Онлайн чтение книги Мертвый город Staden
Сейчас

Пробуждаюсь первой, хотя спала всего лишь несколько часов. Я всегда была ранней пташкой. Хуже всего мне приходится с похмелья – тогда уже на рассвете от сна не остается и следа, а потом я просто лежу в кровати, таращусь в потолок, мучимая жаждой и головной болью, пока не встаю и не тащусь на кухню, готовиться к долгому и тяжелому дню.

Но сейчас всё совсем не так. Несмотря на ночные события, от избытка энергии у меня зудят ладони и ступни.

Сегодня мы начинаем заниматься исследовательской работой.

Я как можно тише вылезаю из спального мешка, натягиваю на себя толстый свитер, который использовала в качестве подушки, и расстегиваю молнию палатки. Воздух снаружи прохладнее спертого и нагретого теплом наших тел воздуха, составлявшего нам компанию всю ночь. Он чист и прозрачен, как свежевымытое стекло.

Я вдыхаю его полной грудью.

Солнце только поднялось над горизонтом, и город утопает в его красно-розовом свете – как будто зарождающийся день, принимая эстафету у ночи, хочет уничтожить все воспоминания о ней, надеть все вокруг в яркий, радующий глаз наряд. У меня сразу же возникает страстное желание взяться за камеру, пройти по улочкам Сильверщерна в одиночестве, в тишине и запечатлеть его таким, каким я вижу его в наше первое утро здесь. Нетронутым и отдыхающим. Он – нечто большее, чем ожившая фотография. Реликт из ушедшей эпохи.

От костра на булыжниках остались лишь зола да угли. Я бросаю взгляд на заметно пострадавший от времени фасад школьного здания и силуэт церкви, возвышающейся над крышами домов. Он прекрасно смотрится на фоне виднеющегося вдалеке леса.

У меня перехватывает дыхание.

В ушах отдается эхом голос бабушки.

В глубоком детстве я воспринимала рассказ о Сильверщерне как одну из сказок среди всех прочих. Прошло много времени, прежде чем до меня дошло, что это не просто правдивая история, а та пропасть, вокруг которой моя бабушка строила всю свою жизнь. Крепкая женщина с сильными руками и широкими плечами, она всегда впивалась глазами в своего собеседника, совершенно независимо от темы их разговора. Казалось, хотела убедиться, что с ней совершенно честны. Ничто так не злило ее, как ложь, сколь бы мелкой и безобидной она ни была. Пожалуй, бабушка просто не терпела, когда ее держали в неведении, не давали узнать всю правду.

– Но сейчас мы все выясним, бабушка, – говорю я тихо сама себе. – Ты и я.

Она всегда смотрела людям в глаза. За исключением тех случаев, когда рассказывала о Сильверщерне. Тогда отводила взгляд в сторону, всматриваясь куда-то в даль…

У моей бабушки были красивые глаза. Светло-серые, с крапинками, как полированный гранит. Пока беловатые пятна бельм не оккупировали роговицы и не лишили ее зрения. Точно так же, как деменция разрушила ее разум.

– Что ты сказала? – спрашивает голос у меня за спиной. Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь.

Это Макс. Он снова натянул на себя свой вязаный стариковский свитер; стоит и трет себе затылок.

– Боже, как ты напугал меня, – говорю я.

Он ухмыляется.

– Ты, наверное, решила, что это призраки Сильверщерна пришли охотиться за нами?

– Ха, ха, – ворчу я, сердито хмурясь. – Очень смешно.

– Все равно здесь немного жутко, – говорит Макс и, оглядываясь, приближается ко мне. Потом останавливается рядом и поднимает взгляд на школу. – Нетрудно поверить, что в таком месте живут привидения.

– Угу, – соглашаюсь я, засовывая замерзшие руки в нагрудные карманы свитера. – Эмми проснулась, когда Туне отправилась в туалет, увидела ее через стекло и приняла за злой дух или что-то в этом роде. Удивительно, что ты не услышал ее.

– Черт, – говорит Макс и приподнимает брови. – Нет, я спал, как покойник.

Закатываю глаза к небу.

– Типично.

Макс ухмыляется, а потом окидывает взглядом провалившиеся крыши домов.

– Странно, что никто не сделал этого раньше, – говорит он. – Я имею в виду, это же шикарная история и идеальная среда. Странно, что ни одна из программ, специализирующихся на охоте за привидениями, которых куча развелась в последние годы, не заявилась сюда.

– Слишком далеко, – отвечаю. – Вокруг Стокгольма и Мальмё хватает усадьб с подобными обитателями, и им проще снимать свои фильмы там. Конечно, история Сильверщерна просто фантастическая, но немногие слышали о случившемся здесь, и дивиденды с нее запросто не получишь.

– Ну, это понятно, – соглашается Макс.

Он видит, что я слегка съежилась, и обнимает меня одной рукой; немного трет, пытаясь согреть.

– Может, мне приготовить для нас завтрак? – спрашивает. – Не хвастаясь, могу сказать, что в нашем скаутском отряде меня признавали лучшим поваром четыре года подряд.

Смеясь, я осторожно высвобождаюсь.

– Забавно, что ты был настоящим скаутом.

Макс ухмыляется.

– Ну, не то чтобы, – отвечает он. – Но я вполне в состоянии готовить. И сюда прибыл не только в качестве балласта и инвестора. Помочь – это запросто.

Пока Макс разводит небольшой костер и поджаривает над огнем хлеб, по очереди начинают пробуждаться другие. На Эмми новая, почти столь же грязная, как и днем ранее, футболка и куртка, в которой накануне ходил Роберт. Из чего я делаю вывод, что они – пара. Жду каких-то разговоров, шуток по поводу ночного происшествия и готова сделать все возможное, лишь бы не допустить ссоры, – но, к счастью, напрасно. Эмми почти не смотрит на меня. Я даже немного разочарована. С другой стороны, в этом тоже нет ничего нового. Она всегда выглядит по утрам словно после тяжелой работы. Я же обычно вставала спозаранку, полная энергии – после наших шумных студенческих вечеринок, порой затянувшихся далеко за полночь, прибиралась, стирала, готовила завтрак, к которому Эмми едва притрагивалась, – лишь бы утолить свою неуемную жажду деятельности.

Но в то время ей это абсолютно не мешало. Мы жили в полной гармонии. Даже, казалось, дышали в унисон.

Пытаюсь не дать волю воспоминаниям, нахлынувшим сейчас на меня. Семь лет я старалась вытеснить ее из сердца и почти добилась своего, но теперь, когда она здесь, в непосредственной близости от меня, это гораздо труднее. Злые духи Сильверщерна могут лишь мечтать о тех душевных муках, которых она стоила мне.

Пожалуй, Эмми – мое собственное привидение.

Итак, все как следует позавтракали и напились растворимого кофе из дешевых белых пластиковых чашек. Я откашливаюсь, чтобы привлечь внимание остальных. Солнце уже успело высоко вскарабкаться на небосвод, и утро полностью вступило в свои права. Я изо всех сил стараюсь подавить нервозность и сажусь прямо на моем туристском коврике.

– Все сыты и довольны? – спрашиваю.

И сразу начинаю жалеть о сказанном – уж слишком сильно напомнила сама себе бойкую воспитательницу из детского сада. Эмми приподнимает брови, другие выглядят озадаченными. Но Макс кивает и улыбается.

– Думаю, стоит пройтись по нашему графику – сейчас, когда все мы здесь. Потом разделим задания на день и возьмемся за дело. Как вам такой прядок?

Эмми пожимает плечами.

– Звучит нормально, – отвечает она за всех.

– О’кей, – говорю я и заглядываю в свои бумаги, только что принесенные из машины. График, который я извлекаю из них, выглядит по-любительски. Шрифт Times New Roman, кегль 12, дешевая бумага. Может, взамен следовало использовать глянцевую или что-то в этом роде? Надо будет попробовать…

– Сегодня и завтра от нас прежде всего требуется ознакомиться с городом. В ваших папках есть перечень восьми ключевых объектов. Это школа, металлургический завод, церковь, железнодорожная станция, дом Эльзы и Айны, дом Убогой Гиттан, жилище пастора и озеро. Они, по нашему мнению, наиболее важны для исследования, и для последующей съемки их надо изучить в первую очередь. Думаю, на этом мы сегодня и сфокусируемся. В ваших папках также лежат карты из отчета горнодобывающей компании; я пометила на них все эти места. Относительно кое-каких объектов мы не совсем уверены – а именно, жилища пастора и дома моей прабабушки, – поэтому займемся ими в самом конце.

Я едва успеваю закончить свой монолог, когда слово берет Эмми. Папка лежит открытой у нее на коленях; наморщив лоб, она начинает говорить, не отрывая взгляд от карты.

– Почему в списке нет шахты? – спрашивает она. – Она и на карте не помечена… А нам стоило бы поснимать и там. Это может очень пригодиться, особенно если мы собираемся рассказать, как изменилась жизнь в городке после ее закрытия.

– Это небезопасно, – отвечаю я. – Можно провалиться, особенно в окрестностях шахтного ствола. Руда здесь залегала очень близко к поверхности, поэтому добыча велась на небольшой глубине, и никто особо не следил за штольнями. Опасность обвала очень велика. Отчасти именно поэтому инспекторы, приезжавшие сюда в девяностые, не рекомендовали фирме покупать данную землю. Всё есть в отчете.

Эмми листает содержимое папки, а я перевожу дыхание и продолжаю:

– Наверное, вот почему здесь нет никакого приема сотового сигнала.

Эмми поднимает глаза на меня.

– Из-за пустот в земле? – спрашивает она, удивленно задирая брови.

– Нет. Потому что руда залегает близко к поверхности. Это связано… с магнитными полями.

– Ага, – бормочет она, ухмыляясь. – Магнитные поля. Всё по науке. Конечно.

– Да, – говорю. – Я сбилась, но стараюсь взять себя в руки и смотрю на график. – Да. Так что…

Меня спасает Туне.

– Делайте как можно больше фотографий. У нас три шикарные системные фотокамеры на всех.

Роберт поднимает руку и смотрит на меня. Пусть он друг Эмми (или парень, или сожитель, или партнер, или кем там еще он может быть), но все равно производит приятное впечатление, кажется скромным, немного старомодным со своей вежливостью…

– Да? – спрашиваю я.

– Хорошо бы нам сделать как можно больше фотографий тех мест, где мы хотим снимать, – говорит он осторожно. – Просто чтобы я мог посмотреть, как обстоит дело со светом и так далее. Где и в какое время суток будет лучше всего проводить съемку. Не знаю, есть ли у нас подробный расклад того, в каком порядке будут располагаться отснятые материалы, но такие данные тоже желательно иметь.

– Он прав, – говорю я остальным. – И Туне тоже. Нам надо много фотографий. Как экстерьерного, так и содержательного характера.

– Когда, по-твоему, мы должны начать съемку? – спрашивает Эмми. Руку она, само собой, не поднимает. – И можно ли ознакомиться с предварительным сценарием и календарным планом производства фильма? Их нет в папке.

Перевожу дыхание и смотрю на Туне. И то, и другое существует пока лишь в общих чертах и «живет» в наших компьютерах в виде вордовских файлов – просто набор разрозненных мыслей. У меня нет ни малейшего желания показывать их Эмми. По Туне не понять истинное положение дел; либо она не замечает моего волнения, либо у нее хорошо получается скрывать свои эмоции от других.

Перевожу взгляд с Туне обратно на Эмми и отвечаю ей:

– Мы… взяли с собой не все материалы. Но, естественно, ты сможешь увидеть всё, что у нас есть.

– Замечательно, – говорит она.

Убираю волосы за ухо, чувствую, что они уже слежались и немного жирные, пусть я вымыла их утром, прежде чем мы отправились в дорогу.

– Будем работать парами, – продолжаю я. – Не хочу, чтобы кто-то из вас входил в эти дома в одиночку. Они простояли заброшенными почти шестьдесят лет, а значит, крайне непрочны. Будьте очень осторожны с лестницами и подвалами, избегайте их при малейшем сомнении в надежности сооружений. Далее, для всех у нас есть с собой примитивное защитное снаряжение. Маски для лица немного топорные, но важно, чтобы они находились на вас, когда вы будете заходить внутрь. Вполне возможно, в кое-каких домах есть асбест, особенно в тех, которые построили в то время, когда шахту наиболее активно эксплуатировали во время войны; и мы не знаем, как обстоит дело с плесенью и прочим. Поэтому используйте маски, даже если они будут причинять неудобство.

Я делаю паузу и задумываюсь, хотя почти не сомневаюсь, что ничего не забыла. Теперь надо как-то закончить, и я говорю:

– И удачи вам, естественно!

Едва закрыв рот, уже начинаю думать, что фраза получилась идиотской.

– Как мы будем связываться между собой? – спрашивает Эмми. – Мой телефон бесполезен. У меня нет сетки с тех пор, как мы съехали с автострады.

– Ой, об этом как раз и забыла… – признаю́сь я. – Радиостанции. У нас есть радиостанции.

– Почему они работают, если телефоны мертвы? – спрашивает Эмми.

Я бросаю взгляд на Туне; та, криво улыбаясь, говорит:

– На самом деле мы не знаем, будут ли они функционировать здесь. Но – во всяком случае, по словам парня, с которым мы консультировались, – должны. Я целиком не поняла его объяснение, но соединение осуществляется на более местном уровне, поэтому сигнал распространяется иначе, чем у мобильников. Типа того.

– Он сказал, что, возможно, будут помехи, но рации должны работать, – добавляю я. – И потом, если все пойдет нормально, они нам даже не понадобятся. Это как с масками для лица. Они нужны лишь на всякий случай.

Эмми кивает.

– О’кей, – говорит она. – Замечательно. Теперь каждый должен выбрать себе команду, не так ли?

– Выбирать особо не из чего, – сухо замечает Туне. – Я и Алис собирались начать со школьного здания. Остальные могут взять на себя завод, а потом вернуться сюда.

Поворачиваюсь к Максу.

– Ты не против, если останешься с машинами и оборудованием? Я думаю, надо оставлять здесь «часового», каждый день. Тоже на всякий случай. Мы можем менять этого человека.

Макс отдает мне честь.

– Твоя воля – закон для меня. Ты же продюсер.

Я благодарно улыбаюсь. Потом смотрю на остальных – и чувствую, как моя улыбка становится все шире; меня охватывает приятное возбуждение.

– О’кей, – говорю. – Разбираем снаряжение – и в путь. Надеюсь, вы готовы для встречи с Сильверщерном.