Онлайн чтение книги Мудрость толпы The Wisdom of Crowds
Больше не ввязываться

Броуд был занят тем же, чем занимался с того самого дня, как его заперли в этой камере: ходил взад и вперед, взад и вперед, взад и вперед. От одной стенки до другой было всего лишь пять шагов, да и то самых коротких, но он все равно ходил. И на ходу снова и снова пережевывал все те сотворенные им глупости, в результате которых оказался здесь. Иногда он пинал стену, или ударял ноющим кулаком по своей ноющей ладони, или давал себе пощечину – крепко, до боли. Похоже, он просто не мог не причинять боль. И когда под рукой не оказывалось других людей, делал больно себе самому.

Он обещал, что ничего такого больше не будет, – и тут же позволил себе снова вляпаться. «Государственная измена», – вот как будет звучать обвинение, и он был действительно виновен, и наказание могло быть только одно. И Савин на этот раз его не спасет – она тоже сидит взаперти где-то здесь, в этом подземном кроличьем садке. На этот раз она даже себя не сумела спасти.

И тогда он дал себе зарок. Если по какой-то невероятной, незаслуженной им прихоти судьбы ему все же удастся вывернуться из этой ловушки, он станет жить только для Лидди и Май. «Больше не ввязываться, – прошептал он, прижавшись лбом к шершавой каменной стене. – Ни за что!» Он поклялся. Поклялся еще раз.

Потом за тяжелой дверью послышались шаги. Идут! Допрос? Или сразу виселица? Броуд сжал кулаки, хотя знал, что драка не поможет. Он и попал-то сюда как раз из-за того, что дрался.

Ключ заскрежетал в замке. Его дыхание вырывалось коротко и часто сквозь стиснутые зубы. Дверь со скрипом отворилась…

В щели показалось лицо – но не практик в черной маске, как он ожидал. Низенькая женщина с красными щеками в прожилках лопнувших вен. Она выглядела неуверенно, словно не знала, чего ожидать. Потом, увидев его, стоящего за дверью, она расплылась в сияющей улыбке:

– Брат! Ты свободен!

Броуд уставился на нее. Он не знал, что сказать.

– Чего?

– Ты свободен! – Она потрясла кольцом с нанизанными на него ключами. – Мы все свободны!

И она исчезла, оставив дверь широко открытой.

Теперь он начал слышать доносящийся откуда-то смех. Радостные крики, пение… А это что за звук? Вроде бы кто-то играет на дудочке? Прямо как у них в деревне в базарный день, когда он был мальчишкой… Он поправил на носу свои стекляшки, собрался с духом и шагнул к двери.

– Брат! – Какой-то человек в сияющих, новеньких, заляпанных кровью доспехах вытащил Броуда в затхлый коридор – но не так, как тащат осужденного, чтобы предать смерти, а скорее как встречают давно потерянного товарища. – Ты свободен!

Они отпирали камеры, и с каждой распахнутой дверью разражались радостными воплями, и с каждым вытащенным узником разражались новыми. Люди в доспехах обнимали женщину, которая, похоже, провела в темноте много месяцев – бледная и ссохшаяся, она щурилась на свет, словно он причинял ей боль.

– Как твое имя, сестра?

Она опустилась, прислонясь спиной к стене, безвольно, словно тряпичная кукла.

– Кажется… кажется, Гриз, – прошептала она. Броуд увидел, что одна ее рука была раздавлена: скрюченные пальцы, распухшие, как сардельки.

Кто-то схватил его за рубашку:

– Ты не видел моего сына? – Какой-то старик с одичавшими, слезящимися глазами. – Ты не знаешь, где мой сын?

Броуд отпихнул его от себя.

– Я ничего не знаю.

Кто-то обхватил его руками сзади, и он еле подавил инстинктивный порыв ударить локтем.

– Ну разве не чудесно? – Девчонка не старше шестнадцати, с пятнистой шалью, накинутой на плечи, плачущая и улыбающаяся одновременно. – Разве не чудесно?

И она схватила кого-то еще, и они, пошатываясь, принялись отплясывать нечто вроде джиги, тотчас же налетев на старуху, потрясавшую шваброй с примотанным к концу рукоятки ножом. Та полетела на землю, едва не выколов Броуду глаз своим оружием.

Может быть, в нем тоже должно было возникнуть желание поплясать при этом нежданном глотке свободы. Да вот только Броуду уже доводилось видеть такую же смесь безумной радости с безумным гневом – прежде, во время Вальбекского восстания. Если вспомнить, как там все обернулось, его не особенно тянуло танцевать. Скорее уж украдкой забраться обратно в камеру и задвинуть за собой засов.

Среди толпы были ломатели. Ветераны в сияющем новеньком снаряжении, которое Броуд тут же опознал. Это оружие и доспехи он сам привез из Остенгорма по приказу Савин, передав их Судье в обмен на обещание поддержки со стороны ломателей. Похоже, они все же восстали. Правда, по собственному расписанию.

Распихивая людей, он пробрался против охваченного весельем потока вверх по лестнице, в другой коридор, более широкий и светлый. Мимо пробежал хохочущий человек в кожаном фартуке, прижимая к груди стопку документов; бумаги выскальзывали из-под его руки, спархивая на пол. Другой человек пытался сбить замок с помощью тяжелого бидона с элем. Вот откуда доносилась та музыка: на полу, скрестив ноги, сидела женщина с напяленным по самые брови цилиндром, явно снятым с какого-то писца, и с закрытыми глазами оживленно дудела в маленькую флейту.

…И сквозь все это безумие, едва переставляя ноги, освобожденные столь же неожиданно, как и он сам, навстречу Броуду шли его прежние наниматели – лорд и леди-губернатор Инглии. Он не сразу их узнал, хотя и был в стекляшках. Молодой Лев закинул правую руку на плечи жены, его изможденное, покрытое шрамами лицо было искажено болью. Он двигался судорожными рывками; его левая рука безвольно свисала вдоль туловища, штанина была закатана до культи. Савин одной рукой придерживала мужа, другой – свой раздувшийся живот; она тащилась вперед, сгорбившись, оскалив зубы. Из обмотанной бинтами головы торчали пучки темных волос.

Еще недавно этим двоим принадлежал весь мир. А теперь – взгляните на них.

– Броуд! – Савин крепко, до боли, вцепилась в его руку. Ее покрывшееся пятнами лицо блестело от пота. – Благодарение Судьбам, ты здесь!

Ее голос, дрожащий и срывающийся, заставил Броуда вспомнить ту охваченную ужасом бродяжку, которая умоляла его о помощи на баррикадах в Вальбеке.

Брок стоял, вцепившись ногтями в стену, чтобы не упасть.

– Что тут происходит, черт побери?

– Не знаю. Но это снаряжение… – Броуд кивком показал на одного из вооруженных людей и понизил голос: – Оно с вашего оружейного завода в Остенгорме.

Савин в мгновение ока сообразила то, что Броуду пришлось долго и мучительно складывать в голове.

– Ломатели захватили Агрионт? – прошептала она.

–  Что-о?  – выдавил ее муж.

– Лучше нам убираться отсюда, пока можем, – сказал Броуд. – Найти безопасное место.

Глаза Савин глянули из полутьмы, большие, испуганные и налитые кровью:

– Безопасное место? Разве такое есть?

На это у Броуда не было ответа. Он протянул Броку вторую руку – ту, что с татуировкой на тыльной стороне ладони. Было видно, как мучительно для лорда признавать, что ему нужна помощь. Но сейчас было не время для гордости.

Непростая задача – провести беременную женщину и одноногого мужчину через эту мельтешащую толпу спасателей и мародеров. За разбитыми двойными дверьми люди с гоготом переворачивали мебель, били стекла и швыряли в воздух пригоршни трепещущих бумаг.

– Здесь был кабинет моего отца, – прошептала Савин, когда они ковыляли мимо.

Вот в этой самой комнате всемогущий архилектор Глокта одним росчерком пера распоряжался жизнью и смертью людей… Да, поистине времена изменились.

– Маршал Бринт! – окликнул Брок. – Вы живы!

– Если это можно так назвать.

Седоволосого старика прижало толпой к стене. В нем, если приглядеться, еще можно было различить остатки военной выправки – где-то под грязным офицерским мундиром с сорванными знаками различия. Брок протянул ему руку для пожатия. Даже это было непростым делом, учитывая, что у Бринта рука была только одна, а у Брока только одна действовала.

– Меня арестовали еще до вашей высадки, – объяснил маршал. – Треклятый лорд Хайген выболтал им все, как только его схватили.

Брок покачал головой.

– Открытый совет… какой кучей бесполезных ублюдков они оказались!

– В самом деле, – выдавила Савин сквозь стиснутые зубы. – Кто бы мог подумать?

Они выбрались наружу, мигая на ярком дневном свете, и принялись спускаться по парадной лестнице Допросного дома. Ветер холодил лицо Броуда. Наверное, он должен был чувствовать облегчение, но толпа снаружи была еще безумнее, чем внутри, – все они орали и распевали песни, потрясали зажженными факелами, мечами и обломками мебели. Повсюду летали листы бумаги. Их нанесло по щиколотку, словно сугробы. Люди кидали их из окон целыми охапками, на милость ветра – вчерашние секреты, внезапно лишившиеся ценности. Повсюду воняло дымом. Человек с руками по локоть в крови хохотал и не мог остановиться. Броуд похолодел, осознав, что ублюдок с самодовольной ухмылкой в двух шагах от него держит в руках пику с насаженной на нее головой. Она была повернута затылком, так что он не видел лица. Ему вспомнилась Мусселия – мешок мерзких воспоминаний, который он надеялся никогда не развязывать.

– Это же Молодой Лев! – крикнул кто-то, и внезапно вокруг них начали скапливаться люди, протягивая руки к Лео. – Гляньте-ка! Это Лео дан Брок!

– Не может быть!

– Точно! Я видел его на параде, устроенном в его честь!

– А где его нога?

– Потерял в борьбе за свободу!

– Молодой Лев!

– Прошу вас! – Лео старался как-то удержать их своей здоровой рукой. – Позвольте…

– Он герой, черт подери!

Какой-то здоровяк позади Брока наклонился, и прежде чем кто-нибудь успел что-либо сделать, поднялся, держа Молодого Льва на своих плечах, так что тот оказался высоко в воздухе.

Кто-то принялся наигрывать на расстроенной скрипке военную мелодию – ту самую, под которую Броуд когда-то маршировал в Стирии. Кто-то плясал, кто-то отдавал салют, кто-то пытался дотронуться до культи Молодого Льва, словно это был какой-то гребаный талисман. Трудно сказать, был ли в этом какой-то реальный смысл, но, по всей видимости, теперь, когда их собственное восстание увенчалось успехом, неудачный мятеж Брока каким-то образом примешался к нему.

– Все еще преклоняетесь перед знатью?

Какой-то парень с густыми бровями, сросшимися на переносице, появился рядом, недружелюбно хмурясь.

– Мать твою растак, где твое достоинство? – набросился он на человека, который нес Брока. – Мы всю жизнь таскали этих мерзавцев на своих спинах! Разве теперь мы не все равны?

Броуд ощутил, как настроение толпы меняется. Кое-кто уже поглядывал на него с сомнением и на Савин тоже. Если они поймут, что перед ними дочь того самого человека, который замучил тысячи человек в том самом здании, что возвышается за их спинами…

– Подержите-ка, – Броуд сунул свои стекляшки Бринту, потом понял, что бывший маршал не может держать их и Савин одновременно. Тогда он засунул их Бринту в нагрудный карман и повернулся обратно к толпе, превратившейся в сплошное цветное пятно.

– Я был при Стоффенбеке! – рычал бровастый. – Не сражался он ни за какой народ! Все, что делал этот говнюк…

Кулак Броуда врезался в его расплывшееся лицо. Прежде чем он упал, Броуд ухватил его за ворот и врезал ему еще раз.

– Я тоже там был! Ты все врешь! – И Броуд ударил его еще раз. – Молодой Лев – настоящий герой , мать его растак! Отдал ногу и руку за свой народ!

Броуд уже давно не верил ни в каких героев, но людям, по всей видимости, по-прежнему нравилось это понятие. Он шмякнул бровастого об стену Допросного дома. Тот сполз и покатился по булыжнику, прижимая ладони к разбитому лицу.

– Молодой Лев! – проревел Бринт, выступая вперед с поднятым кулаком единственной руки.

В мгновение ока настроение людей переменилось в обратном направлении, и они снова разразились радостными воплями. Лео дан Брок бултыхался на плечах своего приплясывающего носителя, его культя торчала в воздухе, раненая рука беспомощно болталась.

– Хорошо бы как-то его снять, – сказал Броуд.

Савин покачала головой:

– У меня такое чувство, что для нас всех будет безопаснее, если он останется там.

– Вы действовали… быстро и решительно, – вполголоса сказал Бринт, вкладывая стекляшки Броуда в его ноющую ладонь. – Я вижу, вы были лестничником?

Броуд хмуро поглядел на свою татуировку, только сейчас обнаружив, что между двумя ободранными костяшками застрял маленький кусочек зуба.

– Ну да.

Скривившись, он вытащил зуб и щелчком отбросил прочь.

– В грядущие дни Союзу будут нужны такие люди, как вы, – произнес Бринт, наблюдая за толпой, радостно подбрасывающей Брока на своих плечах. – Кому-то придется наводить здесь порядок.

– Я нужен своей семье. Это все, что для меня важно.

– Несомненно, – отозвался Бринт. – Но… возможно, вы лучше всего послужите ей, служа здесь?

Броуд медленно зацепил свои стекла дужками за уши, аккуратно угнездил их в знакомой бороздке на переносице и издал глубокий вздох.

Он поклялся больше не ввязываться в неприятности, но вот проблема: неприятности находили его сами.