Онлайн чтение книги Метро 2033: Непогребенные
Глава 2. В лапах кошмара

На платформе царило предобеденное оживление. У дощатой будки-кухни выстроилась очередь. Впрочем, те, кто успел получить свою порцию пищи, приступать к еде не собирались. Их внимание было привлечено другим. Слышались хохот и одобрительные возгласы. Причина веселья была проста – Григорий Носов обучал свою шестилапую ласку новым фокусам, и это не могло не привлечь внимания жителей станции. Дрессировщика и Шестеру окружили плотным кольцом. Зрители от души аплодировали уморительным прыжкам зверька и смеялись так заразительно, что Томский сразу присоединился к остальным. Вскоре он уже позабыл о своих переживаниях и едва успевал вытирать выступившие на глазах слезы. Рядом Толик заметил Аршинова. Тот просканировал друга внимательным взглядом и одобрительно кивнул:

– Ну вот, совсем другой коленкор. Выспался и смотришься огурцом.

– Что с генератором? – поинтересовался Томский, показывая, что он действительно в полном порядке и очень интересуется делами станции.

– Почти готов. Скоро наша станция засветится, как новогодняя елочка.

– Не засветится, Алексей.

Толик и прапор одновременно оглянулись. За их спинами стоял комиссар Русаков. Как всегда подтянутый, туго перепоясанный портупеей. С очень мрачным лицом.

– Не засветится, – тихо повторил Русаков. – Генератор придется обменять на пищу и воду. Отойдем-ка в сторонку. Не будем мешать людям веселиться.

– Вечно ты все испохабишь! – пробурчал Аршинов, шагая вслед за комиссаром. – Ему про апельсиновые корки, а он – про свиней.

– Свиньи там тоже не помешали бы, – на полном серьезе отвечал Русаков. – Пора, братцы, забыть о праздничной эйфории и задуматься о том, как жить дальше. Елена, тебе слово.

Только сейчас Томский заметил, что к совещанию присоединилась жена. Лицо у нее было таким же сумрачным, как у Русакова.

– По самым оптимистичным подсчетам, еды хватит на месяц, не больше. Дальше – голод.

– То же самое можно сказать и о топливе, – добавил комиссар. – В общем, братцы-кролики, ресурсы наши на исходе.

– Но мы же не сидим сложа руки! – воскликнул прапор. – Как только разгребемся с работами на станции, займемся делом. Планировали же из нашей станции ремонтную базу сделать, наподобие Автозаводской, и сделаем. Я вот тут небольшой опросец провел… – Аршинов вытащил из кармана смятый обрывок бумаги. – Тэк-с. Вот тут у меня шесть инженеров-строителей, десяток механиков разных специализаций и…

– Это отлично, – прервал его комиссар. – Но пока все завертится, нам необходим стратегический запас. Возможно, придется обращаться к красным.

– Так они тебе жрачки и дали! – хмыкнул прапор. – У этих сквалыг зимой снега не допросишься!

Томский наконец решился взять слово.

– Полис, друзья. Это богатые и дружественные нам станции. Далековато, но… Тогда с красными придется договариваться только о беспрепятственном проходе нашего каравана.

– Именно это я и хотел от тебя услышать, – кивнул комиссар. – Скоро, очень скоро станция имени Че Гевары будет добывать ресурсы самостоятельно. Нам бы только перебиться первое время. Итак, кто за то, чтобы отправить делегацию в Полис?

Аршинов махнул рукой:

– Чего уж там. Мы эту канитель заварили, нам и расхлебывать. Единогласно…

И прапор, тяжко вздохнув, направился к своему генератору. Русаков и Томский некоторое время обсуждали состав делегации, потом комиссар ушел наверх, оставив супругов наедине.

– Мне надо с тобой поговорить, – помолчав, сказал Томский.

– Именно это я и хотела от тебя услышать, – улыбнулась жена, имитируя интонации Русакова. – Давно пора…

– Ты еще не знаешь, о чем я…

– Все знаю, милый. От твоих криков по ночам мне делается страшно.

– Возможно… Я болен, девочка. Возможно, лекарства нет. То, что вижу… Это…

– Генмодификатор Корбута?

– Думаю, да.

– Проклятый Корбут! Эта тварь никогда не оставит нас в покое!

Елена сказала последнюю фразу слишком громко. Томский быстро осмотрелся. Хорошо, что люди, наблюдавшие за играми Шестеры, успели разойтись и рядом никого не было. Толе не хотелось, чтобы о его проблемах знала вся станция.

Он взял жену под руку, провел ладонью по ее лицу, вытирая выступившие на глазах слезинки.

– Успокойся, дорогая. Нет смысла кричать. Может, не так уж все и плохо. Давай спокойно прогуляемся. Постарайся улыбаться…

Елена кивнула и пошла рядом с мужем.

– Послушай… На Красной линии ты была далеко не последним человеком…

– И далеко не первым.

– Простой комсомолке ни за что не доверили бы управлять траурным поездом Ленина.

– Пусть так. Что ты хочешь услышать?

– Кто, кроме Корбута и его помощников, мог знать о «Проекте ГМЧ»? Эта разработка не могла возникнуть на пустом месте, будь даже покойный Михал Андреич трижды гением.

Елена молчала долго. Наконец задумчиво произнесла:

– Есть один персонаж, который знает о делах красных, пожалуй, больше, чем сам Москвин. Это Яков Берзин.

Перед глазами Толика тут же встало бледное, чахоточного вида лицо с наивными голубыми глазами. Это он до последнего момента сохранял железное спокойствие в кромешному аду боя за Берилаг. Это его Томский отпустил на все четыре стороны, хотя, по сути дела, должен был отдать под расстрел. Старый знакомый Яков Берзин. Елена права, если кто-то и может вывести на след оставшихся в живых разработчиков «проекта ГМЧ», так только он. Но как связаться с Берзиным? Как встретиться с ним? Ответы на эти вопросы мог дать только Вездеход, умевший проникать в любую щель и выходить сухим из воды.

– Спасибо, девочка, – Толя чмокнул жену в щеку. – Я знал, что ты поможешь мне дельным советом. Спасибо. Теперь мне надо…

Елена завладела рукой мужа и крепко ее сжала.

– Толик. Пообещай мне, что ты не покинешь станцию и не впутаешься в новую историю. Для того, чтобы победить болезнь, вовсе необязательно снова рисковать головой. Пообещай мне…

– Я только попытаюсь переговорить с Берзиным. Дальше будет видно.

– Я так и знала!

Лена выпустила руку мужа, отвернулась и быстро зашагала к своему продуктовому складу. Томский смотрел вслед жене, вспоминая, на каком она месяце. В любом случае, ждать рождения ребенка недолго. Он не смог ничего обещать Лене, но постарается сделать все, чтобы быть рядом с ней, когда это будет нужно больше всего. Утешив себя этой мыслью, Анатолий отправился разыскивать старого приятеля.

* * *

Вездехода, как на зло, нигде не было видно. Зато повстречалась Клавдия Игоревна – женщина с обезображенным лицом и глубоко запавшими глазами, известная когда-то под именем Мамочка. Сейчас она мало походила на существо, которым не столь уж давно пугали жителей Метро. Клавдия Игоревна хоть и повидала немало горя с момента первого знакомства с Томским, сейчас выглядела довольно бодро. В глазах ее светилось уже не отчаяние загнанного в угол зверя, а домашнее тепло. Толя часто и подолгу беседовал с Мамочкой. Не только потому, что когда-то она подобрала его полумертвого и выходила. Томский испытывал искренний интерес к ее рассказам о муже – полковнике, герое-сталкере.

Рядом с Клавдией Игоревной всегда вертелся ее сын – шустрый пацаненок Мишка. Вот и сейчас он настойчиво теребил рукав куртки Томского.

– Дядь-Толь, а когда в следующий раз на поверхность пойдете, меня можете с собой взять?

Томский с грустной улыбкой смотрел в темные глаза мальчугана. «На поверхность… А знаешь ли, брат, что там, на поверхности? Только холод и пустота. Завывание ветра, обгладывающего руины, да мутное пятно солнца, окутанное то ли дымом пожарищ, то ли просто тучами, которые впитали в себя радиоактивную пыль… Эх, Мишка, не стоит тебе видеть такого! Пока, во всяком случае. Подрасти для начала. Как знать, может, тебе будет суждено увидеть другую поверхность? Хоть немного похожую на ту, что осталась в безвозвратном прошлом…»

– Посмотрим, Михаил, – произнес Анатолий вслух. – Может, и возьму, если, конечно, маму слушаться будешь.

– Буду, дядь Толь, еще как буду!

Мишка умчался смотреть на то, как Аршинов, ругаясь отборным армейским матом, пытается запустить генератор. Клавдия Игоревна пристально посмотрела на Томского.

– Что-то не нравишься ты мне, Анатолий, в последнее время. Выглядишь совсем как тогда…

– Я всем не нравлюсь! – с неожиданной грубостью оборвал женщину Толик. – Все за мной наблюдают! Все что-то во мне выискивают. Словно сговорились! Неужели нельзя оставить человека в покое? Здоров я, здоров!

– Я лучше пойду, – теперь Клавдия Игоревна смотрела на Анатолия с нескрываемым испугом. – Не пойму, и чего я такого сказала?

«Стоп! Ситуация с Русаковым повторилась. Тогда ты ни с того, ни сего набросился на комиссара, теперь обидел женщину. А ведь она права. Да и сам ты знаешь, что за последние несколько дней превратился в какого-то маньяка. Знаешь и не можешь себя сдерживать! Ты становишься опасным для людей, товарищ. Ищи своего Берзина, а пока не нашел – держись подальше от людей, вот и весь сказ».

Томский до крови прикусил губу:

– Простите, Клавдия Игоревна. Я и вправду… неважно себя чувствую.

– Ничего, Толик, – приподнявшись на цыпочки, женщина ласково провела по волосам Томского. – Отдохнешь, и все пройдет.

– Конечно. А вы-то как?

– Хорошо. При кухне я. Работы много, но разве в этом дело? Сейчас я впервые в жизни чувствую себя нужной людям…

Расставшись с Клавдией Игоревной, Томский решил тоже хоть немного побыть полезным людям. Он направился к группе рабочих, которые разравнивали строительный мусор на путях и делали в нем прямоугольные ямы. На подготовленных площадках собирались возвести хозпостройки.

Вооружившись тяжелым ломом, Томский принялся воевать с неподатливыми глыбами бетона и кусками кирпичной кладки. Работа помогла забыть о проблемах. Томский так усердно молотил ломом, что через пару часов руки покрылись мозолями. Вытирая со лба катившийся градом пот, он услыхал знакомый смех. Уперев руки в бока, на платформе стоял Вездеход. Как всегда – в перевернутой козырьком назад бейсболке, с приветливой улыбкой на смышленом личике.

Карлика не привлекали к работам, поскольку рыть и долбить мог любой. Вездеход был гораздо полезнее для станции в своем обычном амплуа. Вот и сейчас, судя по запыленной курточке и выпачканным в грязи кроссовкам, он вернулся из очередной «командировки».

Томский воткнул лом в щебень, подошел к Носову и пожал ему руку:

– На ловца и зверь бежит.

– А тебя, Толян, никак в рядовые перевели?

– Сам напросился. Надоело баклуши бить в начальниках. А ты что поделывал?

– Прошвырнулся по ближайшим станциям. Аршинов просил выведать, не завалялось ли где неисправное оборудование. По дешевке хочет скупить, спекулянт.

– Нам ли не знать этого армейского шустрилу! – рассмеялся Толик. – Он как с казенным обмундированием начал темные дела крутить еще до Катастрофы, так до сих пор и не может остановиться… Слушай, Вездеходыч, есть дело. На Красную линию метнуться надо…

– Так я, можно сказать, только оттуда.

Но когда Томский объяснил Вездеходу суть задачи, тот враз посерьезнел. Проникнуть требовалось не куда-нибудь, а в самое сердце коммунистического государства. И все же в глазах карлика Томскому удалось разглядеть не только озабоченность, но и озорной огонек. Носову нравились трудные задачи. Разговор с Томским закончился тем, что карлик достал из своего походного рюкзачка лист бумаги и огрызок карандаша. Толик черкнул пару слов для Берзина.

– Отправляюсь немедленно, только пожрать бы, – заверил Вездеход.

– Чем помочь?

– Хорошо бы дрезину, но только чтоб до Черкизовской подбросили. Дальше мне на своих двоих сподручнее будет…

Распрощавшись с Вездеходом, Толик собирался вернуться к работе, но увидел, что жители станции имени Че Гевары уже ужинают. Сбившись в кучки человек по десять, они с аппетитом хлебали грибную похлебку. Стучали по дну мисок ложки, слышались разговоры и смех. Томский искренне завидовал этим людям, для которых жизнь сводилась к тяжелому труду и бесхитростным радостям вроде миски жидкого варева да возможности поболтать с друзьями.

Сам он настолько устал, что хотел только одного – поскорее добраться до постели. И все же в этой усталости имелся один несомненный плюс: Толик был уверен – сегодня он уснет без задних ног. Впервые за последнюю неделю без ставших уже привычными кошмаров.

* * *

Едва волоча ноги, Томский добрался до своей комнатушки. Света зажигать не стал, просто снял сапоги и осторожно влез под одеяло. Нагретая теплом Елены постель окутала тело сладкой истомой. Толик прикрыл глаза. С женой он поговорит завтра. Возможно, никуда идти и не потребуется – он переборет болезнь здесь, а когда появится ребенок, вообще забудет напрочь о кошмарах. При мысли о малыше Томский улыбнулся. Ему даже показалось, что он слышит плач новорожденного и бессвязный детский лепет. Но вот эти звуки сменились совсем другими: тихими, вкрадчивыми голосами. Они наперебой молили Томского куда-то идти и сделать то, что не терпит отлагательств. Один из этих голосов выделялся из общего хора. Звучал он громче и убедительнее остальных:

– Вставай, Томский! Вставай, а не то будет поздно! Останови это! Останови!!!

Толику даже показалось, что он и в самом деле поднялся, пошел на зов.

«Нет!»

Собственными снами можно управлять. Можно просто отдать себе приказ проснуться и сбросить мутную пелену кошмара.

«Давай же! Борись, солдат!»

Все члены одеревенели, однако открыть глаза Толик все-таки сумел. Он по-прежнему был в своей комнате. Встав с кровати, Томский сделал несколько движений, проверяя, в порядке ли руки и ноги. Физическое его состояние оказалось отменным, чего нельзя было сказать о голове. Та гудела, как чугунный котел, по которому грохнули железной палкой. Ничего, до свадьбы заживет. Вот только уснуть сегодня больше не получится.

Толик решил прогуляться по платформе. Стараясь не разбудить жену, он потянулся к сапогам… которых на привычном месте не оказалось. Томский уже собирался ввинтить лампочку, но вдруг понял – он уже обут! Сердце превратилось в кусок льда. Анатолий прекрасно помнил, как снимал сапоги, но хоть убей, никак не мог припомнить, чтобы надевал их обратно. А может, и ходил куда-нибудь во сне?! Толик выбежал в вестибюль и замер, как вкопанный. Что за дела? Почему так тихо? Тишина эта была непростой. Чувствовалось в ней что-то такое, от чего Томского начала бить дрожь. Ни единого звука. Словно все жители станции имени Че Гевары разом покинули свой дом.

На платформе горело только дежурное освещение. Ни звука. Спеша разобраться что к чему, Томский ускорил шаг. Не успел он спуститься с последней ступеньки лестницы, как поскользнулся и, с трудом удержав равновесие, взглянул себе под ноги. О черт! Он стоял в луже крови. Успевшей загустеть, но еще свежей. Впереди, прямо на середине платформы лежал человек. Кожаная куртка. Комиссар Русаков!

Томский бросился к другу. Рухнул перед ним на колени и попытался приложить ухо к груди. Не получилось. Помешала ручка штык-ножа. Кто-то воткнул его Русакову точно в сердце. Не горевший в огне, не тонувший в воде предводитель Первой Интернациональной нашел свою погибель в самом безопасном из всех безопасных мест.

Томский встал и лишь теперь увидел, что вся платформа завалена трупами. Вот почему так тихо! Станция имени Че Гевары была мертва. Погибли все. Выжили только они с женой. Наверное, потому, что не покидали своей комнаты.

Толик медленно побрел по платформе, стараясь не наступать на бездыханные тела и обходя лужи крови.

«Все, Томский. Вот и финал твоей героической эпопеи. Угон красного поезда, освобождение станции и строительство на ней новой жизни закончилось горой трупов. Что остается, команданте Анатолий? Ответ очевиден: не утруждаться поиском убийц, а просто пустить себе пулю в лоб. Присоединиться к людям, чьих надежд ты не оправдал. Точка».

И тут Томский услыхал стон. Кто-то выжил. Само по себе это ничего не меняло, но, по крайней мере, можно было узнать подробности кровавой бойни.

Стонавший человек лежал лицом вниз, но Толик сразу узнал: Аршинов! Томский перевернул прапора и склонился над залитым кровью лицом.

– Лёха, что тут…

Аршинов открыл глаза. Его посеревшие губы зашевелились:

– За что, Толян?.. За что ты их всех?! Нас всех?..

– Я?!

Больше прапор ничего не сказал. Взгляд его сделался неподвижным. Лицо окаменело.

Томский встал. Еще раз окинул взглядом поле последней битвы. Предсмертные слова Аршинова вернули ему память. Перед глазами замелькали сцены кровавой бойни. Разинутые в криках рты. Руки, вскинутые в тщетной надежде защититься. Падающие друг на друга тела. Толик вспомнил все. Сначала он палил из автомата. Когда кончились патроны, воспользовался пулеметами верного «Терминатора». Оставшихся в живых добивал вручную. Никто не ожидал нападения со стороны основателя станции. Эффект внезапности сработал безотказно. Он выиграл и этот бой.

Вот только зачем? Ах, да. Построить новую жизнь без полного разрушения старой невозможно. Лишь тотальное уничтожение зараженных Метро, насквозь прогнивших людишек позволит создать новую расу. Расу господ. Тех, кто сможет навести в грязном подземелье настоящий порядок. Кровь плебеев удобрит почву, на которой вырастет сообщество сильных и крепких телом сверхлюдей. Им будет нипочем ни радиация, ни порожденные ею мутанты. Человек вновь выйдет на поверхность. Уже не прячась. С гордо поднятой головой…

Томский улыбнулся. Наконец-то он нашел верный путь. От чувства сопричастности к великому будущему человечества закружилась голова. В памяти всплыли вычитанные в какой-то из книжек слова «Интернационала».

– Мы на наш, мы новый мир построим, – прошептал Толик пересохшими губами.