Глава четвертая. Задира

Онлайн чтение книги Мечтатель
Глава четвертая. Задира

В школе у Питера был задира, Барри Тамерлан. Он не был похож на задиру. Не грубый, лицо не уродливое, злобно не скалится, кулаки не ободраны, опасного оружия не носит. Не особенно большой. И не из тех мелких, жилистых, тощих мальчишек, которые бывают яростными драчунами. Дома его не лупили, как некоторых хулиганов; избалованным его тоже не назовешь. Родители у него были вежливые, но твердые и ничего не подозревали. Голос у него был не грубый и не хриплый, глаза не маленькие и не злые, и сам он даже не очень глупый. Вообще кругленький и рыхловатый, но не то чтобы жирный, в очках, с толстоватым румяным лицом и серебряной скобкой на зубах. Выражение лица у него часто бывало грустное и беспомощное, и некоторых взрослых это трогало, а еще он неплохо умел оправдываться, когда его ждали неприятности.

Так почему Барри был грозой школы? Питер посвятил этому вопросу немало размышлений. И заключил, что тому есть две причины. Первая – что Барри знал кратчайший путь между тем, чего он захотел, и тем, что получил. Если ты был на спортивной площадке с игрушкой и Барри Тамерлану она приглянулась, он просто вырывал ее у тебя из рук. В классе, если ему нужен был карандаш, он просто оборачивался и брал твой «взаймы». Если стояла очередь, он проходил в начало и вставал первым. Если рассердился на тебя, то так и говорил, а потом ударял тебя изо всей силы. Вторая причина его успеха была в том, что его все боялись. И никто не понимал почему. От одного имени Барри Тамерлан живот у тебя будто стискивала холодная рука. Ты боялся его потому, что все боялись. Он был грозой школы, потому что у него была репутация грозы школы. Если он шел тебе навстречу, ты уступал дорогу; если требовал твою конфету или игрушку, ты ему отдавал. Так поступали все, и представлялось разумным поступать так же.

Барри Тамерлан был в школе могущественным человеком. Никто не мог отказать ему в том, что ему захотелось иметь. Он сам себе не мог отказать. Он был слепой силой. Иногда он казался Питеру роботом, запрограммированным на то, что ему положено сделать. И странно – его совсем не огорчало, что у него нет друзей, что все его избегают и ненавидят.

Питер, конечно, держался от задиры подальше, но испытывал к нему какой-то особенный интерес. Барри Тамерлан был загадкой. Когда Барри исполнилось одиннадцать лет, он пригласил десяток ребят на день рождения. Питер думал отвертеться, но его родители и слышать об этом не хотели. Им нравились родители Барри Тамерлана, и по их взрослой логике Питеру непременно должен был нравиться Барри.

Улыбающийся именинник встречал гостей в дверях.

– Здравствуй, Питер. Спасибо. Мама, папа, смотрите, что мне подарил мой друг Питер!

В этот день Барри был любезен со своими гостями. Он участвовал в играх, разливал напитки, помогал убирать и мыть тарелки. Один раз Питер заглянул в его спальню. Там было полно книг, железная дорога на полу, старый мишка на кровати, набор юного химика, компьютерная игра – спальня совсем как его собственная.

Под конец Барри слегка ткнул Питера в плечо и сказал:

– До завтра, Питер.

Значит, Барри живет двойной жизнью, размышлял Питер, возвращаясь домой. Где-то по дороге от дома к школе мальчик превращается в монстра, а после уроков монстр превращается обратно в мальчика. От этих мыслей Питер перешел к фантазиям о снадобьях и чарах, преображающих людей, но после дня рождения неделями не думал об этом. Как он привык жить среди загадок – само по себе загадка, а во вселенной головоломки были посложнее, чем Барри Тамерлан.

Последнее время одна из них особенно занимала Питера. Он шел по коридору из класса в библиотеку, и его обогнали две девочки-старшеклассницы. Одна говорила подруге:

– А почем ты вообще знаешь, что тебе это не снится сейчас? Может, это тебе снится, что ты со мной разговариваешь.

– Ну, как, – отвечала подруга. – Я могла бы себя ущипнуть. Будет больно, и я проснусь.

– Но допустим, допустим, тебе только снилось, что ты ущипнула себя и что тебе больно, – сказала первая. – Все может быть сном, и ты никак не узнаешь…

Они свернули за угол и скрылись. Питер остановился подумать. Похожая идея у него самого брезжила, но так четко еще не оформилась. Учебник литературы у него в руке, широкий светлый коридор, лампы на потолке, классы слева и справа, из них дети выходят – может, всего этого нет. Может, они всего-навсего мысли в его голове. Рядом с ним на стене висел огнетушитель. Он вытянул руку и дотронулся до него. Красный металл холодил пальцы. Твердый, реальный. Как же его может не быть? Хотя и в снах так – все кажется реальным. Только проснувшись, понимаешь, что видел сны. Как понять, что огнетушитель тебе не снится, не снится красная краска, не снится холод металла?

Шли дни, и Питер все размышлял над этой проблемой. Однажды днем он стоял в саду и вдруг понял, что если мир ему только снится, тогда всему в мире, всему, что происходит, причина – он. Высоко в небе начал снижение авиалайнер. Его крылья серебрились на солнце. Люди там пристегивали ремни безопасности, откладывали журналы и даже не подозревали, что снятся мальчику на земле. Значит ли это, что, если самолет разобьется, виноват будет он, Питер? Ужасная мысль! Хотя, если это так, самолеты на самом деле не разбиваются. Это только сны. Тем не менее, глядя на самолет, Питер всеми силами желал, чтобы он приземлился благополучно. Самолет приземлился.

Как-то вечером, дня через два, мама зашла к Питеру в спальню, чтобы поцеловать его перед сном. Когда ее губы коснулись его щеки, у него родилась новая мысль. Если ему это снится, то что будет с мамой, когда он проснется? Будет ли тогда другая мама, более или менее такая же, только реальная? Или кто-то совсем другой? Или вообще никого? Виола несколько удивилась, когда Питер обнял ее за шею и не хотел отпускать.

Шли дни, Питер все размышлял над этой проблемой и стал думать, что, может быть, жизнь и вправду – это только сон. Что-то было от сна в том, как дети стекались утром в школу, словно человеческая река, в том, как разносился по классу голос учительницы, как волновалась ее юбка, когда она подходила к доске. И будто во сне, учительница вдруг оказывалась над ним и говорила: «Питер, Питер? Ты слушаешь? Или опять замечтался?»

Питер пытался сказать ей правду. «Я думаю, – осторожно отвечал он. – Я замечтался о снах».

Весь класс засмеялся. Хорошо еще, что миссис Бернетт любила Питера.

– Будь повнимательнее, – сказала она и вернулась к доске.

И вот что случилось во время длинной перемены. Питер стоял один на краю площадки, и любой, кто наблюдал бы за ним, увидел бы мальчика, который стоит у стенки, держит в руке яблоко, смотрит в пустоту и ничего не делает. На самом деле Питер напряженно думал. Он собирался съесть яблоко, но в это время его осенила новая блестящая идея. Открытие. Если жизнь – это сон, тогда смерть должна быть пробуждением. До чего же просто – наверное, так оно и есть. Ты умер, сон кончился. Вот что имеют в виду люди, говоря, что ты отправился на небеса. Это все равно что проснуться. Питер улыбнулся. Он намеревался вознаградить себя кусочком яблока, но, подняв глаза, увидел перед собой круглое розовое лицо Барри Тамерлана, школьного задиры.

Барри улыбался, но не радостно. Он улыбался потому, что чего-то хотел. Он прошел к Питеру через всю площадку напрямик, сквозь футболистов, сквозь играющих в классики, сквозь прыгающих через веревку. Он протянул руку и сказал просто:

– Я хочу это яблоко.

Он опять улыбнулся, и серебряная скобка блеснула на солнце.

Питер был не трус. Однажды он подвернул щиколотку и, хромая, спустился с горы в Уэльсе без единой жалобы. А однажды прямо в одежде бросился в бурное море, чтобы спасти из прибоя собачку какой-то дамы. Но для драк у него не хватало храбрости. Драк он избегал. Он был достаточно силен для своего возраста, но знал, что победить в драке не может, потому что не способен ударить человека изо всех сил. Когда на площадке завязывалась драка и зрители собирались вокруг, у Питера к горлу подкатывала тошнота и слабели ноги.

– Давай, – сказал Барри рассудительным голосом. – Давай сюда, не то разобью тебе морду.

Питер почувствовал, как по всему телу, начиная с ног, разливается оцепенение. Яблоко было желтое, с красными прожилками. Кожица слегка сморщилась, потому что он принес его в школу неделю назад и с тех пор оно лежало в парте, распространяя свежий лесной запах. Стоило ли оно разбитого лица? Конечно нет. Но с другой стороны, неужели же отдать его только потому, что потребовал задира?

Он посмотрел на Барри Тамерлана. Тот чуть придвинулся. Его круглое розовое лицо покраснело еще больше. Глаза из-за очков казались большими. Между скобкой и передним зубом надулся пузырек слюны. Он был не крупнее и, точно, не сильнее Питера.

Почуяв, что назревают события в этом углу площадки, туда потянулись зрители и обступили двоих неровным кружком.

– Давай, Пит! Дай ему в рыло! – посоветовал кто-то некстати.

Барри Тамерлан обернулся и только посмотрел на него – и мальчик спрятался за спины остальных.

– Давай, Барри! Давай, Бас! – послышались другие голоса.

Барри Тамерлан не любил, чтобы ему отказывали. Он приготовился к драке. Сжал кулак, отвел руку и повернулся боком. Он слегка согнул колени и покачивался из стороны в сторону. Похоже, он свое дело знал.

Кольцо зрителей становилось все больше. По площадке разнесся клич: «Драка! Драка!» Ребята сбегались со всех сторон.

Стук сердца отдавался у Питера в ушах. Последний раз он был в такой ситуации, когда был котом и воспользовался неожиданным человеческим приемом. Но сейчас было не так просто. Чтобы оттянуть неизбежное, он переложил яблоко из одной руки в другую и сказал:

– Ты правда хочешь яблоко?

– Ты меня слышал, – ровным голосом ответил Барри. – Это яблоко принадлежит мне.

Питер посмотрел на мальчика, который готовился его ударить, и вспомнил день рождения трехнедельной давности, когда Барри был таким душевным и дружелюбным. А сейчас он скривил лицо, чтобы выглядеть как можно злее. С чего он выдумал, будто может в школе делать что угодно и отнимать все, что хочет?

Питер рискнул отвести на мгновение глаза от Барри и увидел кольцо возбужденных, испуганных лиц. Кольцо все теснее, глаза расширены, рты раскрыты. Сейчас ужасный Тамерлан кого-то припечатает, и никто ему помешать не может. Кто дал пухлому розовому Барри такую власть? И вдруг ниоткуда явился ответ. Это же ясно, подумал Питер. Мы сами и дали. Мы вообразили его грозой школы. Он не сильнее любого из нас. Мы придумали ему силу и власть. Мы сделали его тем, кто он есть. Когда он приходит домой, никто не считает его грозным и он становится самим собой.

Барри снова заговорил:

– Последний раз говорю. Дай яблоко, или улетишь у меня в будущую неделю.

В ответ Питер поднес яблоко ко рту и откусил громадный кусок.

– Знаешь что, – медленно проговорил он с набитым ртом. – Я тебе не верю. И еще одно скажу за бесплатно. Я даже не верю, что ты существуешь.

Толпа зрителей выдохнула, послышались смешки. Очень уж уверенно говорил Питер. Может, так оно и есть?

Сам Барри наморщил лоб и перестал раскачиваться.

– Что ты сказал?

Страх у Питера как рукой сняло. Он стоял перед Барри и улыбался, как будто даже жалея его за то, что он не существует. После месяца размышлений о том, что жизнь, может быть, только сон, Питер решил, что задира Тамерлан – точно сон, и если Барри со всей силы ударит его по лицу, больно будет не больше, чем если бы ударила тень.

Барри оправился от изумления и приготовился нанести удар.

Питер еще раз откусил от яблока. Он сунулся лицом к лицу Барри и поглядел на него так, словно Барри был смешной картинкой на стене.

– Ты просто толстая розовая булка… с железными зубками.

В толпе зрителей раздался смех, и вскоре смеялись все. Кто-то гикал, кто-то хихикал, кто-то ржал. Ребята хватались друг за друга, хлопали себя по коленям. Конечно, смех был отчасти наигранный. Они хотели показать друг другу, что больше не боятся. Они перебрасывались отрывками оскорблений: «Розовая булка… железные зубки… булка с зубками». Питер понимал, что его слова жестоки. Но не все ли равно? Барри же не существует. А Барри между тем сделался краснее свеклы. Ему это было невыносимо.

И пока к нему не вернулась злость, Питер продолжал атаку:

– Я был у тебя дома. Помнишь? В твой день рождения. Ты обыкновенный мальчик, паинька. Я видел, как ты помогаешь мамочке мыть посуду…

– А-а-а, – с притворным одобрением загудела толпа.

– И я заглянул в твою спальню и видел у тебя на кроватке старенького мишку.

– А-а-а, – снова взвыла толпа, сперва на высокой ноте, а потом все ниже, с презрением, – а-а-а.

Конечно, у каждого из них, у всех до единого, был свой потрепанный плюшевый зверек, с которым они обнимались ночью. Но как приятно узнать, что у грозного задиры – такой же.

Барри Тамерлан, наверное, еще не отказался от намерения заехать Питеру по морде. Издевательские крики становились все громче. Он отвел руку и нерешительно сжал кулак. И тут произошло что-то ужасное. Он расплакался. Скрыть это было невозможно. Слезы ручьями покатились по щекам, он всхлипывал и ничего не мог с собой поделать. Все его тело сотрясалось, он ловил ртом воздух. Но толпа не знала жалости.

– Барсик хочет мамочку…

– Барсик хочет мишку-шишку…

– У-уй, поглядите на него…

А несчастный Барри разрыдался так, что не в силах был даже уйти. Он стоял в окружении ребят и, пуская сопли, плакал в ладони. Всё и все были против него. Он потерял доверие. Пузырь сна лопнул, и с ним исчез задира, гроза школы.

Постепенно насмешки и хохот затихли и сменились смущенным молчанием. Ребята разошлись, вернулись к своим играм. Через площадку торопливо прошла учительница, обняла одинокого мальчика за плечи и увела со словами:

– Бедняжка. Тебя кто-то обидел?

Остаток дня Барри просидел, согнувшись над своей тетрадкой. Притихший, он не поднимал головы, чтобы не встретиться с кем-то взглядом. Он как будто старался сделаться меньше или совсем исчезнуть.

Питер же, наоборот, чувствовал себя молодцом. Он вернулся с перемены, занял свое место за партой прямо позади Барри и делал вид, что не замечает подмигиваний и благодарных улыбок вокруг. Он расправился с задирой, пальцем не шевельнув, и это видела чуть ли не вся школа. Он был герой, победитель, супермен. С его блестящим, находчивым умом он мог достичь чего угодно.

Но к концу дня настроение у него переменилось. Собственные слова преследовали его. Неужели он их произнес? Он видел перед собой съежившегося Барри Тамерлана. Питер наклонился и постучал его по спине линейкой. Но Барри только покачал головой и не обернулся. Питер передернулся, снова вспомнив, что он наговорил. Потом он напомнил себе, каким злодеем был Барри. Потом попробовал вернуться мысленно к своей победе, но она его уже не радовала. Ведь он насмехался над тем, что Барри толстый, что у него скобка на зубах, что у него мишка и он помогает маме. Он хотел защититься и преподать Барри урок, а получилось так, что поднял его на смех и теперь его презирает вся школа. Слова, оказалось, ранят больнее, чем честный удар в нос. Он сломал Барри. И кто теперь задира?

По дороге на завтрак Питер положил на парту Барри записку. Такую: «Хочешь поиграть в футбол? P. S. У меня тоже есть мишка, и приходится помогать с посудой. Питер».

На следующей перемене Барри боялся посмотреть в лицо одноклассникам и с радостью принял его предложение. Они начали игру и настояли на том, чтобы играть в одной команде. Они помогали друг другу забивать голы и ушли с площадки, держась за руки. И у ребят уже не было причины глумиться над Барри. Барри и Питер стали друзьями – не то чтобы близкими, но друзьями. Барри приколол записку Питера над столом у себя в спальне, и гроза школы, как всякий дурной сон, скоро был забыт.


Читать далее

Глава четвертая. Задира

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть