Онлайн чтение книги Нечто
3

Светловолосый юноша, которого молодые люди называли Гюрзой, умело припарковал свой «Фольксваген», каким-то невообразимым образом умудрившись втиснуть его между потрепанной «Нивой» и забрызганной грязью «Дэу Нексия». Вылез из автомобиля, пикнул сигнализацией. Машина послушно моргнула фарами.

Юноша мягко провел рукой по блестящей гладкой поверхности капота.

– Спасибо тебе, – прошептал он и направился к подъезду.

Настоящее имя этого молодого человека было Юрий Тягушев. Двадцатилетний студент четвертого курса юридического факультета МГУ, уверенно идущий к красному диплому, обладатель синего пояса по тэквандо (именно на тренировках он и получил кличку этой экзотической змеи), с неплохими внешними данными, которые зачастую заставляли колотиться женские сердца быстрее, чем обычно.

Он поднялся на свой этаж, открыл квартиру, включил свет.

– Кляксич! – позвал он, снимая с себя куртку. Из глубины комнаты появился вальяжный кот невероятных размеров. Маленькими были только уши, трогательно свисающие по бокам массивной головы, но для шотландской породы вислоухих это являло самый шик. Кот был, как говорится, «радикально черного цвета», за что и получил кличку Кляксич.

Важно прошествовав к Юрию, кот выгнул спину и принялся тереться спиной о его ноги. Юноша ласково погладил животное и прошел в ванную. После холодного душа он проглотил бутерброд и улегся на диван перед телевизором.

Спать не хотелось. Так было всегда, после очередной акции. Странно. Казалось бы, все естество должно быть удовлетворено, внутри должны царить умиротворенность и покой, адреналином пропитаны все жилы и мышцы, эмоции выплеснуты, как кипящее масло из котла, выплеснуты на свалках, у заброшенных гаражей, на чердаках и в зловонных подвалах, но всегда после этого оставалось чувство незаконченности, какой-то незавершенности. И это не нравилось Юрию.

Собственно, все началось задолго до его знакомства с Алексом. Еще в далеком щемящем сердце детстве он помнил, как отец долго и нудно втолковывал ему, как «нехорошо ходить замарашкой» и «посмотри на этих грязнуль, неужели ты хочешь быть похожим на них!?». Юра машинально мотал головой, обрамленной светлыми волосами, и послушно шел мыть руки, но, несмотря на все строгие запреты, его всегда тянуло смотреть на чумазых ребятишек, оживленно копошившихся в песочнице у них во дворе. Хотел ли он быть среди них? Юра не знал, а возможно, просто не задумывался, действительно ли его интересует ответ на этот вопрос.

Уже в детском саду он не нуждался в лишних напоминаниях воспитательницы о том, что необходимо вымыть руки после прогулки и все такое прочее, и та постоянно ставила его в пример другим детям. Мальчишки смеялись над ним, когда на прогулке маленький Юра тщательнейшим образом протирал качели носовым платком, прежде чем сесть на них. Мало того, после прогулки он стирал этот платок и аккуратно вешал его сушиться на батарею, чтобы во время тихого часа тот высох. Впервые увидев эту процедуру, глаза воспитательницы поползли на лоб. После вопроса Юре: «Зачем ты это делаешь?» – он невозмутимо отвечал: «Ведь после полдника снова гулять?»

С третьего класса он начал носить с собой в школу маленькую щетку и банку гуталина и постоянно подчищал обувь. По возможности, он старался не пользоваться школьными туалетами, но если терпеть уже было невмоготу, он всегда подкладывал салфетки, которые тоже всегда таскал с собой. Руки мыл на каждой перемене.

Бомжей стало значительно больше, когда началась перестройка, и их количество неуклонно росло. Никакие социальные программы и громкие лозунги о повышении уровня жизни населения не могли помешать росту армии бездомных бродяг, которые стали тем, кем они стали как в силу субъективных причин, так и объективных жизненных реалий.

Юра никогда не забудет, как однажды он с отцом (тогда у них еще не было машины) ехали в метро, и на одной из станций в вагон в буквальном смысле вполз какой-то старый бомж. Происшедшая метаморфоза поразила маленького Юру – только что вагон был забит до отказа пассажирами, но стоило появиться забулдыге, как все куда-то рассосались. Пассажиры каким-то непостижимым образом ухитрились размазаться вдоль стенок, лишь бы не оказаться в опасной близости от бомжа, разве что на потолок не вскарабкивались. Тут же поплыл жуткий запах – адская смесь мочи, застоялого пота и перегара. Ничтоже сумняшеся, бомж уселся на освободившееся сиденье прямо напротив Юры с папой и занялся важным делом – обгрызанием коросты с рук, покрытых мокнущими язвами. Юра во все глаза смотрел на него, отец же брезгливо отвернулся, закрыв нос платком. На следующей станции они вышли, бомж к тому времени уже начинал ерзать, поудобнее укладываясь на сиденье, по всей видимости, намереваясь вздремнуть.

После этого прошло почти двенадцать лет, но перед глазами Юрия всегда будет стоять эта картина – очумевшие лица людей, воротящих носы от вони, и это разлагающееся нечто, которое с невозмутимым видом выгрызало с рук незаживающие болячки… И с того момента он возненавидел «их».

В метро он теперь почти не ездил, так как пересел сначала на «десятку», а потом отец (к тому времени уже переехавший с матерью в Канаду) добавил ему на «Фольксваген». Но «они» все равно постоянно напоминали о себе своим присутствием, суетливо ковыряясь в какой-нибудь урне либо выклянчивая мелочь у пивного ларька. И каждый раз при виде «их» сердце Юрия как-то странно замирало, словно предвкушая неожиданное зрелище, в голове появлялись посторонние мысли, от которых юноше порою становилось неуютно. Такими мыслями он никогда не делился ни с друзьями, ни тем более с родителями.

Его память будет всегда хранить тот случай, те чувства, что он пережил в тот момент (впоследствии он часто признавался сам себе, что подобные ощущения ему уже вряд ли придется испытать), это было сродни первому оргазму – ошеломляющему, сумасшедшему, сладкому, как холодный арбузный сок…

Это произошло на втором курсе, когда Юре было восемнадцать. Он уже год жил один, и это его вполне устраивало – родители рано приучили его к самостоятельной жизни. Стоял февраль, самая середина. Прошлым вечером у Юры в квартире отмечали какую-то вечеринку, какую – он уже и не помнил. Народ разошелся уже глубоко за полночь, у него остался ночевать лишь Андрей из параллельной группы. Он слишком усердно весь вечер смешивал виски с темным пивом, безуспешно пытаясь остаться при этом в кондиции. Наутро Андрей должен был встречать посылку из Астрахани, о чем он успел сообщить Юре, дабы тот встряхнул его в нужное время… В положенный час Андрей был разбужен и в состоянии анабиоза поковылял домой. Через минуту в дверь раздался звонок. Юрий в раздражении кинулся открывать, мысленно желая звонившему провалиться ко всем чертям. На пороге стоял взъерошенный Андрей.

– Юр, я шарф забыл, – дохнул он парами выпитого виски с пивом. – Кстати, там у тебя на лестнице бомж дрыхнет. Я бы на твоем месте ментов вызвал, вдруг он заразный, – добавил он, когда Юра протянул ему шарф.

Закрыв за сокурсником дверь, Юра некоторое время прислушивался к гулкой дроби сбегающих по ступенькам ботинок. Он вдруг подумал, что ему совершенно не хочется спать.

Некоторое время юноша неподвижно стоял возле закрытой двери в полной темноте, слыша только собственное дыхание. Затем надел тапки и выскользнул на лестничную площадку, аккуратно прикрыв за собой дверь. На лестничном пролете между пятым и четвертым этажами он увидел «его». Впрочем, сначала Юра почувствовал жуткий запах и громогласный храп. Прикрыв нос рукой, он подошел вплотную к спящему бомжу. Надо сказать, тот спал прямо-таки по-королевски – раскинув в стороны руки и ноги, как будто бы у него выдался чертовски сложный денек и ему пришлось принимать массу ответственных решений. Облезлая ушанка закрывала его глаза от света флюоресцентных ламп, одутловатое лицо в каких-то грязных потеках, рот приоткрыт, подбородок блестел от подсыхающей слюны. Одет он был в старое демисезонное пальто, один рукав которого был почему-то обмотан шнурком. Обувь бродяги (две раскисшие кроссовки разного цвета и размера) стояла у батареи, и из его драных, похожих на дуршлаг носков торчали пятки, которые в последний раз мыли, наверное, при рождении.

Юра не отрываясь смотрел на лежащее тело, чувствуя, что, несмотря на прикрытый рукой нос, его сейчас вырвет.

– Эй, – прошептал он, осторожно коснувшись бомжа носком тапки (тапка была в виде пушистой умильной собачки, хотя самих собак Юра на дух не переносил). – Эй, вставай! – повысил он голос, видя, что «тело» и не думает просыпаться. Наконец его проняло. Как «это» очутилось в его подъезде? И куда смотрит консьерж? Он сильно ударил бродягу в бок.

– Поднимайся, срань! – крикнул Юра. Он убрал руку от носа и чуть не пошатнулся от дикого смрада – похоже, этот грязный хер еще и обделался во сне. Он снова ударил бомжа, и тот наконец подал первые признаки пробуждения. Лениво перевернувшись на бок, он приоткрыл один заплывший глаз и коротко выдал:

– Пошел на х…

После этого он надвинул ушанку еще глубже на глаза и захрапел с удвоенной силой.

Юру обуяла ярость. «Пошел на х…»? О’кей, нет проблем!

Развернувшись, он взлетел на свой этаж. Нет, он поднялся к себе не затем, чтобы вызвать милицию, и уж тем более не потому, что решил плюнуть на валяющегося в собственных экскрементах спящего бомжа и лечь спать. Шлепая задниками тапок-собачек, он прошел на кухню и щелкнул кнопкой электрического чайника. Весело замерцала оранжевая лампочка, извещая, что вода скоро вскипит.

Когда все было готово, он достал из шкафа небольшую хромированную кастрюльку и перелил туда кипяток. Настроение заметно поднялось, внутри все пело и звенело, и Юра понял, что сегодняшний день привнес в его жизнь нечто очень важное, настолько важное, что оставалось только недоумевать, как эта мысль не посетила его раньше.

Обратно он шел не торопясь. Время было только 6:30, выходной день, и никто ничего не должен услышать и узнать.

– Привет, говно, – тихо произнес он, останавливаясь перед спящим. Тот оставался лежать в такой же «королевской» позе. Вяло сделал неопределенный жест рукой, что могло означать, будто он услышал Юру и таким образом отвечает на приветствие.

– Я принес тебе чайку, – процедил юноша и сбросил с бомжа носком своей «собачки» ушанку. Сморщился, увидев покрытый струпьями чумазый голый череп. Он вдохнул пар, шедший из кастрюльки, и после этого стал лить кипяток на лицо бродяги…

Нечеловеческий вопль испугал его, и рука дрогнула. Несколько капель воды попали на его «собачки».

Юра пришел в себя только в своей квартире, закрыв дверь на все замки. Он закрыл уши, потому что на лестнице творилось нечто страшное, и это потом долго преследовало его по ночам. Он швырнул на пол кастрюлю, скинул с ног «собачек» и бросил их в мусорное ведро. Затем прошел в гостиную и включил телевизор, стараясь привести свои мысли в порядок, но жуткие крики, казалось, заглушали все на свете, проникая через двойную железную дверь и сводя с ума своей болью…

Неожиданно зазвонил телефон. Юра взял трубку.

– Слушаю.

– Гюрза, это Жуля, – ворвался в ухо знакомый нетерпеливый голос. – Ты сказал, чтобы я позвонил…

– Я помню. – Юноша немного помолчал, затем сказал: – Жуля, я не вправе учить тебя жизни… тебе уже не пятнадцать лет, и свои сопли ты в состоянии подтирать сам.

– Ты о чем? – В голосе Жули сквозило недоумение.

– Я о том, что пора подумать о своих перспективах. За твою выходку в технаре следовало бы дать тебе в репу, ты понимаешь, о чем я?

– Гюрза, я…

– Помолчи. Ты знал, каких геморроев мне стоило пропихнуть тебя в это заведение. А ты взял и все просрал. Тебе весело? Молодец, сегодня ты всех рассмешил. Только ребята через пять минут забыли о твоей байке, а ты оказался в жопе. Что будешь дальше делать? Раздавать у метро бумажки с надписью «ПОХУДЕТЬ НЕДОРОГО БЫСТРО»? Чтобы до конца жизни тебя называли Жулей?

В трубке некоторое время недовольно сопели. Затем Жуля подал голос:

– Не знаю, Гюрза, но почему-то только тебе я разрешаю разговаривать со мной в таком тоне. Извини, конечно, если я тебя подвел с технарем, но… не могу я так. Для меня эта учеба хуже армии.

– Хорошо, – сказал Юра, однако по его голосу было видно, что ничего хорошего он в этом не видит. Никаких, в задницу, «хорошо». – Как насчет… Охраны? А, Жуля?

– Охраны? – с сомнением протянули на том конце провода. – Сколько башляют?

– Шестьсот «зеленых», сутки через трое, плюс обеды, – пояснил Юра.

– А че делать-то? – оживленно спросил Жуля.

– Склады будешь в одной компании сторожить. Подробности завтра.

Они распрощались. Только Юра нажал кнопку «оff», как тут же телефон разразился новой трелью. Молодой человек чертыхнулся.

– Слушаю! – резко сказал он.

– Это я, – послышался томный женский голос. Ива. Юра поморщился. Меньше всего он хотел сейчас слышать (а видеть и подавно) свою недавнюю подругу. У нее было редкое имя Иванна, но все ее называли Ивой. Высокая красивая девушка с волосами цвета воронова крыла. Она имела ослепительную внешность, но почему-то ее прелести казались Юре фальшивыми, она напоминала ему дорогую куклу с вечно капризно надутыми губками и бестолково хлопающими ресницами.

– Чего молчишь? – недовольно спросила она.

Гюрза скривился, как от зубной боли.

– Ива, у меня сегодня был трудный день. Я…

– А я хочу, – перебила его девушка, сделав ударение на «я», – чтобы ты сейчас приехал ко мне. Мои «шнурки» свалили к бабке в деревню и появятся только завтра вечером. Возьми креветок, тигровых, моих любимых, и…

– Ива, – в свою очередь перебил ее Юра. – Я никуда не поеду. Я уже ложусь спать, понимаешь? Созвонимся завтра.

– Завтра-а? – словно не веря своим ушам, переспросила девушка. Слыша ее голос, Юра представил, как она непроизвольно поправила свою прическу, будто кто-то мог усомниться в ее красоте. – Завтра? – повторила она глуповато. – Юра, если ты устал, я могу сама к тебе приехать…

– Нет, – отрезал юноша, с трудом сдерживаясь, чтобы не послать ее к черту. – Все, целую, – он бросил трубку, прежде чем разъяренная Ива попыталась что-то возразить. Затем вытащил шнур из розетки. Поразмыслив, он отключил и мобильный телефон.