Онлайн чтение книги Непокорный рыцарь Savage Lover
Камилла

Я так зла, что готова кричать!

Кем этот гребаный Неро себя возомнил, если думает, что может запросто приезжать в мою мастерскую и вести себя так, словно я тут за поломойку?

Я слышу, как Галло возится с моими инструментами внизу. Мне хочется схватить шланг от мойки и направить на него струю, чтобы прогнать, как паршивого пса.

Единственное, что отвлекает меня от этого плана, это мой отец, который снова начинает кашлять. Он хотел подремать, но просыпается каждые десять минут ради очередного раунда хрипов и стонов. Я замираю на кухне в нерешительности, не зная, как поступить: пойти проведать отца или оставить его в покое на случай, если он снова провалится в сон.

На меня накатывает тошнотворное чувство страха, словно я стою посреди заброшенного здания и стены вокруг меня начинают рушиться. У Вика проблемы. Тот коп схватил меня за задницу. А теперь еще и с папой что-то не в порядке. Дело не только в кашле – он уже давно не в лучшей кондиции. Но у нас нет медицинской страховки. Мы самозанятые. Я смотрела разные варианты, но самый выгодный пакет все равно обойдется нам в тысячу двести долларов в месяц. У меня же на руках в лучшем случае остается пара сотен лишних баксов после того, как мы оплатим коммунальные услуги, продукты и арендную ставку за место, которая растет с каждым годом.

Я работаю все больше и больше, но лишь наблюдаю, как мои мечты, словно песок, утекают сквозь пальцы. Я хочу, чтобы мой брат поступил в хороший университет и стал кем-то значительным – доктором или инженером. Я хочу, чтобы он жил не в квартире, а в одном из этих больших красивых домов в Олд-Тауне. Я хочу, чтобы у моего отца был приличный счет в банке, чтобы он мог спокойно выйти на пенсию, когда эта работа станет слишком тяжелой для него. Я хочу, чтобы он в любой момент мог поехать отдыхать куда-то, где тепло и солнечно.

А что касается меня…

Я не знаю. Я понятия не имею, чего я хочу для себя.

Я хочу не чувствовать себя гребаной неудачницей. Я хочу, чтобы у меня было время на друзей и отношения. И было бы здорово заниматься лишь той работой, что действительно приносит удовольствие. Я люблю машины больше всего на свете. Но менять тормозные колодки по меньшей мере утомительно. Я бы хотела браться за более творческие проекты.

Рынок пользовательских модификаций растет с каждым днем. Будь у меня деньги, мы могли бы делать матовую отделку, оклейку, индивидуальные фары, обвесы и все такое прочее.

Но это только мечты. Мы едва способны расплатиться за то оборудование, что у нас уже есть. А если мой отец не поправится в ближайшее время, мы не сможем брать дополнительную работу.

По крайней мере, он наконец затих. Думаю, папа все-таки уснул.

Я делаю себе бутер с арахисовой пастой и запиваю его стаканом молока. Затем я проверяю, что папа действительно спит, и единственный звук, который доносится из его спальни, – это храп. После этого я ставлю посуду в раковину и спускаюсь в мастерскую, чтобы прогнать Неро.

Похоже, он уже уехал.

Правый бокс пуст, видимо, его «Мустанг» оказался достаточно исправен, чтобы отвезти его домой.

По радио играет Дрейк. Галло сменил мою радиостанцию. Неужели нет глубин, на которые не опустился бы этот человек? Я переключаю обратно на «Топ-хит» и слышу Watermelon Sugar. Спасибо тебе, Гарри Стайлз. Ты настоящий джентльмен. Ты бы никогда не посягнул на динамометрический ключ женщины, заставив напоследок слушать худшее, что подарила нам Канада.

По крайней мере, Неро оставил после себя порядок. Впрочем… он оставил кое-что еще – пачку банкнот на стамеске.

Я медленно приближаюсь к ней, словно внутри притаился скорпион.

Беру деньги. Здесь шестьсот баксов. Разумеется, сплошными сотками. Засранец.

Я держу купюры, размышляя, почему Неро решил оставить деньги. Вряд ли потому, что чувствовал вину за свое идиотское поведение, – я никогда не слышала, чтобы этот парень хоть перед кем-то извинялся. Ни когда сломал руку Крису Дженкенсу во время школьной игры в баскетбол. Ни, тем более, когда близняшки Хендерсон по очереди отсосали ему в один день с разницей в час, понятия не имея друг о друге.

А это просто была школьная хрень. С тех пор он проворачивал дела куда хуже. Если верить слухам, за ним тянется немало криминала. Поговаривают, что Неро и его брат – члены итальянской мафии. Я бы не удивилась. Его отец ни много ни мало дон, а не какой-то там макаронник.

Я помню, как впервые увидела Энцо Галло, подъезжающего к автосалону в блестящем сером «Линкольне-Таун-Кар», который казался длиной в милю. Он вышел оттуда, одетый в костюм-тройку, туфли-оксфорды и пальто в «гусиную лапку». Я никогда раньше не видела, чтобы мужчина так одевался. Я подумала, что это сам президент.

Они с отцом пожали руки и долго о чем-то говорили. Даже смеялись вместе. Я подумала, что они давние друзья. Позже я узнала, что Энцо Галло ведет себя так со всеми. Он знает всех в этом районе – и итальянцев, и остальных.

Энцо – великодушный диктатор. Отец говорил мне, что когда-то каждое предприятие на северо-западе Чикаго платило семейству Галло пятипроцентный сбор за «крышу». Северо-восток принадлежал ирландцам. Но, когда итальянцы занялись рэкетом в сфере строительства, они вернулись к старому доброму вымогательству.

Теперь их фамилия красуется на высотках в центре города. Я не могу представить себе Неро, работающего ковшом экскаватора. Вот если бы он прятал под фундаментом труп… это больше похоже на правду. Могу поспорить, он бы при этом улыбался.

Нет, если Неро оставил деньги, то точно не по доброте душевной. Просто для него шестьсот баксов – это незначительная мелочь.

Но не для меня. Я прячу деньги в карман спецовки. Это два месяца походов в продуктовый или четверть платы за аренду. Я бы взяла их даже из рук сатаны.

Я заканчиваю доливать жидкость в «Аккорд», а затем направляюсь в наш крошечный офис, чтобы оплатить пару счетов.

Пока я вожусь с онлайн-платежами, мой телефон начинает вибрировать. Я снимаю трубку не глядя, ожидая услышать, как Вик попросит подвезти его домой.

– Скучала по мне, Камилла? – спрашивает мужской голос.

Резко отпрянув от трубки, я смотрю на имя на дисплее – «Офицер Олень».

– Не то чтобы я успела по вам соскучиться, – отвечаю я. – Попробуйте в следующий раз выдержать паузу подольше.

Он хмыкает.

– Я знал, что выбрал правильную девушку, – говорит Шульц. – Что делаешь сегодня вечером?

– Сортирую носки.

– Подумай еще раз. Ты едешь на Уокер-драйв.

– А что на Уокер-драйв? – невинно спрашиваю я.

– Ты прекрасно знаешь, что там, – говорит полицейский. – Я удивлен, что не видел тебя там раньше.

– Я чиню машины, а не разбиваю их о столбы, – отвечаю я.

– Что ж, так или иначе, уверен, что тебе понравится шоу, – говорит Шульц. – Подружись с Ливаем. Возобнови старые школьные связи.

Я внутренне содрогаюсь. Офицер Шульц прекрасно знает, какие у меня отношения с этими людьми. Он копает под меня. И явно не для того, чтобы стать моим лучшим другом. Он хочет убедиться, что я не сорвусь с крючка.

* * *

Я храню свою одежду в прихожей. В моей маленькой импровизированной спальне нет ни шкафа, ни места для комода. Впрочем, нарядов у меня тоже немного, и в основном они однотипные. Джинсы. Несколько футболок. Майки из упаковки по пять штук. Пара шорт, которые раньше были джинсами.

Их я и надеваю, дополнив кроссовками и футболкой. Затем гляжусь в зеркало в ванной. Я снимаю синюю бандану, которая стягивает мои волосы, и теперь кудряшки торчат во все стороны, завиваясь еще сильнее от летней влажности.

Хотела бы я иметь локоны, как у Бейонсе. Но вместо этого у меня прическа Говарда Стерна[26]Говард Стерн – американский теле- и радиоведущий., и волосы торчат во все стороны, словно меня ударило током. Даже концы немного выцвели на солнце, будто действительно перенесли напряжение в десять тысяч вольт. Обычно я убираю их назад.

Я совершенно точно не пойду с распущенными волосами. Но я могу по крайней мере сделать нормальную прическу. Я втираю в волосы немного масла ши, затем скручиваю их в пучок на макушке. Несколько кудряшек торчат, но мне все равно. Сойдет и так.

Я сажусь в свой «Транс-Ам» и еду в сторону Уокер-драйв. Эта улица словно три автострады в одной – на первых двух ее отрезках оживленное движение, но чем ниже я спускаюсь, тем меньше машин встречается мне по пути. Она идет параллельно реке и огорожена с обеих сторон тяжелыми опорными балками.

Я бывала здесь раньше раз или два, но, похоже, не попадалась на глаза Шульцу. Сложно устоять против желания поглядеть, как самые быстрые машины города соревнуются в незаконном стритрейсинге.

Это не просто уличные гонки: они включают в себя и дрифтинг[27]Дрифтинг – техника выполнения управляемого заноса., и бернаут[28]Бернаут – намеренная пробуксовка покрышек с характерным жжением резины от трения об асфальт.. Гонка нередко выходит из-под контроля, и кто-то врезается в припаркованную тачку или столб. Прошлой осенью этим кем-то был Неро Галло, насколько я слышала. Он разбил свой любимый «Бел-Эйр», когда соревновался с Джонни Верджером. Глупо было даже пытаться – классическая тачка не может тягаться с новехоньким БМВ ни в скорости, ни в управляемости, какие бы модификации ни привносил в нее Неро. Впрочем, это его проблемы. У этого парня свой уровень безумия. А затем вдруг окажется, будто он жаждет чистого самопожертвования. Галло из тех, кто хочет уйти в сиянии славы. Причем «уйти» здесь важнее, чем «сияние славы».

Приехав на место, я вижу, как вокруг лениво разъезжает с полдюжины машин с включенными фарами, и еще десяток авто припаркованы тут же. Меня окружают «Супры», «Лансеры», «Мустанги», «Импрезы», парочка «М-2» и даже один серебристый хромированный «Ниссан-GT-R».

Я паркуюсь и вливаюсь в нестройную толпу, пытаясь отыскать знакомые лица.

Я замечаю Патришу Портер. Это симпатичная темнокожая девушка, которая училась на год старше меня. Ее волосы убраны в высокий конский хвост, крыло носа украшено небольшим золотым колечком.

– Патриша! – зову я.

Девушка оглядывается. Ей требуется пара секунд, чтобы заметить меня, после чего Патриша расплывается в улыбке.

– Я не видела тебя целую вечность, – говорит она.

– Я знаю. Я скучная. Никуда не выхожу.

Она смеется:

– Я тоже. Часто работаю по ночам, так что в основном могу предложить только встречу за бранчем…

– Где ты работаешь?

– В клинике «Мидтаун-Медикал». Я рентгенолог.

– В таком случае почему же ты не светишься?

– Ну, я ношу свинцовый фартук. Но я и правда приобрела парочку суперспособностей…

Я счастлива видеть Патришу. Приятно вспомнить, что не все, с кем я ходила в школу, были засранцами. К сожалению, лишь большинство.

Кстати, а вот и Белла Пейдж собственной персоной. На этот раз без своих миньонов, но в компании какого-то парня в джинсовой куртке. Парня я не знаю. У него типичная восточноевропейская внешность – зачесанные назад волосы и высокие скулы, а сбоку на шее вытатуирован крест.

Похоже, именно он хозяин хромированного «GT-R». У парня неплохой вкус в машинах, чего не скажешь о женщинах. Эти тачки не зря называют «Годзилла» – на них сваи на дороге объезжаешь так, словно спускаешься на лыжах с чертовой горы.

Я планирую стоять тихо и не отсвечивать в надежде, что Белла меня не заметит, но тут Патриша кричит:

– Эй, Белла, где твое обрамление?

Пейдж хмуро смотрит на нас. Девушка явно не в восторге от того, что мы сделали ход раньше, чем она нас заметила.

– Они сегодня не пришли, – говорит она.

– Странно, – отвечает Патриша. – Я думала, вас соединили вместе хирургическим путем.

– Это называется «дружба», – снисходительно поясняет Белла сладким голосом. – Вот почему мы королевы, а вы две едва тянете на уборщиц.

Я качаю головой, глядя на нее.

– Ты вообще не изменилась со школы, – говорю я. – И это не комплимент.

– Ага. Вы даже сами себе придумали прозвище. Это так стремно, – подхватывает Патриша.

Я фыркаю.

Не знаю, кто первый назвал их королевами, но я вполне могу представить, как эти стервы сидели втроем и накидывали идеи. Должно быть, это заняло у них полдня.

Белла сужает глаза, пока они не превращаются в две ярко-голубые щелочки.

– Знаете, что еще не изменилось со школы? То, что вы две – все те же нищие уродины, которые просто мне завидуют.

– Что ж, одно из трех ты угадала, – говорю я, – денег у меня действительно не много.

– Оно и видно, – отвечает Белла, окидывая меня взглядом. Затем она разворачивается и присоединяется к своему парню, который, похоже, даже не заметил ее отсутствия.

Патриша смеется, нисколько не задетая этим небольшим обменом любезностями.

– Боже, я думала, что к этому времени она уже куда-нибудь переедет, – говорит девушка, – чтобы мучить других невинных жителей.

– Невинных с натяжкой… – замечаю я.

Несколько машин уже выстраиваются в очередь у старта – подтянутые, проворные японские модели и ревущие американские маслкары[29]Маслкары – класс автомобилей в США, известных высокой мощностью при более низкой стоимости, чем у спортивных машин.. Первыми к гонке готовятся фиолетовая «Импреза» и белая «Супра» с длинной царапиной на боку.

Патриша, кажется, наблюдает за этой гонкой с особым вниманием. Она покусывает кончик большого пальца, глядя на машины.

Автомобили с визгом срываются с места. «Импреза» вырывается вперед, стартуя первой, но «Супра» начинает догонять ее на прямом участке. Перед финишной чертой расположен поворот, «Супру» заносит, но она снова вырывается вперед, когда машины выравниваются. Они стремительно пересекают финишную черту, и «Супра» опережает соперника на дюйм.

Здесь всего четверть мили[30]Примерно 400 м.. Вся гонка заняла не больше четырнадцати секунд.

Но все это время я следила за ними, задержав дыхание. Я вся дрожу от возбуждения, меня накрывает волной радости.

Похоже, Патриша взволнована не меньше моего – она кричит от восторга, словно с самого начала болела за «Супру».

– Кто за рулем? – спрашиваю ее я.

Девушка краснеет и кажется немного смущенной.

– Один парень, Мейсон, – говорит она. – Мы вроде как встречаемся.

Обе машины разворачиваются, и Патриша спешит к ним наперерез свету фар. Я иду следом – мне интересно посмотреть на этого Мейсона.

Он выходит из «Супры» – высокий, худощавый, с выбритыми на висках молниями, одетый в рваные узкие джинсы.

Парень посмеивается над водителем «Импрезы»:

– Я же говорил – нет у тебя максимальной скорости…

Мейсон осекается, увидев Патришу.

– Патриша! Детка! Почему ты не снимаешь трубку? – кричит он. – Я звонил тебе раз восемьсот. Слушай, говорю тебе, детка, я никогда не изменял…

– Я знаю, – спокойно говорит Патриша.

– Ты знаешь… – Мейсон во все глаза смотрит на девушку. – Если ты это знаешь… тогда… какого хрена… ты поцарапала ключами мою МАШИНУ? – кричит он.

– Потому что ты оставил мою бабушку в аэропорту! – вопит в ответ Патриша. – Ты обещал встретить ее, пока я буду на работе! Она ждала три часа, Мейсон! Ей восемьдесят семь! Она видела, как взорвался дирижабль «Гинденбург». Вернее, она слышала об этом, потому что тогда еще не было гребаного телевидения!

Мейсон замер как вкопанный, и, судя по виноватому выражению лица, он напрочь забыл о бабушке Патриши до этого самого момента.

– Ну да, ну да, – говорит он, поднимая руки, – возможно, я немного проспал…

– Проспал?!

– Но, детка, не стоило царапать мою машину. Это же раритет!

– Бабуля – вот раритет, Мейсон! Бабуля!

Эта сцена гораздо интереснее, чем гонки. Вокруг нас уже столпился большой круг зевак, и я клянусь, что кто-то уже делает ставки на то, даст ли Патриша пощечину Мейсону или снова пострадает его машина.

– Ей пришлось есть в ресторане быстрого питания! Прямо в аэропорту! Что может быть хуже?!

В этот момент я замечаю Ливая Каргилла, который стоит напротив меня. На нем ярко-розовый спортивный костюм, а в правом ухе блестит бриллиант размером с ноготь моего мизинца. Не понимаю, зачем Шульцу понадобилась моя помощь, чтобы выследить Ливая, когда его, вероятно, можно увидеть даже из космоса.

Я незаметно пробираюсь в его сторону, желая пообщаться наедине.

Каргилл беседует с парой парней бандитского вида. Когда я встречаюсь с ним взглядом, Ливай отделяется от толпы и неторопливо подходит ко мне.

– Хочешь чего-нибудь купить? – спрашивает он.

– Нет, – отвечаю я.

Парень окидывает меня взглядом, многозначительно ухмыляясь.

– Значит, хочешь что-то забесплатно? У меня есть кое-что большое и толстое, и я могу…

– Вообще-то я насчет своего брата.

– Кого?

– Виктора.

– А, – улыбка сходит с его лица, – ты утащила его вчера с моей вечеринки.

– Точно. Туда он больше не ходок. И продавать для тебя он тоже больше не будет.

Губы Ливая складываются в тонкую ниточку, ноздри с шумом втягивают воздух.

– Это тебя не касается, – говорит он. – Это наше с Виком дело.

– Виктору семнадцать, – тихо говорю я. – Он несовершеннолетний, и он больше на тебя не работает.

Ливай сжимает пальцами мое плечо, словно тисками, и оттаскивает меня подальше от света фар, за бетонный столб.

– Вот в чем проблема, – шипит он. – Твой братишка должен мне сто пятьдесят таблеток. А еще нового дилера, раз уж он решил слиться.

– Там было сто десять таблеток, – говорю я.

– Он заплатит мне за сто пятьдесят, или именно столько ударов я нанесу ему по затылку своей клюшкой для гольфа, – цедит Ливай, еще крепче сжимая мою руку.

– Сколько это стоит? – бормочу я, стараясь не показывать, что мне больно.

– По десять баксов за таблетку, – говорит Каргилл.

Черта с два они обошлись ему в такую цену. Но Ливай явно намерен меня обчистить.

– Ладно, – рычу я. – Я достану тебе деньги.

– Да? А как насчет дилера?

Я колеблюсь. Мне не хочется поддаваться этому парню. Я вообще больше не хочу его видеть.

Но есть кое-кто, кто не позволит мне вернуться домой и спрятать голову под подушку. Офицер Шульц ждет от меня информации. И он ожидает услышать нечто большее, чем новость об «увольнении» Вика.

– Я буду им, – говорю я.

– Ты? – презрительно усмехается Ливай.

Я вырываю руку из его хватки.

– Да, – отвечаю я. – Я знаю гораздо больше народа, чем Виктор. Люди приезжают в мастерскую каждый день. Возможно, я смогу даже удвоить выручку Вика.

– Я думал, ты хорошая девочка, – подозрительно говорит Каргилл. – Я слыхал, ты даже член не сосешь при включенном свете.

– На освещение мне плевать, – говорю я. – Но к твоему я не притронусь ни за какие деньги.

Ливай фыркает.

– Ты тоже не в моем вкусе, стерва в костюме Джастина Бибера.

Я бы сказала парню, что он похож на крутую мамашу, но решаю оставить это при себе. Если мне нужен компромат на Каргилла, придется с ним сработаться. А если это единственный способ избавиться от Шульца, что ж… Выбора у меня нет.

– Я на многое готова, чтобы мой брат пошел в университет, а не застрял здесь, как остальные.

Ливай усмехается.

– Бывал я в университете. Там крутится больше наркоты, чем во всем этом городе.

– Ну что ж, а еще там выдают дипломы.

Ливай оглядывает меня в последний раз.

– Ладно, – говорит он. – Приходи ко мне завтра.

– Отлично. Приду.

Я отворачиваюсь, стараясь не выдавать учащенное дыхание.

Супер. Я теперь драгдилер.

Настроение у меня не самое праздничное, но, во всяком случае, теперь мне будет что рассказать Шульцу, когда он позвонит в следующий раз. Если его к этому времени не собьет автобус.