Онлайн чтение книги Нечеловек
Глава 3

Дорога до дачного кооператива «Садовод» заняла чуть больше сорока минут. У Максима было время подумать о вчерашнем происшествии, все взвесить. И когда Макс остановил зеленую «пятерку» у гофрированного забора, он окончательно укрепился в мысли, что погорячился вчера и нет ему, окаянному, прощения. То же самое сказал и Олег. Друг называется.

Максим заглушил двигатель и вышел из машины. Калитка была приоткрыта. Через образовавшуюся щель был виден край дома. У стены стояли тяпки.

– Эй, красавцы! – позвал Максим.

Он прошел по гравийной дорожке. Мелкие камни шуршали под ногами. Взял в руки тяпку. Лезвия были чистыми. С трудом верилось, что горе-работники после прополки вымыли их. Они лиц-то не моют, не то что… Макс догадался, в чем дело.

– Эй, Тамара! – еще раз позвал он.

Подошел к двери. Большой амбарный замок был цел. Максим обошел дом – его догадки подтвердились. Легкий ветерок приглаживал верхушки почти метровых сорняков.

«Пропали тещины кровные денежки».

В огород идти не было смысла, Максим развернулся и пошел к машине. Пока шел, набрал номер тещи. Послушал и нажал отбой. Абонент – не абонент.

Максим сел на водительское сиденье и положил голову на руль.

«Уроды! Они и не думали работать. Залили глаза и… А может, спят на какой-нибудь даче? – Макс поднял голову. – Да и черт с ними!» Завел двигатель, и зеленая черепаха покатила к трассе.

Приехал Макс домой в начале восьмого. Вошел в квартиру, повесил ключи от машины на крючок у зеркала и сел на тумбочку для обуви. Черт знает, что за выходные!

На кухне что-то скворчало – Анжела готовила ужин. С цианидом. Есть за что. Максим встал и столкнулся с Ниной Федоровной.

– Ой, Максим? А что это ты в темноте?

– Я это…

– Это он здесь совесть свою ищет. – Из кухни вышла Анжела в красном переднике.

Сейчас начнут прессовать.

– Да ладно тебе, Анжелочка. Ты бы мужа накормила вначале.

Теща удивила Макса, а вот Анжела не сдавалась.

– Пусть теперь сам себя кормит, а с завтрашнего дня еще и меня. – Зашла на кухню и продолжила оттуда: – По его милости я могу остаться без работы.

– Ну что, Максим, – прошептала Нина Федоровна. – Как там Тамарка со своим хахалем, управились?

– Даже раньше, чем вы думаете.

– Молодец. Надо же, подруга…

– Они ушли оттуда, едва мы отъехали.

Максим вошел в ванную. Когда он выключил воду и поднял голову, за его спиной в зеркале появилась теща.

– Максим, я что-то не поняла. Они что, ничего не сделали?

– Даже тяпок не испачкали.

– Вот суки! – Женщина развернулась и пошла в кухню.

Они сидели за столом. Макс ел отбивную, фаршированную грибами. Проголодался за целый день – кроме заварного пирожного, во рту ничего не было. Съев последний кусок, глянул на сковороду. Добавки попросить постеснялся (ввиду сложившихся обстоятельств). Анжела улыбнулась, заметив его неловкость.

– Съешь еще, Отелло. – Взяла его тарелку и положила еще две отбивные.

Нина Федоровна сидела молча, теребила в руках салфетку и наблюдала за этим действом.

– Мама, ну успокойся. Ну, обманули. Главное – все живы и здоровы. – Анжела обняла мать за плечо.

– Тысяча рублей. Тысяча, – проговорила Нина Федоровна.

Максим сначала подумал, что ему послышалось. Тысяча рублей за прополку трех соток в регионе, где средняя зарплата меньше, чем общепринятый минимальный оклад? Он поперхнулся. Прокашлявшись, спросил:

– Тысячу? – Получил утвердительный ответ. – Щедрая вы женщина, Нина Федоровна.

Сказал – и продолжил трапезу. Отрезал кусок и положил в рот. Медленно прожевал. Потом проглотил. А внутри клокотало. Внутри был ураган.

«Тысячу рублей! Тысячу! Да знай я об этом, я б там и остался. Они б у меня посадили, пропололи и собрали урожай за день! И все это за тысячу рублей!»

– Это и все, что ты можешь сказать? – не унималась щедрая теща.

Макс перестал жевать.

– Деньги им на похороны, – тихо сказал он, не выказав внутренней агрессии. Сказал и забыл.

* * *

«Сука! Какая же ты сука!»

Андрюха Ткаченко вывалился из покосившегося сортира и, застегивая ширинку, засеменил к дому. Он матерился, то и дело натыкаясь в темноте на какие-то препятствия, но не это так раздосадовало мужчину. Просто он решил справить малую нужду, мать ее! Поссать! А оно ни в какую. Вот Андрюха и закрылся в сортире, чтобы разглядеть, в чем загвоздка. Разглядел, бля! Его пенис даже во время эрекции не имел таких размеров. Опухший, он был похож на переваренную сардельку.

«Трипак! Чертова шлюха заразила меня долбаным трипаком!»

Если до того, как он вошел в покосившуюся коробку туалета, у него и были колебания по поводу заразы, притаившейся у него в штанах, то, когда он начал мочиться, никаких сомнений уже не оставалось. Трипак! Андрюха почувствовал сильную резь. Ему показалось, что кто-то воткнул ему в мочеиспускательный канал раскаленный гвоздь. Но по мере убывания горячей струи гвоздь остывал, вызывая нестерпимый зуд как внутри члена, так и снаружи.

«Сука!»

Трихомоноз или гонорея, сифилис или СПИД – один хер. Для Андрюхи все болезни, занесенные от баб (что все венерические заболевания от баб, он не сомневался), были трипаком.

«Наградила, сука! Но когда?! Неужели по пьянке пригрелся? Сука! Ну, я тебе сейчас устрою! Ты у меня на карачках ползать будешь! Ты меня умолять будешь!»

С этими словами Андрюха влетел в дом. Женщина сидела у стола, подперев голову рукой. Когда дверь ударилась о стену, Тамарка подняла мутный взгляд, вздохнула и вновь опустила. Старенький кассетник «Весна» надрывался голосом Аллегровой. «Все мы, бабы, стервы», – тянул магнитофон. Ему первому и досталось. Разъяренный Андрюха смахнул «Весну» с трехногого табурета. Аппарат упал на пол и замолчал. Женщина встрепенулась, оживилась, почувствовав, что вот он, тот шанс, доказать этим козлам-мужикам, что бабы на самом деле стервы. И, не дав раскрыть рот Андрюхе, заорала:

– Ах ты, мудак! У тебя что, повылазило?! Или ты мозги высрал?!

Мужчина, поняв, что не сможет сказать и слова, пока трещотка жены в действии, подошел ближе и со всего размаха ударил кулаком в лицо женщины. Тамарка упала. Матрас с желтыми разводами смягчил падение. Кровь наполнила рот. Она хотела что-то сказать, но не смогла.

Андрюха подошел к ней и спустил штаны.

– Вот, посмотри!

Женщина отодвинулась к стене, сплюнула кровь.

– Что ты мне здесь своим хером тычешь?

– Сука! Это ты меня наградила! – захлебываясь яростью, заорал Андрей.

– Ты что, дурак?! Мы с тобой уже полгода не спим даже на одном матрасе. – Тамара сплюнула.

– Ты мне, тварина, зубы не заговаривай! – Андрюха ударил жену еще раз.

Он бил и бил, пока женщина не потеряла сознание. Подтянул свалившиеся штаны и пошел к столу. Налил водки, выпил и посмотрел на Тамару – она не шевелилась.

«Ничего, оклемается. Я ей, сучке, еще поддам. Не спали мы с ней рядом! Я тебе покажу – не спали!»

Он взял из жестяной банки, служащей пепельницей, окурок и подкурил. Андрюху клонило в сон. Устал. Затянувшись в последний раз, он откинул окурок в сторону пепельницы. Бычок ударился о край консервной банки и упал на тряпку. Андрюха лег рядом с неверной женой и через мгновение захрапел.

Тряпка на столе начала тлеть.

Тамарка очнулась от едкого дыма. Рядом лежал Андрей с проломленной головой. Кругом дым, из которого вырывались языки пламени. Она попробовала подняться, но не смогла. Балка, которая разбила голову ее мужу, придавила и Тамарку. Вдруг она увидела, что в огне стоит человек.

– Помогите! – прохрипела Тамара.

Человек приблизился. И перед тем как дым скрыл лицо молодого мужчины, Тамара поняла, кто это. Это был зять Нинки. Нины Федоровны.

«Не надо было нам их обманывать».

– Прости-и… – Последний вопль Тамары Ткаченко заглушил грохот обвалившейся крыши.

* * *

Максим очень любил бабушкины пирожки, поэтому хотел успеть к ужину вовремя. Бабушка всегда пекла пирожки с двумя видами начинки – яичной и капустной. Максиму больше нравились с капустой. И когда они были еще горячими, он с легкостью находил свои любимые по запаху.

Уже с порога он заметил: что-то не так. Родителей не было видно. Может, уехали в город, а может…

«Они меня бросили!»

Но испуг стать забытым родителями сменился новым чувством, близким к паническому ужасу. Максим испытал подобное только однажды, когда они с мамой были на похоронах: ему все время казалось, что мертвец следит за ним из гроба. Бабушка была жива, но следила за ним не хуже, чем тот мертвец. Она стояла у русской печи и, улыбаясь, смотрела на него. Мальчик замер, не решаясь войти в кухню. Несмотря на то что печь была растоплена, пирожками в доме даже и не пахло.

– Максим, внучок, иди ко мне. – Бабушка расставила руки, призывая внука обняться.

На мгновение Максиму показалось, что у женщины не руки, а когтистые лапы хищной птицы.

– Ну, иди же, Максик.

Нет, руки как руки. Максиму стало стыдно за плохие мысли о бабушке. Он мотнул головой, отгоняя плохие мысли, и пошел к бабуле. Но одна уж совсем нехорошая мысль не ушла, она засела глубоко в сознании. Мальчик подумал, что бабушка своими пирожками заманила его в ловушку и теперь хочет убить. Да нет же! Они обнялись, Максим уткнулся лицом в цветастый передник. От фартука пахло выпечкой, вареными яйцами и жареной капустой. Был еще какой-то запах, едва уловимый, но Максим не смог понять, что это так пахнет.

– Бабуль, а где пирожки? – Мальчик поднял голову и посмотрел бабушке в глаза. Она отвернулась.

– В печи, – ответила она. – А хочешь достать их сам?

– Конечно, бабуля! – воскликнул Максим и подбежал к полукруглому зеву. – А как?

– Очень просто, встань на табуретку и залезь на припечек…

Несмотря на то что рядом стояла его родная бабушка, происходящее напомнило Максиму одну сказку, где Баба Яга уговаривает сесть детей на лопату. Он посмотрел на бабулю и остолбенел. Она и была той самой Бабой Ягой. Горб на спине чудовища торчал так, словно кто-то еще украдкой поглядывал на Максима из-за головы старухи. Колдунья была замотана в лохмотья, из-под сбившегося набок платка торчали жесткие седые волосы, крючковатый нос свисал над ухмыляющимся ртом.

– Лезь! – приказала ведьма, схватила своими когтистыми лапами мальчика и запихнула в чело.

Жар. Невыносимый жар окутал все тело, но паники не было. Ее не было, даже когда вспыхнули волосы. И тут Максим понял, чем еще пахло от бабушкиного фартука. Горелым мясом. Мальчик открыл рот (теперь стало горячо и внутри) и закричал…

…Макс проснулся. Встал и прошел в кухню. Не включая света, попил воды и подошел к окну. Запах горелого мяса был едва уловим, а горький привкус гари пропал совсем. Странный сон. Будто его хотели сжечь? На костре? Он не мог вспомнить. Но Макс все чувствовал. Как бы это ни странно звучало, он чувствовал жар пламени и запах дыма. Максим потрогал кожу на руке. Боль, слабая, будто он обгорел на солнце. Чушь какая-то! Не могут сны быть такими реалистичными.

Максим пошел в ванную и умылся. Липкое чувство чего-то ужасного обволокло все его тело. Чувство чего-то, что совершил он. Он сам!

* * *

– А я тебе говорю, это все он! – сказал Станислав Владимирович. Елена Аркадьевна села на стул у плиты и заплакала.

– Тише, он тебя услышит. Как может девятилетний мальчик уби… – женщина осеклась. – Заставить кошку утопить котят?!

– Не знаю! Не знаю! Именно поэтому мне страшно. – Мужчина сделал паузу. – Я боюсь находиться с ним в одной комнате… – Станислав Владимирович шептал: – В одном доме…

Елена почувствовала страх. И причина этому – не только резкий переход мужа с истерического крика на шепот. Она вспомнила тяжелый взгляд сына. Совсем недетский взгляд. Елена оглянулась. Кроме нее и Станислава, в кухне никого не было. Мать пошла к соседке, а Максима уложили спать.

– Мне кажется, – снова шепотом произнес Станислав Владимирович, – и эти мальчишки – его рук дело.

Неделю назад пропали три мальчика. Вчера их нашли в лесу. Растерзанных.

«Что-то происходит с нашим малышом. Вместо того чтобы помочь ему, мы отстранились от него. Сидим на кухне и шепчемся. Мы боимся собственного сына», – подумала Елена Аркадьевна.

– Я боюсь собственного сына, – произнес Станислав, будто прочитал мысли жены, и посмотрел на дверь. – Мне все время кажется, что он за нами наблюдает. Он все слышит.

Елена заплакала.

– Стасик, что же нам делать?

– Не знаю. Может, давай пока оставим его здесь?

Елена подняла мокрые от слез глаза на мужа.

– Но он же наш сын…

– Да, да, черт возьми! Единственное, что мы знаем, так это то, что он наш сын. Что с ним такое?! Мне иногда кажется, что он может испепелить меня взглядом! Понимаешь? Он может нас убить! Убить! Не знаю как, но он может.

– Что ты заладил – знаю, не знаю? Надо как-то ему помочь.

– Кто бы нам помог…

– Нам надо отвезти его к врачу, – утерев слезы, твердо сказала Елена Аркадьевна.

– К какому врачу? К педиатру? К психиатру? К какому?!

Женщина снова заплакала. Станислав подошел к жене, встал на колено и взял ее за плечи.

– Леночка, давай сегодня поедем в город, а завтра с утра двинем в поликлинику и найдем какого-нибудь врача для Максика. Но только сейчас давай оставим его здесь. Он неплохо ладит с бабулей, а?

Елена, вздохнув, кивнула.

– Только маму дождемся и поедем.

* * *

Максим вышел из подъезда, поежился и пошел к остановке. Через десять минут он сидел в полумраке автобуса. На улице уже рассвело, но в забитые фанерой окна старенького «пазика» солнечные лучи не попадали. Хорошо хоть лобовое стекло было прозрачным. Другого ожидать и не приходилось. Предприятие доживало последние дни. Рабочий транспорт – без окон, без дверей. Инструмент, перемотанный липнущей к рукам изолентой. Ну и, конечно же, заработная плата не намного больше, чем минимальная по стране. Поэтому транспорт и люди дохаживали свое на этом предприятии, не заботясь о внешнем виде.

Четыре рваных динамика выкрикивали «Черные глаза». Максим сел у окна, уперся головой в фанеру и закрыл глаза. Из-за кошмара ночью не удалось поспать. Ночной кошмар? А был ли он вообще? Макс ничего не помнил. По крайней мере, визуальных ощущений как и не было. А вот чувства обоняния и осязания были на высоте. Макс даже подумал, что уснул с зажженной сигаретой. Потом опомнился – он не курил уже полгода.

«Что это? Предвестие беды? Опухоль мозга? Или разыгравшееся воображение? Конечно, последнее здесь ни при чем. Но уж лучше свалить все на фантазию, чем осознать, что твой мозг пожирается какой-то опухолью».

Какое-то ощущение (дежавю?), что он уже чувствовал что-то подобное. Детство? Да, возможно. Когда-то в далеком детстве он ощущал то же самое.

В детстве… Макс открыл глаза. Воспоминания нахлынули на парня.

Что он тогда почувствовал? Что?!

* * *

Пожилая женщина следила за удаляющимися габаритными огнями автомобиля зятя. Когда они скрылись из вида, Антонина Львовна закрыла за собой калитку и пошла к дому.

У него есть Сила. У Максика есть эта проклятая Сила. Такая же, как и у его прадеда, ее отца. Она-то и сгубила молодого мужчину. Он умер в возрасте тридцати шести лет. Тринадцатилетняя Тоня сидела возле него в ту ночь. Отец выглядел жутко, будто мумия. Ей казалось, что он уже умер; но что-то страшное, поселившееся в нем, еще заставляло его двигаться. Перед тем как умереть, он проскрипел:

– От отца к сыну…

Теперь Антонина Львовна знала, что хотел сказать отец. Сила передавалась по мужской линии. Ее внук – первый после Льва мужчина в их семье. Первый и…

«Я не смогу. Он же мой внук. Моя кровинушка. Не смогу».

Женщина вошла в дом. Сегодня все закончится.

Мальчик сидел на диване и смотрел телевизор.

– Максик, а я думала, что ты спишь.

– Бабуля, они уехали? – Ребенок даже не повернулся к бабушке.

– Да. Они завтра приедут за тобой…

– Но они даже не попрощались! – Максим встал и посмотрел на женщину. Глаза наполнились слезами.

– Ну, ты чего, Максик? – Антонина Львовна обняла мальчика. – Мы думали, ты спишь.

Мальчик всхлипнул и уткнулся в бабушкин живот.

«Я не смогу!»

– Ну, успокойся и ложись спать. – Антонина Львовна отстранила мальчика и улыбнулась.

Малыш вытер слезы и тоже улыбнулся.

Антонина Львовна стирала. Она опускала руки в белую шапку пены, вздыбившейся над зеленым эмалированным тазом. Перетирала там что-то, поднимала из воды руки и снова опускала. Потрескивали дрова. В доме стало прохладно, поэтому пришлось разжечь печь.

«Сейчас мальчик уснет, и я задушу его. Положу ему на лицо подушку и…»

– Бабуля, я не могу уснуть, – услышала она за спиной и шумно выдохнула. Максим подошел к бабушке и дернул ее за закатанный рукав. – Бабуль, почитай мне, а?

«Я не смогу!»

«Сейчас!»

«Не смогу!»

«Сегодня!»

Антонина Львовна резко развернулась, схватила внука за голову и притянула к белой пене. Мальчик почти не сопротивлялся. Он скорее рефлекторно схватился за края таза, но женщина надавила сильнее, и лицо внука погрузилось в пену, а затем и в воду. Максим понял, что с ним не шутят. Поднатужился и вырвался из грязной воды.

– Ныыыхаа!

Женщина надавила сильнее, и мальчик не смог больше сопротивляться. Вода в тазу словно возмущалась такому наглому вторжению. Антонина Львовна давила на затылок мальчика до тех пор, пока тот не затих. Потом она отпустила ребенка. Тело мальчика упало и увлекло за собой таз. Посудина с грохотом ударилась о пол.

Антонина Львовна отошла к печи и села на залавок. Посмотрела на руки, на бездыханное тело внука и зарыдала…

– Кхе-кхе-кхе.

Женщина подняла мокрый взгляд. Мальчик был жив. Он сидел в луже и смотрел на бабушку. Два мыльных пузыря, свисающих из носа, соединились в один шар и лопнули. Женщина вздрогнула.

«Он убьет меня! – Это было первое, что пришло ей в голову. – Теперь он убьет меня наверняка».

«Встань!»

Жесткий взгляд мальчика пугал. Будто два стальных шипа впивались в нее. Две дорожки соплей под носом вызывали отвращение. Максим сидел молча. Он наблюдал.

Женщина встала.

«Иди!»

Антонина Львовна повернулась и направилась к лицевой стороне печи. Остановилась у закрытого зева. Она словно прислушивалась, ждала приказа для дальнейших действий. Потом открыла горнило. Посмотрела на внука, будто спрашивая разрешения.

«Лезь!»

Женщина влезла на припечек, еще раз оглянулась.

«Ложись!»

На четвереньках прошла в чело и легла лицом на пламя.

* * *

Максим вскочил с места и побежал по проходу в сторону водителя.

– Останови! Останови! – захлебываясь, закричал он на ходу.

Вкус мыльной воды понемногу проходил.

Черт знает что! Стоило задремать, и снова какой-то сон… Будто его топили… Да не его вовсе! Ребенка! Но Максу казалось, что этот ребенок – он сам.

Макс вышел из автобуса и глубоко вздохнул, потом сел на остановке и огляделся. Он почти доехал, поэтому махнул водителю. Дверь зашипела и закрылась. «Пазик» выплевывая клубы выхлопов, поехал в сторону блестящих на солнце теплиц.

«Что со мной происходит?!»

Жуткие ощущения после кошмаров, которые он тут же забывал. Вкус и запах, преследующие его после просмотра этих снов. Все это могло быть составляющими одной болезни. Могло, но наверняка сказать может только доктор. Он полез в карман, достал пластинку таблеток. Витамины. Странная упаковка без названия. Сколько Максим помнил себя, столько он и глотал эти драже. То, что доктор прописал. Макс хмыкнул и надавил на упаковку. Щелчок. Пачка была пуста. Теперь Максим вспомнил, что уже дня три не принимал их. Черт! Все-таки надо зайти к дяде Славе.

Дядя Слава был и врачом, и отцом. Крестным отцом. Макс ничего не помнил из детства. Примерно лет с десяти начинались смазанные воспоминания, будто он смотрел в запотевшее стекло. Крестный так крестный. К тому же он самый родной Максу человек. Родители Бабурина погибли, как сказал дядя Слава, в автокатастрофе.

Максиму иногда казалось, что он видел эту аварию. Чушь, конечно. Но в голове появлялись такие четкие картинки… Макс думал, что он был там. На заднем сиденье, например. Может, его выбросило из машины? Он выжил и ничего не помнит. Ничего!

«Скоро я все вспомню. И тогда все встанет на свои места. Все».

* * *

«Что-то происходит в доме! Что-то с мамой!»

– Стасик, нам надо вернуться.

Станислав вопросительно посмотрел на жену.

– У меня какое-то предчувствие, – попыталась объяснить женщина.

– Успокойся, милая. Все нормально. Максим спал, когда мы уезжали. К тому же мы уже почти приехали.

Он еще раз взглянул на Елену. Женщина как-то сжалась вся, напряглась, будто пружина. Пружина, готовящаяся выстрелить.

…При каждом выдохе из носа мальчика продолжали вылетать мыльные пузыри. Он сидел в луже и смотрел прямо перед собой. Максиму были видны ноги, торчащие из печи. Они не двигались. Одна тапка осталась на ноге, вторая свалилась в подпечек. Запах паленых волос сменился запахом горелого мяса.

Вдруг мальчик выставил перед собой руки. Сжал кулачки. Со стороны его действия были похожи на игру в водителя, будто он держался за руль. Максим даже водил руками из стороны в сторону как заправский шофер. Вытянул вперед правую ногу, словно под ней была педаль, и резко вывернул руки влево…

…Пружина выстрелила. Лена схватилась за руль и резко вывернула его влево.

– Поворачивай назад! – закричала она.

Станислав попытался надавить тормоз, но нога не слушалась его. Мужчина даже не смог снять ее с педали газа. Машина выскочила на встречную полосу. За пару секунд до столкновения с грузовиком Станислав и Елена увидели на обочине Максима. Он помахал им рукой.

А потом их поглотило пламя…

* * *

С работы Максим отпросился, сославшись на плохое самочувствие. Он не врал. Макс чувствовал себя паршиво. Теперь его тошнило.

В одиннадцать часов Бабурин стоял на остановке, на той, с которой его каждое утро забирал старый «пазик». Домой идти не хотелось. Ему сейчас не хотелось ничего. Даже жить. На какое-то мгновение он почти готов был шагнуть с крыши, прыгнуть с моста или наглотаться каких-нибудь таблеток. Но мгновение прошло, а с ним – и желание покончить с собой. Домой, только домой. Чашка горячего кофе подавит тошноту, а французская комедия улучшит настроение. Именно чашка кофе и французская комедия.

Но кофе он так и не выпил. Минут через пять после того, как Бабурин вошел в квартиру, на пороге появилась Нина Федоровна. Женщина захлебывалась и глотала слова. Ей хотелось рассказать все и сразу.

– Максик… Максик… представляешь…

– Да что случилось, Нина Федоровна? Проходите, садитесь.

Теща, не разуваясь, прошла в кухню. Макс налил ей воды. Она выпила и продолжила глотание слов.

– Ты… их…

– Стоп! – остановил ее Максим. – Давайте по порядку. Попейте еще водички. Давайте. Кто-то умер? – навскидку спросил он.

– Да.

– Хорошо.

Женщина дернулась.

– Извините; я о том, что мы выяснили наконец, что случилось. – Макс покраснел.

– Умерли, – выпалила теща и замолчала, будто все и так понятно.

– Кто? – терпеливо спросил Максим.

– Тамарка с Андрюхой! Они сгорели! Ночью!

– А кто это? – Максим не понимал, о ком говорит теща.

– Максик, это же те, которые убежали с дачи.

Максим встал и налил воды. Теперь Нина Федоровна не выглядела расстроенной. Наоборот даже. Он подал ей чашку. Она приняла и заговорила так, будто и не захлебывалась пять минут назад.

– Помнишь, ты тогда сказал, что деньги им на похороны?

Максим не помнил, но кивнул.

– Видишь, как получается? Боком им мои денежки вышли.

– Рад был помочь, – едва слышно произнес Макс.

– Что?

– Я говорю: вам не жалко их?

– Кого? Тамарку-то? Конечно, жалко. Знаешь, какая она была?

Началось… Следующие минут сорок Максиму пришлось выслушать воспоминания о молодости тещеньки и былой красоте и порядочности Тамарки.

* * *

Выпроводив тещу, Максим все-таки решил добраться до видеомагнитофона и французских кинокомедий с его любимым Луи де Фюнесом. Он прошел в гостиную и включил телевизор. По первому каналу шли новости. Он мельком взглянул на экран. Снова террористы захватили какое-то здание. Максим не расслышал, где это произошло, но ему была неприятна эта тема. И снова он будто заглянул в запотевшее стекло. Детство… Пока он размышлял о малоизученном эффекте дежавю, на экране сменились декорации. За полукруглым столом сидели двое мужчин.

– Я понимаю, что, возможно, отсюда – из студии – мы мало чем сможем помочь людям, оказавшимся в заложниках. Но… Как психолог, что бы вы могли сказать нашим зрителям?

– Ну, в первую очередь я хотел бы напомнить, что заложник – это человек… – Психолог взял стакан с водой и сделал глоток.

«Да ну! Неужели человек?» – мысленно измывался Максим над болтунами. Его раздражали такие люди – сейчас он пытается найти компромисс между террористами и заложниками, а завтра становится правозащитником и защищает права бандитов и убийц.

– Это человек, оказавшийся во власти террористов. И поэтому его личная безопасность зависит от поведения во время захвата и после него. В момент захвата террористы действуют бесцеремонно, даже жестоко.

«Вот те раз! А я-то грешным делом подумал, что они с букетом роз и с улыбкой на небритой морде приходят!»

– Некоторых людей в подобном положении охватывает приступ клаустрофобии. Необходимо стойко перенести все неудобства, помня, что ситуация эта временная. – Человек замолчал и сложил перед собой руки, одна на другую.

«Тебя бы, сука, запихнуть в такую временную ситуацию!»

Диктор подождал еще немного и, поняв, что психолог высказался, произнес:

– Ну что ж, это была весьма полезная информация, а мы будем держать вас в курсе. Оставайтесь на Первом.

Макс забыл, что собирался сделать. Он отстраненно смотрел куда-то за телевизор. Максим относился к таким происшествиям очень чутко. Бомбардировка Югославии, разрушение башен-близнецов в США, захват детей в Беслане, даже казнь Саддама Хусейна оставили в душе черный отпечаток. И все по причине жизненной несправедливости. Конечно, по его мнению.

Странные мутные воспоминания из детства не дали глубоко осмыслить чудовищность конфликта заложников и террористов…

* * *

Максим подошел к стенке, посмотрел на полку. Видеокассеты стояли на верхней. Макс потянулся за «Приключениями раввина Якова», но передумал. Злость после просмотра «Новостей» еще не ушла – не до комедии. Рука замерла напротив полки с книгами. Синяя глянцевая обложка будто подмигнула ему в лучах солнца. Максим взял ее и открыл. Прочел наугад:

«Мы очень рады, что вы держите в руках нашу книгу. Купили ли вы ее или только собираетесь купить, не важно. Мы надеемся, что, прочитав ее, вы разберетесь в себе и уже не будете воспринимать этот мир в общепринятом ракурсе. Дочитав книгу до конца, вы найдете собственный путь реализации своего потенциала».

Максим перевернул лист и наткнулся на высказывание Блеза Паскаля:

«Доводы, до которых человек додумывается сам, обычно убеждают его больше, нежели те, которые пришли в голову другим».

Он вспомнил, откуда эта книга. Но это уже было не важно. Книга действительно хороша, написана живым языком, легко воспринимается.

Максим сел на диван и стал читать. За этим занятием он просидел до темноты. Включил торшер у дивана и продолжил чтение. В 22.37 он захлопнул книгу и уставился на обложку. Человек, закинув голову назад, держал в руках стеклянный шар. Из этого шара бил луч – вверх, в завихрения Вселенной. На мгновение ему показалось, что на обложке он сам. Нет, усталость от почти десятичасового чтения и тусклый свет торшера преломили изображение, вот он и увидел в старике (только теперь он понял, что человек с шаром – старик) себя.

Он аккуратно отложил книгу и встал. Прошелся от окна до двери и обратно. Было о чем подумать. Многие вещи становились понятными после прочтения этой книги. Даже эти сгоревшие бичи – Тамарка и Андрюха – были звеньями одной цепи.

«Если верить теще, я проклял их и забыл. Действительно забыл. Проклятье сработало. Совпадение? Может – да, может – нет. Надо искать доводы. А доводы, до которых человек додумывается сам, убеждают куда сильнее. Точно подмечено».

Максим взглянул на часы. 22.45. На улице темно, а штору он так и не задернул. Подойдя к окну, Макс вдруг понял, что он в квартире один. Анжела должна была вернуться еще в семь. За чтением он потерял ход времени. А может, просто не услышал, когда жена звонила на сотовый?

Максим посмотрел на журнальный столик – телефона нет. Пошел на кухню. Трубка лежала на столе у хлебницы. Макс проверил входящие и пропущенные. Нет, Анжелы среди них не было.

Теще звонить не стал. Начал с подруг. Вера Михайловна ответила не сразу. Раза три Максим набирал ей, на четвертый женщина перезвонила сама.

– Максим? Чего тебе?

– Вера Михайловна… – Максим не мог ее называть просто по имени – она им почти в матери годилась, но и говорить ей «вы» он тоже не мог. – Ты Анжелу не видела?

– Нет. Она после работы домой пошла, а я – на свидание. Когда найдешь Анжелу, скажи ей, чтобы мне перезвонила.

«Невеста, блин».

Макс набрал Лесю. Не хотелось, но надо. Не хотелось давать ей надежду. Леся была одноклассницей Максима. Она с пятого класса бегала за ним. Макс не замечал этого – сначала ввиду малого возраста, а потом… Потом он влюбился в Анжелу. Ему иногда казалось, что Леся и дружила с Анжелой, только чтобы быть ближе к нему. Ерунда, конечно, но он старался избегать встреч и разговоров с ней. Сейчас надо.

– Леся, привет. Ты Анжелу не видела? – быстро, не дав опомниться собеседнице, проговорил Максим.

– Привет. Днем только. После работы она пошла домой.

Они по-писаному говорят, что ли?

– Ладно, спасибо.

– Максим, постой. Мы могли бы… Ну, как-нибудь… Я не говорю сейчас… Могли бы поужинать… вдвоем?

Макса удивила внезапная откровенность Леси. В такое русло их разговор заходил впервые. Обычно он был по-деловому сух: привет, как дела, пока…