Онлайн чтение книги Неудобная женщина An Inconvenient Woman
Слоан

1

Став пожирателем грехов, я задумалась над происхождением этого выражения. В древности пожиратель грехов был кем-то вроде магической фигуры – он заходил в дом умершего и съедал ритуальную пищу. Всего-то корочка хлеба и глоток местного пива, чтобы легче было проглотить. Важно другое – эта пища впитала в себя грехи мертвеца, и в процессе поедания они отпускались. В загробную жизнь умерший входил свободным от своих злодеяний.

Современную версию пожирателей грехов в Лос-Анджелесе зовут чистильщиками или решалами. Разумеется, еда тут больше ни при чем. Самый распространенный мотив – это власть, деньги или месть. Реже речь идет о чем-то отвлеченном, например восстановлении репутации. Совсем редко задача состоит в том, чтобы научиться снова доверять людям после того, как твое доверие однажды предали.

Когда я уволилась из полиции, эта профессия казалась самым логичным выбором. Я умела расследовать преступления и знала, как устроен суд, как рассуждают адвокаты, как заключают соглашения о признании вины. Знала, как убедить сомневающихся, как вести переговоры, не переходя на эмоции, как вести себя с теми, кто преисполнен чувства собственной значимости. Я умела хранить самообладание и уговаривать тех, кто не желал сотрудничать. Когда нужно, я была жесткой, но всегда открытой к диалогу. Не в последнюю очередь сыграло свою роль и то, что в этом бизнесе не нужна лицензия и мне не нужно было тратить время на обучение. Путь пожирателя грехов лежал прямо передо мной. Мне оставалось лишь заказать вывеску.

Судя по всему, одно осталось в этой работе неизменным с незапамятных времен: пожирателю грехов не нужно много места.

И мебели, если уж на то пошло. В моем офисе на бульваре Венис есть только стол, компьютер, картотека и подсобка, где хранятся нужные вещи. Предметы маскировки: куча париков и широкий выбор солнцезащитных очков. Поддельные бланки. Записывающие устройства. Камеры видеонаблюдения и GPS-маячки. Сейф, где лежат несколько сотен тысяч долларов наличными и автоматический пистолет калибра 9 мм – на него у меня есть официальное разрешение.

Сама работа нехитрая, как и все эти инструменты. В двух словах, я просто подчищаю за теми, у кого есть громкое имя и туго набитый кошелек. Я делаю все, чтобы они не поплатились за свои безрассудные поступки. Успокаиваю разъяренных жен и любовниц. Делаю так, чтобы имя моего клиента не всплывало в полицейских сводках или в суде. Удостоверяюсь, что нежелательные доказательства его проступков изменены или исчезли. Как правило, все решается деньгами, разнится только сумма. Пожиратели грехов должны сбивать цену, убеждая склочников, что их клиент – не денежное дерево, чьи вечнозеленые листья можно обрывать до бесконечности. В каком-то смысле я нахожусь между двух огней. Половину времени я уговариваю одну из сторон прислушаться к голосу рассудка. Другую половину я занимаюсь тем же с другой стороной.

– Доброе утро, – поприветствовал меня Джейк, когда я вышла из лифта.

Джейк – детектив по расследованию убийств в отставке, ныне частный сыщик. Он арендует офис по соседству, дверь у него обычно нараспашку, так что он всегда в курсе, когда я прихожу и ухожу. Он любит поболтать, но после смерти отца я утратила склонность к разговорам ни о чем.

Джейк высокий и довольно грациозный. Если верить ему, когда-то он был похож на кинозвезду. Вообще-то он шутит, но в молодости он явно был хорош собой. Внешне он напоминает Чарльза, единственного парня, с кем у меня были длительные отношения.

Чарли положил на меня глаз на новогодней вечеринке, которую устраивала его юридическая контора. Он поверить не мог, что «красотка» может быть копом. Три месяца спустя я переехала в его квартиру в Вествуде. Мы долго жили душа в душу, собирались пожениться, завести детей. Но между нами встала моя работа. Чарли было тяжело выносить мое постоянное напряжение и одержимость. Он хотел, чтобы я уволилась, но я лелеяла мечту однажды стать комиссаром. Чарли говорил, что эта должность нужна мне только потому, что отец не смог ее добиться. Вероятно, он был прав, но мне было все равно. Мы спорили. Все пошло под откос. Я съехала.

Но без него стало только хуже.

Работа вынула из меня всю душу.

Через два года я ушла из полиции и стала пожирателем грехов.

Первый год выдался крайне трудным. Меня, новичка в этом бизнесе, никто не знал. Клиентов было кот наплакал. Но со временем они начали прибывать. Через три года у меня сложилась репутация человека, который решает проблемы «мирным» путем, полагаясь на разум, а не силу. Нужен громила? Вам по другому адресу. Но если вам нужен был пожиратель грехов, который досконально разберется в ситуации, а затем решит ее без сучка без задоринки, все знали – обратитесь к Слоан Уилсон .

Неожиданнее всего было то, что с годами я полюбила эту работу. В ней было место добру. Она предполагала урезонивание и сдержанность. Никаких запугиваний и угроз физической расправы. Никаких криков в лицо. Просто слушаешь, как люди изливают душу: как их использовали, предали, обманули, оболгали. Понимаешь, чего они действительно добиваются в качестве компенсации, и действуешь соответствующе.

Как однажды заметил один клиент, в моем стиле работы заметна «женская рука».

После пяти лет работы я и думать забыла о возвращении в полицию. Я нашла свое призвание. Хорошее призвание. И я была почти – почти совсем – счастлива.

Отец заметил эти изменения. Мы никогда не обсуждали мое увольнение из полиции.

– Все будет хорошо, – сказал он мне незадолго до смерти.

Мне казалось, что он прав. Он считал, что оставляет меня на правильном пути, – и это меня приободрило.

Но мою радость омрачало понимание, что я не смогу больше делиться с отцом своими маленькими победами. Эта мысль мучила меня и по дороге в офис тем утром.

– Хорошо спалось? – жизнерадостно спросил Джейк, когда я проскользнула в открытую дверь.

– Ага, – ответила я.

Вранье.

– Хорошие сны снились? – широко улыбаясь, добавил Джейк.

– Как всегда.

Очередное вранье.

Вообще-то я снова проснулась на рассвете. Меня и без того измучила бессонница, а тут еще этот кошмар. Этот сон постоянно снится мне с тех пор, как умер отец.

Город вокруг меня рушится. Повсюду беспорядки, бунтовщики бьют окна, переворачивают машины, поджигают здания. Словно этого мало, идет проливной дождь, ледяной и маслянистый, по стеклам стекают черные ручьи. Я пытаюсь провести отца сквозь этот хаос. Он умирает, но где-то в лабиринте этих зданий скрыт аппарат, который сможет его спасти.

Я пытаюсь отыскать его. Но никогда не нахожу.

Этот кошмар не отпускал меня всю дорогу до офиса. Чтобы отвлечься, я с головой нырнула в разнообразные проблемы клиентов. У голливудского актера средней руки проблема с отцовством. Бульварная газетенка написала нелицеприятную статью о режиссере – следует ее замять. Топ-менеджера шантажируют, и я должна убедить шантажиста найти занятие получше.

Я усердно работала, и тут Джейк просунул голову в кабинет и сказал, что я должна прерваться на обед. Есть мне не хотелось, но он не любит есть в одиночестве.

За обедом Джейк завел разговор о семье, внуках, шутке, которую рассказала ему жена. Он болтал, а я смотрела, как дети весело играют на школьном дворе на другой стороне улицы. Энергия так и била из них ключом.

– Играешь в молчанку? – спросил Джейк.

Я выдавила улыбку, изобразив веселье.

– Нет, просто задумалась.

Джейк не стал настаивать. Вместо этого он заговорил о деле, над которым работал. Тело Виолы Уокер обнаружили в ее гараже в Брентвуде. Ее убили выстрелом в затылок. Никаких следов сексуального насилия. Согласно описи, при себе у нее была сумочка Hermes Bleu из крокодиловой кожи: стоит она нехило – 68 тысяч долларов. Внутри был серый кожаный кошелек Gucci, набитый купюрами разного достоинства, в основном сотенными, – всего четыре тысячи долларов. Грабеж как мотив смело можно отмести. Муж Виолы нанял Джейка провести расследование, а заодно проконтролировать, как идет официальное полицейское расследование – это Джейк мог легко сделать через свои контакты в участке.

– Вероятно, это послание мужу, – сказал Джейк. – Может, он пытался кого-то надуть, да не на того напал.

– Почему тогда не убили мужа?

– Убийце нужны деньги, а жена тут ничем не поможет. Скорее всего, она и понятия не имела об этом. – Он отпил кофе. – Смерть застала ее врасплох.

Быстрая смерть – не так уж плохо. Мой отец умирал восемь месяцев. Иногда я смотрела на него во сне и думала, что при пробуждении его ждет только боль. Пуля в голову казалась актом милосердия.

– В общем, муж уверен, что полиция хочет повесить убийство на него. Моя задача – найти другого подозреваемого.

Я перевела взгляд на соседнее здание. Раньше это был кинотеатр, теперь – банк. Мама однажды сводила меня туда в кино. Ей тогда было лет тридцать пять. Люди оборачивались ей вслед – так она была красива. А ей это нравилось. Но в тот раз она нервничала, то и дело оглядывалась, посматривала на часы. Я понимала, что что-то случилось. Я бы даже спросила, в чем дело, но тут появился он.

Она сделала вид, что это просто один из ее друзей.

Он был в белом костюме и широкополой белой шляпе, придававшей ему театральный вид. Она обращалась к нему по имени – Гарри. Просто Гарри, без фамилии.

Они завели разговор и вели себя очень сдержанно – за руки не держались и точно не целовались. Но я чувствовала, что они близки, что у них есть общая тайна. Тогда я была слишком маленькой, чтобы распознать любовников, но позже поняла, кем Гарри приходился моей матери.

Обед закончился, я вернулась в кабинет, а перед глазами все стояла затемненная спальня и тело отца на постели. Нужно было встряхнуться и вернуться к работе, но горе и боль утраты были еще слишком свежи. Каждый раз, когда я пыталась поднять себе настроение – посмеяться над чьей-то шуткой или пошутить самой, – оно опускалось еще ниже.

Это опасное чувство – будто из-под ног выбили почву. Оно мне не нравилось, но я никуда не могла от него деться.

Но я знала, что это пройдет. Я всегда со всем справлялась – справлюсь и со смертью отца. Жизнь повернется светлой стороной. Скоро, сказала я себе, скоро все наладится.

2

Днем, когда я работала в офисе, приехал Морис Уокер. На нем был синий костюм в мелкую полоску. Морис – среднего роста, с седыми волосами. С ним был другой мужчина – на вид лет сорока, стройный и подтянутый, явно частый посетитель спортзала. Они направились прямиком в кабинет Джейка.

Я знала, как все будет. Джейк задаст стандартные вопросы. Ему нужно знать, у кого могла быть причина убить жену Уокера. Месть? Недовольный партнер по бизнесу? Сделка сорвалась? А может быть, здесь замешаны наркотики? Застраховала ли миссис Уокер свою жизнь? Следом – вопросы о семейных отношениях. Ладил ли Уокер с женой, а если нет, был ли у кого-то из них роман на стороне?

Через час с небольшим они вышли из кабинета Джейка. Все трое направились к лифту, а я наливала воду из кулера.

По правилам хорошего тона Джейк должен был меня представить, но сделал он это в шуточной форме:

– А это Слоан, пожирательница грехов.

Уокер просто кивнул, но его спутник уставился на меня с любопытством.

– Как это, пожирательница грехов?

На этот вопрос у меня заранее был заготовлен ответ – это Лос-Анджелес, так что без отсылки к Голливуду не обойтись.

– Смотрели «Криминальное чтиво»?

– Еще бы. Это один из моих любимых фильмов. Я раза три-четыре его пересматривал.

– Тогда вы должны помнить сцену, когда двое бандитов застрелили мужика в багажнике, – сказала я. – Им нужно все это убрать, и они звонят чуваку, который этим занимается – ну, ликвидирует последствия.

Мужчина понимающе улыбнулся.

– Помню. Он приезжает и приводит все в порядок. Смывает кровь. Стирает отпечатки пальцев. Любые следы.

– В общем, я делаю что-то в этом роде, – сказала я. – Только никакой крови и никаких убийств.

И я широко улыбнулась.

– Я скорее мягко переубеждаю, – добавила я.

– А если не получается? – спросил мужчина.

Я тут же сделала грозное лицо.

– Тогда пора переходить к плану «Б».

Его явно заинтересовала моя работа, он смотрел на меня едва ли не с восхищением.

– Женщина, которая решает проблемы, – улыбнулся он. – Как захватывающе.

Он протянул руку.

– Саймон Миллер. Приятно познакомиться.

Я пожала руку в ответ.

Подъехал лифт.

Миллер сделал было шаг вперед, но замер и повернулся ко мне.

– А Монро Уилсон, случайно, не ваш отец? – спросил он.

– Да, откуда вы знаете?

– Когда я проходил мимо вашего кабинета, я заметил его фотографию на тумбочке позади стола, – улыбнулся он. – Мой отец входил в окружной совет. Он часто говорил о вашем отце – какой он прекрасный полицейский. Его ждет блестящая карьера, уверял он. Но затем ваш отец неожиданно ушел в отставку, верно?

– Да, это так.

– Как у него дела?

– Он умер. Месяц назад.

Перед глазами пронеслась сцена похорон. На кладбище почти никто не пришел – по большей части старые полицейские, которые с почетом вышли на пенсию. Лишь только отзвучали последние молитвы, они направились к своим машинам, а у могилы остались только я и моя любовь к нему.

– Мне очень жаль, – сказал Миллер. – Мой отец умер три года назад. Это тяжело.

– Да.

– Мне правда очень жаль, – повторил он.

Он явно о чем-то задумался. Но о чем – не сказал, а я не стала спрашивать.

– Что ж, до свидания, – сказал он.

– До свидания.

Я думала, этим все и кончится, но он позвонил мне через час.

– Мне нужен пожиратель грехов, – сказал он. – Грехов у меня, правда, нет, но есть проблема.

– Какая?

– Вам лучше это увидеть.

Он продиктовал мне адрес и добавил, что это срочно. Миллер хотел, чтобы я тут же к нему приехала. Я ответила, что заеду после обеда.

И сдержала слово.

У Миллера был большой дом в Беверли-Хиллз. В испанском стиле, с красной черепичной крышей. У дома были припаркованы «БМВ» и «Бентли». Я позвонила, и дверь тут же открылась.

– Добро пожаловать, – сказал он.

Он успел снять пиджак с галстуком и теперь был одет в черные брюки и белую рубашку.

– А я ознакомился с вашей биографией, – заметил он, провожая меня в комнату рядом с прихожей. – Вы проработали в полиции десять лет. В рекордные сроки стали сотрудником уголовного розыска. Самый молодой полицейский за всю историю отдела. А затем вы ушли из полиции. Почему?

Причин было много. Я никогда не была особенно хороша в интригах. Чем выше я поднималась, тем осторожнее мне приходилось себя вести. Я слишком часто видела, как пренебрегают обязанностями, сорят деньгами, закрывают глаза на непрофессионализм, особенно если это твои друзья. С каждым годом объем бумажной работы рос как снежный ком, и приходилось все дольше сидеть за столом и заполнять какие-то необходимые бланки. Мне нравилось работать в поле. А в итоге я оказалась привязана к кабинету, точно банковский работник.

Но проблемы были не только в отделе.

Разочаровывала вся система. Обвинение сливало перспективные дела. Судьи игнорировали важнейшие улики. И так раз за разом, а в результате опасные люди могли безнаказанно творить злодеяния. Правосудие хорошо работает только в кино.

Я поделилась этими мыслями с отцом. Он невесело ответил: «Значит, пора уходить. Иначе в конце концов станешь плохим полицейским».

Его слова стали последней каплей. Я боялась, что, если останусь, мне уже не стать тем полицейским, каким был мой отец.

Но я не собиралась сообщать все это Миллеру, так что я выбрала другую причину из списка.

– Просто устала от того, что не могу предотвратить преступление, – ответила я. – Если это убийство, ты всегда находишься на шаг позади убийцы. А когда жертвой становится женщина или ребенок, чувствуешь, как опускаются руки.

– Но ведь поимка убийцы приносит некоторое облегчение?

– Некоторым да. Но не мне.

Миллер улыбнулся.

– Любопытно.

Мы еще немного поболтали, прежде чем Миллер перешел к делу.

– У меня трудности с бывшей женой. Она психически нестабильна. Не буду вдаваться в детали, лучше кое-что покажу вам.

И он проводил меня по длинному коридору.

– Это дом времен золотого века кинематографа, – сказал он. – Здесь есть зал для просмотра.

В коридоре стояли статуи и висели изображения ангелов, играющих на арфе. Даже самые крохотные были обрамлены тяжелыми резными рамами. Коридор привел в комнату с портьерами. Там в два ряда стояли кресла – как в кинотеатре: красные, с мягкой обивкой.

– Прошу, садитесь.

На стене висел большой плоский телевизор. В шкафу под ним располагалась аппаратура. Миллер вставил DVD-диск в проигрыватель, взял пульт и занял место со мной.

– Запись смонтировал специалист, – объяснил Миллер, – он мастер по части видео. Само собой, это склейка. Пришлось так поступить, потому что съемка велась с трех разных точек. Одна из камер нацелена на подъездную дорожку. Вторая висит на доме. Третья снимает с высоты – так видно и дорожку, и дом.

– У вас много камер.

– Посмотрите видео и поймете, почему я их установил.

Он посмотрел на меня с грустью.

– Честно говоря, с тех пор я постоянно чувствую себя заложником.

Миллер кликнул, и черный экран ожил.

Белый PT Cruiser покружил по подъездной дорожке и остановился перед домом Саймона. За рулем сидела блондинка. Она задумчиво наклонила голову, словно стояла на мосту, смотрела на воду и не решалась прыгнуть. Секунд пятнадцать ничего не происходило, женщина не двигалась, но внутри у нее все кипело. Она в последний раз обдумывала последствия. Мне уже доводилось видеть это выражение. Так подросток с пистолетом пытается решить, действительно ли он готов застрелить полицейского, перейти черту и изменить свою жизнь к худшему.

Подросток обычно опускает пистолет.

Эта женщина сделала другой выбор.

Она вышла из машины. Очень худая, с длинными прямыми волосами. Двигалась она медленно. От нее веяло слабостью, она явно была нездорова. То ли почти не ест, то ли мало спит. У нее не хватало сил открыть багажник – пришлось надавить двумя руками. Она передохнула. Руки безвольно повисли вдоль тела. Учитывая ее состояние, странно, почему она просто не закрыла багажник, не села за руль и не уехала прочь. Это было бы гораздо проще.

Но она выбрала другой путь.

Женщина вытащила банку с краской, открыла и направилась к синему «Лексусу». На водительской дверце она широкой кистью вывела надпись красной краской: «Растлитель».

Я посмотрела на Миллера. Он безучастно глядел на экран. Непонятно, то ли он прятал свои эмоции, то ли их уже не осталось. Миллер был спокоен и собран – казалось, ее безумные выходки и нападения уже стали для него рутиной.

Я повернулась обратно к экрану.

Надпись была готова. Женщина отошла и посмотрела на нее, затем подошла к входной двери и яростно, размашисто вывела те же слова: «растлитель».

Теперь съемка велась с другого ракурса. Ко входу подъехал патрульный автомобиль, из него вышли двое полицейских в форме. Женщина обернулась к ним и просто ждала. Женщина-полицейский положила руку на пистолет. Я узнала ее – Кэндейс Маркс. Мы начинали вместе, но потом она получила степень по уголовному праву и перешла в департамент внутренних дел, променяв пистолет на карандаш.

Кэндейс начала переговоры. Ее напарник молча ждал, пока она приблизилась к женщине, подняла руку и медленно и плавно опустила. Она уговаривала женщину положить краску и кисть на пол.

Женщина не послушалась.

Кэндейс замерла.

Они уставились друг на друга.

Наконец женщина заговорила. Запись была без звука, но сказанное явно встревожило Кэндейс. Взгляд стал жестким. Она посмотрела на напарника. Сигнал был мне знаком:

У нас проблема .

– Сейчас начнется неприятная часть, – сказал Саймон. – Мне каждый раз больно это видеть.

Я не отреагировала. Казалось, я покинула этот дом и эту темную комнату с экраном телевизора.

Я была снаружи.

С этой женщиной.

Она смотрела, как полицейские приближаются к ней. Первой шла Кэндейс, за ней – на пару шагов позади – ее напарник. Кэндейс продолжала уговоры. Указывала, что нужно опустить банку с краской и кисть. Но женщина не выпускала их из рук. Она застыла на месте.

Второй полицейский сделал шаг вправо. Женщина повернула голову. Она разгадала маневр – ее пытались окружить. И она швырнула банку в Кэндейс. Взметнулась волна красной краски.

Это считается нападением.

Я знала, что случится дальше.

Полицейские бросились вперед, поставили женщину на колени, а затем лицом вниз на каменную дорожку. Она сопротивлялась, пиналась, извивалась. Встав по обе стороны, Кэндэйс свела запястья женщины вместе и нацепила наручники.

Из дома вышел Миллер. Он явно был рад, что все закончилось. Полицейские подняли женщину с земли и повели к машине. Кэндейс надавила рукой на голову женщины, чтобы она пролезла на заднее сиденье.

Миллер пожал руки Кэндейс и ее напарнику и поблагодарил.

Они уехали, и он вернулся в дом. На этом запись заканчивалась.

– Это случилось пять лет назад, – сказал Миллер.

Он поднялся со стула и подошел к экрану.

– Эта женщина – моя бывшая жена, – объяснил он. – Клэр Фонтен.

– Откуда эта идея? – спросила я. – Что вы растлитель?

– У нее была дочь от прошлого брака. Мелоди. Однажды ночью она утонула у берегов Каталины. С тех пор Клэр вбила себе в голову, будто я ее домогался.

Я не знала, правда ли это, но в этом не было необходимости. Клиенты получают презумпцию невиновности, и ты делаешь все, чтобы им помочь.

Но я все равно прощупала почву.

– И никаких оснований для этого не было? – спросила я.

– Никаких.

– И раньше вас никогда ни в чем подобном не обвиняли?

Миллер выглядел обиженным.

– Разумеется, нет. И кстати, я не единственная жертва ужасных обвинений. Возьмем, к примеру, отца Клэр. Она убеждена, что он пытался ее утопить, когда ей было восемь.

– Зачем? – спросила я.

– Клэр считает, что у него был роман с женщиной, которая не хотела никаких детей. Он позвал Клэр поплавать и в какой-то момент попытался ее утопить. Клэр утверждает, что он схватил ее за лодыжки, когда она пыталась забраться на лодку, и чуть было не утащил под воду. И только появление других людей помешало ему. После этого отец расстался с той женщиной и за это ненавидит Клэр.