Онлайн чтение книги Не дареный подарок. Морра
Глава вторая. Обживательная

– Э-э-эм, хазяин, а ты правда здесь живешь? Четвертый год живешь и не помер еще? – Опора подо мной зашевелилась, Илис пожал плечами. А я, потыкав его лапкой в щеку, сокрушенно призналась: – В лесу было лучше.

Вспомнила холодные мокрые дожди, что с силой пробивались сквозь листву, доставая до почвы даже под самыми ветвистыми и лиственными деревьями. Вспомнила запах сырости и гниения, и вечно мокрые лапы, и соврала с чистым сердцем:

– В лесу было уютнее.

Ночи, полные подозрительных звуков и голодного воя опасных хищников, вылились в мое привередливое:

– В лесу было спокойнее.

И притопнув задней лапой, безапелляционно заявила:

– И пахло приятно.

В коридорах огромного замка, что волей судьбы и щедростью хозяина добрые триста лет назад превратился в военную академию, гулял сквозняк, принося густой запах браги, разбавленный иногда едкими ароматами бальзамического состава и пота. Жуткая смесь.

– Это крыло мужского общежития. Здесь плохо, неуютно и постоянно чем-нибудь воняет.

Хозяин мне достался жестокий, не чувствующий тонкую женскую натуру. И тут совсем не важно, что эта тонкая натура в особенно голодные годы не брезговала падалью и объедками. И пару раз даже пыталась умыкнуть детенышей из плохо охраняемых норок. Я была поражена в самое сердце, но последней каплей стало уверенное:

– Со временем привыкнешь.

Сопровождаемое небрежным похлопыванием по голове.

– А сколько тебе тут учиться осталось?

Мой унылый вопрос вызвал негромкий смешок.

– Полтора года. У тебя будет много времени, чтобы обжиться, ушастая.

– Хватит звать меня ушастой!

Прижав уши к голове лапками, я угрожающе клацнула зубами на потянувшуюся ко мне руку Илиса, решившего вновь потрепать меня по макушке.

– Имени у тебя нет, – напомнил он, не убоявшись моих зубов и все же растрепав шерстку, – и как мне тебя звать, ты не знаешь.

– «Ушастая» мне не нравится.

Из-за двери, мимо которой мы проходили, раздалось приглушенное «БАБАХ!», потянуло паленой шерстью. Илис хмыкнул и никак не прокомментировал это происшествие. А я только сильнее вцепилась когтями в его куртку.

Возвращение с практики выдалось изматывающим. Сначала мой слишком самоуверенный хозяин полчаса препирался с лекарем, требуя, чтобы его отпустили на свободу. Потом все оставшееся до отправки в родную академию время выслушивал сочувственные речи однокурсников, что жалели его, такого бедного, насильно мною озадаченного, и предлагали по-тихому свернуть мне шею, раз он, такой жалостливый, не может. А потом найти тех, кто его мною одарил, и проделать с ними то же самое.

Сначала я пыталась покусать безмозглых советчиков, но хозяин не дал, потом просто шипела, изредка взрываясь низким, утробным рычанием, а под конец и вовсе отсиживалась за пазухой у посмеивающегося Илиса, не желая видеть мерзкие рожи его однокурсников.

Выбралась, только когда мы оказались в академии. И тут тоже порадоваться было нечему. Темно, холодно, гулко. Периодически кто-то орет, воет, визжит, и что-то где-то постоянно взрывается. Спокойно, тихо и относительно уютно стало лишь тогда, когда мы оказались в комнате. Небольшой, скудно обставленной, но чистой.

– Миленько.

Я деловито обнюхала все углы, героически победила паука, решившего обустроиться со всеми удобствами в углу, между ножкой стола и стеной, и, пока Илис копался в шкафу, готовясь к походу в душ, успела попрыгать на кровати. На кровати не прыгалось. Твердая, как доска, она не имела пружин и повторить трюк, что я изобразила в одном из номеров постоялого двора, в который забралась через окно на свет и вкусные запахи, у меня не получилось.

– Хазяин, нам нужна другая кровать!

– Зачем?

Стягивая через голову рубашку, он не мог видеть, с каким озабоченным видом я тыкала лапой в тонкий матрас.

– На ней же невозможно спать! Это издевательство! Это не-пе-да-го-гич-но, заставлять студентов спать на таких неудобных кон-струк-ци-ях… наверное.

Многие слова и речевые обороты я выучила, подслушивая разговоры, еще когда жила в городе. И о значении некоторых имела довольно смутное представление.

– Можешь на ней не спать, – великодушно разрешили мне.

– Но как же? – Спрыгнув на пол, я деловито подошла к полуголому двухметровому мужику, не чувствуя угрозы. – Где я тогда буду спать?

– На полу, – предложил он и уронил мне на голову свою грязную, пропахшую потом и дымом рубашку. Мне бы стоило помнить, что большой – не всегда умный, а чаще всего очень даже дурак. Вот как мой хозяин, например. Он вроде бы хороший, и за целый день я смогла убедиться в том, что быть чьей-то намного лучше, чем быть ничейной, но порой так его покусать хочется!

Я замерла, тихо прошипев:

– Сними ее.

Со мной случались неприятности и похуже грязной мужской рубашки, но это было раньше. До того, как у меня появился хозяин и билет в новую, сытную и спокойную жизнь. А тут – раз! – и грязная, вонючая тряпка на голове.

– Скоро вернусь. Не скучай.

Проигнорировав мое требование, он собрал все необходимое и ушел, закрыв за собой дверь. Ушел мыться, а меня оставил одну в незнакомой комнате, на полу, под этим.

Шансов на спасение у рубашки не было. Забыв про брезгливость, я растерзала ее, превратив в половую тряпку, а в завершение сделала то, о чем мечтала второй час.

К тому времени как чистый и довольный жизнью хозяин вернулся, на полу его ждала изодранная, едко пахнущая отходами жизнедеятельности горных рагр кучка моего недовольства. Получасовые скачки по комнате со страшными ругательствами и обещаниями оторвать мне хвост и открутить уши можно было считать приятным бонусом и наслаждаться погоней.

Как оказалось, когда тебя пытаются поймать, не планируя сожрать, а всего лишь обещая всякие страшные ужасы, которые в жизнь едва ли воплотятся, играть в догонялки очень даже весело.

– Ушастая, ты же оттуда все равно рано или поздно слезешь…

– Лучше поздно! – со знанием дела сообщила я.

Взлетев на шкаф, забилась в дальний угол, прижимаясь к стеночке, и со злорадством глядела на тянущуюся ко мне руку. Не доставал. Аж десять сантиметров не доставал. Я нашла себе надежное убежище. И это в первый же день!

– Ушастая! – рявкнул он.

– Неправда! – вякнула я.

Наступившая после этого тишина была полна искреннего удивления.

– А какая тогда? – после долгой паузы наконец-то спросил он.

– Голодная.

Скептическое фырканье было мне ответом.

– Холодная.

Озадаченная тишина.

– И нисчастнай-а-а-а! – взвыла не своим голосом, цапнув-таки задумавшегося о чем-то Илиса за указательный палец.

– Уй! – Рука тут же исчезла, а я, подползя к краю шкафа на пузе, имела счастье лицезреть озадаченного хозяина, задумчиво изучавшего свой покусанный палец. – Надеюсь, ты не ядовитая.

– Вот завтра и узнаем, – мстительно сообщила ему, любуясь нахмуренными бровями и поджатыми губами.

– Слезай, – велел он, позабыв про свое боевое ранение.

Даже немножечко обидно стало. Я ж его до крови укусила, мог бы подольше по этому поводу попереживать.

– Зачем?

– В столовую пойдем. Было бы неплохо пообедать. Раз мы и вчерашний ужин, и сегодняшний завтрак пропустили.

– И правильно, что пропустили, – услышав о том, что меня сейчас накормят, я бесстрашно спрыгнула на хозяйское плечо, – скармливать утром живым, исправно функционирующим организмам то, что осталось с вечера, – отвратительная привычка!

Меня ухватили за шкирку и быстро стянули с плеча, удерживая на уровне глаз:

– Портить чужую одежду тоже плохо.

– Ка-а-акую такую чужую? Это же была твоя рубашечка, а ты мой хазяин, и у нас с тобой все теперь общее. И кровать, и одежда… и тарелка! – Поджав задние лапки, я как можно жалобнее заглянула ему в глаза и сообщила: – И пузо пустое у нас одно на двоих.

Это была победа. На меня плюнули, пообещали в следующий раз уж точно так просто все не оставить и понесли вперед. К светлому будущему. К еде. В столовую.

* * *

Сидя на столе, перед тарелкой, наполненной жареным мясом, я мечтала о том, чтобы оказаться в лесу. И пускай они сами жрут это свое аппетитное, вкусно пахнущее, такое манящее мясо. Лучше быть голодной, зато не помятой.

Стоило нам появиться в столовой, как Илис привлек внимание одной грудастой девицы, а я – пары десятков ее разноразмерных соплеменниц. Меня щупали, тискали, дергали, пару раз сжали так, что чуть не придушили, и, не переставая верещать, называли прелестью, лисанькой, пусенькой и лапопулечкой.

Хозяин на эти издевательства смотрел со снисходительной улыбкой и обнимал свою белобрысую девицу. Предатель и гад, кажется, втайне надеялся, что меня сейчас придушат таким негуманным способом и он освободится от бесполезной нечисти.

А я выжила!

И теперь сидела перед тарелкой. Помятая, нервная, ненавидящая всех. В особенности белобрысую нахалку, что прижималась к моему хозяину, поглаживала его по плечу, на котором я совсем недавно сидела, и что-то увлеченно рассказывала.

Он слушал и ел. Я не слушала и не ела, я закипала.

Когда рядом громко поставили поднос, нервно подпрыгнула, вызвав смешки у присутствующих. От одного из соседних столов послышалось предложение «накапать бедной лисичке успокоительного».

Это было последней каплей. Я набросилась на мясо, с рычанием вгрызаясь в сочные куски и представляя на их месте вон ту рыженькую с холодными, но удивительно сильными руками, что чуть меня не придушила, ту темненькую, с тягой к заячьим хвостам, и того смуглого шутника, что предлагал скормить меня какой-нибудь нормальной хищной высшей нечисти и посмотреть, перейдет ли моя привязка на нее.

– Ого! – Рыжий, что так небрежно и громко присоединился к трапезе, с уважением смотрел на быстро пустеющую тарелку. – Знаешь, Илис, я был неправ. Если ее поднатаскать и долго не кормить, она всех врагов просто съест.

– Тайс, не говори глупостей. Разве может такая маленькая прелесть, – засюсюкала белобрысая, протягивая руку ко мне, – кого-нибудь обидеть? Она же такая пушистая милаха.

Я поперхнулась, рыжий фыркнул, а Илис со знанием дела предостерег свою безголовую подругу:

– Поверь мне, Ная, она не милая и не прелестная.

– Йа опафная нечисть, – грозно прошамкала с набитой пастью, враждебно глядя на девушку.

Всерьез меня никто не воспринял. Все умилялись моему аппетиту, встопорщенной шерстке и гневному сопению.

* * *

Илис спал. Тихонечко дышал, уткнувшись носом в подушку, и ничего вокруг не слышал. И пока меня никто не видел, не контролировал и не поучал, я решила провести разведку. В конце концов, мне теперь здесь жить, это теперь мой дом родной, и его неплохо было бы изучить.

Закрытую дверь преодолела легко и быстро. Едва слышный хлопок – и я уже в коридоре. Всем хороши эти перемещения, а если бы еще и беззвучными оказались, я стала бы совсем неуловимой. Но мне не повезло. Дар оказался немного дефектным.

Ночной коридор стал еще более неприятным местом, чем утренний. Холодный и темный, он пугал тихими копошащимися звуками и странным эхом. Вжимая голову в плечи, я как можно тише цокала когтями по камню, обследуя коридоры. Нашла мужскую душевую, по запаху определила, где находится туалет, по звукам догадалась, в каких комнатах не спят, чуть не довела до сердечного приступа какого-то нервного первокурсника, засидевшегося в библиотеке, и в итоге нашла кухню. Центр всей академии, самое лучшее, самое нужное, самое замечательное место в замке. Здесь было намного теплее, чем в продуваемых всеми ветрами коридорах, и вкусно пахло едой.

Замерев у порога, я несколько секунд просто вдыхала запахи, блаженно жмурясь и поджимая передние лапы. Удивительное, упоительное, ни с чем не сравнимое чувство накрыло меня с головой. Если бы сейчас на глаза показалась та парочка, что поймала меня и привязала к хозяину, я бы их расцеловала от переполняющих меня чувств. Такого подарка от судьбы и двух наглых идиотов я просто не ожидала.

Столовая была темна и безлюдна, кухня, в общем-то, тоже, хотя и далеко не тиха. Мелкая тощая нечисть в количестве штук двадцати копошилась у плиты, стола и ящичков с приправами. Одни быстро подготавливали тесто для утренней выпечки, другие разогревали воду для чьего-то позднего чая, мыли последние грязные тарелки и звенели кастрюлями. В помещении было весело, громко и как-то суетливо, но стоило переступить порог, как наступила звенящая тишина.

Все слаженно уставились на меня, замерев в самых неожиданных позах.

– Ве-е-ечер добрый? – полувопросительно протянула я, прижав уши.

– Нечисть, – проговорил тощий, намывавший до моего появления тарелку.

– Илистара, – подтвердил тот, что готовил чай.

– Бродит по академии без хозяина, – сурово заметил вымешивающий тесто.

– Кушать хочешь? – с дружелюбной улыбкой на темненькой мордочке поинтересовался один из вытиравших стол.

– Да-а-а, – соврала нервно, хотя в животе места после сытного ужина не было. Привыкшая голодать, каждый раз я ела как в последний, наедаясь впрок.

– Пирожки остались. С-с-сладкие. С вареньем и творогом. И чай, – слаженно, в строгом порядке проговорили они, чтобы вместе устрашающе спросить: – БУДЕШЬ?

– Да-а-а.

Нечисть оказалась подчиненными, но не сильно от этого страдающими натовиками, которых пристроили на кухню, как в самое теплое и безопасное место.

Они кормили кадетов, а кадеты кормили их. Призрачная нечисть от обычной отличается многим. Начиная от количества быстроразвивающихся разумных особей и заканчивая способом питания. Призрачная развивается быстрее и легче и питается исключительно эмоциями, не приемля обычную пищу и не требуя магической энергии.

Я обычную пищу очень даже ела, каким-то чудом умудрилась запихать в себя два пирожка и страдала над третьим, не имея возможности его съесть и не находя сил побороть природную жадность и оставить выпечку в покое.

Натовик, что принес мне пирожки и чай, с опаской подобрался ближе и, шалея от собственной смелости, погладил мой пушистый бок. Я напряглась, готовая, если понадобится, бежать куда глаза глядят, спасая свою жизнь. Тело еще помнило устрашающую силу нежных девичьих ручек и повторения не хотело.

Нечисть гладила аккуратно, с опаской, готовясь в любое мгновение отдернуть лапу, и я расслабилась.

Заметив, что покусившемуся на мои меха натовику я голову не отгрызла, остальные осмелели и через минуту меня наглаживали все, позабыв о работе и весело переговариваясь. А я блаженствовала. За все десять лет жизни меня еще ни разу так не гладили. Прямо вот чтобы аж до желания помурлыкать и подставить мягкое брюхо.

Даже в пушистом детстве, когда я целых два года жила в доме в качестве питомца шестилетней дочери купца, меня обычно гладили так, что шкура готова была сползти, а шерсть вылезала клочьями.

– За ушком, – неразборчиво промурлыкала я, растекаясь по столу, – за ушком тоже почешите.

– Мягонькая, – с нежностью сказал один, выполняя мою просьбу и с энтузиазмом начесывая за ухом.

– Пушистенькая, – поддержал тот, что мял мою левую лапу.

– Тепленькая.

– И пахнет лесом, – продолжала осыпать меня комплиментами эта замечательная нечисть.

– Как интересно. Неучтенная нечисть на территории академии, – раздался от двери приятный сильный голос, от которого по позвоночнику побежали морозные мурашки, а натовики удивительно слаженно растворились в воздухе. Я не успела даже моргнуть, как осталась на кухне одна. Только я, чашка недопитого чая, недоеденный пирожок и неизвестный мужик подозрительной наружности. Подозрительной, но очень знакомой.

– Подчиненная нечисть, – на его плечо опустилась огромная сова, – аппетитная.

– Здра-а-а-а… – протянула я сипло, мечтая куда-нибудь исчезнуть.

Капская сова находилась в нескольких метрах от меня. Настоящая, живая, огромная сова, для которой я – деликатес.

Тело сковал ледяной страх, больно покалывая сведенные судорогой мышцы. Сов я боялась больше илистых котов, варсов или волков. Они являлись нашими природными врагами и, в отличие от тех же варсов, гнездились в горах. Близкое знакомство с совами в далеком детстве оставило неизгладимый след в моей памяти и заставляло сейчас мелко дрожать. Примерзнув к столу, я с ужасом смотрела на приближающегося ко мне незнакомца.

Огромный хмурый дядька с подозрительно знакомыми темными волосами и синими глазами подошел, с любопытством изучая замершую посреди стола нечисть. У этого мрачного типа виски были тронуты легкой сединой, а между бровей залегла глубокая морщинка, но хозяина он мне все равно напомнил, чем окончательно деморализовал.

– Видимо, напрасно я ждал чай, – усмехнулся он, поднимая меня в воздух. Если бы не сова на его плече, я бы этого даже не испугалась. В отличие от всех остальных, он перехватил меня под лапками, что было значительно комфортнее. Остальные почему-то предпочитали таскать за шкирку или за лапы.

– Вы-вы-вазьмите этот. Он еще не остыл, – прошептала я, чувствуя, как предательски дрожат задние лапы.

– Поразительная наглость!

Сова нахохлилась. Ее огромные, острые когти с жутким звуком скребли по темной ткани камзола.

– Где твой хозяин? – допивать мой чай он не стал и внимания на свою крылатую нечисть не обратил.

– С-с-с-спит…

– Тогда что ты делаешь здесь? – подозрительно осведомилась сова. Рыжие глаза смотрели голодно. Я не выдержала и повела себя так, как всякая доведенная до ручки нечисть. Неадекватно то есть.

Не ответив на заданный вопрос, с угрюмой решимостью извернулась, вцепившись зубами в удерживающую меня руку и, утробно рыча, с остервенением закогтила вражескую ладонь.

Незнакомец, тихо ругаясь, уронил меня на стол, прямо в тарелку с последним пирожком. Не раздумывая ни секунды, я бросилась к стене, старательно игнорируя шелест крыльев за спиной.

Соскочив со стола на пол, чудом избежала встречи с острыми птичьими когтями и уже у самой стены исчезла с легкий хлопком. Клекота обиженной птицы я не услышала. Я летела вперед, не чувствуя лап.

Чуть не врезавшись в дверь, ведущую в хозяйскую комнату, в последнее мгновение успела переместиться и, тихо скуля, взлетела на кровать, забравшись под одеяло и прижавшись к горячему боку хозяина.

– Ушастая, если не успокоишься, завтра ночевать будешь на полу, – проворчал он, поворачиваясь спиной ко мне. Бесчувственный гад, вместо того, чтобы пожалеть, жестоко угрожал и без того запуганной мне.

– Хазя-я-яин, хазя-я-яин… Я же хорошая? – Потрогав лапой широкую спину, решительно забралась на него и заныла, требовательно ткнувшись холодным носом в шею: – Хорошая же?

– Хорошая, – сонно пробормотал он, вяло потребовав: – Отстань.

– И ты меня никому не отдашь?

После знакомства с совой возникли вполне законные опасения, что меня могут захотеть употребить в пищу, и единственным, кто мог этому помешать, был Илис.

– Не отдам, – со вздохом согласился он, за лапу стянув меня с себя и прижимая к груди, – кому еще ты такая нужна?

И вроде бы гадость сказал, оскорбил и вообще нахал, но мне даже дышать стало легче. Удобнее устроившись в его руках, деловито поинтересовалась:

– И обижать никому не позволишь?

– Не позволю, – покладисто согласился он, надеясь, что я наконец-то оставлю его в покое и он снова сможет уснуть.

Но был у меня еще один вопрос. Последний:

– И съесть не дашь?

– Ушастая, я скорее сам тебя съем, – огрызнулся он, недовольно приоткрыв глаз.

– Но другим не дашь? – дотошно уточнила я, решив для себя, что лучше пускай меня ест любимый хозяин, чем какая-то чужая сова.

– Нет, – раздраженно подтвердил Илис.

Разбуженный, лохматый и немного помятый, хозяин вернул мне душевный покой и оптимистичный настрой. Сова могла лопать свои перья, в ее меню горной рагры не значилось.