Онлайн чтение книги На гребнях волн We run the tides
7

В пятницу, слава богу, в школе укороченный день. Со мной по-прежнему никто не разговаривает. После обеда родители собираются в галерею: там будет аукцион, а после прием с коктейлями. Петру, дочку бывшей маминой начальницы, просят за мной присмотреть. Не то чтобы я в этом нуждалась, но после всех событий этой недели и учитывая, что после аукциона будет ужин и вернутся они поздно, – пусть, говорят они, Петра составит нам со Свеей компанию. Петре двадцать, у нее роскошная грива, черная как смоль; чаще всего она зачесывает волосы наверх и закалывает вместо шпилек китайскими палочками. Однажды я похвалила ее прическу; с тех пор на каждый день рождения она дарит мне китайские палочки. У меня их уже целая гора на полке в шкафу, рядом с мини-сейфом, где я храню деньги, заработанные присмотром за малышами.

К аукциону папа готовился целую неделю. Ему предстоит объявлять лоты, так что надо разработать голос. Последний аукцион был несколько месяцев назад, и с тех пор, говорит папа, у него «язык малость заржавел». Он сидит один в кабинете с молотком, громко называет разные номера, потом объявляет: «Один… два…» А дальше, где бы в доме я ни находилась, слышу грохот молотка и громовой папин возглас: «Продано!»

День выдался жаркий: среди осени в Сан-Франциско наконец явилось лето. Мама приезжает с работы раньше обычного, моет голову, укладывает волосы и красит ногти. Одевается во все белое – и мне приходится признать, что выглядит она великолепно. Папа с этим согласен.

– Ух ты! – говорит он, когда она спускается вниз. И любуется ею издалека, словно произведением искусства.

В 14.30 у задней двери появляется Петра; сегодня у нее в прическе розовые китайские палочки. На ней шорты и футболка с надписью «Твое желание». Мне приятно, что сегодня Петра видит маму в праздничном наряде. Обычно мама появляется перед ней только в домашнем или в рабочей одежде медсестры. Родители объясняют Петре, чем нас кормить (пастой) и когда они вернутся (после одиннадцати), а затем отбывают – в галерею им надо попасть заранее, проверить, все ли готово к вечернему мероприятию. Папа возвращается: он забыл молоток.

– Хорош бы я был, если бы уехал без него! – говорит он, и Петра улыбается в ответ. Как-то так улыбается, что у меня от этой улыбки всякий раз сжимается в груди, словно я еду в лифте, а он вдруг застревает между этажами.

– Как тебе кажется, моя мама сексапильная? – спрашиваю я.

– Хм… – отвечает Петра, и я немедленно жалею, что спросила. Проходит пять секунд. Пятнадцать. – Она очень хорошо выглядит, но сексапильной я бы ее не назвала.

– А в чем разница? – спрашиваю я.

– Ну, она красивая, но это не сексуальная красота, – отвечает Петра. По тону понятно, что себя-то она считает и красивой, и сексуальной.

Я скрываюсь от нее в гостиной. У всех комнат в нашем доме есть названия: гостиная, библиотека, фойе, нижний этаж (мы никогда не говорим «подвал»). Из окон гостиной видны улица и поток машин, направляющийся на пляж. Еще и трех часов нет – но, похоже, все сегодня ушли с работы пораньше, чтобы насладиться жарой.

– Пойдемте на море! – говорит из-за спины Петра.

И добавляет, что там мы обязательно встретим кого-нибудь из ее однокурсников по Беркли (Калифорнийский университет Беркли она называет «Кэл»). А мы не хотим кого-нибудь позвать с собой? Свея хочет: она позовет свою хмурую подружку.

– А ты никого не хочешь пригласить? – спрашивает Петра.

– Да ну их, – небрежно отвечаю я. – Надоели.

Петра пристально смотрит на меня.

Знает. Наверняка родители все ей рассказали – о том, что случилось в школе, о том, что со мной теперь никто не разговаривает. А им наверняка позвонили учителя.

Через несколько минут на машине с открытым верхом подъезжают угрюмая подружка Свеи и ее мама. Папы у нее нет, а мама веселая и энергичная, и сейчас, кажется, улыбается еще радостнее обычного – возможно, довольна тем, что хоть на несколько часов избавится от своей хмурой дочки. Может, она собралась на свидание?

– Пока! – кричит она нам и театрально машет рукой, словно с борта отплывающего теплохода.

Я натягиваю шорты и футболку «Эспри» – непривычное одеяние для похода на пляж. В наших краях для прогулок по берегу куда чаще приходится надевать свитера и теплые куртки.

– А купальники надеть не хотите? – спрашивает Петра меня, Свею и угрюмую подружку.

Мы отвечаем, что нет, не хотим.

– Ну а мой уже на мне! – сообщает Петра.

Это меня радует: значит, футболку с надписью «Твое желание» она на пляже снимет. А то представляю, какие эта футболка может вызвать комментарии!

Но когда мы приходим на пляж и Петра стаскивает футболку и шорты, я очень об этом жалею. Право, шорты могла бы и оставить! Лобковые волосы у нее черные, густые, кустистые, они приподнимают эластичную ткань бикини и распространяются из-под нее по бедрам дюйма на два, не меньше.

Петра замечает своих подруг из колледжа, обнимается со всеми, а потом они начинают перекидываться летающей тарелкой. Петра бегает и прыгает на глазах у загорающих, и мне кажется, что все смотрят на ее волосы на лобке. Я отворачиваюсь – и тут замечаю Марию Фабиолу. Она лезет вверх по утесу: я сразу узнаю ее гибкость и точные движения. За ней, куда более неуклюже, карабкается еще одна фигура, которую я не сразу узнаю. Потом понимаю: Лотта, новенькая из Голландии. Назавтра я приглашена к ней на день рождения с ночевкой – но звала она меня еще на прошлой неделе, до всей этой истории, так что теперь, скорее всего, приглашение отменилось. В Лотте пять футов семь дюймов, на ней ярко-красные шорты и оранжевая футболка. До сих пор я видела ее только в школьной форме, но в таком одеянии она куда больше похожа на голландку. Она ползет следом за Марией Фабиолой, отставая от нее футов на двадцать. Лотта выросла в равнинной стране, к скалам не привыкла: как же, должно быть, Марии Фабиоле с ней тяжело! Интересно, она по мне скучает?

Людей на пляже сегодня больше сотни – а обычно и троих не бывает. Вот типичный день на пляже: парочка пишет на песке свои имена и обводит их сердечком, да какой-нибудь одиночка, мужчина или женщина, задумчиво смотрит в море, размышляя о прошлом или о будущем. Но сегодня народу полно – и все только и смотрят друг на друга. Мужчины в тесных плавках, девушки в белых купальниках: сквозь ткань просвечивают темные соски. И среди них вьется Петра, картинно ловит в прыжке летающую тарелку и прячет у себя за спиной. Хочет, чтобы кто-нибудь попробовал отнять. Лучше всего – кто-нибудь из ее накачанных длинноволосых друзей-студентов.

Рядом со мной, сидя на полотенце, играют в карты Свея со своей угрюмой подружкой. На обеих цельные купальники: я смотрю на них, чтобы не смотреть на Петру, и мысленно хвалю их за правильный выбор. Потом прикрываю глаза и растягиваюсь ничком на песке. Солнце выглядывает из-за туч и начинает припекать мне спину.

Я погружаюсь в дремоту минут на десять, может, на пятнадцать. А когда открываю глаза, вижу, что я уже не одна. Рядом сидит, зарыв ноги в песок, Кит с Си-Вью-Террас. Даже сидя, он кажется высоким.

– Привет, – говорю я.

– Привет, – отвечает он. Глаза у него голубые, как два глобуса. – Проснулась?

Я сажусь. Петры нигде не видно; Свея и ее угрюмая подружка поднимаются по бетонным ступеням вверх – должно быть, идут в туалет, где вечно воняет тухлой рыбой.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я. Голос со сна звучит хрипловато, соблазнительно. Я не пытаюсь прочистить горло.

– Просто вышел проветриться. Посмотреть, на что похож наш пляж в пляжную погоду.

На нем шорты и белая серферская футболка, выцветшая и вытертая до полупрозрачности. Мягкая, должно быть.

– Я тоже, – говорю я.

Смотрю на его ноги, зарытые в песок по самые лодыжки. Я знаю, почему он прячет ступни. Медленно смахиваю с них песок. Поднимаю глаза, чтобы удостовериться, что он не против. На его длинном, вытянутом лице отражается боль, но он кивает – и я продолжаю раскапывать песок осторожными, нежными движениями, словно археолог, ищущий сокровище.

Никогда прежде я не видела его пальцев с перепонками. Только о них слышала. Из-за этих перепонок друзья – не слишком близкие – зовут его «Человеком-пауком». Близкие друзья так не делают – знают, что для него это не смешно. Я ожидаю увидеть что-то вроде утиных лап – но нет, просто широкие ступни, пальцы на которых наполовину соединены и разделяются примерно там, где начинается ноготь. Не знаю, что на меня находит, но я вдруг наклоняюсь и прохожусь по пальцам его ног губами, одним плавным движением, от второго пальца до мизинца. В рот набивается песок, но я его не выплевываю.

Потом поднимаю взгляд – и вижу, что в уголке одного из его голубых глаз блестит слеза.

– Это от солнца, – говорит он.

– Конечно, – отвечаю я, чтобы его не смущать. – А я забыла солнечные очки, представляешь?

– Не хочешь прогуляться? – спрашивает он.

Я встаю, и он поворачивается налево, но именно там я видела Марию Фабиолу и Лотту, так что показываю направо.

– Давай лучше туда, – говорю я.

По дороге мы натыкаемся на Петру – точнее, она врезается в нас.

– Привет, я Петра! – говорит она Киту.

– Ага, – отвечает он. Должно быть, решил, что это просто чересчур приветливая незнакомка.

– Петра – подруга нашей семьи, – объясняю я. – Она присматривает за моей сестрой.

– А-а! – говорит он. – А я Кит.

Кажется, он украдкой бросает взгляд вниз, на ее волосы, торчащие из-под купальника, и мне становится за нее неловко.

– Куда это вы? – спрашивает она.

– Через пять минут вернемся, – отвечаю я.

– Хм, ну ладно, – говорит она и задирает подбородок, словно хочет сказать: «Могла бы я сказать вам «развлекайтесь, детки», но так уж и быть, удержусь!»

Мы с Китом идем к утесам. На большом камне кто-то написал краской из баллончика: «КРА». Это тэг одной из местных подростковых банд. КРА означает «китаец, родившийся в Америке». Еще один тэг, который часто можно увидеть в нашем районе, – ННО, что значит «ничто не остановит» – девиз компании скейтбордистов. Для постороннего выглядит так, словно здесь конкурируют какие-то партии или службы новостей. Я показываю Киту, как, выждав миг, когда волна откатывается назад, перелезть через утес на соседний пляж. В нужный момент кричу: «Бежим!» – и мы оказываемся на другой стороне утеса прежде, чем волна разбивается о камни. Мощный вал, брызги белой пены на камнях – это зрелище так и просится на безвкусное масляное полотно. Мы стоим на вершине: не разговариваем, не касаемся друг друга, только шумно дышим в унисон. Потом, когда радостное возбуждение спадает, я показываю Киту, как перебежать обратно.

Вот мы и снова на основном пляже. Поодаль я замечаю Петру. Кит говорит, что ему пора домой.

– Ладно, – говорю я. – Увидимся.

– Увидимся, – отвечает он.

Я возвращаюсь к своему полотенцу, на котором спала, и вижу, что на песке с ним рядом написано слово «шлюха». Оглядываюсь – вокруг никого. Хочу стереть ругательство ладонью, но потом решаю, что не стоит. Пусть и у меня будет свой тэг.