Онлайн чтение книги Напоминание о нем Reminders of Him
4. Леджер

Я знаю, что делать, когда плачет ребенок, но что делать с плачущей взрослой женщиной, не в курсе. Так что я стараюсь держаться как можно дальше от нее, пока она пьет свой кофе.

С тех пор как она вошла сюда час назад, я узнал про нее немного, но одну вещь понял наверняка – она пришла не для того, чтобы с кем-то встретиться. Она пришла ради одиночества. За этот час к ней попытались подойти три человека, и она спровадила их, даже не поднимая на них взгляда.

Она молча допивает кофе. Только семь вечера, так что она вполне может перейти к крепким напиткам. Но я почему-то надеюсь, что она не станет. Я заинтригован, почему она пришла в бар и заказала то, что мы редко тут подаем, а потом отказала мужчинам, даже не взглянув на них.

Мы с Романом работаем тут вдвоем, пока не придут Мэри Энн и Рейзи. Бар понемногу наполняется, и я не могу уделять ей столько внимания, сколько хотел бы, то есть все. И я стараюсь быть везде и повсюду настолько, чтобы ей не показалось, что я постоянно кручусь рядом с ней.

Едва она допивает кофе, мне хочется спросить, что еще ей принести, но я заставляю ее просидеть над пустой чашкой добрых минут десять. А может, и все пятнадцать, до того как снова подхожу к ней.

Занимаясь своими делами, я исподтишка посматриваю на нее. Ее лицо кажется настоящим произведением искусства. Мне бы хотелось, чтобы ее портрет висел на стене где-нибудь в музее и я мог бы стоять и смотреть на него столько, сколько хочу. Но вместо этого я украдкой поглядываю в ее сторону, восхищаясь тем, насколько те же самые черты, что составляют все лица в мире, на ее лице выглядят гораздо лучше.

Люди редко приходят в бар в начале выходных так небрежно одетыми, но она совершенно не принарядилась. На ней выцветшая футболка и джинсы, но зеленый цвет настолько безупречно подчеркивает зелень ее глаз, словно она долго подыскивала футболку подходящего оттенка, хотя я совершенно уверен, что она вообще об этом не думала. Ее волосы темно-рыжие. Ровного, яркого цвета. Одной длины, точно до подбородка. Она то и дело запускает в них руку, и всякий раз, как это происходит, кажется, что она сейчас сложится пополам. И от этого мне хочется выйти из-за стойки, поднять ее со стула и обнять.

Что с ней?

Я не хочу знать.

Мне не нужно знать.

Я не встречаюсь с девушками, которые приходят в мой бар. Я дважды нарушал это правило, и дважды от этого получался один только геморрой.

Кроме того, есть в этой девушке нечто пугающее. Я не могу определить, что именно, но, когда я разговаривал с ней, слова застревали у меня в глотке. И не потому, что она так уж потрясла меня, нет, я ощущал нечто неуловимое, как будто мой мозг предупреждал меня не связываться с ней.

Красный флаг! Опасность! Отставить!

Но почему?

Когда я протягиваю руку за ее кружкой, мы встречаемся взглядами. Она сегодня больше ни на кого не посмотрела. Только на меня. Я должен бы быть польщен, но меня это пугает.

Я профессионально играю в футбол и владею баром, но меня испугал взгляд хорошенькой девушки. Это достойно описания в «Тиндере». Играет за «Бронко».

Владеет баром. Боится зрительных контактов.

– Что-нибудь еще? – спрашиваю я.

– Вина. Белого.

Не так легко владеть баром и оставаться трезвым. Я бы хотел, чтобы все были трезвыми, но мне нужны клиенты. Я наливаю бокал вина и ставлю перед ней.

Я остаюсь неподалеку, притворяясь, что вытираю стаканы, но они сухие, причем со вчерашнего дня. Я замечаю, как она медленно сглатывает, глядя на бокал, как будто ощущает неуверенность. Этого краткого мига колебания или сожаления хватает, чтобы я подумал, что у нее, наверное, проблемы с алкоголем. Я всегда могу сказать, что люди борются за трезвость, по тому, как они смотрят на свой стакан.

Алкоголикам трудно пить.

Но она не притрагивается к вину. Она понемногу пьет колу, пока та не заканчивается. Я протягиваю руку за пустым стаканом одновременно с ней.

Когда наши пальцы соприкасаются, я чувствую, будто у меня в груди застряло еще что-то, помимо слов. То ли несколько ударов сердца. То ли начинающееся извержение вулкана.

Она отдергивает свои пальцы от моих и опускает руки на колени. Я забираю у нее пустой стакан из-под колы и полный бокал вина, а она даже не поднимает взгляда, не спрашивает зачем. Только вздыхает, словно испытывает облегчение, что я убрал вино. Зачем тогда она его заказала?

Я снова наливаю ей колы и, пока она не смотрит, выливаю вино в раковину и споласкиваю бокал.

Она отпивает колы, но больше не поднимает на меня взгляда. Может, я огорчил ее.

Роман замечает, как я смотрю на нее, опирается локтем о стойку и спрашивает:

– Развод или смерть?

Роман любит угадывать, почему люди приходят в одиночестве и выглядят так, словно они не на своем месте. Но непохоже, что эта девушка пришла сюда из-за развода. Обычно женщины отмечают его, приходя в бар с толпой подруг, обмотанных лентами с надписью: «Бывшая жена».

Девушка выглядит печальной, но не настолько, чтобы это можно было назвать скорбью.

– Думаю, все же развод, – говорит Роман.

Я не отвечаю. Мне кажется неправильным угадывать причину ее печали, я надеюсь, что это не развод, не смерть и даже не неудачный день. Мне хочется ей только хорошего, потому что, кажется, ничего хорошего у нее давным-давно не бывало.

Занявшись другими посетителями, я перестаю смотреть на нее. Я делаю это, чтобы не мешать ей, но она пользуется этой возможностью, чтобы оставить на стойке деньги и ускользнуть.

Я несколько секунд смотрю на пустой барный стул и десятку чаевых. Она ушла, а я не знаю ее имени, ее истории, не знаю, увижу ли ее снова, и вот он я – бросаюсь через весь бар, насквозь, в главный выход, через который она только что вышла.

Когда я выбегаю на улицу, небо полыхает. Я прикрываю глаза ладонью, забыв, каким ярким бывает свет, если выйти из бара до наступления темноты.

Когда я замечаю ее, она оборачивается. Она стоит метрах в пяти от меня. Она не заслоняет глаз, потому что солнце светит за ее спиной, освещая ее голову, точно нимбом.

– Я оставила деньги на стойке, – говорит она.

– Знаю.

Мы молча смотрим друг на друга. Я не знаю, что сказать. Просто стою, как дурак.

– Тогда что?

– Ничего, – говорю я. Но тут же жалею, что не сказал: Все.

Она смотрит на меня. Я никогда так не делаю, я не должен так делать, но я знаю, что если дам ей уйти, то не смогу перестать думать о печальной девушке, оставившей мне десятку, хотя мне казалось, что она вообще не может позволить себе чаевые.

– Вы должны вернуться сюда в одиннадцать.

Я не даю ей шанса отказать мне, объяснить, почему она не сможет этого сделать. Я возвращаюсь в бар, надеясь, что мое требование заинтересует ее достаточно для того, чтобы она вернулась вечером.