Онлайн чтение книги Наследник Робинзона
ГЛАВА XVIII. Что означала надпись

— Ну, что же, дядюшка, решили вы свою задачу, додумались до того, что могут означать эти буквы?

— Мне кажется, что да, — ответил археолог, — вот что у меня получилось: I came in this island September 30-th 1659, — то есть я прибыл на этот остров сентября 30-го 1659 года. В сущности, недостает только нескольких букв… Это сущие пустяки…

Но господин Глоаген напрасно пояснял бы далее, так как Чандос стоял с широко раскрытыми глазами, разинутым ртом, с раскрасневшимися от волнения щеками.

— Как! неужели?.. Неужели это те самые слова, что вы сейчас сказали?..

— Да, я так полагаю… нет, я даже вполне уверен!

— Но, в таком случае… не остается ни малейшего сомнения… в таком случае мы можем безошибочно сказать, кто сделал эту надпись…

— Кто же?..

— Кто! Да неужели вы не догадываетесь? Сам Робинзон, сам славный, знаменитый Робинзон Крузо!..

«Мальчуган помешался!» — подумал господин Глоаген.

Чандос прочел эту мысль на лице дяди и возразил:

— Нет, дядя, я не лишился рассудка. Скажите мне, где вырыли этот столб, — там, на берегу, да? На южном берегу нашего треугольного острова длиной около пятнадцати лье, омываемого неизвестным, но сильным морским течением, — острова, на котором мы нашли несомненные следы былой европейской колонизации?.. да?.. ведь так?.. Так вот, читайте же… читайте, дядя!

И Чандос вытащил из кармана маленький разрозненный томик, том V старинного французского перевода «Робинзона Крузо», и, перелистав его привычной рукой, подал развернутую книжку господину Глоагену.

Тот прочел следующее:

«На том месте, где я вышел на берег, я воздвигнул большой столб со следующей надписью: „I came in this island sep. 30-th 1659“, то есть я прибыл на этот остров сентября 30-го 1659 года. На четырех гранях этого столба я отмечал каждый день зарубкой, а каждый воскресный день более длинной зарубкой, каждое же первое число каждого месяца еще более длинной зарубкой, и таким образом я вел свой календарь».

Господин Глоаген не верил своим глазам. Он несколько раз перечел эти строки, но положительно нельзя было дальше сомневаться — все, все решительно совпадало в данном случае. А между тем издавна принято считать личность Робинзона вымышленным героем. Быть может, это не более, как простое совпадение? Но в таком случае это почти невероятное совпадение! Тогда как нет ничего невозможного в том, что Робинзон

Крузо действительно существовал. Ведь и Трою с ее царем Приамом долгое время считали химерой и до раскопок Шлимана никто не хотел верить в ее существование. Все эти Кассандры и Агамемноны разве не считались плодами вымысла Гомера, а между тем теперь открыта могила этого Агамемнона и уборная Креза…

— Так что же, дядя?.. Что вы на это скажете? — не вытерпел наконец Чандос и прервал размышления господина Глоагена.

— Скажу, что такого рода вопросы не следует решать так, сгоряча, — надо искать новых доказательств, стараться удостовериться вполне.

— Но вы же допускаете возможность…

— Да, да… но пока не станем никому говорить об этом и будем вместе искать новых доказательств!

— О, мы найдем их! — воскликнул юноша, — только позвольте мне поделиться этим открытием с Флорри и Полем-Луи!

— Ну, хорошо, но пусть они сохранят это в тайне… не следует никогда подвергать себя насмешкам людей несведущих.

Но Чандос уже не слушал, он со всех ног побежал поделиться своей радостью с сестрой и Полем-Луи, которых он сумел заразить своим восторженным энтузиазмом.

Господин Глоаген тем временем с интересом стал читать маленький томик Дефо, оставшийся у него в руках. Действительно, описание острова, его климатические и физические условия, все вполне соответствовало тому, что они теперь имели перед собой.

Далее следовало описание жилища и его местоположение:

«Я избрал небольшую равнинку у подножия отвесной скалы, внизу которой было пещеровидное углубление, где я и раскинул свою палатку.

Прежде чем раскинуть здесь свою палатку, я обвел полукруг, имевший в диаметре от скалы до своей окружности около сорока локтей, и обсадил этот полукруг густой изгородью из толстых древесных стволов, часто посаженных в два ряда и переплетенных между собой канатами, добытыми мной от снастей корабля. Покончив с этим делом, я стал рыть глубже ход в естественной пещерке в скале. Таким образом у меня получилась своего рода возвышенная терраса от повысившейся почвы, а пещера, значительно увеличившаяся, должна была служить мне просторным погребом. Вскоре я заметил, что стволы, или столбы моей изгороди пустили корни и стали настоящими деревьями, столь густыми и непроницаемыми, что не было никакой возможности заметить, что за ними находится какое-либо жилье».

Прочитав это описание вслух Флорри и Чандосу, господин Глоаген сказал:

— Вы видите, друзья мои, как точно и подробно это описание. Итак, теперь весь вопрос сводится к тому, что, если мы найдем где-нибудь на этом острове следы жилья, соответствующие тому, как оно здесь описано, то остров этот, вне всякого сомнения, — остров некогда жившего здесь Робинзона Крузо; если же нет, то вопрос этот по-прежнему останется под сомнением.

— Да, но местность могла видоизмениться за это время! — заметил Чандос.

— Нет. Два века не такой срок, чтобы необитаемый остров невулканического происхождения мог сильно измениться, — мог разве только произойти какой-нибудь обвал, да и то вряд ли; во всяком случае, следует постараться найти это жилище или хотя бы только признаки его.

— Ну, так отправимся сейчас на поиски! — воскликнул Чандос, вооружаясь топором и заступом.

— Хорошо! — согласился господин Глоаген. — Я ничего не имею против.

Флорри пожелала также отправиться вместе с ними.

— Дядя, — сказал Чандос, — я давно хотел вас спросить, почему все древние развалины, города и другие памятники древности всегда находят под землей?

— Да потому, милый друг мой, что если бы они были на поверхности, то не было бы никакой надобности их находить, так как они и без того были бы на виду. А затем, объясняется это обстоятельство еще тем, что всякое покинутое жилище или город разрушаются под влиянием ветров, дождей и внешней температуры, и часть, обрушиваясь, образует известное наслоение почвы; пыль и наносные пески образуют дальнейшие наслоения, и так год за годом слой ложится за слоем, пока все это не занесется и не образуется род возвышенности, или холма, под которыми остаются погребенными эти остатки седой древности, грандиозные здания и нередко даже целые кварталы, целые города.

— Смотрите, ведь Кхаеджи тайком следит за нами! — сказал Чандос, — о, я его давно заметил…

— Это невыносимо! — воскликнула Флорри, — положительно нельзя сделать шага без того, чтобы этот человек не шел за нами по пятам!

— Я уже говорил ему об этом, но он неисправим, поэтому самое лучшее не обращать на него внимания.

Разговаривая таким образом, наши исследователи взошли на гору на противоположном конце залива Спасения, чтобы оттуда обозреть всю местность.

— Смотрите, это, должно быть, там! — крикнул Чандос. — Видите эту сплошную массу зелени, а над ней узкую полосу скалы, — это, вероятно, и есть та отвесная скала!

И, не дождавшись ответа, Чандос помчался со всех ног в указанном им направлении. Дядя и сестра его последовали за ним. Четверть часа спустя Чандос вернулся к ним навстречу весь красный, запыхавшийся.

— Да, да! Это оно и есть… Маленькая равнинка, покатая к морю, и отвесная стена скалы, и живая стена, или изгородь, из двойного ряда деревьев, все, все, как есть!.. Деревья такие громадные, что представляют собой сплошную стену, и если бы некоторые из них не погибли и не образовали бреши, то в ограду не было бы никакой возможности проникнуть… Пойдемте же, пойдемте скорее!..

И он опять побежал, не дожидаясь своих спутников. Минут десять спустя они достигли маленькой равнины.

Стоило только взглянуть, чтобы убедиться, что все здесь было именно так, как подробно описывалось в пятом томе «Робинзона Крузо». Вид этой местности, где великий отшельник провел в тяжелом одиночестве двадцать девять лет своей жизни, произвел на всех присутствующих сильное впечатление. Особенно растрогана была Флорри при мысли, что этот одинокий страдалец был ее близкий, родной, что она, его правнучка, стоит теперь на этом месте и припоминает все то, что пережил и испытал здесь этот знаменитый отшельник.

Тем временем Чандос успел уже осмотреть скалу и, к великому своему огорчению, должен был убедиться, что в скале не было ни малейшего признака пещеры или какого-либо углубления, о чем он и явился сообщить господину Глоагену. Но господина Глоагена не так легко было смутить. Вооружившись топором Чандоса, пробрался он в ту самую брешь, в которую пролезал этот мальчик, и обухом топора стал остукивать скалу, приблизительно в центре полукруга ограды.

И он не обманулся. После двух-трех ударов послышался пустой звук, и тогда господин Глоаген принялся изо всей силы работать топором, пока не прорубил довольно большого отверстия, вроде двери. За тонкой перегородкой из различных минеральных и растительных отбросов и мусора, скрепленных наносной почвой в течение многих лет, оказалась громадная черная дыра, или пещера, отчасти заваленная мусором, но с несомненными признаками того, что она была некогда обитаема: обрывки кожи, шкур, какой-то ткани, странной формы горшки, совершенно заплесневелые, виднелись везде по углам в полумраке этой пещеры.

Это было более чем достаточно, чтобы убедить всех в подлинности найденного на берегу столба, в правдивости истории Робинзона Крузо и реальном существовании этого героя.

Господин Глоаген и Чандос, выйдя из пещеры, вернулись к Флорри, ожидавшей их за оградой, и все трое отправились в обратный путь.

— Ну, теперь мы можем всем сказать о нашем открытии, не так ли, дядя?

— Хм!.. я тебе этого не рекомендую; при всякого рода открытиях необходима чрезвычайная осторожность: быть может, для нас будет особенно желательно сохранить наше открытие от любопытства некоторых невежественных людей; быть может, мы пожелаем приступить к раскопкам внутри пещеры, а нас могут в этом опередить совершенно неумелые люди.

— Да, да! Лучше мы сохраним все это дело в тайне, — согласился Чандос, — пусть только мы одни на свете знаем, где находится остров Робинзона…

— Но Полю-Луи все же можно сказать об этом! — заметила Флорри.

— Ну, да, конечно, раз уж ему известна наша тайна, но вместе с тем он вовсе не заслуживает этого, — сказал Чандос, — потому что никогда не хотел верить в нашу генеалогию.

— Было бы очень хорошо добыть еще больше таких доказательств, — заметил как бы про себя господин

Глоаген, — и тогда только сообщить об этом всем. Скажи, Чандос, разве в этой прекрасной книге не упоминается еще о каком-нибудь другом жилище Робинзона на этом острове? О какой-то так называемой мызе?

— О, то была простая палатка из звериных шкур, раскинутая под открытым небом. От той, конечно, не осталось и следа, но у него было еще третье убежище — чудесный грот, который он описывает так:

«Надо мной был высокий свод, вышиной около двадцати футов; я готов уверять, что на всем острове нет ничего более прекрасного и грандиозного, чем этот грот, или подземелье. Свет от двух свечей, которые я зажег, отражался в тысячах разных искр и блестках на стенах, и я, право, затрудняюсь сказать, были ли то алмазы или другие самоцветные камни, или же просто золото; полагаю, что последнее всего правдоподобнее. Словом, это был прелестный грот, какой только можно себе представить, хотя и совершенно темный. Пол его был ровный, усыпанный каким-то мелким рассыпчатым песком».

— Так вот, — воскликнул господин Глоаген, — скажем пока о нашем открытии одному только Полю-Луи, а сами станем разыскивать этот удивительный грот, и если мы его найдем, то даже самые завзятые скептики не сумеют опровергнуть нашего открытия.