которые не раз вступали в схватки с англичанами.

Мартин Пас знал, что Сарра — дочь богатого купца Самуэля и невеста заносчивого метиса Андреса Серты, сознавал он и то, что эта девушка ему не пара — ни по происхождению, ни по положению, ни по богатству, но нынче он словно забыл обо всем.

Погруженный в свои мысли, молодой человек шел очень быстро. И вдруг путь ему преградили двое индейцев.

— Сегодня вечером ты должен встретиться в горах с нашими братьями! — сказал один из них.

— Я встречусь с ними, — холодно согласился юноша.

— Шхуна «Анунсиасьон»[6]Анунсиасьон — Благовещенье (исп.). подошла к Кальяо, покрутилась там и скрылась за косой — наверняка решила подплыть поближе к устью Римака. Хорошо бы нашим долбленкам разгрузить ее. Надо и тебе быть там!

— Мартин Пас сам знает, что ему делать, — последовал гордый ответ.

— Мы говорим с тобой от имени Самбо!

— А я с вами — от своего собственного имени!

— Ты не боишься, что ему покажется странным твое присутствие в этот час в предместье Сан-Ласаро?

— Я хожу там, где мне нравится.

— Возле дома еврея?

— Те, кто находит это недостойным, пусть встретится сегодня со мной в горах!

У всех троих глаза сверкали гневом. Двое индейцев, не-произнеся больше ни слова, отправились к берегу реки, и скоро шаги их затихли в темноте.

Мартин Пас подошел к дому Самуэля. Как все жилые постройки в Лиме, эта была двухэтажной: нижний этаж — из кирпича, а верхний — из оштукатуренного тростника. Причем верхний этаж, устойчивый к землетрясениям, тоже был покрашен под кирпич. Плоская крыша, засаженная цветами, превратилась в великолепную террасу. Согласно местному обычаю, в этой части дома ни одно окно не выходило на улицу.

В церкви пробило одиннадцать, кругом было тихо. Отчего же индеец, подойдя к дому Сарры, неподвижно застыл у его стен?

На террасе, среди цветов, почти неразличимых в темноте — доносился лишь аромат, — появилась белая фигура. Мартин Пас невольно воздел руки вверх, устремив взгляд на девушку, и вдруг она испуганно присела. Юноша обернулся и встретился лицом к лицу с Андресом Сертой.

— С каких это пор индейцы бродят здесь по ночам? — грозно спросил тот.

— С тех пор, как они ходят по земле своих предков!

Андрес Серта шагнул вперед, но индеец даже не двинулся с места.

— Негодяй! Может быть, ты пропустишь меня?

— Нет! — бросил Мартин Пас.

И тут сверкнули клинки. Соперники были одного роста и казались равными по силе.

Андрес Серта замахнулся, но его удар был отбит кинжалом индейца, и раненный в плечо метис свалился на землю.

— На помощь! Сюда! — закричал он.

Дверь дома Самуэля распахнулась, и на пороге показался сам старик. Прибежали метисы, жившие по соседству. Одни бросились за индейцем, другие помогли подняться Серте.

— Если бедняга моряк, нужно доставить его в больницу Святого Духа, — решил кто-то, — а если индеец то в больницу Святой Анны.

Старик приблизился к раненому и воскликнул:

— Какое несчастье! Отнесите молодого человека ко мне!

Самуэль узнал жениха своей дочери.

Мартин Пас мчался со всех ног, надеясь под покровом темноты скрыться от преследователей. Если ему удастся выбраться за городскую черту, он спасен. Но ворота закрываются в одиннадцать часов вечера и открываются только в четыре утра.

Он вбежал на каменный мост, сзади показались метисы и присоединившиеся к ним солдаты, а впереди, как назло, шел патруль. Путь для Мартина Паса был отрезан: ни туда, ни сюда. Он перемахнул через парапет и бросился в бурный поток. Преследователи продолжали бежать по мосту, надеясь схватить беглеца, как только он достигнет берега. Но все оказалось напрасно. Мартин Пас исчез.