Онлайн чтение книги Мефодий Буслаев. Светлые крылья для темного стража
Глава 3. Недогавриков и городские озеленители

Сухой палец времени перекидывал на счетах жизни костяшки дней.

Нередко в районе полудня само собой получалось, что Меф оказывался недалеко от Большой Дмитровки. Стоило забыться, и ноги сами несли его в канцелярию. Однако за две недели Меф уступил искушению лишь однажды. И то, чтобы забрать свои вещи.

Отогнув сетку, Меф привычно наклонился, чтобы не задеть нижнюю перекладину строительных лесов. Жутко вспомнить, сколько синяков набил о нее он сам, а еще больше высоченный Мошкин. Один Чимоданов был такого удачного для быта размера, что поручни в метро, дверные притолоки и прочие неудобства, с которыми постоянно сталкиваются высокие люди, не представляли для него опасности. Даже подголовники автомобильных сидений оказывались у Чимоданова как раз на нужной высоте.

«Ты абсолютно среднестатистический пошляк абсолютно среднестатистического роста!» – внушала Чимоданову Улита.

У дверей резиденции Меф поймал себя на том, что трогает языком скол переднего зуба. Это был явный признак волнения, и, рассердившись на себя, Меф остановился. Он стоял и смотрел на дверь, известную ему так хорошо, что он с закрытыми глазами, находясь внутри, безошибочно определял, кто пришел.

Говоря откровенно, это было совсем не сложно. Мошкин обычно приоткрывал дверь едва-едва, а затем протискивался боком, точно опасался побеспокоить кого-то своим слишком шумным появлением. Чимоданов, напротив, распахивал дверь пинком, так, что она врезалась ручкой в стену.

– Что, гады, не ждали? – громогласно вопрошал он и бывал очень смущен, когда «гадом, который не ждал», оказывался, скажем, задумчиво разглядывающий его Арей.

Ната, уверявшая всех, что у нее слабые руки, всегда поворачивалась перед дверью боком и толкала ее бедром, издавая жалобные призывы, чтобы кто-нибудь ей помог. Если никто не помогал – Вихрова неплохо справлялась и сама.

Арей открывал дверь решительно, уверенно, но входить не спешил и замирал на пороге, точно испытывая терпение притаившегося убийцы, который мог кинуться на него из полумрака. Именно по этому зазору между скрипом и шагами мечник и опознавался безошибочно.

Улита толкала дверь бедром, как и Вихрова, но не оттого, что считала себя слабой, а потому, что руки у нее вечно бывали заняты покупками. При этом она обязательно что-нибудь роняла. Начинала поднимать, пыхтеть, громко выражать недовольство, и всем этим ярко обозначала свое присутствие в мире.

Воспоминания Мефа прервал шорох. Он оглянулся и увидел двух надушенных суккубов, пробиравшихся под лесами. Обнаружившийся у них на пути Буслаев оказался для суккубов полной неожиданностью. Один зашаркал ножкой. Другой, знавший, что Меф никакой уже не наследник, принялся хорохориться и выпячивать грудь, но беспричинно струсил и тоже зашаркал ножкой.

Поняв, что он замечен и отступление невозможно, Меф толкнул дверь канцелярии. Пятое измерение впустило его неохотно. Несколько секунд оно приглядывалось к Буслаеву как к чужаку, с подозрением ощупывая его, как слепец ощупывает пальцами лицо нового человека.

Эти несколько томительных секунд Буслаев видел обшарпанные стены и строительный мусор дома, пребывающего в состоянии хронического ремонта. Наконец Меф ощутил упругое дуновение иной реальности. Мир сгущенных красок и пляшущих теней надвинулся на него. Вот длинные заваленные пергаментами столы, вот скучные канцелярские шкафы с папками, а вот и лицемерно хлопающий глазками портрет Лигула. Все прежнее и все уже чужое.

Из сотрудников в канцелярии находились только Улита и Чимоданов. Мошкин и Ната куда-то слиняли. По этому признаку Меф определил, что шефа нет, и немного расслабился.

Чимоданов встретил Мефа равнодушно, хотя не виделись они уже довольно давно. Петруччо сидел за столом и что-то быстро строчил, часто окуная перо в чернильницу. На нем была короткая, собственного изготовления жилетка, вместо ниток прошитая кожаными шнурами.

– Проекты составляет. Повышает коэффициент общего негодяйства… Совсем этот Лигул забодал всех бонусной системой! – пояснила Мефу Улита.

Ведьма взмахнула печатью мрака и очередной проштампованный суккуб затрюхал к дверям, потирая лоб.

– И чего ты, птенчик, сюда залетел? – поинтересовалась она у Мефа.

– За вещами.

– А-а… Ну-ну! – сказала Улита насмешливо и встала, чтобы взять с полки папку, переплет которой тоскливо слезился человеческим глазом.

– Видок у тебя одичалый! Что твоя светлая, не вернулась еще? – поинтересовалась она.

– Нет.

Ведьма фыркнула.

– Ты смотри, чтоб она там не поумнела в Эдеме! Девушкам вредно быть умными. По себе знаю. Это угнетает репродукцию и плохо влияет на общее течение влюбленностей.

Меф мысленно толкнул Улиту сзади под колени. Этот фокус он отработал давно. Главное, незаметно установить визуальный контакт, а затем, слив свои ноги с чужими, сделать требуемое движение. Не успев защититься, ведьма грузно рухнула на стул.

– Шеф, девочку обижают! – крикнула она в приоткрытую дверь.

Меф вздрогнул.

– Разве Арей здесь? – нервно спросил он.

– А-а, испугался!!! – восторжествовала Улита. – То-то же!.. Ладно, топай за своими вещами. Раньше вечера Арея все равно не будет. Его вызвали в Тартар.

Меф привычно напрягся.

– Зачем в Тартар?

– А тебе-то что за дело? Ты теперь другой конторе служишь – вот и служи! – резонно отвечала Улита.

Мефодий не стал ее разуверять. Попробуй объясни, что нити старых привычек рвутся тяжело и мучительно. Прошлое уже вычеркнуто и уничтожено, но ничего нового пока не построено, и невольно приходится возвращаться к обломкам.

Меф поднялся на второй этаж. В его комнате ничего не изменилось. Едва ли кто заходил сюда без него. Вот «Книга Хамелеонов» на подоконнике, а вот желтая настольная лампа с гнущимся хоботом. Когда-то ради озорства он прилепил к ней кусок комиссионерского пластилина и, бывало, когда лампа разогревалась, пластилин попискивал. Хобот лампы был по-прежнему нацелен на тетрадь, в которой Меф отмечал отжимания, подтягивания и время, которое стоял на кулаках. Вспомнив, что в последнее время он почти забросил тренировки, Меф ощутил укол совести.

Буслаев немного посидел на кровати, размышляя, а затем вытащил большую спортивную сумку и стал собирать вещи. Начал он с оружия, занявшего добрых три четверти сумки.

Меф не предполагал, что за несколько лет у него накопится столько всего. Не считая меча – две рапиры, шест, алебарда, боевой топор, мавританская пика, стилет, кулачные щиты и кинжалы разных видов, множество ножей, три лука, арбалет. Самое громоздкое – шест, пику, алебарду, топор, луки с арбалетом, все щиты, кроме одного, любимого, со шпаголомом, он свалил на кровать, решив, что оставит их частично Мошкину, частично Чимоданову. С собой Меф взял лишь то, с чем так и не сумел расстаться.

Но даже и при этом раскладе вышло, что расстаться он не сумел с очень и очень многим. Сумка получилась неподъемной. Когда Меф оторвал ее от пола, ему почудилось, что рука у него отвисла до колена, как у обезьяны. А надо было еще положить зубную щетку, мыльницу, пару полотенец, несколько футболок, тетради и кое-что другое, по мелочи. Всю зимнюю и осеннюю одежду Меф бросил в резиденции, решив, что брать все сразу явный перебор. Да и желание собираться у него уже иссякло.

Последним в сумку забрался Депресняк, устроился в майках, прокопав себе логово, и нагло уставился на Мефа. Буслаев хмыкнул и задвинул его молнией. Он надеялся в качестве моральной компенсации прищемить коту хвост, но тот его дальновидно убрал.

С порога Меф еще раз оглянулся.

– Ну вот и все! Спасибо этому дому – пойду к другому! – сказал он.

«Книга Хамелеонов» затряслась, истерично запрыгала, точно требовала, чтобы Буслаев немедленно открыл ее, однако Меф не стал к ней даже подходить. Волоча по ступеням бряцавшую оружием сумку, он спустился по лестнице.

* * *

Дафна провела в Эдеме две с половиной недели. На две недели Меф настроил себя заранее, а вот к последней половине оказался не готов, и она стала для него особенно мучительной. Но вот, наконец, и она миновала.

Появилась Дафна внезапно, не утром, но еще не вечером, в ту смутную часть дня, когда уже не работается, но еще не отдыхается. Меф без всякого дела шатался по улицам, когда вдруг увидел ее маленькую фигурку, мелькнувшую между домами. Мгновенно узнав, он рванулся к ней, подбежал и остановился в шаге. Даф смотрела на него, внутренне светясь, хотя внешне оставалась серьезной. В руках у нее Меф увидел флейту. От бронзовых крыльев на шее исходило слабое сияние.

Депресняк, по обычаю всех котов, не стал проявлять бурной радости. Он приблизился к хозяйке и подозрительно обнюхал ее ноги, ревниво проверяя, не терлись ли о них другие коты. И лишь после этого небрежно потерся сам.

Наступив на кота, Меф метнулся к Дафне.

– Как ты? – спросили они в одно и то же время, и вопросы, столкнувшись, отскочили как бильярдные шары.

– У меня все хорошо! Яд вывели. И мавки, и тот прежний, на флейте. Мне вернули маголодии и крылья. Я много летала все эти дни! Очень много!.. Дорвалась! Меня хотели еще на неделю оставить, но я сбежала, – сбивчиво сказала она. – А ты как? Где ты жил?

– У Недогаврикова, – с улыбкой ответил Меф.

Он потому и улыбался, что знал, какую реакцию вызовет у Даф звучание фамилии Недогавриков. Вроде бы не полный Гавриков, а так, ни то ни се. Недогавриков был одним из многих прежних приятелей Улиты, которого ведьма попросила ненадолго приютить Мефа. Ведьма догадывалась, что к матери Меф не вернется, равно как и в гимназию к Глумовичу, где за ним еще числилась комната.

– Как-как? – переспросил, помнится, Меф, впервые услышав фамилию.

– Даже и не думай издеваться! – предупредила ведьма. – А то знаю я тебя! Заявишь, что ты Недобуслаев! Чувство юмора у тебя, как у Недочимоданова… тьфу ты!

Приятель Улиты оказался молчуном. Причем молчуном настолько хроническим, что Меф не понимал, как он сумел когда-то познакомиться с Улитой. Должно быть, ведьма говорила сразу за двоих и, принимая во внимание ее вербальные дарования, неплохо с этим справлялась.

За две недели Меф слышал голос Недогаврикова всего три или четыре раза, когда тот отвечал по телефону. В остальное время им вполне хватало жестов. Если прежний приятель Улиты показывал на пылесос или швабру – это означало, что сегодня очередь Мефа убирать. Если с грохотом выдвигал в кухне вторую табуретку – приглашение к столу. Если заходил к Мефу и демонстрировал пустой пакет – это переводилось: «Закончился хлеб. Топай в магазин!»

В первые дни Меф по привычке пытался произносить хоть какие-то слова. Ну, допустим, «доброе утро!». Недогавриков сдержанно кивал, подтверждая, что он вполне осознает тот факт, что утро не злое, а довольно-таки доброе, однако обмусоливать эту тему до бесконечности не имеет желания.

Тогда Меф и «привет!» перестал говорить к полному удовольствию хозяина квартиры. Лишь дружелюбно кивал и получал в ответ не менее дружелюбный кивок. Вскоре Меф с удивлением обнаружил, что для нормальных мужских отношений слова не особо и важны. Вполне достаточно кивка, рукопожатия или спокойной улыбки.

Похоже, речь как таковая возникла, когда в жизнь мужчины пришла женщина и стала загружать его утомительными поручениями. Ну, например, выбить палицей шкуру мамонта или камнями загнать домой расшалившихся ребятишек. Мужская дружба в ту эпоху уже сложилась в своем современном варианте и особых изменений не претерпела.

Когда Дафна вернулась, Мефу стало ясно, что пора искать себе другое жилище. Он подошел к Недогаврикову, ткнул себя пальцем в грудь и показал на входную дверь. Недогавриков в ответ поднес левую руку к сердцу, а правой сделал «пока-пока!».

* * *

Бродя по городу, Мефодий и Дафна размышляли, где им поселиться.

– А если к Эссиорху? – предложила Дафна.

– У Эссиорха живет Корнелий. Он меня раз десять в день будет вызывать на дуэль, чтобы продемонстрировать, как он лихо цепляет флейтой за шкаф.

– Не издевайся!

– Я не издеваюсь. А у тебя он будет просить телефончик.

– Ты что, ревнуешь? – уловив новую для себя интонацию, с любопытством спросила Даф.

– Ревнует – значит любит, – сказал Меф.

– Бред! Ревность – это как жидкость для разжигания костров, которую покупают неопытные туристы. Когда человек начинает подливать ревность в огонь любви, значит, огонь сам по себе уже едва горит. Или пламя не греет и хочется его усилить. В общем, что-то не в порядке, – убежденно сказала Даф.

Она предложила Мефу не изобретать велосипед, а пойти по стопам Эссиорха.

– Найдем неудачливую квартиру, в которой должно что-то случиться, и поселимся там. Хозяева только спасибо нам скажут, – сказала она.

Меф не возражал. Он предположил, что, если не заморачиваться, неудачливую квартиру можно найти еще до вечера. Главное, чтобы не на «Речном».

– Почему не на «Речном»? – удивилась Дафна.

– Там снимают Прасковья с Ромасюсиком. Не стоит особенно толпиться в одном районе. Хотя, конечно, странно, что они устроились так скромно. Уверен, при минимальном желании Лигул разместил бы Прасковью всемеро лучше. Дворец в Трансильвании, виллу в Ницце – мало ли у мрака резиденций?

– Лигул хочет, чтобы Прасковья освоилась в этом мире. А освоиться человек может, когда его не защищают от бытовых трудностей, – предположила Дафна.

– Ну так это еще не трудности! Если нужны трудности – то тогда не в Москву на «Речной вокзал», а куда-нибудь за Урал, в общагу. Там бы шоколадного Ромасюсика сожрали в три минуты, а Прасковье пришлось бы зубами выгрызать себе экологическую нишу, – сказал Мефодий.

Даф засмеялась.

– Выгрызать она научилась еще в Тартаре. Сейчас же ей нужно нечто совсем иное… Понять течение жизни, уловить ритм, – заметила она.

* * *

Почти сразу обнаружилось, что Меф не наделен даром отыскивать неудачливые квартиры. Для этого тонкого умения он был слишком прямолинеен. Ему недоставало тонкости, чтобы осязать трепетную паутину бытия, не обрывая ее.

«Чтобы пришить пуговицу – нужна игла, а не лом!» – часто говорила ему Улита.

Тогда Дафна взяла поиски на себя. Меф удивился, когда перед ними вдруг выросла вывеска:

– Ты уверена, что ничего не перепутала? – поинтересовался Меф.

Даф стояла снаружи и согнутым пальцем выковыривала из только что купленного батона мякиш. Корку она всегда оставляла напоследок как заслуженное и отсроченное удовольствие.

– Нет, – заверила его Даф, засовывая нос в горбушку. – Через полтора месяца вот в этот угол должен въехать трейлер. Отказ тормозов. Крайнюю комнату снесет начисто, хотя дом и устоит.

– А хозяин комнаты? Он не пострадает?

– Не хозяин. Хозяйка… Она сейчас в Баку и пробудет там еще полгода. Вот только как быть с трейлером? Он все равно должен во что-нибудь въехать. В противном случае Тартар придерется, что мы меняем историю, – озабоченно сказала Дафна.

– Можно устроить, чтобы трейлер столкнулся с Мамаем на пару минут раньше. Посадим Мамая за руль другого трейлера. Бух! И все получат удовольствие, – предложил Меф, заранее радуясь масштабности зрелища.

– Мамай – комиссионер мрака. Ты больше не имеешь права его ни о чем просить, – категорично напомнила Даф.

Рука с батоном случайно оказалась слишком близко от головы Мефа. Не удержавшись, Буслаев сделал быстрое движение.

– Только не корку! Я ее десять минут ковыряла! – завопила Даф.

– Ты маленькая жадина! – промычал Меф.

Рот у него был вместительный, что сказалось на размере оставшейся корки.

– Не-е-ет! – простонала Даф.

– Против фактов не попрешь! Всегда так бывает: чем больше трясешься и отодвигаешь удовольствие – тем больше шансов, что у тебя его попрут, – заявил Меф.

– Свинья ты все-таки! – Даф шмыгнула носом. – Так что будем делать с трейлером?

– Ничего. За полтора месяца что-нибудь придумаем. В конце концов можно втупую прикатить десяток пустых мусорных баков и выстроить их в ряд. Грохоту будет много, а общежитие не пострадает! – утешил ее Меф и решительно толкнул дверь общежития.

Вахтер, поначалу преградивший им дорогу, уже через минуту кинулся открывать дверь казенным дубликатом ключа, извлеченным из висевшего на стене ящика. Дафна спрятала флейту, сожалея, что приходится прибегать к маголодиям по такому незначительному поводу.

– Селям алейкум! – говорила она всем, кого встречала.

В общежитии института городского озеленения жили в основном восточные люди, работающие на рынке. Как совсем молодые, так и зрелого возраста. Видимо, никто, кроме них, городским озеленением не интересовался.

«Неудачливая» комната оказалась крайней по коридору. У нее единственной на этаже было два окна и небольшая выгороженная кухня, отделенная шкафом.

– Нормально. Остаемся, – великодушно сказал Меф.

Вахтер удивленно заморгал. Сложно сказать, что именно внушила ему Даф своей маголодией, но во фразу «Нормально. Остаемся» это определенно не вписывалось. Буслаев вложил вахтеру в руку недоеденный батон хлеба и, забрав казенный ключ, тепло попрощался с ним.

Переезд не занял много времени. У Дафны, кроме рюкзачка, был темно-синий аэропортовский чемодан на колесиках, который она привезла с собой из Эдема. Меф ради интереса приподнял его. Чемодан ничего не весил. Когда Даф открыла его, обнаружилось, что он пуст.

Меф щелкнул по чемодану ногтем.

– И зачем? – спросил он.

– Подарок Троила, – не без гордости отвечала Даф.

– Что подарок, пустой чемодан?

Дафна потрогала выдвигающуюся ручку.

– Им можно пользоваться как обычным. Кроме того, Троил сказал, что время от времени в нем появляется что-то нужное, когда оно действительно необходимо.

– А если что-то было необходимо, но не появилось?

– Если что-то не появилось, значит, оно не было действительно необходимым.  – Даф голосом подчеркнула, что усомниться в Троиле она не позволит.

Меф хмыкнул. Он никак не мог привыкнуть к манере света накладывать на себя бесконечные ограничения. Будь это чемодан мрака, он доставлял бы своему хозяину все – совсем все, не рассуждая, насколько это этично или необходимо. Правда, и плата была бы высокой. Никакие артефакты мрака ничего не делают за так. Цена их услуг высока, и она тем выше, чем позже взимается. Никто лучше мрака не умеет насчитывать проценты.

Стемнело. В двух крайних окнах общежития озеленителей вспыхнул свет. Дафна стояла у плиты и варила кофе. Депресняк на подоконнике мечтательно обнюхивал горшок с фиалками. Слишком мечтательно, чтобы имело смысл оставлять его на окне надолго.

Меф взял кота, открыл форточку и посадил Депресняка на раму. Не обидевшись, кот улегся и принялся смотреть на улицу. Затем, всплеснув крыльями, тяжело спрыгнул на асфальт и куда-то отправился вдоль дороги.

Мефодий и Дафна смотрели, как Депресняк петляет между молоденькими деревцами. Кот двигался медленно, вкрадчивым шагом охотника.

– Вот мы и вместе… Впервые в жизни я счастлив, но растерян. Наверное, я совершенно не умею быть счастливым, – сказал Меф.

Даф прижалась лбом к его плечу.